Романтик. Бомбила

Анатолий Агарков, 2023

Природа не терпит вакуума – уходят силы, приходит мудрость. С её точки зрения, что я могу сказать о прожитой жизни? Она была интересной. И если бы снова начать…Хотя кто-нибудь скажет – ну и хвастун! За душой ни гроша – нет ни дома, ни дачи, ни машины… Что оставишь потомкам после себя?Доброе имя и свои книги! Разве этого мало? В последних из автобиографичных рассказал, как жил, чем занимался, когда оставили честолюбивые мечты стать богатым и знаменитым. Известным, может быть, ещё стану, а уж богатство совсем ни к чему. Сейчас дорого время – каждую минуту в дело. Планов ещё громадьё – дай Бог здоровья и сил. Ведь в душе я как был романтиком, им и остался на склоне лет…

В грозы, в бури, в житейскую стынь,

В дни тяжелых утрат и когда тебе грустно

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство.

/С. Есенин/

1

Было нечто поэтичное в том, что снова начну работать в Увелке. Не журналистом уже, не инструктором райкома партии и даже не начальником котельной, а простым водителем на собственном автомобиле, развозящим пассажиров. Устроиться куда-нибудь работягой мне и в голову не приходило. Исполнять нудное дело — типа: бери больше, кидай дальше — казалось весьма скучным занятием, а я не терпел скуки. И к черной печати «Садко» тоже душа не лежала. Всё, хватит — с бизнесом покончено навсегда! Дети выросли, выучились, самостоятельные — а мне одному много ли надо? На кусок хлеба машиной заработаю, а всё свободное время — литературе.

У меня хватило иронии, чтобы немного посмеяться над собой, глянув в зеркало заднего вида, а потом подмигнул отражению и отправился к железнодорожному вокзалу, где была стоянка частного такси. Ничего лучшего придумать не мог, как крутиться по сельским дорогам. Наберусь на них уверенности водительской, а уж потом… Пусть старуха с косой сама ищет меня на асфальтовых трассах. Будь я проклят, если стану выполнять за посланницу сатаны её работу.

Впрочем, сильно подозревал, что уже проклят при самом рождении.

Диспетчер такси у вокзала, подняв на меня свои небесно лазурные глаза, сказала весьма флегматично:

— Нет, нам машины пока не нужны. Обратитесь-ка вы в «Дилижанс».

— А где это?

— За базаром у них вагончик стоит.

Диспетчер такси «Дилижанс» была дивной красавицей лет двадцати пяти — безупречные черты и правильный овал лица, а густые каштановые волосы отливали медью на солнечном свете. На девушке не было украшений. Впрочем, как любой живой цветок, она не нуждалась в позолоте. Простенькая рубашка и затертые до дыр джинсы не портили стройной фигуры с манящими формами. Она была миниатюрна, и её макушка едва доходила мне до подбородка. Осиная талия подчеркивала соблазнительные округлости грудей и бедер. В Челябинске красотке с такими статями проходу не было бы от поклонников. Конечно, девица с такою внешностью запросто могла оказаться особой легкого поведения, но вообще-то милое личико её сияло той чистотой и невинностью, о которой мечтает каждый мужчина.

Укорив себя за вульгарные мысли, я представился и озвучил причину своего появления.

Улыбнувшись, она взяла трубку проводного телефона и позвонила кому-то:

— Шеф, нам ещё нужны машины?

И ко мне:

— Какая у вас тачка?

Я кивнул в окно вагончика. Она продолжила диалог по телефону:

— Новенькая пятерочка. Хорошо. Понятно.

Положив трубку на аппарат:

— Вы приняты. Работа простая — на сутки через сутки. В конце смены сдаем проценты хозяину. То есть диспетчеру. Всё ясно? Тогда завтра к восьми часам. Кстати, вас как зовут?

Мы познакомились.

Серебряный голос Наташи был под стать её потрясающей внешности.

— Я вас помню, — сказала она. — Вы работали каким-то начальником в Комитете у Клипы. А я в бригаде маляров-штукатуров вместе с мамой и мужем.

Трудно было представить, что девушка с ангельской внешностью умеет белить потолки и штукатурить стены. И руки её, доступные взгляду, были ухожены.

Спешить сейчас некуда. И завтра, естественно, здесь будет сидеть другой диспетчер. А мне очень хотелось работать с этим.

— Сегодня работы нет?

Наташа пожала плечами:

— Ну, посидите, коль не торопитесь. Если будут звонки и не будет машин — заработаете.

На следующее утро я подъехал, когда Наташа сдавала смену. Она выгнала из вагончика всех мужчин и мыла пол. Новый диспетчер — пожилая женщина из села — внимания не привлекла.

После влажной уборки и с открытой дверью вагончик был полон солнечного света, и прокопченные стены его, казалось, светились чистотой. Что скажешь — не офис в конторе «ЧеГРЭС», но зато какой воздух свежий! И кроме диспетчерского стола с диванчиком в нем были два лежака вдоль стен, на которых можно было не только сидеть и смотреть телевизор, ожидая вызова, но даже прилечь и вздремнуть — скажем, в ночные часы.

Приняв дежурство, новый диспетчер по имени Таня первым делом позавтракала приготовленной дома лапшой из курятины. Её большие карие глаза были спокойными, но в их темной глубине затаилась вселенская грусть.

Я спросил, чтобы что-то сказать:

— Нет в колхозе работы?

— Да и колхоза давно уже нет.

— Какая красавица ваша напарница — ей бы замуж за начальника да дома сидеть, или спонсора богатенького, чтоб по курортам кататься.

— У ней муж в тюрьме сидит. А Наташка — девка правильная и независимая: собой не торгует.

— Ну и зря! Красота не вечна: станет девушка бабушкой, и никто не позарится.

— Тоже верно, — сказала Татьяна грустно и устало. Но, похоже, сама мысль о том, что женщине можно зарабатывать своим телом, вызывала у неё неприязнь или даже отвращение. Вздохнув она добавила. — Это сейчас трудно представить, но в молодости я была очень красива. Однако всегда была… правильной — так воспитали. Конечно, с возрастом взгляды меняются — мне уже нечем мужчин привлечь, но я не хочу, чтобы мою дочь называли шлюхой.

— Сколько ей? Уже двадцать? Будет зарабатывать, как захочет, и вас не спросит.

— А у вас есть дочь?

— Да и ей двадцать два.

— Где работает?

— Референтом Главы города Южноуральска.

— Конечно, выучилась и работу хорошую нашла… А необразованным и безработным одна дорога из села — на панель, — сказала Татьяна и горько вздохнула, будто переживая за всех женщин мира.

Мне пришла в голову странная мысль, к которой то и дело потом возвращался: если Наташу, как рассаду, пересадить с плохой почву в хорошую — приодеть, дать возможность ухаживать за собой — то она обязательно расцветет в ослепительную красавицу, которой равных на свете не сыщешь. Мысль эта так прочно засела во мне, что девушка сама, улыбнувшись, однажды спросила:

— Что, запали на меня? Конечно, приятно, но не советую. С мужем я скоро разведусь и выйду за другого. Так что…

Про разницу в нашем возрасте не было сказано ни слова.

С пятилетней дочерью Наташи, которая частенько появлялась на рабочем месте мамы, когда бабушка была занята шопингом, мы быстро подружились. Катюша — девочка общительная, а рассказывать сказки я умею. Когда бабушку увидел, вспомнил — эту женщину я действительно видел в строительной бригаде Комитета по делам строительства и архитектуре при Администрации Увельского района.

Познакомившись ближе с коллективом таксистов, понял, что в глазах окружающих её мужчин Наташа пользуется безупречной репутацией, и мой интерес к красивой молодой девушке не вызовет кривотолков. Когда все молчали, тупо уставившись в тихо ворчащий телевизор или отлеживали бока, ожидая клиентов, я вел с диспетчером бесконечные беседы — рассказывал о себе или слушал её. Потом вспоминая, чувствовал, что кровь течет в жилах быстрее от мыслей об этой ровеснице моей дочери.

За те несколько месяцев, что я проработал в «Дилижансе» мы немало с ней обсудили тем. Самой животрепещущей оказалась мое писательское мастерство. Наташа нашла в инете, прочитала и потом утверждала, что ей нравятся мои рассказы.

— Как это у вас получается?

— Слова слагать в предложения руку набил ещё в газете. А сюжеты подсказывает жизнь.

— Обо мне можете написать? Ужасно хочется прославиться.

— Писать о том, как мы сидели и болтали, неинтересно. Нужна завораживающая интрига, чтобы читателей привлечь.

Наташа подняла на меня глаза, в которых плясали искорки смеха.

— Я бы хотела такого рассказа, который мне не стыдно читать.

— Тогда не поступай так, за что тебе потом будет стыдно. И обратная сторона медали — не стыдись того, что естественно. Скажем, в близости мужчины и женщины нет ничего предосудительного, если они оба свободны и не связаны узами брака с другими людьми.

— И вы готовы написать о себе такое?

— Я неженатый человек… И потом — даже в сексе есть элементы эротики. А эротика — это восхищение красотой тела. Вот как бы ты хотела, чтобы было написано о тебе. Два примера на выбор. «Ложбинка между её грудями, видимая в очень смело расстегнутую рубашку, однажды сведет меня с ума» и «И тут я увидел Наташу верхом на розовом жирафе». Какой больше нравится?

Диспетчер-красавица от души рассмеялась. Потом, застегнув одну пуговицу на своей рубашке, сказала:

— Конечно, первый. Я жирафов боюсь и никогда на него не сяду.

Однажды Наташа спросила меня:

— А почему вы не женаты?

И добавила:

— Простите, если вопрос не приятен.

— Мы знакомы не первую неделю, и уверен, что теперь тебе отлично известно, как трудно меня смутить. Я вовсе не против того, чтобы рассказать о себе все, что будет тебе интересно. Но факты — это дело одно, а вот мысли совсем другое. Сказать, что мне просто не повезло в двух браках, значит признаться, что я ещё надеюсь на удачу. Ведь даже Бог любил троицу. И женщин на свете хватает. Другое дело — как строить свои отношения с избранницей, чтобы снова не расходиться. К седым волосам, Натали, я понял, что мне нужна содержанка, а не жена.

— Но ведь содержанки — это распутницы! — весьма жизнерадостно ужаснулась она.

— По сути, это мое отношение к ней. Прежде, чем требовать от неё ласки, мне надо обеспечить её средствами к существованию. А уж она из наших отношений пусть лепит-делает, что захочет — заводит детей или ищет более богатого спонсора. Если Богом дана приятная глазу внешность и немного ума, женщина имеет право на всё, что захочет. И содержанки, поверь мне, изменяют своим мужчинам гораздо реже, чем порядочные жены мужьям.

— Отдаваться за деньги? Как это мерзко! — Наташа передернула плечами.

— По сути, брак для мужчины — бесплатный доступ к желанному телу, а для женщин — престиж и бюджет семьи. Выходит, супружество — та же самая торговая сделка, заключенная в государственной брокерской конторе под названием «ЗАГС».

— Ну, а к примеру, меня содержать — сколько не жалко вам? — отвращение девушки к меркантильной любви быстро сменилось женским любопытством: ей представилась бесценная возможность узнать себе цену в глазах мужчины, которого она уже считала настоящим экспертом в этом вопросе.

И я не стал кокетничать:

— К сожалению, таксистом столько не заработаешь.

— А писателем?

— Писателем можно и очень легко, — взглянув на Наталью, я вздохнул и продолжил. — Людовик Четырнадцатый, французский король, любовниц имел тьму-тьмущую — но кто помнит их имена? Я, к примеру, из романа Дюма могу назвать лишь хромоногую Ла Вальер. А вот у небогатого камер-юнкера Пушкина Александра Сергеевича была любовь и жена, которую знает и помнит весь мир. Почему? Ответ прост — он очень здорово о ней написал.

Удивленно взглянув на меня, Наташа промолвила:

— А вы можете так написать?

— Стихами нет, прозой — да.

— Но вам нужен грех — без него же интриги нет?

И я твердым голосом судьи в момент оглашения приговора:

— Ты права — только высокие чувства рождают великие мысли.

— Но ведь я же вам нравлюсь. Разве от этого чувства не может возникнуть замечательных мыслей? Или у вас ко мне только похоть?

Я с удивлением взметнул брови.

— А вы, Натали — настоящий софист. Надо признать: обыграли меня — один ноль в вашу пользу.

Другой раз Наташа спросила:

— А над чем вы сейчас работаете?

— Пишу фантастический роман об искусственном интеллекте?

Восторженно взглянув на меня, девушка тихо попросила:

— Дадите почитать? Пожалуйста…

— Да он ещё не готов, — нерешительно молвил я. — Так, две главы пока есть из семи задуманных и эпилога.

— Как вы его назвали?

— «Семь дней Создателя»

— Как сотворение мира.

— Ну да, перекликаются.

— Принесите на флешке то, что есть — я на компьютер скину и почитаю.

— Хорошо, моя милая, — улыбнулся диспетчеру. — Мне нужны толковые критики. Я начал его, как рассказ по заказу владельца журнала фантастики. Он полез с правкой сюжета, мне не понравилось… Короче публикация не состоялась, а я разозлился и решил из рассказа сделать роман. Вот так. Пусть не опубликованный, но он у меня скоро будет.

Не сводил глаз со своей собеседницы, пока не убедился, что она действительно интересуется и хочет почитать. Моя в разговоре вольность «милая» была принята без штыков. И ещё обратил внимание на такую вещь: Наташа без сомнения обладает двумя христианскими добродетелями — мудростью и терпением. Как это ни парадоксально при её ослепительной красоте.

Критика Натали на две прочитанные главы была неожиданной:

— Зачем вы их всех убили? Я не люблю трагедий. С таким упоением читала первую главу, а вторая — сплошные кошмары. Ни за что не стала бы перечитывать, как это делаю с любимыми книгами.

Я ожидал, что услышу необычное мнение, но вот никак не подумал, что будет такая реакция.

— Так надо, чтобы приблизиться к Истине в самопознании. Поверь — окончание будет не столь драматичное.

В следующий раз, когда мы работали вместе, Наташа, уже остывшая от первого потрясения и ожидавшая продолжения романа, сказала:

— Как бы я хотела стать прототипом какой-нибудь героини вашего «Создателя». Вы так красиво о женщинах пишите. Было бы приятно читать о себе. Только не убивайте меня, пожалуйста.

— Договорились, — пожал плечами. — Я введу в роман потрясающей красоты девушку по имени Наташа, и она не погибнет.

— О, как бы мне хотелось иметь такую книгу на бумаге!

— Хорошо. Сделаем так. Я посвящу тебе целую главу, а когда закончу роман, издам его за свои деньги в типографии. Хоть один экземпляр, но издам. И подпишу книгу тебе в подарок. За ним ты приедешь ко мне домой. Вечером приедешь, утром уедешь. Договорились?

— Ни фига себе! — рассмеялась Наташа.

— Самое обычное соглашение. Очень тебя хочу, а грошей нема. Но раз имеется возможность заработать своим творчеством, то почему нет? У тебя останется книга, у меня память — каждому по заслугам его.

— А если я к тебе привяжусь?

— Не советую — мне не на что тебя содержать. А ведь ты со своей внешностью и умом можешь сделать блестящую партию или заработать кучу денег.

Помолчав немного, Наташа мечтательно и со вкусом сказала:

— Ладно, заработаю кучу денег и буду вас навещать — писателя бедного.

Потом нахмурила брови:

— Только где они водятся — женихи богатые да спонсоры щедрые?

А я озаботился — уж не сбил ли с пути праведного душу невинную?

Впрочем, нет. Однажды Наташа позвонила мне на мобильный:

— Анатолий, вы где? Сможете отвезти меня из Южноуральска в Увелку к маме?

— Говори адрес, сейчас подъеду.

Когда выполнил поставленную задачу, очаровательное лицо девушки озаботилось.

— Сколько я вам должна?

— Один нежный поцелуй.

Наташа помолчала некоторое время, а потом сдавленным голосом задала вопрос, который сама не в силах решить:

— И вы получите удовольствие от одного моего поцелуя? А не выйдет наоборот — станете мучиться, уговаривать, просить, приставать, проклинать…

Мне почему-то казалось, что её смущение связано с проблемами нравственности — мол, она ещё замужем да к тому же влюблена в другого. А тут, оказывается, дела физические. И поцелуй — достойная ли цена? Или это только начало, и в следующий раз я потребую в плату постельную близость?

— Да. Он придаст моему творчеству импульс.

— Как мало вам надо!

— Не правильный взгляд на ситуацию. Ты так красива, Натали, что твой искренний поцелуй стоит целого состояния.

— Вы просто галантный кавалер пушкинских времен.

— Абсолютно нет. Красота завораживает и порой доводит мужчину до исступления, но мудрость женщины заставляет его быть порядочным. Впрочем, дело не в этом. Мне очень хочется посмотреть на эмоции в ваших глазах после этого поцелуя. Понимаешь, Натали, мужчина для женщины, как и наоборот, тоже служит раздражителем. Запах, голос, прикосновение (особенно губами) вызывают как притяжение, так и отторжение. Мне хочется понять, какое чувство вызываю в вас я. И тут не всегда в ответе рассудок. Вам могут нравиться мои умные речи, а у тела свои ощущения. Может оказаться, что физическая близость нам противопоказана.

— Интересно. Вообще-то я — очень чувствительное существо. И уж если полюблю кого, то с этим человеком испытываю в постели истинное блаженство.

— Рад за вас.

— Интересные вы всегда задаете темы в беседе. Можно сказать, наши общения — бесценный дар от человека с опытом. Вот не знала, что поцелуй может служить индикатором на совместимость.

— А давай попробуем!

— А давайте!

И мы поцеловались, задержав дыхания, долгим и нежным прикосновением губ — без всяких жеваний и покусываний, без проникновения языка в рот — будто вино старинное дегустировали.

— Ну, как?

— Говорите вы первый о ваших ощущениях.

— Любовь плотская — это один из самых ценных даров Природы. Разумеется, она приносит не только радости. Она может стать источником насилия и боли, из-за неё дерутся и убивают. Но она же несет неземные радости любящим людям. Я испытал блаженство. Ты моя женщина, Натали…

Наташа лукаво улыбнулась, но темные глаза её блестели, как от выпитой рюмки вина. И сказала она:

— Но любовь может стать и жестоким орудием, когда один человек хочет подчинить себе другого. Мужчины, добившись близости, обычно заносятся. А создав семью, отлынивают от её забот — им дороже пьянки-гулянки, друзья, похождения…

— Как ни странно это звучит — когда любовь взаимна и оба безрассудно влюблены, финал жди трагический. Самый крепкий союз — когда один любит, другой позволяет себя любить. Лишь немногие способны противостоять женским чарам. Мужики готовы ставить на кон все — жизнь, честь, богатство — лишь бы добиться предмета страсти. Такая девушка, как ты, Натали, при желании могла бы стать всемогущей и получить от жизни многое — деньги, власть, любовь…

Она в ответ обезоруживающе улыбнулась.

— Вы правда думаете, что я очень красива?

— Да, — кивнул. — Я так думаю. Признаться, девушки прекраснее тебя прежде никогда не встречал, хотя обеих моих бывших жен трудно назвать дурнушками. А разве ты не считаешь себя такой?

Наташа покачала головой.

— Не знаю даже… — нерешительно молвила она. — Мужики, конечно, пялятся. И даже женатые… Вот парень, с которым сейчас встречаюсь, женат и у них растет дочь. Но никто никогда мне не говорил таких слов…

Она выпрямилась, что могло соответствовать мысли — я приняла решение.

— Вы говорите мне такие вещи… Я теперь иначе буду смотреть на вас. Будьте моим учителем жизни!

— Да, милая, я на это и надеялся, — взял её руку и прижал ладонью к своей груди. — Готов платить за твою любовь кое-чем более полезным, чем драгоценные побрякушки — мудрыми советами. Я же вижу, какой образ жизни ты ведешь здесь, в захолустной Увелке. Поэтому хочу, чтобы ты знала одну вещь — цену своей красоты. Если ты задумаешь изменить образ жизни, ты должна уметь обольщать и использовать свои внешность и ум с выгодой для себя. В противном случае тобою просто попользуются. Нет ничего постыдного в том, чтобы жить за счет мужика. Используй его деньги на себя, а он пусть вкалывает — таков механизм прогресса. Женщина была, есть и будет катализатором эволюции. А уж такой красотке как ты это сам Бог велел.

Наталья кивнула:

— Спасибо, что подали мне идею свободной жизни — я была лишена этой возможности. Все, что вы сейчас говорили, так ново и трудно вообразимо. Наверное позже, когда я все как следует обдумаю, у меня появятся к вам вопросы. Ведь я действительно не хочу остаток дней провести в Увелке — здесь так мало шансов познакомиться с кем-то приличным. Вот Челябинск — другое дело. В нем полно богатых мужчин, и совсем другой образ жизни. Я смогу там почувствовать силу своей красоты. Это очень приятно — надо отметить…

— Да, — решительно добавила она, — все это мне по нраву. Не хочу прожить остаток жизни в бедности, без богатого мужика. Да и Катя уже не младенец — скоро в школу пойдет, потом, возможно, в институт…

Девушка криво улыбнулась:

— С мужем я точно разведусь. А вот замуж торопиться не буду — подумаю…

— Я рад, что ты так думаешь. Лучше стричь с мужиков купоны, чем собирать осколки разбитого ими твоего сердца. Тебе не придется стоять на панели. Я введу тебя в круг людей, в котором молодые ещё мужчины имеют немалые капиталы и готовы заплатить большие деньги за доставленные удовольствия. И при этом у тебя останется право выбора — зачем идти с тем, кто тебе не по вкусу?

Наташа ласково погладила мое плечо:

— Надо же! — до того, как вы пришли в «Дилижанс», я и думать не думала о другой жизни. Может, Господь специально послал вас к нам, чтобы вы стали моим другом и учителем.

— И любовником, — взял её пальцы и погладил их кончики своими губами. — Не забывай об этом.

Мне по душе подобные разговоры, в которых философия переплетается с эротикой.

Девушка улыбнулась. Ей явно пора уже идти к маме, домику которой мы подкатили…

Время шло к осени. Ночью капризная погода переменилась. Стало холодно и сыро. Ветер понес клочковатые облака по небу, то открывая, то пряча бледный бесстрастный лик луны. Лучше бы уж гроза приключилась. Она всегда радует меня своей очищающей силой.

День минул будний, ночные вызовы редки, двое таксистов спали на лежаках, я сидел напротив телевизора, диспетчер вязала. Она редко ложится спать и обычно под утро. Но частенько в дежурства Татьяны случатся какие-нибудь неприятности. Вообще-то частное такси «Дилижанс» «крышуется» южноуральскими бандюками. Но ситуации случались всякие, и таксисты «на всякий пожарный» под рукой держали бейсбольные биты, увесистые монтировки, финские ножи… на случай, если придется защищаться. Я ничего с собой не возил, надеясь на удачу.

Однажды диспетчер — а это была, конечно, Татьяна — отправила меня потемну к элеватору.

— Там встретят, — пояснила она.

Подъехал я к проходной. В салон садится долговязый, но изможденный молодой человек.

— Прокатимся по Увелке.

— Сорок рублей, — объявляю таксу.

— Крути баранку, не обижу…

Мельком взглянув на его тюремной закалки глаза и короткую стрижку, вдруг понял, что меня ждет весьма тревожная поездка — только не понятно, чего бояться: обманет клиент или убъёт с целью грабежа? Страх пронзил тело, но рассудок подсказывал — лучше не знать собственной судьбы… и не гадать о ней, а довериться. Только почувствовал свою полную беззащитность перед неприятным пассажиром. Ощутил себя скверно: кровь в жилах леденеет, руки немеют, но куда деваться — поехал.

Проехали всю Увелку до самой больницы. Мой пассажир все высматривал кого-то в боковое окно. Я подумал — вот ещё история: может, он врага ищет? Найдет, убъёт, а я — ненужный свидетель.

— Едем в Южняк, — сказал он ввиду поликлиники.

— Так что с оплатой? — попробовал я лепетать.

— Сказал — не обижу.

В городе новая команда хрипловатым и решительным голосом:

— Давай по остановкам.

Проехав одну, я начал соображать:

— Что ищем, приятель?

— Бабу мне надо край, — был ответ незамысловатый.

— Так бы сразу и сказал, — я резко затормозил и развернул авто. — Нашел где искать!

Снова мы на окраине города. Я подвернул к ближайшей шашлычке.

— Сходи, посмотри — есть ли свободные? Я подожду.

Он вернулся через минуту, протянул мне казначейский билет достоинством в тысячу рублей.

— Чалюсь. Сдачи не надо.

Вот так клиент! За такие бабки наши таксисты летают в Челябинск. Интересно, сколько же он заплатит жрице любви? А может, маньяк какой — изнасилует да убъет. А я в соучастники попаду или свидетели… Вот какими таинственными бывают ночные пассажиры.

Впрочем, чуть позже случилась история совсем крутая — из разряда боевиков. Однажды ближе к полуночи посылает меня диспетчер — а это, конечно, была Татьяна — к автобусной остановке под названием «Железнодорожный вокзал». На словах пояснила:

— Я сказала, что будет «пятерка» вишневая. Подъедешь — постой: тебя найдут.

Подъехал, двигатель заглушил и вышел из авто — стекло лобовое протереть. Тут подскакивает ко мне убогий с лицом изрытым оспой, и начинаются танцы с песнями народов мира. Короче, руками он машет, ногами топочет, слюной брызгает, изрыгая проклятия и матерясь. Я его понял — сейчас вам объясню…

В Увелке два частных такси. Несколько больше в Южноуральске. А между ними были еще две бригады, которые работали не по вызову, а шныряли по остановкам и перевозили пассажиров за автобусные цены, но без билетов. И без налогов государству, естественно. Первую бригаду таксисты второй называли «гоблинами». И «крышывали» их, по слухам, челябинские боксеры — читай: те же бандиты. Они появились на свет первыми и считали себя единственными, кто имеет право шустрить на автобусных маршрутах. Вторую бригаду, в пику первой, создали южноуральские бандюки. «Гоблины» их называли «шакалами» и всячески притесняли. Впрочем, бандиты внесли равновесие в отношениях конкурентов, отлупив пару-тройку особо задиристых. И сложилась практика: «гоблины» оккупировали две самые многолюдные остановки, поджидая на них пассажиров. В Южноуральске это «Автовокзал», в Увелке — «Железнодорожный вокзал». «Шакалы» начинали движение в городе от ДК «Энергетик», в райцентре — от больницы.

Я подъехал к остановке «ЖД вокзал» и сразу почувствовал себя солдатом, внезапно оказавшимся в стане неприятеля. И он тут как тут — скорее уличный хулиган, чем таксист.

Попытался ему объяснить, что послан сюда диспетчером «Дилижанса» на конкретный звонок. Если бы звонивший хотел уехать с ним, не стал бы напрягать телефон.

Бесполезно…

Неизвестно во что бы вылилась наша перепалка с «гоблином», если бы не подошли два здоровенных и подвыпивших парня.

— Ага, вот она — вишневая «пятерка»! Вы по вызову? Это мы звонили.

Тут мои потенциальные пассажиры узрели «гоблина».

— А это что за харя немытая? Ну-ка брысь отсюда, пока в памяти.

Сказать про такого: его будто ветром сдуло — много чести. Он смылся струей в унитаз.

Усевшись в авто, клиенты потребовали:

— В нижнее ПАТО.

В Южноуральске было одно ПАТО только с двумя базами — одна находилась рядом с трассой, другая на улице Спортивной — в том месте, где она спускается к ГРЭС. Её-то и называли нижним.

По дороге пассажиры спросили — не вожу ли я с собой водки? Нет, я водки с собой не возил. У диспетчера под столом стоял ящик с бутылками — и когда звонили, требуя спиртного с доставкой, она посылала таксиста. Это тоже была наша работа и наш заработок.

Памятуя, как эти ребята избавили меня от «гоблина», можно подумать, что они мне посланы судьбой. Но когда вслушался в их разговор — а они сидели на заднем сидении и бубнили меж собой, наверное, забыв о моем присутствии — озадачился: судьбой-то-судьбой, но для чего? Для спасения? В этом я был уже не уверен. Лучше бы мне остаться один на один с убогим «гоблином» на автобусной остановке, чем оказаться темной ночью в нежилой части города с двумя подвыпившими парнями, каждый из которых выше меня на голову.

А дело вот в чем. Из их диалога понял, что парни безудержно хотят выпить и сейчас едут к родственнику одного из них, который должен ему и сейчас дежурит охранником на КПП в нижнем ПАТО. Но бабка надвое сказала: есть ли у него деньги с собой, отдаст ли он долг — по крайней мере, другой сомневался. А без этой надежды они даже со мной рассчитаться не смогут.

Что ж, похоже, я снова влип. Парни на все могут решиться — это видно по их лицам в зеркале заднего обзора. Кстати, если уж говорить о внешности, то теперь оспой изрытое лицо «гоблина» казалось куда приятней этих мордоворотов.

Приехали к нижнему ПАТО. Один пошел к КПП, другой остался в салоне — по всей вероятности, меня сторожить. Было бы глупо сидеть и ждать, что предназначено судьбой мне на этот раз — быть убитым, ограбленным или просто обманутым. Я вынул ключи из замка зажигания и со словами: «Пойду отолью» покинул авто, забился в кустики (их там целая роща), стал наблюдать и ждать — что же дальше будет?

Вскоре вернулся посланец, весьма огорченный:

— Жилит, сука — говорит, что нет?

— Что будем делать?

— А где таксёр?

— Ушел отлить.

— А может, смотался?

Теперь они уже оба стояли у машины и спорили. Один желал «тряхнуть» меня, чтобы купить водки и наконец выпить. Другой предлагал извиниться, записать координаты и расплатиться со мной завтра за эту поездку, а с пьянством на сегодня покончить. Спорили-спорили они в таком духе, а потом начали драться — хмель и молодость взяли своё. Бились сначала стоя, а потом упали и стали бороться на земле, пинаясь, царапаясь и ругаясь. Потом один истошно заорал: «Черт! Ты мне руку сломал!», вскочил и прочь побежал со стоянки у нижнего ПАТО. Второй следом — с криками раскаяний и извинений.

Воспользовавшись затишьем у моей машины, я вскочил в неё, заблокировал двери, завел двигатель и, не включая фар (благо светил фонарь над дверью КПП) вырулил на асфальт улицы. Там уж дал по газам…

Примчался в будку «Дилижанса» не как тот король, что, войну проиграв, вернулся хромой и рад был до слез, что остался живой — я весь кипел жаждой мщения.

— На меня напали! — говорю Татьяне. — Вызывай «крышу» — мы их сейчас поймаем.

— Щас! — отвечает та. — С «крышей» только хозяин общается.

— Звони хозяину.

— Утром он за выручкой приедет — расскажешь.

— До утра налетчики убегут.

Татьяна плечами пожала. Я не стал утра ждать, рассчитался с диспетчером и уехал домой, заявив, что не в состоянии сегодня работать. Потом Наталья мне сказала:

— А я бы позвонила. Таких борзых надо ловить и воспитывать.

И вот снова дежурство с Татьяной. На улице пасмурно, ночь…

Звонок диспетчеру.

— Вставай, Андрей, зовут на Привокзальную.

Самый молодой таксист «Дилижанса» поднимается с лежанки, выходит к машине и уезжает. Возвращается минут через пятнадцать с мокрым лицом и волосами — на улице дождь начался.

— Армяне пьяные. Ну их к черту. Сказали: «Чуток подожди», а сами не выходят и не выходят… Буду я их ждать — много чести. Отменяй, Таня, вызов и снова ставь меня первым в очереди.

Заваливается спать.

Через полчаса в дверь крепко саданули ногой:

— Открывай, сюка-бл.дь!

Вагончик от удара будто качнулся. Андрюша в угол забился, а второй таксист Юра, плечистый мужик, поднялся и распахнул незапертую дверь.

— Чё базлам?

Два пьяных армяна отказались от попытки взять наш вагончик штурмом и остались под дождем, который тонкими струями в свете фонаря сек асфальт улицы, кузова и стекла машин, кривоносые головы пьяных армян.

— Давай сюда того сопляка, что от нас удрал. Мы с ним будем говорить.

— Не любит он вас. Прилег отдохнуть. Приказал не беспокоить.

Рожу одного из армян перекосила горькая усмешка:

— Тогда мы ему колеса проткнем.

Я Татьяне:

— Вызывай милицию!

Она:

— Только с разрешения хозяина.

— Звони хозяину.

Диспетчер головой покачала уныло. Вот, блин, ситуация! Я поднялся и стал сзади Юры — вдвоем в дверях не уместиться — чтобы армяне меня видели. А Андрюша и на угрозу насилия над автомобилем из своего угла не вылез.

Может, окрепнув духом, увидев поддержку в моем лице, может, доведенный до крайней злости наглым поведением приезжих «хачиков», Юра сказал решительно:

— Слышь, черножопые, валите отсюда — никто с вами не поедет. А машину тронете — завтра вашу хибару сожжем. За базар отвечаю.

Было не понятно, что у него на уме — только угрозы или серьезные намерения? Возможно, под ледяной наружностью полыхает пламя неукротимой ненависти к обнаглевшим армянам.

Изрядно промокнув, незваные гости утопали восвояси. Юра занялся чаем. А я сел на лежак и откинулся на стену вагончика. Внезапно навалилась усталость. К добру ли, к худу — ибо в действие вступили силы, которые трудно предугадать и остановить — наезд мы отбили. Я-то, в принципе, никак не засветился, а вот Юра угрожал кривоносым, а Андрюша перед ними провинился — не приведет ли месть злобных хачиков кого-нибудь из нас к катастрофе? Может быть, преувеличиваю опасность ситуации, но растревоженная интуиция не отрицала возможность худых действий со стороны армян: кавказцы — народ мстительный.

Звонков больше не было и, возможно, не будет. Таксисты, попив чайку, залегли на топчаны. Татьяна бдела со своим вязанием. А я ушел спать в машину. Это, конечно, не самое безопасное место в свете произошедшего, но и вагончик не спасет, случись чего. Можно было домой уехать — двух машин на ночное дежурство вполне хватает, а утром вернуться пораньше. Но я включил тихо радио, приоткрыл стекло дверцы и, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух, прислушивался к шелесту дождя, думая о Наташе.