Девять

Анатолий Андреев, 2012

«Девять» – одиннадцатый роман Анатолия Андреева. Отличительной особенностью романа, который имеет подзаголовок «Утопический роман об антиутопии», является его необычная структура. Отражая принцип «все связано со всем», роман становится моделью сознания, моделью ДНК, моделью Вселенной, наконец. Смыслы романа могут прочитываться совершено по-разному – в зависимости от контекста, который выстроит читатель. «Девять» – представляет собой роман-исследование духовных возможностей человека. Главные действующие лица – разум личности, противостоящий развитому интеллекту. Может ли человек, победить самого себя? Может ли человек не воевать с самим собой? Вот в чем вопросы. Психологизм, стихия интеллектуальной игры, фантасмагория, мистика в сочетании с жесточайшим реализмом, сюжетная многомерность создают особый поэтический сплав, что делает роман «Девять» совершенно уникальным в творчестве Андреева.

2

2.2.

«Когда Филя пришёл в себя (о нём, увы, нельзя было сказать «открыл глаза», ибо вместо глазных яблок и зрачков у него были пустые глазницы, прикрытые дрожащими веками), то первым делом попросил ручку (жестами) и, получив короткий толстый тёмно-синий карандаш, написал в приобретённой по такому случаю школьной тетрадке большими печатными буквами, вкривь и вкось: «УБЕЙТЕ МЕНЯ, БЛЯ БУДУ. ПОЖАЛУСТА. МАЛЮ».

Вместо этого его взбодрили, оживили и заставили говорить (под воздействием препаратов, сам Филя по доброй воле наотрез отказывался сообщать что-либо заботливому палачу Барону).

По поводу «говорить»…

Во рту у Фили шевелился только обрубок языка; по воле всемогущего Барона для важного свидетеля раздобыли специально для подобных случаев разработанную компьютерную установку, которая считывала гортанные мышечные импульсы и воспроизводила звуки русской речи — «разговаривала» подобием человеческого голоса, чем-то напоминавшим монотонную электронно-механическую воркотню пришельца (зелёного или фиолетового, как водится).

— Кто выколол тебе глаза? — был первый вопрос Босса.

Веки у Фили задёргались, тело напряглось, покрылось испариной и изрекло с модуляциями чревовещателя:

— Ведьма. Ведьма.

— Спокойно, Филя, расслабься — сказал Барон. — Как она выглядела?

Утробный голос бесстрастно сообщил:

— Красивая баба.

— Одета в чёрное, космы, клыки?

Филя отрицательно покачал головой:

— Сиськи и нежные пухлые руки.

— Этими руками тебе и выкололи глаза?

— Нет.

Филя вновь несогласно дернул головой.

— Чем же?

— Ничем.

— Поясни.

— Они просто взорвались. Лопнули, как воздушные шарики.

— Больно было? — сочувственно спросил Барон.

— Не знаю, — глупо сообщил чревовещатель.

— Так. О чём вы говорили?

Тело вновь напряглось и заскрипело.

— Давай, Филя, давай. А то я тебе яйца отрежу.

— Их уже нет, — чёрный юмор неплохо сочетался с нечеловеческим спокойствием звуков.

— Когда это произошло, Филя?

— Секунду назад.

Встревоженный Барон распорядился. Филю тут же осмотрели (догадка больного полностью подтвердилась: он был лишён самого ценного по самое некуда, однако обошлось без вульгарного кровотечения — чудеса!) и обнесли его просторную комфортабельную кровать щитами, лучше сказать, специальным защитным экраном, ограждающим от излучений всякого рода, — получилась комната в комнате, квадрат в квадрате. Всё строго по космическим технологиям. Там-то, возле прямоугольной кровати, и продолжалась волнующая беседа.

— Филя, меня очень интересует вот этот бесконтактный способ общения, гм. Что говорила тебе ведьма? Я пришью тебе язык, восстановлю всё, Филя. Накуплю тебе лучших тёлок на пять лет. Хорошо, продлю телок на десять. Только дай мне информацию. Такие свидетели, как ты, на вес золота.

— Я хочу Ведьму, — сказало то, что говорило вместо Фили.

— Которая отхватила тебе всё твоё хозяйство с языком впридачу?

— Да, — был звук.

— Филя, блядь, ты в своём уме?

— Да.

В этом месте Филя впервые улыбнулся — пустым чёрным ртом и оскаленными зубами.

— Как она выглядела, твоя Ведьма? Голая?

— Нет. В вечернем платье. Светлые волосы, голубые глаза. Декольте. Пахнет духами.

— Какими?

Филя пожал плечами и опять улыбнулся во весь рот.

— Филя, скажи мне… Чего ты хочешь?

— Как говорил Вася, когда ещё был жив, прошу смерти.

— Погоди, Филя. Мы же давно знаем друг друга. Всякое бывало. У нас есть шанс изменить историю. Давай, поможем друг другу. Я же чувствую: ты что-то знаешь.

— Они везде, — прочревовещал Филипп и перестал жить.

Толпой сбежались врачи (по знаку босса, разумеется, то бишь Босса). Бледная Фатима была под рукой.

— Что? Ну, что? — время от времени вскрикивал Барон, держась в стороне от остывающего тела.

— У него появился язык. И вырос исчезнувший член, — невозмутимо сказал Главный Доктор Яков Кобальт, который рассматривал всё с медицинской точки зрения. — Очень любопытно. Позвольте, я опять отрежу эти части тела? Я разоблачу эти фокусы с материей. Тысячи лет развития науки чего-то значат…

— Фатима! — то ли позвал, то ли спросил Барон, то ли наорал на Кобальта.

Она качала головой и быстро крестилась, после чего мусульманским жестом — лодочкой из ладошек — проводила по лицу. Из ясновидящей она превратилась в затурканную бабу.

— Тьфу! — сказал Барон и направился в угол, обходя молодую медсестру. Резкий («неземной», отметилось в сознании) запах духов заставил его обернуться в её сторону (он продолжал идти, а голова поворачивалась, не в силах оторваться взглядом от «неё»). Она смотрела на него голубыми глазами. У неё были роскошные светло-русые волосы. И явно не маленькая грудь.

Фантомас хотел раскрыть рот — но отчего-то не мог этого сделать: мышцы рта были парализованы.

— Не надо ничего говорить, — ясно различил он звук её голоса (хотя она стояла перед ним и улыбчиво молчала).

— Кто вы? — подумал он (обращение на «вы», да ещё мысленно, было первым за последние годы унижением).

— Ведьма, разве ты не видишь, — отчётливо раздалось у него в ушах (губы её не шевелились).

— У вас есть имя?

— Пожалуйста: Надежда.

— Это вы «опекали» (второе унижение подряд!) раба божьего Филиппа?

— Раба Филю? Нет, это была моя сестра-близняшка Вера. Только он не был божьим рабом.

— Чего вы от меня хотите? — мысленно послал он не тот вопрос, который хотел задать за секунду до этого. — Денег?

— Что ты! Мы не хотим от тебя абсолютно ничего. Ты всё делаешь правильно, строго в соответствии с инструкцией. Мы с тобой в одной команде, одинаково служим — только не Богу, иному Господину, чтобы не называть Его имя всуе. Только ты здесь, на Земле, а мы — всё время рядом вращаемся, около… Ты ведь хотел спросить, чьим рабом был Филя, не так ли? Надеюсь, ты догадываешься, что и он к Богу не имел никакого отношения. Следовательно…

— Чем вы так пленили Филиппа?

— А чем я так пленяю тебя, когда ты овладеваешь мной в облике Венеры? Показать тебе родинку на попе?

Рот у Вени отмер, ожил, нижняя челюсть задвигалась, язык словно оттаял. Он оглянулся. Фатима по-прежнему пребывала в трансе, в отключке — она была временно отключена от своих сверхъестественных способностей. Надежда отошла от него и светлым пятном влилась в толпу белых халатов.

— Яков! — позвал он, скорее, для того, чтобы проверить, вернулся ли к нему голос. Голос вернулся. Доктор оказался рядом мгновенно. Всё возвращалось в привычную колею.

— Вы знаете, Барон, — сказал Яков с убедительной, практически пророческой одесской интонацией, — случай достаточно банальный. Мы имеем дело не с исчезновением материи, а с оптическим обманом. Язык никуда не исчезал, понимаете? Но вот феномен коллективного ослепления…

— Яша, давно у тебя служит голубоглазая медсестра? — он ни на секунду не терял из поля зрения роковую блондинку.

— У меня в штате нет голубоглазой медсестры.

— Вон та, стоит спиной к нам. Позови её.

— Таня! — окликнул Яков Кобальт.

Фигура Наденьки развернулась — и перед ними предстала девушка Таня, чем-то неуловимо похожая на Венеру. Темноглазая и темноволосая. С роскошным бюстом.

— Ясно, — процедил Барон. — Продолжайте заниматься делом.

— Мы забираем тело в морг, — то ли распоряжался, то ли советовался Доктор.

Барон сделал жест, который мог означать: делайте, что хотите, это ваше дело; только не забывайте о программе исследований, ради которой вас всех наняли. Спрос будет — за результат, а не за какое-то тело.

— Но пациент жив, — доложила Таня, мило улыбаясь.

— Жив? — брови Якова изобразили профессиональное удивление. — Что же, получается, мы кому прозевали? Но ведь пульса не было, сам проверял. Многовато загадок для одного трупа, — больного, если выразиться корректнее.

— Таню я на часок заберу, — бросил уже на ходу Барон.

Он не удивился, когда выяснилось, что она обожает в анал.

И стонала она, казалось, голосом Надежды.

Или Веры».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.