Мы все горим синим пламенем

Анатолий Андреев, 2003

Четвертый роман А. Андреева состоит из серии новелл, объединенных сквозным повествованием. Установка на рассказывание историй заставляет вспомнить романы Х. Мураками. Главный герой, как всегда в романах А.Н. Андреева, – писатель, гуманитарий-интеллектуал. В романе элементы мистики соседствуют с пародией на притчу как способ мышления, и в то же время сам роман превращается в «притчу о притче». Явно ощутима скрытая полемика с Куэльо. Главный символ романа – «синее пламя», которое то ли очищает, то ли пожирает главных героев, и в то же время угрожает самому существованию человечества. Стилистика романа – многокрасочна и прихотлива. Обилие диалогов и действий держат внимание читателей от начала до конца. Роман полифоничен и многослоен; произведение, как и остальные романы А.Н. Андреева, обо всем.

2

В этот момент в палату вошла девушка, при взгляде на которую хотелось думать о лете, море, бездонном синем небе и большой корзине с фруктами. Свежестью и чистотой веяло от всего облика прелестного юного создания. На ней был легкий сарафан, схваченный на стане тонким пояском. Круглые плечи, открытое лицо, с которого она никак не могла смахнуть улыбку. Только при взгляде на Оранжа в ее глазах промелькнуло что-то, похожее на тревогу.

— Марина, радость моя! Солнышко мое светлое! — обнял ее счастливый папаша, Леонид Сергеевич Горяев.

— Здравствуй, папа. А мы и не знали, где тебя искать. Какая неожиданная встреча. Просто ужас, — несколько непоследовательно отреагировала дочь.

Марина не отрываясь смотрела на Алексея Юрьевича, а тот, как завороженный, уставился на дочь своего приятеля.

Вам все понятно, читатель?

Да, да, это была именно та девушка, которую описывал влюбленный Оранж. Жизнь полна неожиданностей, она просто изобилует ими. Вы не встречали ничего подобного?

Так ведь можно жить долго и при этом ничего не замечать вокруг. Раскройте глаза, сонный читатель, приподнимитесь с дивана.

— Как ты меня вообще нашла? Что там творится на воле? Говорят, сотни трупов? Садись, рассказывай. Да, позволь тебе представить, это приятель мой, можно сказать, товарищ по несчастью, Оранж. Фамилия такая.

— Алексей Юрьевич, — церемонно, как на рыцарском турнире, представился Оранж.

— Алексей…

— Можно просто Алексей.

— Алексей Юрьевич посолиднее будет, да и по возрасту более подходит, — отчего-то заволновался отец.

— Какие наши годы, Леонид Сергеич! Только жить начинаем.

— Марусенька, садись, рассказывай. Сколько там трупов? Мы тут ничего не знаем.

— Папа, о каких трупах ты все время говоришь? Мне сказали, двоих доставили на носилках вот в эту палату, номер семь. Фамилию второго я и не посмотрела. Оранж, как выяснилось, и ты вот…

Марина еще не умела врать и вовсе не собиралась обучаться этому гнусному искусству. Поэтому она слегка зарумянилась, что, впрочем, только придало прелести ее очаровательному лицу, обрамленному светлыми волосами, прядь которых то и дело непослушно выползала из-за ее небольшого, отдельно красивого уха. Можно было целую вечность сидеть и просто любоваться ее милыми жестами, нелживой мимикой, постоянными поворотами головы…

— Как это тебя угораздило, папа. Многие наглотались дыма, отравились угарным газом. У многих просто нервный шок. Много ушибов. Но никаких трупов нет, за исключением вас.

— Мы не в счет. Мы не трупы, — с ноткой мужества в голосе заявил Горяев. — Значит, версию о террористах решили отменить. Жалкие политиканы! Значит, им больше не нужен образ невинной жертвы! Пропали мои тиражи!

— Папа, ты о чем? С тобой все в порядке? Алексей, папа в своем уме?

— Я соображаю в сто раз лучше, чем Алексей Юрьевич. Выпей воды. Успокойся. Продолжай.

— Говорят, поджог устроила какая-то Катерина в отместку своему любовнику, чужому мужу.

Здесь великолепная Марина вновь отчего-то покраснела, слегка, самую малость.

— Кошмар! — возмутился Леонид Сергеевич. — В это трудно поверить. Кому же она мстила, а? Как вы полагаете, Алексей Юрьевич?

— Откуда мне знать? — в ответе Оранжа явно сквозила озабоченность, которая так не свойственна молодости и которая настигает нас после того, как мы, несколько раз обжегшись на молоке, усердно дули на воду. — Вы же лучше меня соображаете. До четырех считать умеете? Вы жили в девятнадцатиэтажном доме! Как же вы добирались до своего восьмого! Наверно, то и дело путали его с четырнадцатым.

— Что за нервные люди населяли этот копченый небоскрёбишко! Маньяки! Какие злые языки! Страшнее арбалета! — Леонид Сергеевич положительно вышел из себя.

— Муся, не томи! Моя квартира не сгорела?

— Какая она тебе Муся! Не забывайтесь, Алексей Юрьевич!

— Виноват, Марина э… Леонидовна. Вы случайно не в курсе, моя скромная квартира номер 71, что на седьмом этаже, на солнечную сторону, окна не заклеены, из-за моей лени и нехватки времени, да, да признаю, — так вот моя замечательная квартира цела? Она не сгорела? Эта Катерина меня ни с кем не перепутала? Может быть, вы случайно, одним глазком успели увидеть…

— Да успокойтесь, Алексей э… Юрьевич, ваша квартира в целости и сохранности. Какое отношение вы имеете к этой сумасшедшей Катерине?

— Никакого! Клянусь самым дорогим на свете!

— А моя квартира, доченька? В мою квартиру ты заглянула?

— Ну, конечно, папа. Зачем же я, по-твоему, ходила в этот дом?

— Да, действительно… Ко мне, конечно… И что с моей квартирой?

— Как что? Я надеюсь, что ты не тот чужой муж, которого следовало бы спалить.

— Как ты можешь такое говорить своему отцу! Так цела квартира?

— Да цела, цела. Что вы так оба спохватились!

— А я и не сомневался, что цела! — воскликнул Горяев, хлопнув себя по коленке. — У меня в прихожей на стене рядом с зеркалом висит сура из Корана. Арабская вязь на медном листе. Специальная древняя техника: буквы продавлены, покрыты лаком. Там пожелание благополучия и процветания моей семье и моему дому. Охранная грамота. Причем в тексте есть специальный заговор от пожара! Надежнее, чем пожарная машина!

— Откуда она у тебя, папа?

— Купил.

— Зачем?

— Не знаю… На всякий случай.

— Мы же в больнице, Марина, — проникновенно заговорил Оранж, — доставлены сюда в полубессознательном состоянии. У меня лодыжка, тут вот, у него ребро… исковеркано. Нам кажется, что весь мир рухнул, все вокруг пылает синим пламенем. И вот явились вы и возродили нашу веру в светлое будущее!

— Правда? — распахнула свои синие глаза девушка.

— Правда. Виват, Марина!

— Дочь! — с необыкновенным энтузиазмом подхватил Горяев. — Я горжусь тобой! Ты лучшее, что есть у меня в жизни. Дай я расцелую твои синие глазки!

Марина внезапно сникла. Она отошла в угол, подняла голову и в глазах ее клинком блеснула ярость.

— А мама? — тихо сказала она. — Мама — это худшее, что есть в твоей в жизни? Ты бросил маму, папа. Как ты мог! Она же просто умирает без тебя. Ты хоть это понимаешь? Какой страшный эгоизм! Мне иногда кажется, что я не смогу простить тебя. Мне так обидно за маму… Ты предал ее.

— А я так надеялся, что именно ты поймешь меня, — теперь уже сник Горяев.

— Напрасно надеялся, — ласковая Марина превратилась в крапленый гранит. — Я не умею прощать предательство. Ты куда?

— Я сейчас, сейчас. Вернусь через минуту.

Дверь палаты захлопнулась беззвучно.

Злые искры потухли в ее глазах, морщинка растаяла на лбу, во взгляде колыхнулась нежность. К Оранжу она обратилась уже совсем другим тоном.

— Я так перепугалась! — ее руки легли на плечи Алексея Юрьевича.

— Радость моя, — напрягся возлюбленный. — Сейчас войдет твой папа. Боюсь, он нас тоже не поймет.

— Я не могу жить без тебя! Если бы с тобой что-нибудь случилось…

— Марина, Марина, послушай. Все в порядке, все хорошо. Все замечательно. За исключением того, что я тоже ушел из дома и предал своего сына.

— Нет, нет, не говори так. Ты любишь меня, я это знаю, я это чувствую. Ты никого не предавал. Ведь ты не любил свою жену, ведь не любил? Нет?

— Как тебе сказать…

— То, что происходит у нас с тобой, не может быть ложью. Я это знаю. Я это чувствую. Любовь всегда права. Я тоже рожу тебе ребенка. Даже двоих. Возможно, я уже беременна.

На этот раз на лице ее румянец не появился.

— Как это? Ты шутишь?

— Это очень просто. Когда люди любят друг друга, у них обязательно рождаются дети. Представляешь, какое нас ждет великолепное будущее!

— Представляю…

— Я вчера где-то прочитала, в какой-то умной книжке, что высшее доверие, которое женщина может оказать мужчине, — это родить от него ребенка. И сына твоего Димку мы не бросим. Ведь ты его отец. Я так счастлива, так счастлива!

Вернувшийся Горяев нашел свою дочь уже в совершенно ином расположении духа. В самом воздухе и микроклимате произошла неуловимая перемена. Выступивший вперед Оранж нелепо выбросил руки с растопыренными пальцами от груди перед собой и харизматически возгласил:

— Леонид Сергеевич! Ваша дочь просто счастлива оттого, что обнаружила вас в добром здравии. Я уверен, что вы найдете общий язык, и в семье воцарится мир. Ох, уж эта молодость! Нашим поколениям надо чаще общаться. Они совсем другие, они не похожи на нас, Леонид Сергеевич. Может быть, они даже лучше нас. Но только это еще не основание для того, Марина, чтобы рвать отношения с собственным отцом. Любите его, Марина, любите! Неужели вы не видите, что вы для него — свет в окне? Ваш бедный папа… он столько перенес. И сколько перенесет еще! Миру мир, нет войне. Стоп пожару.

— Спасибо, Алексей Юрьевич, за пламенную речь. Извините за семейную сцену. Ты домой, дитя мое?

— Да, домой. К маме. Ты вернешься, папа?

В воздухе повисло тяжелое молчание.

— Не знаю. Иди.

— Если вернешься, я расскажу тебе лучшую новость в твоей жизни. До свидания, — сказала Марина, ни на кого не глядя.

— До свидания, — ответил Оранж, стараясь вложить в свою интонацию нечто особенное.

— До свидания, — устало обронил Горяев.

Марина ушла.