Полковник по сходной цене

Анатолий Антонов, 2001

«Убитых нет!» – сказал со значением милицейский чин, приехавший на место разборки. А их и действительно не было: уже увезли и закопали. Недаром кликуха у владельца кафе Серго была – Могильщик. Как говорится, без пыли и шума. Шум сейчас был бы особенно нежелателен: Серго в своем горном гнезде готовит печатание стодолларовых купюр. Кое-что перепадет и милицейской верхушке. И лишь красотка-повариха из разгомленного кафе знает: убитые были. И вообще, она все видит, все знает. Для того и внедрена в бандитскую среду…

© ЗАО «Издательство “ЭКСМО-Пресс”», 2001

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

Тарас очнулся от полуденного липкого сна и, глотнув с отвращением раскаленного воздуха, повернулся к окну, за которым, покачиваясь, проплывали чахлые деревца, пригнутые низко к земле невероятно жарким солнцем.

Стук колес поезда напоминал монотонный шум дождя, который идет уже несколько дней. Тарас почувствовал, что снова начинает оплывать потом. Он перевернулся на спину и, приподняв руку, дотронулся до слипшихся на лбу волос. Душный и насыщенный влагой воздух в купе сгустился до такой степени, что, казалось, можно было его сгребать в горсть, как подтаявший снег.

В приоткрытое окно толчками вкатывался обжигающий ветер. Тарас снова повернулся к окну и сплюнул заполнившую рот кислую слюну.

«Гадость какая, — вяло захлюпало у него в голове. — Мало того, что жарко здесь, как… Так еще и пили вчера весь день. Еще сколько трястись в этом блядском поезде. Умереть можно…»

Откуда-то снизу раздалось прерывистое хрипение.

«Шланг прохудился какой-то, что ли?» — без удивления подумал Тарас.

Булькающее хрипение раздалось снова.

Внизу что-то грохнуло, и на уровне Тарасовых глаз появилась мычащая голова, очень похожая на неумело слепленный ком сырого теста.

— Алкаш проснулся, — отреагировал Тарас. — Здорово, Колобок.

— Дай… минералки, — прохрипел тот и звонко шлепнул ладонью по своей совершенно лишенной всякой растительности макушке. — Голова гудит… — добавил он, — и с голосом что-то… Голос свой не узнаю. Простыл я, наверное…

— Как шланг прохудившийся, сипишь, — согласился Тарас. — А минералки у нас нет. Ты ею вчера умывался. Тебе, видите ли, в туалет в лом было идти…

Колобок покрутил своей несуразной головой и тяжело опустился на нижнюю полку.

— Плохо мне, Тарас, — доверительно высказался он. — Сил нет никаких, как плохо… Да еще жара эта чертова. Чтоб я еще раз в поезде выпил хоть грамм.

Тарас хмыкнул и провел ладонью по подбородку.

— Сегодня к вечеру будем уже в Сочи, — сказал он. — Надо бы к этому времени привести себя в порядок. Побриться, похмелиться, то-се…

— Сочи… Сейчас бы в море окунуться. И чтобы холодное, это самое… — размечтался Колобок.

— Море-то холодное?

— Пиво чтоб холодное!

Тарас хрипло засмеялся. Он неловко повернулся на своей верхней полке и сунул руку в карман. Пошарил, нахмурился и, перевернувшись на другой бок, сунул руку в другой карман.

— Странно, — проговорил он наконец. — Какие-то бабки у меня еще оставались, это точно. Я всегда на похмелку оставляю…

Ужас отразился в глазах Колобка.

— Т-ты что? — с трудом выговорил он. — У т-тебя… то есть похмеляться мы не будем?

Тарас подумал немного.

— Черт возьми, — оскалившись, произнес он. — Вспомнил. Мы вчера еще третьего затащили. В том же вагоне-ресторане познакомились. Ну да — ты уже вырубился, а мы с ним еще одну бутылку и уговорили. Вот блин, а теперь… Нечем нам, друг-Колобок, похмелиться…

— А если того фраера разыскать? — предложил Колобок. — Пускай нас похмеляет… А если откажется, падла, я тогда ему…

Колобок тяжело пристукнул пухлым кулаком по купейному столику.

— Н-не стоит, — задумчиво проговорил Тарас. — Забыл, по какому делу мы едем?

— Что нам — до Сочи терпеть?! — с тоской воскликнул Колобок.

— Судя по всему, придется, — проговорил Тарас. — Ты хоть помнишь, как тот фраер выглядел? Вот именно. И я — приблизительно. Где его сейчас искать — по всему поезду шарить? Да и ты сейчас скандал затеешь, если он артачится станет…

— Да я!..

— А то я тебя не знаю, — проворчал Тарас, — и так вчера орал в вагоне-ресторане. Проводница ментов позвать хотела. То есть эта — официантка… Нам что было сказано — без происшествий довезти товар до Сочи, там нас встретят, отдадим товар, получим бабки и — привет. После этого оторвемся на полную катушку. А в поезде сказано было — воздерживаться.

— Видел я, как ты вчера воздерживался, — мрачно усмехнулся Колобок. — Аж бабок на утро не осталось.

— Ты подначил, — возразил Тарас, — алкаш. Я сначала возражал…

— В течение трех секунд, — добавил Колобок. — А потом больше всех выступал, чтобы второй пузырь взять. И того фраера затащил с нами бухать. Вот это уж совсем лишнее было. Как, кстати, его звали…

— Га… это, как его… Га… — напрягся Тарас, — кажись, Гаврик.

— Да ты что? — усмехнулся Колобок. — Таких и имен-то не бывает. Опять что-то по пьянке перепутал.

Тарас отмахнулся от своего собеседника и повернулся лицом к стенке. Солнце поднялось выше и в полную силу жарило крышу поезда, и теперь духота в купе стала совсем невыносимой.

Колобок проворчал что-то неразборчивое, махнул ладонью у своего рта, как будто измятые его слова застряли в раскаленном и густом воздухе и он отгонял их.

— Ладно, — громко сказал он. — Тарас! Эй, слышишь меня?

— Чего? — глухо отозвался Тарас.

— Я кое-что придумал. А то мы подохнем, пока до Сочи доедем. Какая ближайшая остановка?

— Краснодар — следующая остановка, — ответил Тарас и повернулся к Колобку.

— Сколько мы там стоим?

— Сорок минут, — сказал Тарас, — если не больше. А в чем дело?

— Узнаешь, — осклабился Колобок, — покажу я тебе, как в нашем районе мужики деньгу зашибают, если очень надо… В минуты тяжкого похмелья. Веришь — за десять минут можно на пузырек набрать…

* * *

«Вот и все, — подумал он, дотронувшись до своей коротко стриженной головы, формой до странности напоминающей старинный рыцарский шлем. — Вот и все. Как, однако, странно принимать смерть на третьем десятке. Сколько еще можно было сделать и… Например, похмелиться. А то так и правда можно окочуриться. В каком это, интересно, я ящике лежу?..»

— Гроб! — ударила страшная мысль и исчезла, как только он открыл глаза.

«А-а, это я на верхней полке… в купе поезда. Ф-фу, как же жарко здесь и как отвратительно пахнет… Перегаром… Господи, как же мне плохо».

Он снова закрыл глаза и какое-то время еще лежал неподвижно, ничего не видя, кроме радужных масляных пятен, лениво колыхавшихся между зрачками и внутренними сторонами век его глаз.

А потом его мысли приняли несколько странное направление.

«Вот почему так, господи, — думал он, — сначала хорошо-хорошо, а потом плохо-плохо? Да и хорошо мне не было. То есть было, наверное, только я совсем не помню… как было хорошо. Мамочки, как голова гудит… Хотелось бы знать, господи, ты когда-нибудь испытывал такую муку? Знаешь, одно дело — принимать муку, когда на тебя столько человек смотрят, и совсем другое, когда лежишь вот так, не можешь даже рукой пошевелить и прекрасно понимаешь, что сейчас вот… отдашь душу… и никто никогда об адских твоих мучениях не узнает…»

— Тебе, Игорь Анатольевич, уже, по-моему, лечиться надо, — прогремел в его голове суровый голос.

Он приподнял голову, в ужасе озираясь.

— Проснулся? — осведомилась Тамара. — Я говорю — тебе уже давно лечиться пора, Игорь Анатольевич. От алкоголизма.

— Ай… Ай-ай… а, это ты… — хрипло выговорил Гарик. — Д-доброе утро, Тамара Михайловна.

— Конечно, я, — подтвердила Тамара. — А ты думал, кто?

— Да так… Все-таки хорошо, что это ты. А то мне показалось, что я с ума схожу.

— Это я скоро с ума сойду с тобой, — вздохнула Тамара. — Ты хоть помнишь, кто мы с тобой такие и зачем мы в Сочи едем?

— Отдыхать, — опять закрывая глаза, проговорил Гарик. — Как супруги: я — муж, а ты — моя жена…

— Что?! — вскричала Тамара, но потом что-то вспомнила и улыбнулась. — А, это ты по легенде… А я уж подумала… Нет, с тобой точно с ума можно сойти. Боже мой, что ты вчера такое вытворял!

— А что я такого вытворял? — лениво поинтересовался Гарик.

— Ты пошел в вагон-ресторан принести нам ужин и пропал, — начала рассказывать Тамара, — я забеспокоилась, конечно. Направилась туда же — в ресторан — мало ли, может быть, с тобой что-то случилось — и обнаружила тебя в компании с двумя какими-то типами совершенно уголовного вида.

— Ага, — тяжело качнул Гарик головой. — Это я помню. Один такой… невысокий крепыш. Лицо у него… мясистое, и голова абсолютно без волос. Его товарищ еще называл так странно. Бобик… Шарик… А — Колобок!

— Колобок, — проворчала Тамара, — ну и рожа у него была… Да и второй тоже — который повыше ростом — верзила накачанный — такой чернявый, со шрамом на переносице. Короче говоря, приятного впечатления они не производили. Особенно тот — со шрамом. Совершенно бандитская морда.

— Этого тоже помню, — задумчиво проговорил Гарик, — но хуже. Как же его звали?..

— Ну вот еще, — усмехнулась Тамара, — буду я каждого твоего собутыльника запоминать. И имя в книжечку записывать. У меня тогда такая книжечка получится — размером с телефонную…

Гарик вдруг рассмеялся.

— Чего ты? — спросила Тамара.

— Вспомнил, как его звали, — пояснил Гарик причину своего веселья. — Тарас.

— И чего смешного? — удивилась Тамара, — нормальное имя. Немного, правда, архаичное…

— Да нет, не имя смешное. — Гарик снова хохотнул, — просто… частушка есть очень смешная про Тараса.

— Какая?

— Не скажу, — с сожалением проговорил Гарик, — очень уж она неприличная. Но какая смешная…

Тамара усмехнулась, поднялась и, поправив халатик, подошла к зеркалу, вделанному в поверхность купейной двери. Стянув с головы повязку, она рассыпала по плечам огненно-рыжие волосы и принялась обеими руками укладывать их в прическу.

Гарик наблюдал за ней. Когда он в очередной раз тяжело вздохнул, Тамара проговорила, не поворачиваясь:

— Деньги все вчера пропил?

Гарик похлопал себя по карманам.

— Все, — ответил он. — Слушай, дай немного взаймы… До первой получки.

— Дам, — сказала Тамара. — А то ты убьешь меня своими вздохами. Кстати, открой окно…

— А я, между прочим, не поэтому вздыхаю, — проговорил вдруг Гарик, исполнив ее просьбу, — не потому что с похмелья болею… То есть и поэтому тоже, но… Еще и по другому поводу.

— Это по какому же?

— Ну как… — замялся Гарик. — Вот мы с тобой взрослые люди. Ты красивая женщина, я… тоже ничего. Едем с тобой вдвоем в одном купе черт знает сколько времени и… — Гарик развел руками.

— Понятно, — сказала Тамара, наблюдавшая за Гариком в зеркало. — Я тебе, Игорь Анатольевич, сколько раз уже объясняла — мы с тобой просто напарники. То есть люди, которые работают вместе. Работают, понятно? И не больше.

— А… — явно намеревающийся привести какой-то довод Гарик открыл рот.

— Понятно, — повторила Тамара. — Можешь не продолжать. Если в начале нашей совместной работы — несколько лет назад — у нас с тобой что-то и было, то теперь вот… Извини…

— Ничего себе — «что-то было», — помолчав немного, фыркнул Гарик. — Я, между прочим, жениться на тебе хотел. Да что я тебе говорю, ты же знаешь все прекрасно.

Гарик с трудом приподнялся на своей полке и достал откуда-то из-под матраца белую рубашку, больше сейчас напоминающую огромную жевательную резинку, которую выплюнул изо рта какой-нибудь великан.

Оглядев со всех сторон рубашку, Гарик принялся сосредоточенно надевать ее, охая и стеная, как будто натягивал ее на голую душу.

— Знаешь ты все… — снова проговорил Гарик, — прекрасно.

Тамара и в этот раз ничего Гарику не ответила. Она молчала еще несколько минут, потом отошла от зеркала и достала из сумочки купюру.

— На вот… Несчастный ты мой.

— Не надо мне, — обиженно протянул Гарик, купюру тем не менее взяв.

Тамара посмотрела на него, и взгляд ее вдруг потеплел.

— Столько лет прошло, — сказала она, — четыре года. А ты все еще… — она хотела договорить «любишь меня», но почему-то этого делать не стала.

— Ну да, — прокряхтел Гарик, сползая со своей койки, — столько уже в одном купе ехать и не это самое… А что я могу поделать, если у меня не кровь, а жидкое электричество?..

— Дурак, — сказала Тамара и еще добавила: — Пошел вон.

* * *

«Зря я так с Тамарой, — подумал Гарик, получая от официантки в вагоне-ресторане запотевшую бутылку с холодным пивом. Она обиделась, дураком меня назвала… Дурак и есть — ерунду такую говорить».

Гарик отхлебнул из бутылки и вдруг заметил, что официантка, та, что принесла ему пиво, не отходит от его столика, стоит рядом.

— А где же друзья твои вчерашние? — спросила официантка, когда Гарик поднял на нее глаза.

— Какие?.. А те, что ли… Да черт их знает, — признался Гарик. — Я уж и не помню, из какого они вагона. Мы ведь прямо здесь познакомились. Сейчас, наверное, тоже сюда прибегут.

— Может, прибегут, — сказала официантка, — а может, и нет. Тут их какие-то товарищи спрашивали.

— Какие? — заинтересовался Гарик. — Менты, что ли?

— Вроде нет…

— А… — Гарик снова отхлебнул. — А то я уж думал, что мы… Что они вчера набедокурили чего.

— Не менты, — продолжала официантка, — парни какие-то. Сегодня с утра спрашивали. Вроде бы даже ходили по вагонам их искать. Да разве найдешь с утра кого — все купе закрыты, люди спят еще.

— Это точно, — сказал Гарик и в два длинных глотка прикончил бутылку.

— Еще? — осведомилась официантка. — А то холодное пиво скоро кончится. Это сейчас еще рано, а через часок набегут за холодненьким со всех вагонов — жара-то какая стоит.

— Еще одну, — попросил Гарик, — нет, лучше две. Три… Сначала две, а потом еще одну, чтоб не грелось.

* * *

«Девять лет назад, — вспоминал Гарик, допивая третью бутылку пива, — ко-гда я двадцатилетним пацаном прогуливался в парке с какой-то девушкой… Странно, сейчас я имени даже ее не помню…

А тогда в парке Победы, неперестроенном еще парке Победы, трое юных амбалов, распираемые сокрушительным юношеским либидо, изъявили желание с моей девушкой пообщаться, опрометчиво не поинтересовавшись, между прочим, как я сам к этому их желанию отнесусь.

А я к этому их желанию относился крайне отрицательно, о чем открыто заявил.

— Ну, ничего, — вслух рассудили ребята. — Это, дескать, твое сугубо личное мнение.

— Как это? — удивился тогда я, еще не вполне понимая, что сейчас произойдет.

— А вот так! — пояснили они мне и крепко приложили металлической цепью от собачьего поводка по голове.

На несколько секунд я полностью отрубился, а когда с трудом вскарабкался на корточки, сфокусировав взгляд на непроницаемых лицах амбалов — как закрытые калитки — и на окружающей плывущей действительности, понял, что гордое звание кандидата в мастера спорта по боксу придется оправдывать не только в институтском спортзале на ринге с дешевым брезентовым покрытием.

И подоспевшие через пятнадцать минут дружинники поднимали с асфальтовой дорожки две жертвы юношеского сексуального томления — один убежал.

И девушка, кстати, тоже убежала.

Один из дружинников вдруг, подпрыгивая, пошел по аллейке прочь, странно оглядываясь на меня, прислонившегося к дереву неподалеку — я унимал кровь из сильно рассеченного цепью лба.

Остальные дружинники негромко переговаривались между собой, поглядывая на меня, вероятно, как я тогда подумал, потрясенные моей боксерской подготовкой. Я их тогда — дурак — скромно не замечал.

Через пару минут подошли уже настоящие милиционеры. Я, наивно полагая услышать слова восхищения моим спортивным мастерством, застенчиво улыбаясь, оторвался от дерева и шагнул им навстречу.

Но, вместо того чтобы произнести слова благодарности и пообещать золотые часы за доблесть, милиционеры повели себя странно — один из них зашел мне за спину, как бы страхуя своего сослуживца, который ловко надел на меня наручники и подмигнул зачем-то еще дружинникам».

Гарик вздохнул и с трудом подавил начавшуюся вдруг дрожь. Он поставил на угол стола пустую бутылку, открыл очередную и закурил.

«А потом началось совсем что-то нелепое, несуразное и страшное. Меня привели в опорный пункт милиции, находящийся в том же парке, позади пивного ларька, посадили в узкую камеру с одной стеной из сплошной решетки, где я просидел два часа в полном недоумении.

И только через два часа немолодая и дебеловатая тетенька, наложившая повязку на мою разбитую голову, объявила, что, в общем… ну, короче говоря, ты, парень, человека убил.

Я не знал тогда, что и думать, даже не понимал поначалу, что, собственно, происходит…

Это заявление в полной мере я осознал только спустя четыре месяца, проведенные мною в следственном изоляторе, на заседании суда, который в один день вынес приговор мне, Игорю Анатольевичу Парамонову, такого-то года рождения, ранее не судимому, — три года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима…»

— Впрочем, как знать, — пробормотал Гарик, потушив докуренную сигарету в пепельнице. — Если бы не этот убитый, если бы не зона, то разве я стал бы тем, кем стал теперь? Вряд ли…

«Два с половиной года заключения прошли на удивление быстро. И ранней сырой весной, вечером, условно-досрочно освободившийся Игорь Анатольевич Парамонов, то бишь я, ехал в троллейбусе с майором МВД Герасименко. Нам было в одну сторону ехать домой.

— Ну и чем заняться думаешь? — вдруг спросил молчавший с самой остановки майор.

— Пойду в милицию работать, — неожиданно для себя объявил я и только потом понял, что это решение сложилось у меня уже давно. Еще во время отсидки, в камере, рассчитанной на пять человек, забитой пятнадцатью гнусными харями. Нет, наверное, это не было естественным моим желанием оказаться по ту сторону моего тогдашнего мира — проще было бы стать «смотрящим» — стукачом в камере. Но тем не менее…

Герасименко тогда до странности заинтересованно посмотрел на меня, отвернулся к окну и до конца поездки никаких разговоров больше не заводил.

Я еще подумал, что мент счел мое заявление издевательством, но уже через два дня к моей сестре, к которой я пришел пожить — мать умерла на второй год моей отсидки, и квартиру продали, — позвонили из городского отделения Министерства внутренних дел и назначили мне день и час аудиенции…»

Гарик усмехнулся. Отхлебнул еще из бутылки и снова закурил.

«Больше удивленный, чем обрадованный, я пришел в отделение. Вот там-то мне и объяснили суть моей будущей работы и дали два дня на раздумье.

На следующий день я заявился в кабинет начальника рано утром, в самом-самом начале рабочего дня, и объявил свое согласие.

Так я стал работать под прикрытием…»

Гарик допил пиво.

— Еще? — спросила из-за прилавка официантка.

— Хватит, — отказался Гарик, но из-за стола не поднялся, задумчиво смолил свою сигаретку.

«Работающими под прикрытием на милицейском жаргоне назывались люди, внедряемые в различные преступные группировки под видом собственно преступников.

Дело это было, естественно, крайне сложное и опасное, поэтому те, кто занимался им, работали сдельно. Никакими зарплатами и штатными местами они себя не связывали. Суммы на их гонорары выделялись немаленькие, но дело того, конечно, стоило.

А я идеально подходил под подобный род занятий — знание преступного мира изнутри, привычка выживать в экстремальных ситуациях, приобретенная на зоне, и пара лагерных татуировок — разоблачить меня было довольно сложно. Тем более что местом моих действий был не один город, а вся Россия.

И спустя какое-то время, в продолжение которого я работал один, мне дали напарницу — Тамару Михайловну Навражину. Как я сначала удивился — женщина, работающая в таком опасном проекте, как «под прикрытием», а потом обрадовался — красивая, молодая, да к тому же — не замужем. Вернее, вдова.

Приударил за ней сначала, подружился с ее сыном-школьником Сашкой, и дело, как казалось мне, уверенно двигалось к счастливому замужеству, но… В какой-то момент все разладилось.

Почему?

Да вот по этому самому!»

Гарик с внезапным раздражением посмотрел на батарею пустых бутылок, стоящих перед ним.

«Ну и не только поэтому, конечно, — продолжал он размышлять, — я же не алкаш какой-нибудь. Запоями не страдаю. Так, иногда… Просто… Ну, черт его знает. Не подходим мы с Тамарой друг другу. Она такая вся… А я кто? Раздолбай. Раздолбай и есть…»

— Кошмар просто какой-то! — Услышав Тамарин голос, Гарик вздрогнул. — Ни на минуту тебя, Игорь Анатольевич, оставить нельзя. Это сколько же ты пива выпил? Пол-ящика, наверное.

— Совсем не пол-ящика, — ответил Гарик, — четыре бутылки. Нормальная доза. И сушняк… э-э… Жажду утоляет и на нервную систему благотворно действует, — в доказательство того, что он совсем пришел в норму, Гарик широко улыбнулся.

— Это радует, — отреагировала Тамара, садясь напротив Гарика. — Ну что, давай позавтракаем?

Она подозвала официантку. Официантка подошла, вытаскивая на ходу засаленный блокнот из кармана передника.

— Две чашечки кофе, пожалуйста, — проговорила Тамара, — бутерброды, ну и… закуску легкую.

— Под закуску ничего не желаете? — осведомилась официантка, посмотрев на Гарика.

— Нет, — преувеличенно твердо ответил тот, — спасибо, не надо.

Официантка усмехнулась, пожала плечами, бросила быстрый взгляд на Тамару и удалилась в сторону кухни.

Тамара одну за другой поставила пустые бутылки из-под пива под стол и оглянулась. В зале вагона-ресторана никого еще не было.

— Вечером приедем в Сочи, — проговорила она, наклоняясь к Гарику. — Пойдем в камеру хранения, оттуда в гостиницу. Интересно, номер нам уже заказан?

Гарик пожал плечами.

— Мне вот что интересно, — сказал он, — почему это наш шеф — Трубников — не объяснил нам суть нашего нового задания на месте? Вручил билеты на поезд до Сочи, продиктовал номер ящика в камере хранения Сочинского железнодорожного вокзала. И все. И сказал, что в этом самом ящике инструкции к нашим дальнейшим действиям. Что это за секретность такая? Почему это Трубников перестал нам доверять? Мы ведь столько уже на органы работаем — люди мы надежные, проверенные. Особенно я…

— Особенно ты, — рассмеявшись, подтвердила Тамара. — Да никакой тут особой секретности нет. Просто делом, которое нам хотят поручить, ведает Сочинское отделение МВД, понятно? Тебе Трубников разве не говорил? А, ну да… Ты ведь на последнее заседание опоздал.

— И что это за дело такое? — вздохнул Гарик. — Хорошо бы — не очень сложное… Да ладно — несложное. Несложные дела нам не поручают. Опять придется внедряться в какую-нибудь местную преступную группировку. А так хочется на горячем песке полежать, в синем море искупаться…

— Успеешь, — заверила его Тамара. — Уж несколько дней отдыха мы сумеем урвать. Тем более — ты не забыл? — по легенде мы супруги и едем на юг отдыхать.

— И правда! — обрадовался Гарик. — Только вот Трубников на активный отдых нам ни копейки не выделил.

— Наверное, от Сочинского МВД получим, — пожав плечами, проговорила Тамара. — Это же их дело, пускай они деньги и выделяют.

Из кухни показалась официантка с подносом, уставленным тарелочками с холодными и горячими закусками.

— Вот, — сказала она, — кофе сейчас будет. С вас двести тридцать пять рублей восемнадцать копеек.

— Ничего себе, — пробормотала Тамара, расплачиваясь, — вот так завтрак.

Поезд плавно остановился. Ваза с пластиковыми цветами качнулась на столике.

— Какая это остановка? — спросил Гарик у официантки.

— Краснодар, — посмотрев в окно, сказала официантка. — Долго стоять будем. Хоть поедите спокойно, а не в тряске… Ага, — проговорила она вдруг, снова выглянув в окно, — вот и те самые приятели.

— Какие приятели? — живо обернулась Тамара.

— Да те самые, — пояснила официантка, — которые твоих собутыльников разыскивали, — она кивнула на Гарика, — вот он знает…