Путь к созиданию

Анатолий Агарков

Люди достигли на Земле всего, чего они хотели и смогли. Единственное препятствие к безмятежной жизни – угроза из космоса. Прилетит шальной метеорит, и планетой в Солнечной системе станет меньше. Безвозвратно погибнет уникальная человеческая цивилизация. Только создав противометеоритную защиту Солнечной системы, можно спокойно ложиться спать.

2

Романтика космических полётов. Корабль летит намеченным маршрутом. На экране мигают звезды, далёкие и близкие. Манят — может, завернёшь, чайку погоняем, чего расскажешь. Метеориты — неприкаянные бродяги — проносятся мимо. Не зевай!

Командир корабля…. Нет, лучше: капитан космического корабля с трубкой в зубах за пультом управления.

— Люба, на день рождения подари мне трубку и курительный табак.

— Кому хочешь соответствовать?

— Это будет мой собственный стиль.

— Космический стиляга? Что-то новенькое, Гладышев.

Подготовка занимает больше времени, чем сам полёт. А долго ли нам готовиться?

Личный летательный аппарат Главного Хранителя Всемирного Разума заменил нам дом, работу. Весь семейный скарб на борту — моя гитара, Любины безделушки. У нас нет ни вилл, ни дач, ни ранчо. Одна-разъединственная московская квартира, да и та пустует. Мы — космические бродяги и всегда в движении.

Решили побывать на Марсе. Запросили «добро» Центра Управления Полётами. Там вычертили маршрут, ждут сигнала «К старту готов». Мы сядем в «тарелку», поднимем люк-трап, пристегнёмся в креслах и…. всё. Откроется люк, опустится трап — здорово, марсиане! Такая романтика. Нет, без трубки тут никак.

Люба общается с кем-то посредством оптимизатора. Наверное, даёт последние ЦУ землянам — не шалите, мол, без меня.

Я лежу на траве в двух шагах от трапа, и мне до чёртиков хорошо. Хорошо жить на свете! Сорвал травинку, сунул в рот, пожевал, выплюнул. Нет, не то — трубка, трубка нужна. И капитанская фуражка.

В конце концов, сколько можно трепаться?

— Юнга!

Люба машет рукой — отстань!

Ну, получишь ты у меня сегодня. Любуюсь женой. Думаю, как бы сорвать с неё комбинезон и отшлёпать по тугим ягодицам.

Мы летим на Марс. Сам полёт — одно мгновение. А вот сборы….

Перевернулся на живот, всем видом выражая недовольство. На глаза попался муравьишка. Членистоногий парнишка спёр где-то крылышко мотылька и торопился умыкнуть в муравейник, пока, должно быть подгулявший, хозяин не спохватился. Я вооружился травинкой — стоп, таможенный досмотр, предъяви документ на товар. Воришка был не из трусливых. Лез к намеченной цели, не бросая контрабанды, упорно преодолевая все искусственные преграды….

— Гладышев, язык откусишь.

— Наговорилась? — поднялся. — Можем лететь?

— Присядем.

А как же, и споём:

–…. перед дальней дорогой

Пусть лёгким покажется путь

Давай, космонавт, потихонечку трогай….

Люба:

— И что обещал, не забудь.

Люба требует от меня противометеоритной защиты для Солнечной системы. Я тяну время — хочу, мол, осмотреть хозяйство, которое нуждается в таковой. Волокита не от самомнения — у меня нет идей. И Билли не в силах помочь. Пока. Он только согласился, что существующая оборона не совершенна, и лихорадочно ищет ей замену. По его совету уговорил Любу попутешествовать. Летим на Марс.

Поднят люк-трап, мы в креслах пилотов, пристёгнуты ремни. Ремни безопасности…. При полном отсутствии сил инерции. Что это? Технический архаизм? Дань инструкциям?

Спрашиваю Любу.

— Так надо.

Ну, надо, так надо. Погнали наши к марсианам.

Люба включает антигравитацию, связывается с Центром Управления Полётами.

— Борт…. к старту готов.

Пауза. Наверное, в ЦУПе дали команду «Старт» и Всемирный Разум телекинетической энергией с земной поверхности переместил нас на марсианскую.

Запоздалое:

— Счастливого пути!

На экране что-то мелькнуло, поменялся пейзаж, и мы поняли, что прибыли.

Разумнее было «Счастливого пути!» заменить на «Добро пожаловать!».

Переглянулись с Любой. Мы не первооткрыватели. Полёты на Марс осуществлялись и до нас. И сейчас несколько экспедиций работают на планете. Но она слишком велика, чтобы считать её исследованной. Поэтому….

Переглянулись с Любой. Ну что, с Богом?

Отстёгнуты ремни, опущен люк-трап, мы на планете Марс. Бледный диск солнца далёк от зенита. Под ногами каменистая почва. Нет, это глина, весьма засохшая, скорее обожженная — и вся в трещинах. Мне это навевает недобрые аналогии.

— Билли, радиоактивный фон?

— Зашкаливает.

— Выдержишь?

— Обижаешь.

У Любы в руках прибор.

— Радиоактивный фон за опасным пределом.

— Успокойся, дорогая — лучевая болезнь нам не грозит. Как и отравление аммиаком.

Амиачные облака жёлтыми барашками паслись на сером небе.

Вот оно убежище Бога войны!

— Поищем доспехи Марса?

Билли отговорил от авантюры.

— День на исходе, и давление резко падает — как бы чего не было.

«Как бы чего» обрушилось на окрестности сразу после захода солнца. Мы лежали в нашей уютной космической кроватке, и Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. За бортом бились и стонали местные стихии.

— Гладышев, ты привык всё одушевлять — надели интеллектом сей торнадо.

— Его зовут Ипполит.

— Как, как?

— Бог солнца похитил его дочь, Розовую Бурю, и умчал на золотой колеснице. Старый великан рванулся вдогон. Уже много столетий кружат они по планете и никак не могут пересечься. Невдомек разгневанному Ипполиту, что Бог солнца не по своей воле колесит по небосводу и день за днём повторяет пройденный путь. Старому торнадо подождать бы на месте, и уже утром в его лапы въедет сама золотая колесница с похищенной дочерью.

Будто в ответ на мои слова за бортом стихло.

— Ой, — Люба притиснулась ко мне. — Ипполит подслушал и утром украдёт солнце.

— Не бойся, дорогая. Утром Ипполит увидит дочь в объятиях Бога солнца, обрадуется её счастливой улыбке и простит похитителя.

Утро после бури выше всяких похвал. Розовые облака мазками талантливого художника набросаны на выцветший небосклон. Бледный диск светила, взгляд которого выдерживал невооружённый глаз, не спеша поднимался над горизонтом. Окрестность преобразилась. Опалённое и потрескавшееся глиняное плато засыпал белый песок. Засыпал и утрамбовал до эмалированного блеска.

— Спасибо, Ипполит, — сложив руки крестом на груди, мавром поклонился на люк-трапе. — Вижу, мир в семье восстановлен.

— Ты с кем? — Люба из флаера.

— Выходи — познакомлю. Песок и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь, друг прелестный?

Друг прелестный выпорхнул из «тарелки», не касаясь трапа, и понесся над белоснежным плато.

— Гладышев, догоняй!

— Прости её, Ипполит, она женщина. Ты знаешь, что такое женщина?

Старый торнадо, конечно, знал, но молчал. На его плече почивала любимая дочь.

Люба обозревала окрестность с высоты.

— Какая угрюмая безвкусица. Гладышев, что ты хочешь найти на Марсе?

— Разум. Ведь ты Хранитель Всемирного Разума — стало быть, и местного.

— Где, где ты его видишь? — Люба раскинула руки в полёте. — Бесплодная, заражённая равнина — здесь не может быть жизни.

— Когда-то была.

Налетавшись, Люба присела на ступень трапа.

— Скукотища.

— Тебе не хватает земной суеты?

— Может, поищем что-нибудь попригляднее?

Марсианские каналы. Ну, как же — быть на Марсе и не поглазеть на это удивительное чудо природы. Мы добрались к одному на третий день, и сразу убедились — дело тут не в природе. Перед нами искусственное сооружение в гранитных стенах, прямой линией уходящее за горизонт в обе стороны. Дна канала, как и его конца-начала не видно.

Люба притиснулась щекой к моему плечу.

— Жутко, Гладышев.

— Чего боимся?

— Ведь это следы цивилизации, ушедшей навсегда. Что погубило её? Не грозит та же участь голубой планете Земля? Нашему народу?

— Мы здесь, и никто не мешает заняться поисками разгадки.

— А наша миссия?

— Будем искать в обоих направлениях. Кто знает — может, у них одна природа.

Любу ли уговаривать на интересную тему?

Припарковали флаер на гранитный парапет канала и на следующий день спустились на его дно.

Ни-че-го. В смысле ничего интересного. Наносные отложения — песок, щебень, глинистые проплешины. Больше повезло на поверхности. На противоположной стороне канала, в распадке марсианских скал Люба усмотрела удивительную площадку. На ней правильными рядами стояли, лежали полуразрушенные круглые и призматические колонны.

Конец ознакомительного фрагмента.