Погружение в темную воду. Мистические истории: реальные и выдуманные

Анастасия Спирина

Ходячие мертвецы, привидения в английском замке, мистика лесов Белого моря и призраки убитых невест.В книге собраны разные истории, рассказанные очевидцами мистических событий и просто выдуманные фантазией автора. Готические рассказы, стилизованные под стиль авторов 19 века, саспенс, ужасы и житейские страшилки – каждый может найти то, от чего испугаться. Не для слабонервных.

Случай на кладбище

Однажды я рыбачил на берегу маленькой речки, ушел от семейной суеты в надежде побыть в уединении на лоне природы. Уже вечерело, и я разжег костер, чтобы сварить на нем уху из нескольких пойманных плотвичек. Дым, исходящий от костра, отгонял наглых кровопийц комаров.

Речка находилась около кладбища, но меня такое соседство не смущало, современного городского человека сложно чем-то удивить. Тем более напугать.

Я разложил свои вещи в брезентовой палатке и уже собирался спать, так как ночь спустилась на землю. Удочка в воде ожидала клевка, о котором бы меня известил колокольчик. Я улегся на спальный мешок сверху и начал дремать.

Вдруг снаружи я услышал чьи-то брезжащие шаги и какие-то резкие, щелкающие звуки. Я испугался, вдруг это какая-нибудь воровская шайка, которая хочет поживиться чужим имуществом. Я вытащил складной ножик и принялся ждать. Неожиданно в мою палатку заглянуло лицо, вернее голый череп. Я закричал от испуга и почувствовал, как теряю сознание. Через какое-то мгновение я очнулся на берегу реки, около меня сидело странное тело, одетое в заплесневевший саван, к подолу которого присохли мертвые черви. Чтобы я очнулся, скелет набрал в рот воды и выплеснул ее на меня.

Я открыл глаза и проклял себя за то, что не умер несколько мгновений назад. Передо мной сидел мертвец. Неожиданно скелет начал говорить.

— Как вы себя чувствуете? Я испугался, что Кондратий вас прибрал к себе и уже хотел сказать: «Добро пожаловать в наш мир».

— Кто вы? — дрожащим голосом спросил я.

— Меня зовут Никанор Никифорович Пантелеев, 1931 года рождения. А как вас величать, сударь? — поинтересовался Никанор Никифорович.

— Зовите меня просто Сергей.

Рядом с покойником стоял его гроб, изъеденный временем и червями, больше напоминающий дырявую посудину. Мертвец указал на него и сказал:

— Вот полюбуйтесь на мой гроб, это мой дом и мое убежище, что с ним стало, он давно пришел в негодность. Вы знаете, что такое гроб для покойника?

— Догадываюсь, — процедил сквозь зубы я.

— Именно он является той лодкой, что переправляет нас в мир мертвых. Вы посмотрите на это творение. Это ширпотреб. Разве можно мочить такой гроб, он же разваливается на ходу. А мне, между прочим, еще лежать в нем многие века. Мои родственники отдали за него кучу денег, а он ни на что не годен. Конечно, я мечтал о дубовом гробе, но мои финансы были на исходе. Все деньги, которые я откладывал на похороны, пришлось отдать непутевым детям, которые не умеют правильно строить свою жизнь. Теперь мне приходится довольствоваться остатками. Вообще, вы живые люди — ужасные существа, неужели я таким был при жизни, не понимаю, — скелет почесал череп костлявой рукой, после залился приступом кашля. Откашлявшись, он продолжил свой монолог.

— Вы знаете, на неделе я простыл. Скажите пожалуйста, кто же кладбища располагает в долине рек и на болотах? Ей богу, весной я как в джакузи, только что гидромассажа нет. Я в своем гробу как в ванне. Из-за этого развиваются костные болезни и мне приходиться выходить на поверхность греться. Сыро мне в моем ложе. Кости в такой среде гниют быстрее, а мне хочется еще немного просуществовать. Самое страшное заключается в том, что в реку могут попасть останки трупов: вода, которая подмывает наши кости, попадает в реку и отравляет ее. Получается река мертвых, будь она неладна.

Покойник высморкался в остатки своего савана, потер нос, вернее то, что от него осталось. Я, наблюдая за этим действом, и чуть снова не потерял сознание. Мой новый друг продолжил:

— Мои проблемы начались задолго до того, как я лег в гроб. Проблемы начались гораздо раньше. Когда я умер, скорбеть по мне было некогда: все мои родственники были заняты поиском денег на мои похороны.

Покойник обратился ко мне:

— Вы знаете, сколько сейчас стоит место на кладбище?

— Нет, я как-то не ииинтересовался этим. — Меня прошиб сильный озноб.

— Зря, милочек, зря! Вам пора задуматься об этом, хотя бы потому, что вам уже надо начинать копить деньги на похороны. Да, это дорогое удовольствие, помирать не захочешь, жил бы вечно и не умирал, но организм — не вечный двигатель, иногда перестает работать. Так вот, когда я покинул мир живых, то у моей семьи не было денег на похороны, то, что дал «собес» хватило только на саван и белые тапочки, да и то, одежда уже давно пришла в негодность. Не было денег на покупку места на кладбище, оно и понятно — это полугодовая зарплата моего сына, а ему еще семью кормить надо. Когда я скончался, похоронные агенты облепили моего сына, набросились на него, как вороны на падаль, и давай его терзать своими предложениями, мол, от какого дизайнера вам гроб, какого цвета саван, что за вино вы предпочитаете на поминках, кутью делать с изюмом или курагой, или какими другими сухофруктами. Не до жиру было. Сын был в скорби, поэтому не мог адекватно соображать. Они столько денег с него содрали, обобрали как липку.

Хочу сказать несколько слов о директоре кладбища — царице мертвых, отстроила себе уже третий коттедж, всех детей обеспечила, вообще людей в грош не ставит, обращает внимание только на тех, кто платит ей этот самый грош, вернее большие деньги, а сын до сих пор долги отдает. Она зарабатывает деньги на скорби других людей, ведет себя так, будто сама бессмертна. Ее бизнес мертвечиной попахивает, знаете, какой есть у нее нелегальный приработок?

Я покачал головой, мне стало жутко интересно.

— Иногда к нам на кладбище приходят незваные жильцы, у них нет официальной кладбищенской прописки, — говорил труп шепотом, чтобы его никто, кроме меня не услышал.

— Как это, я вас не понимаю? — вмешался я в разговор, который с каждой фразой приобретал для меня все больший интерес, мне было любопытно узнать тайны загробной жизни.

— Иногда на кладбище привозят убиенных и закапывают их: либо под куст сирени, либо кому-то в могилу. Представляете радость покойника, лежал себе долгие годы, а тут на тебе, нежданно-негаданно подселили соседушку. Ладно бы дальнего родственника, а то совсем чужого человека без рода и племени. Мы их называем иждивенцами и не принимает в свою компанию. Конечно, я могу посочувствовать их горю, они невиноваты в том, что бандюки их пришили, ведь каждый человек имеет право на достойную смерть. Это нужно внести в Конституцию. В следующий раз, когда пойдете на референдум, проголосуйте за эту поправку. Насчет иждивенцев я говорю шепотом, потому, что сам на птичьих правах. Я, если переводить на ваш людской язык, имею только прописку, а не право собственности, то есть не имею права голоса и меня можно выгнать в любой момент.

Совсем забыл, прогнившие мои мозги, я же вам не рассказал свою историю до конца, отвлекся. Так вот, у сына не было денег на отдельное место на кладбище, меня похоронили рядом с соседом Федором Фомичем. Мы с ним еще при жизни ругались, только предмет спора был другой: раньше мы дрались из-за сотки земли или по поводу незаконно обобранной малины, а сейчас я на него ворчу, когда он случайно ложится на меня. Он кричит на меня, мол, иди отсюда, не пришей кобыле хвост, это мое место. Федор и при жизни не отличался интеллигентностью и тактичностью, теперь то и подавно, полежал в сырой земле, совсем озверел.

Так что как видите, я покидаю кладбище, нет мне покоя даже на том свете. Вы живые, не стремитесь на погост, потому что здесь не курорт, такие же проблемы, как и у живых, только нет у нас прав и законов кодифицированных. Беспредел, одним словом.

Меня заинтересовал этот мертвец, я понял, что он совсем не опасен, наоборот, беззащитен и вызывает сочувствие. Я даже не мог себе представить, что на том свете человека продолжают преследовать проблемы, почти такие же, как на земле.

— Куда же вы направляетесь? — поинтересовался я.

— На другое кладбище, которое заброшено далеко в лесу. Там есть свободные места — я узнавал. А здесь мне жить совсем опротивело.

— А как же ваши родственники, они потеряют вас?

— Ха-ха-ха, — засмеялся покойник загробным голосом, — не смешите мои гнилые кости, моя родня меня давным-давно позабыла, после того как прокутила мое наследство.

Вначале девять дней, потом сорок, потом год и все, трава расти на моей могиле. А я ведь жду. Иногда выхожу на реку и жду. Вы спросите, что мне в гробу не лежится, я отвечу: в таком гробу лежать не захочешь, стыдно, вот и блуждаю, как душа неприкаянная.

Что роптать на правительство, когда собственная семья тебя даже не помнит, но ничего, поменяю место жительства, жизнь наладиться.

Спасает меня то, что я не один, много нас таких, никому не нужных.

Никанор Никифорович замолчал и из его пустых глазниц хлынули крокодильи слезы. Мне стало совсем жалко старика, даже захотелось приобнять его и вытереть слезы, но чувство отвращения преобладало, и я решил повременить с нежностью.

— Я всю жизнь пахал на них как вол, а они, ни молитвы, ни визита, ничего. Внук живет в моей квартире, которую я заработал вот этими мозолистыми руками. Как сейчас помню свои поминки: все ревут, говорят, как любили меня. Если любили, то почему же забыли, почему не придете, не поинтересуетесь как у старика дела.

Покойник прекратил рыдать и опять начал возмущаться.

— Поминки — это самое бесполезное дело, собрание лицемеров. Кто приходит на поминки? Те люди, которые хотят выпить и поесть на халяву. Приходят некоторые субъекты, которых при жизни я не знал, говорят любезности, а сами уплетают за обе щеки и заливают в глотку спиртное. Противно даже вспоминать. Лучший помин — это поставить свечку в церкви за упокой души, многого я не прошу.

Церковь — одно упоение для меня. Только соседство с храмом удерживало меня здесь, я был счастлив, когда слышал колокольный перезвон. Для меня это концерт симфонической музыки, елей на душу. Я счастлив в эти редкие минуты. Колокольный звон так умиротворяет. Знаешь, друг мой, можно я буду так тебя называть?

Я кивнул головой.

— Я встретил здесь любовь, ее зовут Марья Никитична, на три года младше меня умерла. Чудесных костей женщина. Я как только встретил ее, то сразу влюбился. Она прекрасна, в подземном мире я уже забыл, что такое чувство прекрасного. Она истинная красавица, вытек только один глаз, другой светит как морской маяк, в верхней челюсти осталось три зуба, я называю это голливудская улыбка. И гроб у нее внутри обшит красной тканью, от нее тепло и создается иллюзия уюта. Марью Никитичну я беру с собой на другое кладбище.

Мне захотелось переубедить Никанора Никифоровича покидать место своего упокоения. В тоже время, мне хотелось, чтобы он был счастлив в своем загробном житие.

— Никанор Никифорович, скажите, пожалуйста, чего вам не хватает в своем загробном мире?

— Покоя, — ответил мертвец и тяжело вдохнул. И я увидел, как от вздоха вздыбилась его грудная клетка, будто внутри у него были легкие.

— Кто именно вас беспокоит?

— Все. Позвольте мне перечислить все по порядку.

Никанор Никифорович начал свою речь, и я понял, что его разговор продлиться до рассвета.

— Первым номером идут бомжи и алкоголики. Спасу от них нет. После Пасхи их активность особенно возрастает. Отбирают у нас яйца и куличики, с мешками ходят и собирают все. Алкоголики и наркоманы есть и среди моих соседей, весьма неприятные субъекты, скажу я вам. Они мечтают найти свое зелье даже в загробном мире, они нас очень беспокоят. Наркоманы воруют наши вещи и хотят продать за дозу, только дозы добыть здесь невозможно. Однажды я повесил свой саван сушиться, отвлекся и, нет его. Потом я нашел и саван, и того, кто его украл. Надавал я воришке тумаков, кости рассыпались раньше времени, так ему и надо, нисколечко не жалко, подлеца безродного.

Вторым номером идут кладбищенские ворюги и вандалы. Эти люди грабят то, что нам дорого после жизни. Стоит только поселиться кому-нибудь у нас, так сразу украдут все благородные цветы и понесут продавать на рынок. Поэтому родственники всегда надламывают розы, георгины, гвоздики, чтобы им не повадно было. Некоторые умудряются выкапывать многолетние цветы и кусты и сажать у себя на даче или продавать на станции.

Или взять вандалов, но что им дома не сидится. Нет, они приходят и разрушают наши кладбища. Это же наши дома — все, что у нас есть в загробном мире. Вандалы — эта стихия пострашнее урагана «Катрина». Надеюсь, Бог их накажет, и их загробные плиты будет ждать такая же участь. Ни стыда, ни совести у людей нет! — сказал Никанор Никифорович и ударил костяшками пальцев по земле, потом опомнился и воскликнул. — Ой, больно, совсем старый стал, скоро рассыплюсь в прах! Кого я еще забыл, ах, да, безмозглая моя голова, есть одно сословие людей, которых мы всем кладбищем ненавидим — это бизнесмены. Эти существа совсем стыд потеряли: скупают земли около кладбища и строят там дома, подпирают нас со всех сторон, хотят выжить, вот почему нам приходится бежать. Нигде покоя нет, даже в гробу! Раньше, бывало, выйдешь в поле, прогуляешься, а сейчас на полях стройка и дома. Ничего, скоро и они будут нашими соседями, тогда испытают на себе наше горе.

Поначалу они проложили дорогу, аккурат перед кладбищем — рев моторов мешал нам спокойно спать. Мы были в бешенстве и начали вредить: они нам гадость, мы им — все по-честному. Они еще жалуются, мол, почему на дорогах, которые проходят мимо кладбищ часто случаются аварии? Ответ прост: не надо беспокоить мертвых, лишний раз бы в церковь заглянули, молитву прочли, нет, они нам козни строят. Спасу нет мертвому человеку! Потом получается, что обочины дорог напоминают филиалы кладбищ. Мертвые тоже кое на что способны. — Он поднял указательный палец вверх. Я вздохнул, а Никанор хитро улыбнулся.

— Два дня назад недалеко от кладбища была дискотека, так называемый «опенэйр». Представляешь, после двенадцати уже спать хочется, а у них музыка на всю катушку. И пожаловаться некому, полицию же не вызовешь. Хотя есть у нас тут и представители правопорядка, но они без формы и удостоверения, поэтому мало на что способны, приходится нам, честным мертвецам, защищаться своими силами. Живой милиционер и мертвый практически ничем не различаются.

Есть еще одна категория людей, которая нас беспокоит — это готы, но они ребята безобидные. Собираются на кладбище, песни поют, сочиняют про нас стихи и песни, приятно, что хоть они как — то нас уважают и почитают, делают героями своего творчества и досуга. Они думают о загробном мире и уже сейчас начинают готовиться к загробной жизни, репетируют — ложатся в гробы. Мне хочется сказать им: «Ребята, не спешите к нам, здесь не легко, пребывайте пока на земле, если здоровье позволяет».

Сегодняшняя ночь выдалась на удивление теплая и тихая, светила полная луна. Никанор Никифорович вытирал свою могильную плиту, очищал ее от мха. Его фотография на памятнике выгорела на солнце и была совсем не различима, так что я не мог увидеть, каким был Никанор Никифорович Пантелеев при жизни. Я увидел на ней эпитафию, которая гласила: «Мы тебя любили при жизни, мы тебя не забудем после смерти».

Никанор Никифорович сказал мне: «Видишь эту надпись, что это?»

— Эпитафия, — ответил я.

— Нет — это вранье, чистой воды лицемерие. Они же меня забыли, потому что после смерти от меня проку нет. Я просто скелет, который носил их фамилию.

Никанор Никифорович встал и натянул дырявый саван на себя так, чтобы через дырки одежды не так дуло.

— Знаешь, я при жизни был уважаемым человеком, научным сотрудником, а после смерти меня никто не уважает. И поэтому я здесь зачерствел и опосконился. Стоит ли при жизни чего-то достигать, если жизнь коротка? — Задался труп риторическим вопросом.

После долгого молчания Никанор Никифорович разбил тишину.

…. Мы уходим, видишь вот ту рать костлявых воинов, я их предводитель, бунтарь, они меня ищут. Эге-гей, я здесь, — Никанор Никифорович помахал костлявой дланью собратьям по несчастью.

Потом он обратился ко мне.

— Покойники дорожат своими памятниками, не зря они так называются, ведь в них живет память и сила. Вон, смотри, Ветровы несут свой богатый фамильный монумент, вон Ольга Ивановна и ее деревянный крест. Смотри, какие нахалы, — указал мертвец на компанию из троих людей, — мерзавцы, их никто не приглашал в наш поход. Вон идет мой друг, Вячеслав Игнатьевич и его жена Антонина Венедиктовна, и даже человек с редким именем Автондил наградил нас своим вниманием. Оля, Юленька и Миша — утонувшие детки, тоже присоединились к старикам. А вон чета Свириденко — мерзопакостные мертвецы, жадные как сто покойников вместе взятые, никогда не сдавали деньги на благоустройство территории, надо их прогнать, уж слишком бессовестные они. Вон идет моя принцесса, — указал Никанор на скелет в женском платье, — Марьюшка, я здесь, прелесть, — он помахал ей костлявой клешней и изобразил воздушный поцелуй. — Ивановы, Петровы, Сидоровы идут строем как на партсобрание и Смирнов за ними вдогонку бежит. А вон Тимофей Власович Бузько, его саван шили у одного известного модельера, кучу денег отдали, а как только полежал несколько месяцев в воде, его одежонка-то, пф, и расползлась. Вот смеху-то было, мы всем кладбищем над ним потешались. За Тимофеем Власовичем следует мерзкий тип, его зовут Вован, просто Вован без фамилии и отчества, видно плебейского рода бандит был, из пришельцев, инопланетянин можно сказать, его подселили к моей знакомой Елене Сергеевне Выбейзуб; представляете, как она возмущалась, когда однажды ночью к ней в постель положили Вована. Она так возмущалась, кудахтала как курица-наседка, мол, со времен Петра Первого в моей кровати не было постороннего мужчины, а тут на тебе — Вован собственной персоной и без цветов. Вообще весело тут было, жалко и покидать свое пристанище.

В процессии было много народу. Никанор Никифорович не стал представлять всех поименно, он был уже утомлен долгим разговором со мной. Потом он обратился ко мне с таким видом, будто забыл сказать что-то важное.

— Дорогой друг, Сережа, чуть не забыл, хочешь, я тебе забронирую место на нашем кладбище, а то со временем свободных мест совсем не останется.

Я начал решительным образом отказываться от такого заманчивого предложения.

— Ну, ты глупец, живой человек, разве ты не видишь тенденцию по завоеванию кладбищ, многие люди еще при жизни покупают себе место, делают могильную плиту, сажают любимые цветы и ухаживают за могилкой. Я их понимаю, если бы я знал, что будет такая петрушка, я бы сам позаботился о своей могиле заранее.

Мимо меня часа два проходила стройная процессия из костлявых уродцев и их останков. Все волокли за собой могильные плиты и гробы. Мне стало сердечно жалко мертвецов, ведь они не должны быть вовлечены в наши житейские несчастья. Человек так устроен, что в свои проблемы привлекает даже потусторонние существа. Никанор Никифорович примкнул к процессии, на прощание бросив мне:

— Ну, бывай, дорогой друг. Спасибо тебе, что выслушал бредни старого мертвеца. Мне уже много лет не кому пожаловаться на свои стенания. А насчет местечка ты зря, я бы по дружбе за тебя похлопотал: бесплатно выпросил бы могилку.

Я помог покойнику взять в руки могильную плиту и засунуть подмышку дырявый гроб. Мертвец присоединился к своей подружке и отправился на другое кладбище, в лучший мир.

На рассвете пропел петух и вся процессия растворилась как морок. Не оставив после себя ни косточки, ни лоскутка савана — ничего, будто и не было совсем этого двусмысленного хаджа.

Я проснулся, разбуженный криком деревенского петуха и обнаружил, что в моей палатке много бутылок из-под пива и водки и я понял, что после такого могут присниться не только покойники, но и сам черт с рогами.