Мы все горим синим пламенем

Анатолий Андреев, 2003

Четвертый роман А. Андреева состоит из серии новелл, объединенных сквозным повествованием. Установка на рассказывание историй заставляет вспомнить романы Х. Мураками. Главный герой, как всегда в романах А.Н. Андреева, – писатель, гуманитарий-интеллектуал. В романе элементы мистики соседствуют с пародией на притчу как способ мышления, и в то же время сам роман превращается в «притчу о притче». Явно ощутима скрытая полемика с Куэльо. Главный символ романа – «синее пламя», которое то ли очищает, то ли пожирает главных героев, и в то же время угрожает самому существованию человечества. Стилистика романа – многокрасочна и прихотлива. Обилие диалогов и действий держат внимание читателей от начала до конца. Роман полифоничен и многослоен; произведение, как и остальные романы А.Н. Андреева, обо всем.

4

И было от чего!

В дверях стояла, излучая гибельную власть для мужчины, молодая дама. Она была почти одних лет с Мариной, однако выражение ее лица было значительно старше: резковатые скулы и строго определенные черты спокойно и уверенно демонстрировали неласковую красоту. Особо поражала бледная свежесть кожи.

— А это уже, судя по всему, к вам, уважаемый Леонид Сергеевич! — мстительно запел искушенный Оранж.

— Ирина, ангел мой! Не верю собственным глазам!

Сложно было сказать, оторопел писатель от приятного сюрприза или пытался изобразить неземную радость.

— Ваши глаза вас не подводят. Это действительно Ирина. Позвольте представиться: ваш сосед по дому и друг Леонида Сергеевича — Алексей Юрьевич Оранж.

— Ирина. Очень приятно. Здравствуйте, Леонид Сергеевич! — голос дамы гармонировал с ее обликом: низковатый и грудной.

— Ангел мой, прелесть моя! Само совершенство!

— Леонид Сергеевич хочет спросить, — заворковал Оранж, — как там дела в нашем общем доме, а также вокруг него?

— Все хорошо. Это Катя из ревности или из вредности подпалила матрас.

— По нашим сведениям, это был диван, — осторожно уточнил Алексей Юрьевич.

— Или диван. Какая разница?

— Вы не знаете разницы между диваном и матрасом? Какая наивность!

— Алексей Юрьевич, угомонитесь. Ирина, это он так шутит. От отчаяния.

— Леонид Сергеевич! — ровным тоном начала Ирина.

— Можешь называть меня Леонид…

— В ваши-то годы! — ернически встрял Оранж. — Я бы не смог переступить через порог почтения. Леонид — звучит несолидно. Как-то, знаете, с натугой, с натяжечкой. Это вас не молодит. Вы не находите, Ирина? А вот Леонид Сергеевич — вполне сносно, почти гордо.

— Алексей Юрьевич, вы не могли бы оставить нас наедине? — спросила Ирина в пространство, взглядом отыскивая место для сумочки.

— Я? Вас?

— Вы. Нас. Наедине. У нас свидание.

— Вот это хватка. Аж в зобу дыханье сперло.

— Прошу вас. У нас очень серьезный разговор, — смягчила просьбу Ирина беглой улыбкой.

— Хорошо. Пойду позвоню Марине.

— Жене? — любезно изобразил внимание Горяев, очевидно, чтобы смягчить горечь изгнания.

— Она мне, строго говоря, не жена, но мне тоже есть о чем с ней потолковать, поверьте мне.

Шаги за дверью вскоре стихли и Ирина, преодолевая некоторое стеснение, заговорила ровным тоном.

— Леонид! Леонид Сергеевич, Лёня… У нас будет ребенок.

Горяеву было страшно даже вникать в смысл сказанных слов. И он тихо заговорил, обращаясь, скорее, к себе:

— Не может быть! Иринка, дорогая! За что?!

— Ты хочешь спросить, как это получилось? — было ясно, что Ирина рассчитывала на иную реакцию.

— Нет, как получилось, я догадываюсь. Доигрались. А ты не могла ошибиться?

— Не могла.

Она подошла к нему в упор и прошептала на ухо:

— Все симптомы налицо. По-взрослому. Ты плачешь? — добавила она тоном, каким отчитывают нашкодивших детей.

— Это от радости. Не могу прийти в себя. Что же мы будем делать, дитя мое?

— Во всяком случае, я собираюсь рожать. Розовощекого пузанчика.

— Иногда дети даются родителям как наказание, Ирина.

— Это если неправильно их воспитывать или самому жить неправильно.

Горяева просто перекосило от ее слов.

— Что с тобой?

— У меня сломано ребро. Папе ты, надеюсь, еще не сообщала?

— Пока нет. Но папа у меня душка, у него широкие взгляды на жизнь. Он любит меня. Он все поймет. Думаю, в конце концов, будет рад. Главное, чтобы я была счастлива, разве не так? Я понимаю щекотливость твоего положения. Мой папа — твой друг, и все такое. Но так получилось. Вот что бы ты сказал своей дочери, если бы узнал, что у нее будет ребенок, отец которого — твой друг? Я уверена, что…

— Я бы убил его.

— Кого? Ребенка?

— Своего друга.

— Отца своего внука?

— Нет, подонка, соблазнившего мою невинную дочь.

— А если дочь никто не соблазнял? А если она сама была на все согласна? Да еще, может, сама же и соблазнила… А? Ты бы убил дочь?

— Сначала себя. А потом и дочь!

— Значит, по-твоему, я поступила неправильно? Так? Значит, наши с тобой отношения — просто какая-то недозволенная игра? Ты — подонок, а я — шлюха. Поиграли — и разбежались. Как мило! И это все, чему научил тебя твой жизненный опыт? Наверное, я у тебя первая такая, беременная. Остальных ты успевал по-отечески отговорить, уговорить. Ты у нас большой мастер уговаривать.

— Ирина! Опомнись! Что ты несешь!

— А ты что сейчас сказал? Я думала, ты обрадуешься. Я думала, родить от мужчины ребенка — значит, оказать ему высшее доверие. Я доверилась тебе. Разве можно говорить женщине о любви и не хотеть от нее ребенка? Я думала, хоть для твоего поколения, хоть для тебя это святые вещи…

— Ирина!

— Не подходи ко мне!

— Ирина!

— Стоять!

— Ирина… Ангел мой… Как отец и как… будущий отец… Ты войди в мое положение.

— Ты думаешь, твое положение интереснее моего?

В этот момент двери палаты открылись, и в нее с нескрываемым любопытством заглянул Оранж.

— Ребята, что у вас тут происходит? Мы, например, уже обсудили свое будущее с Мариной…

— Пошел вон! — вдруг звонким голосом заорала Ирина. Алексей Юрьевич мгновенно исчез, и дверь клацнула язычком замка.

— Негодяй! Подонок! Предатель! — неизвестно кому кричала Ирина, и в дверь полетело все, что попало ей под руку: три яблока, а потом и не распакованная зубная щетка.

— Гоблин! — взвизгнула она и заплакала.

Горяев опустился перед ней на колени, а она медленно сползла к нему на пол.