Мир между нами

Анастасия Эльберг, 2023

Доктор Вивиан Мори, оставивший шумный Париж и мечты о медицинской карьере и поселившийся в маленьком европейском городке. Актриса Афродита Вайс, живущая в его квартире и называющая себя ничьей женщиной. Писатель Адам Фельдман, казалось бы, совершенно случайно оказавшийся персонажем этой истории. И… тайна. Своя у каждого.

Глава шестая

На город спускалась ночь, и в квартире было сумеречно, но Афродита не торопилась включать свет в ванной. Она стояла в полумраке перед зеркалом и расчесывала волосы, сосредоточившись на своих мыслях. Появившийся за спиной Вивиан показался ей привидением.

— Господи, ты меня напугал! Подкрадываешься, да еще и в темноте!

— Я хотел включить свет, но передумал. Решил, что после вчерашнего у тебя болит голова.

— После вчерашнего? О чем ты?

— Ты не ночевала дома, вечер, наверное, у тебя выдался замечательный.

Вивиан подошел к ней и присел на высокий стул рядом с ванной.

— Я нигде не ночевала, — ответила Афродита, снова взяв щетку для волос. — Я пришла домой около семи. Ты спал.

— Ты уже второй раз за месяц приходишь домой под утро.

— Ты тоже два раза за месяц не ночевал дома.

— Только один раз. Во второй раз я был на работе.

Она передернула плечами, не отвлекаясь от своего занятия.

— Мне кажется, в последнее время мы слишком часто обсуждаем эту тему, — снова заговорил Вивиан. — Ты помнишь, о чем мы договаривались?

— Не больше одной ночи в месяц. Но ты на этот раз позволил себе…

— Не знаю, как насчет твоих любовников, но пациенты не могут сказать «сегодня у меня не будет сердечного приступа» или «сегодня я не попаду в аварию», и удивляют в самый неподходящий момент. И порой чаще, чем два раза в месяц.

Афродита положила щетку возле зеркала и посмотрела на него.

— Ты, в отличие от меня, можешь совмещать приятное с полезным. Большинство твоих любовниц могут подождать, пока ты разберешься с пациентами. Вы работаете вместе.

— Так как ты провела вчерашний вечер?

— Опрокинула пару рюмок в клубе, поехала домой к одной из подруг, мы пошли в другой клуб… и там сидели до утра. Я видела твоего Адама. Он был в компании Джеральда Гентингтона, а потом Джеральд ушел, и к нему подсел Стивен Адамс.

— Адвокат?

Афродита кивнула и принялась заплетать волосы в косу.

— Они так мило шептались целых полчаса.

Вивиан поднялся и подошел к ней. Афродита сморщила нос.

— От тебя пахнет женщиной, — уведомила его она.

— Тебе это не нравится?

— Слишком сложный вопрос, чтобы ответить на него в двух слова.

— Я пошел спать в восемь вечера и проснулся недавно. Наверное, в моей кровати побывала таинственная незнакомка?

— Зная тебя, предположить можно все.

— Незнакомка позволила себе зайти в мой кабинет, порыться в ящиках письменного стола и забрать то, что ей не принадлежит.

Афродита улыбнулась и, бросив взгляд в зеркало, провела рукой по волосам.

— Что взяла незнакомка? Твою любимую закладку с золотистой кисточкой? Паркер? Или негодяйка стащила карандаш, которым ты подчеркиваешь цитаты в книгах?

— Верни то, что ты взяла, Дита.

Она понимающе кивнула и направилась в сторону кухни.

Вивиан наблюдал за тем, как она включает чайник, достает из шкафа кофейную чашку и открывает холодильник в поисках чего-то, что могло бы стать подходящим для позднего завтрака.

— Ты будешь молчать? — спросил он. — Или ответишь?

— Мне надоело смотреть на то, как ты убиваешь себя этой гадостью.

— Ты хочешь посмотреть на то, как я умираю без этой гадости?

— Без нее ты не будешь умирать медленнее.

Афродита взяла нож и разрезала извлеченное из холодильника яблоко на две части.

— Хочешь? — предложила она. — В красных яблоках много витаминов. Но только если есть с кожурой.

Вивиан присел у стола и закурил, подвинув к себе пепельницу. Афродита вернула одну из половинок яблока в холодильник, а вторую разрезала на две части и принялась вынимать сердцевину.

— Какое у тебя давление? — спросила она.

— Не стоит интересоваться чем-то только из вежливости.

— Ты не хочешь поехать в больницу? Они поставят тебе капельницу…

— Я не собираюсь никуда ехать. Я хочу, чтобы ты вернула мне чертов пластырь! Сейчас же!

Афродита, уже взявшая было вскипевший чайник, поставила его на место.

— Я так больше не могу, — сказала она. — Ты говоришь, что мы мало времени проводим вместе. Упрекаешь меня в том, что я не ночую дома. Но когда я говорю, что тебе нужно пойти к врачу, ты не собираешься этого делать! Когда-то ты говорил мне, что человеческая жизнь — это самое дорогое, что только может существовать. И что за нее надо бороться всеми силами. А что я должна думать теперь? Ты хочешь, чтобы я продолжала быть дурой и делать вид, что ничего не замечаю? С утра уходить на учебу, потом ехать на съемки, по вечерам гулять по клубам и не обращать внимания на то, что происходит? Тебя убьет не рак, а опиумный пластырь, без которого ты не можешь жить!

Вивиан подошел к ней и взял со стола одну из четвертинок яблока.

— Иногда, — продолжила Афродита, — мне начинает казаться, что этот пластырь для тебя важнее, чем я.

— Иногда, — в тон ей ответил Вивиан, — мне хочется, чтобы ты почувствовала мою боль. Всего лишь на минуту. И тогда ты все поймешь.

— Когда было больно мне, рядом был ты. И я решила, что мне стоит жить. А теперь рядом с тобой есть я, но тебя это не волнует.

Он протянул руку и погладил ее по волосам.

— Порой я думаю, что жизнь для тебя — это кино. И ты каждую минуту играешь сцену.

— Порой мне кажется, что вся моя жизнь — это один большой фильм. И я думаю — это на самом деле происходит со мной? На самом ли деле человек, который для меня не просто любовник, пропускает мимо ушей мои слова?

Вивиан поднял ее голову за подбородок, и Афродита, поморщившись, попыталась освободиться.

— Если этот кто-то так важен для тебя, почему ты заставляешь его страдать?

— Мне больно, Вивиан.

— Это хорошо. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда чувствовать боль полезно. Это на один маленький шаг приближает нас к осознанию того, что больно бывает не только нам. Подумай о том, что та боль, которую чувствую я, в миллион раз сильнее той боли, которую чувствуешь ты. Может, тебе плохо со мной, Дита? Я даю тебе мало денег? У тебя мало одежды, косметики, обуви? Тебе не нравится твоя машина? А если все это тебя устраивает, то чего тебе не хватает? Может, секса? Не думаю. Его ты в избытке получаешь от других.

Афродита отошла на пару шагов и занялась приготовлением кофе.

— Мне не хватает счастья. Но вряд ли человек, который делает себя несчастным, сможет помочь.

— Ты права. Но я не обещал тебе счастья. И тебя это устраивает. Иначе бы ты тут не задержалась.

Афродита поставила чашку на стол.

— Я не хочу с тобой ссориться, Вивиан, — сказала она. — Сейчас тебе лучше побыть одному. Я не буду нарушать твой покой.

***

Адам вот уже минут пять изучал дверь квартиры, на которой значился номер «16», а чуть ниже располагалась табличка с именем жильца: «Вивиан Мори», но стучать или звонить не торопился.

Добрый вечер, доктор. Не могли бы вы рассказать о вашей пациентке, которая покончила с собой?

Дождь, который начался пару часов назад, теперь лил как из ведра, и, несмотря на плащ и зонт, Адам промок до нитки. Плащ он держал в руке и переминался с ноги на ногу, напоминая нерешительного кавалера у дверей возлюбленной. И мог бы простоять так еще не пять и не десять минут, если бы дверь не открылась, и на пороге не появилась бы Афродита Вайс.

— Господин Фельдман! Вы, наверное, к Вивиану. Если ко мне, то я ухожу.

— На улице ливень и ураган. Такая ночь не подходит для прогулок под луной.

Афродита сделала шаг вперед, и Адам посторонился, пропуская ее.

— Не волнуйтесь, господин Фельдман, я не буду много гулять. У меня есть дела поважнее.

И она направилась к дверям лифта, поправив на плече дорожную сумку.

Адам вошел в прихожую и огляделся. Квартира доктора Мори была довольно скромной для человека с его достатком. Прихожая переходила в узкий коридор, который, в свою очередь, вел в гостиную. Через гостиную можно было пройти в кухню, а справа Адам заметил лестницу — на втором этаже располагались жилые помещения, мало интересующие гостей.

Доктор Мори сидел в одном из кресел напротив приоткрытого окна. Выглядел он совсем не таким, каким Адам привык его видеть: бледный, в расстегнутой рубашке, с пусть и не растрепанными, но не аккуратно уложенными волосами. Гостей Вивиан явно не ждал, и Адам почувствовал себя неуютно.

— Вам не спится, господин Фельдман? — заговорил хозяин квартиры.

— Да… можно сказать и так. Но я, похоже, пришел не вовремя.

— Вы правы.

Адам в нерешительности замер посреди комнаты, не зная, что ему следует делать, и что он может сказать.

— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он осторожно. — Может… вы хотите воды?

— В правом верхнем ящике моего письменного стола есть шкатулка из черного дерева. Принесите ее, пожалуйста. Кабинет там.

И Вивиан чуть заметно кивнул в нужном направлении.

Адам включил настольную лампу и открыл указанный ящик. Он приподнял бумаги и папки, выложил на стол несколько книг и нашел то, что искал. На крышке шкатулки был вырезан герб университета Сорбонны, а чуть ниже можно было прочитать дарственную надпись: «Вивиану Мори. В благодарность за вашу дружбу». Он осторожно взял шкатулку — так, будто в ней лежали сокровища — и вернулся в гостиную.

— Прошу вас, доктор, — сказал он.

— Откройте, будьте добры.

В шкатулке обнаружились три ампулы с желтоватой жидкостью, несколько одноразовых шприцов, пара кусочков ваты и флакон с прозрачным содержимым. Адам недоуменно посмотрел на Вивиана.

— Что это? — спросил он.

— А я-то думал, что вы учили латынь в вашем университете, господин Фельдман.

— Вы хотите, чтобы я сделал вам укол?…

Лекции по латыни Адам помнил смутно, но слово Morphinum, написанное на этикетке одной из ампул, было интернациональным. Вивиан поднял руку и поднес ее к лицу гостя — у него дрожали пальцы.

— Не думаю, что я в состоянии сделать себе укол сам. Вы ломаете ампулу, набираете в шприц лекарство, выпускаете из шприца воздух. Раствор готовить не нужно — лекарство уже разбавлено. Берете нашатырный спирт — в этом флаконе — и вату. Дезинфицируете и делаете укол.

— Я не думаю, что это хорошая идея, доктор. Я сделаю вам больно.

— Пусть это вас не тревожит.

Адам набрал морфий в шприц и взял пропитанную нашатырным спиртом вату. Доктор Мори кивнул.

— Вы отлично справляетесь.

— Если честно, я до смерти боюсь уколов.

— Я не прошу вас делать укол самому себе. Не будьте идиотом.

Адам глубоко вздохнул, заставив себя не закрывать глаза, и сделал укол. Кожа поддалась легко, и через пару секунд шприц уже пуст. Он приложил вату на место укола и достал иглу. Доктор Мори в очередной раз кивнул — на этот раз, одобряюще — и положил голову на спинку кресла.

— Боевое крещение вы прошли успешно — когда я делал укол в первый раз, то нашел вену с третьей попытки. Оставьте меня на несколько минут.

***

Адам вернулся в кабинет. При более ярком, чем свет настольной лампы, свете комнату можно было разглядеть лучше. Сначала она показалась гостю большой, но теперь он видел, что это не так. Кабинет был предназначен только для работы — здесь не было ничего, кроме книжных шкафов, письменного стола и трех кресел: одно принадлежало хозяину квартиры, а два других находились с другой стороны стола и предназначались для посетителей, которые, судя по всему, были именно гостями, а не пациентами. По крайней мере, так подумал Адам: комната не выглядела кабинетом психоаналитика, с какой стороны ни посмотри.

«Книжная» часть кабинета удивляла контрастом с «рабочей» частью. Если на письменном столе, освещенном лампой с зеленым абажуром, царил беспорядок — открытые книги, блокнот с выписками, несколько запечатанных писем, пустые конверты, открытки, нож для бумаг, наполовину полная пепельница и большой словарь с медицинскими терминами и множеством разноцветных закладок, то книжные полки являли собой идеал порядка. Книги были расставлены по сериям и по цвету обложек, и, как заметил Адам, приблизившись, в алфавитном порядке. Тут был и каталог со списком книг, каждая из которых была пронумерована. Библиотеке доктора Мори позавидовал бы страстный коллекционер — Адам нашел несколько редких экземпляров, которые в свое время отчаялся достать.

— Вы гармонично смотритесь на фоне книг.

Вивиан поставил на него бутылку коньяка, подошел к небольшому шкафу и достал оттуда две рюмки. Он успел причесаться и привести себя в порядок, но до сих был бледен и, как показалось Адаму, нетвердо стоял на ногах.

— Вам уже лучше, доктор?

— Да. Если я сказал что-то лишнее, прошу прощения.

— Все в порядке. Просто я за вас волновался.

Вивиан открыл коньяк.

— Сегодня вина мне не хочется, и, думаю, я могу позволить себе рюмку чего-нибудь покрепче. А заодно выполнить свое обещание. Присаживайтесь.

Адам сел в кресло у стола.

— У вас замечательная библиотека, — заметил он. — Мечта букиниста.

— Я долго собирал ее. Кстати, у меня есть для вас подарок.

Доктор Мори подошел к книжным полкам и принялся изучать корешки, чуть наклонив голову.

— Ах, вот, — заговорил он и достал одну из книг. — Афродита сказала, что вы искали эту книгу. Она теперь ваша.

Под вытесненным золотым на черном фоне названием «Мирквуд» был изображен женский силуэт. На титульном листе Адам прочел дарственную надпись: «Скромные подарки иногда многое для нас значат». Дальше доктор поставил свои инициалы, за которым следовала аббревиатура M.D.

— Большое спасибо, — поблагодарил Адам. — Я нашел книгу в городской библиотеке, но она была такой старой, что я не хотел брать ее в руки.

— В этом я с вами солидарен. — Вивиан взял вторую рюмку. — Ваше здоровье, мой друг. И еще раз спасибо за то, что пришли. Господин Адамс рассказал вам историю про Париж? Думаю, нет, иначе бы вас тут не было.

Адам, который хотел сделать очередной глоток коньяка, вернул рюмку на стол.

— Я понял. Госпожа Вайс. Мы видели ее в клубе.

Вивиан занял второе кресло, проигнонировав реплику собеседника.

— Я даже не знаю, с чего начать, доктор, — неуверенно заговорил Адам. — Если честно, я не очень уютно чувствую себя со всем этим…

— Но, тем не менее, вам любопытно. Никогда не понимал, почему люди чувствуют себя неуютно, если им хочется что-то сделать. Вы снимаете маску, а не натягиваете ее, Адам. Это освобождает, а не сковывает.

Адам поджал губы. Доктор Мори достал из кармана брюк портсигар и закурил.

— Угощайтесь, — предложил он.

— Нет, благодарю. Я покурю свои.

— Вы так упрямо отказываетесь от того, чтобы получать удовольствие от жизни в чьем-то присутствии. Это меня забавляет. — Вивиан протянул Адаму зажигалку. — Леди, о которой вам рассказывал господин Адамс, звали Беатрис Фабре. И, как вы уже знаете, она была моей пациенткой. Она приходила три раза в неделю на протяжении двух месяцев. Она много рассказывала. А я слушал, слушал, слушал… и влюбился в свою пациентку, господин Фельдман.

Адам потушил недокуренную сигарету и снова наполнил опустевшие рюмки. Доктор Мори благодарно кивнул.

— Разумеется, она ответила мне взаимностью. К тому времени я уже знал, что это, по меньшей мере, нелогично — когда женщина говорит мне «нет». Но тогда меня это не заботило. Я был счастлив. Это чувство… будто что-то внутри раньше было неполным, а теперь стало абсолютным. Вы просыпаетесь с утра с мыслью о том, что вам есть, ради кого жить. Вот так было и у меня. Недолго.

Вивиан взял рюмку, но не торопился делать глоток. Он посмотрел в окно, за которым лил дождь.

— В какой-то момент, — продолжил он, — я будто… как бы это? Потерял контакт с реальностью. Я видел, что она счастлива, и мне казалось, что все хорошо. Что она больше не будет говорить «знаете, доктор, я вчера думала — а зачем мне жить?». И… я что-то упустил. Какую-то перемену в ее состоянии. В тот вечер я возвращался домой от университетских друзей. У одного из них был день рождения, и мы решили справить его в тесной компании. Виновник торжества решил сделать нам сюрприз и подарил каждому по шкатулке, которую вы видели у меня. Когда я вышел от него, лил дождь, но я решил прогуляться — до моего дома было несколько кварталов. В кармане у меня лежало обручальное кольцо, в тот вечер я хотел сделать Беатрис предложение. Я пришел домой, открыл дверь своим ключом и увидел включенный в ванной свет. Удивился — почему она пришла раньше меня? На часах было начало одиннадцатого, а она работала танцовщицей в ночном клубе и приходила домой около часа ночи. Я постучал в дверь ванной, но ответом мне была тишина. Оказалось, что дверь открыта. А дальше вы знаете.

Адам кивнул, не поднимая глаз.

— Тогда я подумал — мне это снится. Я проснусь, и я могу потерять все деньги, мой дом может сгореть, меня могут уволить с работы, но она проснется рядом и скажет: «Почему вы просыпаетесь позже меня, доктор? И почему вы до сих пор не готовы к утреннему сеансу психоанализа?», подразумевая совсем не психоанализ. Я стоял в дверях ванной, пытаясь осознать, что произошло. Я мог ей помочь, нужно было проверить, дышит ли она, попытаться нащупать пульс, сделать хотя бы что-нибудь. Но я этого не сделал. Я повернулся и вышел из квартиры. Я до сих пор вижу это будто со стороны: ночь, мокрый асфальт, ветер, дождь прямо в лицо… а я иду черт знает куда только для того, чтобы идти и не останавливаться. Прихожу на вокзал. Покупаю билет. Сажусь на поезд. И еду туда, куда глаза глядят. Выхожу на случайной станции. Там тоже ночь, правда, нет дождя, хотя довольно прохладно, и я начинаю замерзать, потому что надел плащ, но шарфа не взял. Ухожу с вокзала. Брожу по городу без цели. Час, может, два. В какой-то момент меня уже не держат ноги, и я отправляюсь на поиски отеля. Нахожу отель, снимаю номер. Ложусь спать. Просыпаюсь около полудня и снова пытаюсь осмыслить то, что случилось. И понимаю, что вряд ли получится. — Вивиан закурил в очередной раз. — Вот так я оказался в этом городе, Адам. И все, что у меня было с собой — эта шкатулка и фотография. Беатрис любила фотографировать, купила зеркальный фотоаппарат и сделала несколько снимков. На одном из этих снимков — я, у себя дома. Она отпечатала эту фотографию, а потом прислала мне. Она любила посылать письма по обычной почте. Вы видели эту фотографию на моем письменном столе в больнице. Та, где я с бокалом вина у камина.

Вивиан поднялся, подошел к окну и посмотрел на небо.

— Дождь льет и льет, — сказал он. — Надеюсь, Дита не гуляет по улице.

— Она сказала, что идет по делам.

— Мы повздорили. Мне следовало попросить прощения.

— Вы ее… любите?

Доктор Мори снова занял свое кресло.

— Любовь делает людей эгоистами, Адам. Они хотят, чтобы объект их страсти принадлежал только им. Но в этой жизни нет ни одной вещи, которая бы нам принадлежала. И уж тем более человека, который бы нам принадлежал. Когда мы уйдем отсюда, когда кто-то наверху решит, что мы отжили жалкие несколько десятков лет, с собой мы ничего не возьмем. Так зачем желать чего-то постоянного? Зачем привязываться к одной женщине или к одному мужчине? И, самое главное, зачем требовать привязанности в ответ?

— Да, но вы четыре года живете под одной крышей и спите в одной постели. Только потому, что у вас бывает головокружительный секс?

— А если я скажу вам, что нам нравится делать друг друга несчастными, что вы ответите?

Некоторое время Адам молчал, разглядывая янтарную жидкость в бутылке.

— Вы говорите, что я боюсь делать то, что мне нравится, доктор, — произнес он. — А вы боитесь говорить себе правду.

— В ваших словах есть рациональное звено, мой друг. Но эта правда не сделает меня счастливым. Помните? Я всегда кусаю себя за хвост.

— Вы до сих пор думаете о том, что произошло тогда в Париже. И чувствуете себя виноватым.

— Вы правы.

Адам задумчиво потрепал волосы ладонью и не нашелся с ответом. Доктор Мори посмотрел на него и улыбнулся.

— Давайте поговорим о хорошем. Вы пойдете на бал?

— Да. В последнее время я редко выходил из дома. Но теперь книга закончена, я могу позволить себе развеяться.

— Дита уже замучила меня с вопросами, что бы ей такого надеть. Кстати, вы знаете, что она начала работать над сценарием? Пока что это не ее сценарий, она переделывает роман. Но, думаю, придет очередь и ее личного творчества.

Адам поднял на него глаза.

— Впервые слышу об этом.

— Ну, тогда она сама расскажет вам подробности. И о сценарии, и о самом фильме.

— Вы заинтриговали меня, доктор.

— Это и было моей целью. — Вивиан поднял рюмку. — За новые начинания, мой друг. И за то, чтобы мы чаще прислушивались к нашим желаниям.