2
2.2.
«Когда Филя пришёл в себя (о нём, увы, нельзя было сказать «открыл глаза», ибо вместо глазных яблок и зрачков у него были пустые глазницы, прикрытые дрожащими веками), то первым делом попросил ручку (жестами) и, получив короткий толстый тёмно-синий карандаш, написал в приобретённой по такому случаю школьной тетрадке большими печатными буквами, вкривь и вкось: «УБЕЙТЕ МЕНЯ, БЛЯ БУДУ. ПОЖАЛУСТА. МАЛЮ».
Вместо этого его взбодрили, оживили и заставили говорить (под воздействием препаратов, сам Филя по доброй воле наотрез отказывался сообщать что-либо заботливому палачу Барону).
По поводу «говорить»…
Во рту у Фили шевелился только обрубок языка; по воле всемогущего Барона для важного свидетеля раздобыли специально для подобных случаев разработанную компьютерную установку, которая считывала гортанные мышечные импульсы и воспроизводила звуки русской речи — «разговаривала» подобием человеческого голоса, чем-то напоминавшим монотонную электронно-механическую воркотню пришельца (зелёного или фиолетового, как водится).
— Кто выколол тебе глаза? — был первый вопрос Босса.
Веки у Фили задёргались, тело напряглось, покрылось испариной и изрекло с модуляциями чревовещателя:
— Ведьма. Ведьма.
— Спокойно, Филя, расслабься — сказал Барон. — Как она выглядела?
Утробный голос бесстрастно сообщил:
— Красивая баба.
— Одета в чёрное, космы, клыки?
Филя отрицательно покачал головой:
— Сиськи и нежные пухлые руки.
— Этими руками тебе и выкололи глаза?
— Нет.
Филя вновь несогласно дернул головой.
— Чем же?
— Ничем.
— Поясни.
— Они просто взорвались. Лопнули, как воздушные шарики.
— Больно было? — сочувственно спросил Барон.
— Не знаю, — глупо сообщил чревовещатель.
— Так. О чём вы говорили?
Тело вновь напряглось и заскрипело.
— Давай, Филя, давай. А то я тебе яйца отрежу.
— Их уже нет, — чёрный юмор неплохо сочетался с нечеловеческим спокойствием звуков.
— Когда это произошло, Филя?
— Секунду назад.
Встревоженный Барон распорядился. Филю тут же осмотрели (догадка больного полностью подтвердилась: он был лишён самого ценного по самое некуда, однако обошлось без вульгарного кровотечения — чудеса!) и обнесли его просторную комфортабельную кровать щитами, лучше сказать, специальным защитным экраном, ограждающим от излучений всякого рода, — получилась комната в комнате, квадрат в квадрате. Всё строго по космическим технологиям. Там-то, возле прямоугольной кровати, и продолжалась волнующая беседа.
— Филя, меня очень интересует вот этот бесконтактный способ общения, гм. Что говорила тебе ведьма? Я пришью тебе язык, восстановлю всё, Филя. Накуплю тебе лучших тёлок на пять лет. Хорошо, продлю телок на десять. Только дай мне информацию. Такие свидетели, как ты, на вес золота.
— Я хочу Ведьму, — сказало то, что говорило вместо Фили.
— Которая отхватила тебе всё твоё хозяйство с языком впридачу?
— Да, — был звук.
— Филя, блядь, ты в своём уме?
— Да.
В этом месте Филя впервые улыбнулся — пустым чёрным ртом и оскаленными зубами.
— Как она выглядела, твоя Ведьма? Голая?
— Нет. В вечернем платье. Светлые волосы, голубые глаза. Декольте. Пахнет духами.
— Какими?
Филя пожал плечами и опять улыбнулся во весь рот.
— Филя, скажи мне… Чего ты хочешь?
— Как говорил Вася, когда ещё был жив, прошу смерти.
— Погоди, Филя. Мы же давно знаем друг друга. Всякое бывало. У нас есть шанс изменить историю. Давай, поможем друг другу. Я же чувствую: ты что-то знаешь.
— Они везде, — прочревовещал Филипп и перестал жить.
Толпой сбежались врачи (по знаку босса, разумеется, то бишь Босса). Бледная Фатима была под рукой.
— Что? Ну, что? — время от времени вскрикивал Барон, держась в стороне от остывающего тела.
— У него появился язык. И вырос исчезнувший член, — невозмутимо сказал Главный Доктор Яков Кобальт, который рассматривал всё с медицинской точки зрения. — Очень любопытно. Позвольте, я опять отрежу эти части тела? Я разоблачу эти фокусы с материей. Тысячи лет развития науки чего-то значат…
— Фатима! — то ли позвал, то ли спросил Барон, то ли наорал на Кобальта.
Она качала головой и быстро крестилась, после чего мусульманским жестом — лодочкой из ладошек — проводила по лицу. Из ясновидящей она превратилась в затурканную бабу.
— Тьфу! — сказал Барон и направился в угол, обходя молодую медсестру. Резкий («неземной», отметилось в сознании) запах духов заставил его обернуться в её сторону (он продолжал идти, а голова поворачивалась, не в силах оторваться взглядом от «неё»). Она смотрела на него голубыми глазами. У неё были роскошные светло-русые волосы. И явно не маленькая грудь.
Фантомас хотел раскрыть рот — но отчего-то не мог этого сделать: мышцы рта были парализованы.
— Не надо ничего говорить, — ясно различил он звук её голоса (хотя она стояла перед ним и улыбчиво молчала).
— Кто вы? — подумал он (обращение на «вы», да ещё мысленно, было первым за последние годы унижением).
— Ведьма, разве ты не видишь, — отчётливо раздалось у него в ушах (губы её не шевелились).
— У вас есть имя?
— Пожалуйста: Надежда.
— Это вы «опекали» (второе унижение подряд!) раба божьего Филиппа?
— Раба Филю? Нет, это была моя сестра-близняшка Вера. Только он не был божьим рабом.
— Чего вы от меня хотите? — мысленно послал он не тот вопрос, который хотел задать за секунду до этого. — Денег?
— Что ты! Мы не хотим от тебя абсолютно ничего. Ты всё делаешь правильно, строго в соответствии с инструкцией. Мы с тобой в одной команде, одинаково служим — только не Богу, иному Господину, чтобы не называть Его имя всуе. Только ты здесь, на Земле, а мы — всё время рядом вращаемся, около… Ты ведь хотел спросить, чьим рабом был Филя, не так ли? Надеюсь, ты догадываешься, что и он к Богу не имел никакого отношения. Следовательно…
— Чем вы так пленили Филиппа?
— А чем я так пленяю тебя, когда ты овладеваешь мной в облике Венеры? Показать тебе родинку на попе?
Рот у Вени отмер, ожил, нижняя челюсть задвигалась, язык словно оттаял. Он оглянулся. Фатима по-прежнему пребывала в трансе, в отключке — она была временно отключена от своих сверхъестественных способностей. Надежда отошла от него и светлым пятном влилась в толпу белых халатов.
— Яков! — позвал он, скорее, для того, чтобы проверить, вернулся ли к нему голос. Голос вернулся. Доктор оказался рядом мгновенно. Всё возвращалось в привычную колею.
— Вы знаете, Барон, — сказал Яков с убедительной, практически пророческой одесской интонацией, — случай достаточно банальный. Мы имеем дело не с исчезновением материи, а с оптическим обманом. Язык никуда не исчезал, понимаете? Но вот феномен коллективного ослепления…
— Яша, давно у тебя служит голубоглазая медсестра? — он ни на секунду не терял из поля зрения роковую блондинку.
— У меня в штате нет голубоглазой медсестры.
— Вон та, стоит спиной к нам. Позови её.
— Таня! — окликнул Яков Кобальт.
Фигура Наденьки развернулась — и перед ними предстала девушка Таня, чем-то неуловимо похожая на Венеру. Темноглазая и темноволосая. С роскошным бюстом.
— Ясно, — процедил Барон. — Продолжайте заниматься делом.
— Мы забираем тело в морг, — то ли распоряжался, то ли советовался Доктор.
Барон сделал жест, который мог означать: делайте, что хотите, это ваше дело; только не забывайте о программе исследований, ради которой вас всех наняли. Спрос будет — за результат, а не за какое-то тело.
— Но пациент жив, — доложила Таня, мило улыбаясь.
— Жив? — брови Якова изобразили профессиональное удивление. — Что же, получается, мы кому прозевали? Но ведь пульса не было, сам проверял. Многовато загадок для одного трупа, — больного, если выразиться корректнее.
— Таню я на часок заберу, — бросил уже на ходу Барон.
Он не удивился, когда выяснилось, что она обожает в анал.
И стонала она, казалось, голосом Надежды.
Или Веры».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
