Девять

Анатолий Андреев, 2012

«Девять» – одиннадцатый роман Анатолия Андреева. Отличительной особенностью романа, который имеет подзаголовок «Утопический роман об антиутопии», является его необычная структура. Отражая принцип «все связано со всем», роман становится моделью сознания, моделью ДНК, моделью Вселенной, наконец. Смыслы романа могут прочитываться совершено по-разному – в зависимости от контекста, который выстроит читатель. «Девять» – представляет собой роман-исследование духовных возможностей человека. Главные действующие лица – разум личности, противостоящий развитому интеллекту. Может ли человек, победить самого себя? Может ли человек не воевать с самим собой? Вот в чем вопросы. Психологизм, стихия интеллектуальной игры, фантасмагория, мистика в сочетании с жесточайшим реализмом, сюжетная многомерность создают особый поэтический сплав, что делает роман «Девять» совершенно уникальным в творчестве Андреева.

4

4.1.

Что я помню до того, как появился на свет белый?

Как ни парадоксально — ничего. Даже темноты — хоть глаз выколи — не помню толком, хотя она, несомненно, была, как же без нее там.

А вот сны свои, которые я помню с пугающими подробностями (это с моей-то, откровенно говоря, очень средненькой памятью: уж не наказание ли мне за абсолютно смертные грехи?), всегда начинались с темноты.

(Кстати сказать, лучше всего я помню сны, которые видел во сне, если вы понимаете, о чём я. И сны во сне были убедительнейшим (хотя и пугающим!) доказательством того, что сон был больше, чем сон. Ведь то, что я видел, имело отношение к моей прошлой, вполне реальной, жизни. Уж я-то это знал. Мои сны во сне и были нитью, связывающей меня с реальностью.)

Темнота.

Я появился на свет из тела женщины.

Конечно, я испытывал к женщине бесконечное благоговение (она ведь создала меня из себя, поэтому всегда присутствовала во мне) — и вместе с тем неукротимое раздражение: зачем ты сотворила меня, если не знаешь, с какой целью ты сделала это?

Главной загадкой моей жизни был не Веня, отнюдь не Веня; главной загадкой моей жизни была женщина: женщина во мне, женщина в Вене, женщина в мире вокруг меня. Женщина стала ключом к мужчине. В том числе — ко мне.

Возможно, поэтому я воспринимал темноту как непременный атрибут женской сути. Это было что-то вроде запаха женщины или женской ауры. Темнота была для меня женским качеством.

Возможно, поэтому темнота рождала сюжеты, которые, кажется, не были воплощены в моей жизни, однако они могли быть с лёгкостью реализованы в любой момент; измени обстоятельства — и мои сюжеты из снов сразу же станут явью, а сама жизнь превратится лишь в потенциальную возможность — вытеснится в сон.

Вот почему мои сны не были жизнью, но они были частью реальности. После моих снов я уже иначе смотрел на Алису. Я постигал её всё полнее и полнее.

То, что я изложил сейчас, — это, кстати, медитация из сна. Именно медитация, сырьё для мыслей, вылепленных чуткими ладонями чувств. И я ходил по земле, наполненный снами, и сны были частью меня.

На этот раз я увидел историю, которая, если бы она случилась, случилась бы именно так, как я увидел это во сне: в этом нет никакого сомнения.

Темнота.

Из ниоткуда появляется ослепительно сияющая точка. Она кишит какими-то информационными микробами, которые размножаются в ужасающих космических масштабах. Я вдруг увидел, как некий молодой человек отделился от точки и подиумной походкой направился к моей Алисе — чтобы сделать ей предложение.

Вот вам портретик акварелью этого парня, если угодно. Облик с обложек глянцевых гламурных журналов — грязноватая поросль на впалых щеках любителя гашиша, женский разрез глаз, короткие курчавые волосы. Что-то восточное в лице: обтянутые кожей скулы? Глаза? Арабская смугловатая желтизна? Среднестатистическое нечто, профессионально сосредоточенное на том, чтобы излучать сексуальную привлекательность, транслировать мнимую раскрепощённость (такие могут носить майку с надписью «секс-инструктор», или ещё какую-нибудь пошлятину в этом роде) — нечто, разбрасывающееся предложениями руки и сердца направо-налево от неуверенности в себе, и эта его неуверенность вдруг придаёт уверенности моей Алисе. Это видно по её глазам. По интонации, которую я не слышу, но чувствую.

Почему она разговаривает с ним? Почему так легко даёт свой телефон?

Мне становится горько и больно. Ей плохо со мной? От отчаяния?

Вдруг меня осеняет (и я знаю, что прав): она всё ещё держит меня как запасной вариант (не вполне отдавая себе в этом отчёт). Развелась с мужем ради меня, заразила меня своей уверенностью — и тут такая картина. Я словно заглянул в щёлку и разглядел то, чего сама Алиса о себе ещё не знает.

Я в шоке. Мне становится по-настоящему интересно.

Я проснулся с уверенностью, что во мне пробудились способности экстрасенса. Мне удалось не мешать себе в напряжённом деле раскрепощения. Причём эта уверенность настигла меня ещё во сне, перед самым пробуждением. И не в виде внятного информационного послания — получил конверт с голубиной почтой, вскрыл, прочитал, усвоил, — а в форме неизвестно как обретённого ощущения. Поэтому когда я открыл глаза, я уже ни в чём не сомневался.

Сны не обманывали: это было аксиомой, сомневаться в которой было глупой тратой времени и сил.

Кстати: сны не только начинались темнотой, но и заканчивались ею.

Темнота.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.