Городские смехи

Анастасия Цепринская-Цекавая

Книга «Городские смехи» написана в редком жанре литературного импрессионизма. Это калейдоскоп эмоций, которые за счет стилистики книги легко примерить на себя и ощутить всю полноту переживаний героев. От яркого искрящегося счастья и трепета надежды до боли, беспросветного одиночества и горечи потери.Вместе с тем это яркая интеллектуальная проза, в которой едкая сатира над городским бытом умело встроена в пульс большого города с его противоречивыми образами.

3. Верочка

Пять лет назад я познакомился с девушкой. Она работала в газетном киоске на вокзале. А я ездил на работу почти каждый день и покупал у неё мой любимый «Спорт экспресс». Читывали наверно? Так вот и я. Конечно, газетёнка была мне эта интересна. Но и девушка постепенно вошла в мою жизнь. Казалось, она мне улыбалась приветливее, чем остальным. Говорила что-нибудь вроде — «Доброе утро. Вам как обычно? „Спорт экспресс“?» — «Да, — улыбался я. Пожалуйста». Я не знал, как её зовут. И вроде повода не было спросить. Ну что это мне даст, ну узнаю. Так было месяц, два, три… Один раз я пришёл, а газеты моей не было. Девушка мне улыбнулась, но ничего не сказала. Хотя видно было — узнала, конечно, узнала, но заговорить постеснялась. Она была невысокого роста, в меру пухленькая, и вся такая ладная блондиночка. По видимости, крашеная. Думаю, свой цвет волос у неё русый, — размышлял я, выходя с вокзала. Тьфу, что за чёрт! Думаю ещё, какой у неё настоящий цвет волос. У Машеньки-Дашеньки какой-нибудь. И имя, наверное, у неё глупое!

Прихожу на следующий день, а вместо неё — другая, пожилая женщина. Я был в растерянности. Потоптался… А она мне так строго сказала. — «Вам что, молодой человек?» — я ответил робко, как школьник у сигаретного киоска — «Спорт экспресс». Она подавила улыбку и дала мне газету со словами: — «А Верочка простудилась тут на сквозняке. Всё-таки осень уже. Не место ей здесь. Она так только, на лето устроилась на подработку. Последние 2 недели дорабатывает».

Меня как громом поразило. Всё сразу. И то, что тётка меня признала за тайного почитателя Верочкиных крашеных волос, и то, что Верочки скоро тут не будет. А мне казалось, что всегда я буду начинать рабочий день с приветствия Верочки моей. Моей! Ну вот! До чего додумался — уже «моей»! Только узнал, как зовут, и сразу «моей»! Всё это моментально пронеслось у меня голове. Я схватил газету как нашкодивший мальчишка, и быстро пошёл прочь, ничего не ответив, но… выдав себя с головой. Наверняка, Верочке всё доложат. А может, она специально «приболела», чтоб меня рассекретить? Ах, презренная! — как сказал бы Отелло, — ухмыльнулся я. А может, она правда приболела? Ведь, восполенье лёгких, например, это очень серьёзно. Не дай бог что! Тут я совсем огорчился, что попал… попал на любовь, как пела из хрипящего приёмника неумолимая Сердючка.

И я очень рассердился на Верочку. Что она дорабатывает, что она меня как бы обманула, ведь я подумал, что она тут постоянно работает. И что она приболела, и что эта тётка мне сказала, что Верочку Верочкой зовут.

Я не пришёл в киоск на следующий день. Я думал. Как… как быть, и как Верке отомстить! — О-па! Уже Веркой она стала.

Ну и ладно. Верка, так Верка.

Пришёл через день. Верочка явно толи болела, толи из-за меня так. Тёмные круги под глазами, припухшие губы. Как от слёз. Здравствуйте, сказал я официально. «Спорт экспресс, пожалуйста,…… И после паузы добавил убийственное, «Верочка». Она вся просияла, заметалась. Не могла найти издание, улыбнулась, а потом рассмеялась. И тихо сказала, — «значит, это Вы вчера разговаривали с тётей…»

Я пригласил её в кафе. Вернее, в пиццерию. Я страстно люблю пиццу. Зашёл за Верочкой в конце рабочего дня. Она нелепо вырядилась — на шпильках, в короткой юбке и дутой курточке по моде. Мы пошли.

«Как здорово! Я так хочу в пиццерию! Меня никто не водил ещё! — она тараторила и тараторила. «Ещё!» — подумал я, и почему-то зло. Значит, сразу настраивается на недолговечность отношений? Будет ей недолговечность! — пробурчал я про себя. Я вёл её сначала за руку. Потом под руку. Потом приобнял за талию, и никаких протестов от неё. Я знал, что она совсем молоденькая, что учится, и торчит на каникулах в киоске целые дни с утра до вечера. Жизни-то и не знает ещё. Но меня обозлила такая податливость. И не знакомы-то по сути.

Я говорю — «Какая ты милая!» А она только улыбается. А я так потихоньку сворачиваю с улицы во дворик. А она смотрит на меня, и не заметила. Только у двери парадной оробела, начиная понимать. А я ей уверенно — «Ну, что ты! У нас же любовь?!» Мы зашли в парадную, и она не знала, как и что будет. Совсем смутилась и растерялась.

Минут через пятнадцать-двадцать мы вышли из парадной… Я прикурил, а она смущённо одёргивалась. Перевёл её через дорогу, взяв за руку, по инерции, и притормозил на остановке. «Тебе в какую сторону? До метро, или до вокзала?» — «А мы что, в пиццерию не пойдём?» — удивилась она, и глазки её слегка округлились. — «Да вроде уже и не надо. Зачем теперь в пиццерию. Уже всё было». — Лениво протянул я и зевнул.

Я больше не покупал «Спорт экспресс» в том киоске. «Ну, во-первых, он у меня в новую сумку не влезал. И к чему в руках его тащить, когда можно у самой работы купить? Раньше я у работы киоск просто не замечал, а теперь вот заметил. А во-вторых, сколько можно поднимать продажи в одном ларьке? Надо же и другим торгашам заработать дать». — Думал я, быстро пересекая вокзальную залу.