Четвёртый караул

Анастасия Сергеевна Латышева, 2023

Сборник рассказов о буднях пожарных одного маленького провинциального городка. Все истории правдивы, а у персонажей есть реальные прототипы.

Кок

Пожарное депо, возведённое на одном из холмов в 1964 году на месте прежней старинной каланчи, ныне представляло собой невзрачное строение с беспорядочными пристройками, холодными кабинетами, большим гаражом и маленьким садиком у входа в контору отряда, из окон которой открывался вид не на панораму города, утопающего то в зелени, то в снегах, а на безобразные развалины какого-то неизвестного сооружения и золотую маковку деревянной церкви, стоящей ниже по склону.

При депо с четырьмя пожарными автоцистернами и автомобилем УАЗ «Симбир» с белыми полосами на алом капоте, также числился сиамистый кот. Никто не помнил при каких обстоятельствах он появился в части. Кот был пушист, голубоглаз и достаточно независим, чтобы вольно уходить и приходить, когда вздумается. Тем не менее ему вменялось в обязанности доедать объедки за караулом и пугать мышей. С последним он справлялся довольно плохо из-за постоянных дел на стороне. Он шлялся по части в поисках подходящих коленей или тихого уголка, так что время от времени оказывался запертым в каком-нибудь кабинете, откуда истошно орал. На него мало обращали внимания, но иногда трепали по голове, и тогда он не отходил ни на шаг от благодетеля. Кот становился совершенно не сносен, когда вертелся на кухне, путался под ногами и раздражал дежурного кока.

Помимо безродного кота, в камбузе с обшарпанным гарнитуром, потрёпанным холодильником «Бирюса», давно утратившим свой первоначальный девственно-белый оттенок, крошечным обеденным столом, за которым не могли уместиться все желающие, разномастными стульями и прочей домашней утварью, принесённой за ненадобностью на работу, обитала ещё красноухая черепаха, которая вносила некоторое оживление в эту унылую обстановку. Она меланхолично плавала в воде, из которой выглядывали пара камней на фоне нарисованных на стене водорослей.

Волошин как обычно выехал на работу загодя, но прибыв в половине восьмого утра на смену, всё равно оказался последним из своего караула.

‒ Ты сегодня по кухне? ‒ спросили Волошина, едва он переступил порог пожарной части с двумя увесистыми сумками. Когда он прошёл через караульное помещение на кухню, то обнаружил, что стол уже завален свёртками с продуктами.

Каждый из бойцов один раз в несколько недель нёс вахту на кухне, но помимо этого в остальные дни они приносили с собою что-нибудь съестное в помощь дежурному повару ‒ из этого складывался рацион на сутки.

Обычно на обед готовили какой-нибудь суп: вываренного цвета борщ с большим количеством натёртой свёклы сорта бордо, щи из кислой капусты, рассольник или совсем простой на курином бульоне с картофелем, луком и морковью. Водитель второго хода Матвеев всегда варил один и тот же, с магазинными фрикадельками и мелкой вермишелью. В такие дни по части распространялся аппетитный пельменный аромат, но на выходе всегда получался одни и тот же пресный суп. На ужин неизменно была яичница с остатками колбасы, помидорами и салом, жира от которого было в два пальца толщиной.

Однако стряпать в посуде, к которой вся пища намертво прикипала, сколько не перемешивай, и на имеющейся электрической плите было тем ещё удовольствием: её приходилось включать пораньше, чтобы она успела нагреться к тому моменту, когда на неё часа за четыре до обеденного перерыва водрузят большую кастрюлю с водой и косточкой для бульона.

Суббота была хороша уже тем, что развод проводился расхлябанно, без построения, и не было необходимости кормить ещё и «пятый караул», то бишь начальствующий состав, который по разным причинам в будние дни частенько оставался на обед в части, а также бухгалтера и кадровика отряда. Тем не менее кто-нибудь из «пятого караула», согласно графику дежурств, в обязательном порядке появлялся ранним утром в пожарной части, подписывал бумажки, давал задания караулу на день и оставался там часов до пяти, или с чувством выполненного долга отбывал сразу же до следующего утра, или не появлялся вовсе, если накануне имело место обильное возлияние.

Как бы там ни было караульные придерживались выработанных годами привычек, так как от этого во многом зависело их дальнейшее дежурство. Вот и Волошин принимал кухню дотошно: осматривал столы, заглядывал в шкафчики. В одних он проверил, чтобы там ничего не было, в других пересчитал посуду, заглянул в холодильник. Не поленился поднять тяжёлую кастрюлю с водой. Под нею обнаружились брызги жира, которые Волошин велел отмыть. Плита была горяча, и мыльная губка шипела и издавала мятный аромат чистящего средства, пока предыдущий дежурный по кухне оттирал пятна и недовольно бурчал.

Затем Волошин поставил чайник на вторую конфорку и отправился выполнять основные обязанности пожарного.

Когда развод завершился, и заместитель начальника части Лариса Николаевна чинно отбыла восвояси, разошлись по домам и отдежурившие ребята. В части стало потише. Волошин протёр ещё раз все кухонные поверхности, разобрал и распределил по ящикам продукты из полиэтиленовых пакетов: пять с половиной палок колбасы, шесть булок хлеба, шесть разных банок с консервами, девятнадцать яиц, три маленькие пачки дешёвого майонеза, пару упаковок вафель и рулет с повидлом. Он нарезал хлеб, колбасу и сыр, аккуратно разложил всё это на тарелочках, насыпал в вазочку конфеты из заначки и позвал остальных завтракать.

Волошин как раз насыпал в кружку с чаем сахар из большой пластиковой банки с надписью «САХАР специально для Матвеева», когда командир отделения второго хода Козлов выкрикнул ему из-за стола:

‒ Ты можешь резче?

‒ А ты чего на него наезжаешь? ‒ тотчас отреагировал водитель второго хода Матвеев.

‒ Хлебало своё завали! ‒ парировал Козлов, человек по натуре не самый приятный.

Какими только эпитетами не награждали его коллеги! В зависимости от ситуации Козлова — крупного черноглазого мужчину со смуглым оттенком кожи, который ещё более усиливался летом, — называли гнидой, мразью, животным и так далее, и тому подобное.

‒ Своё завали, а то я Ильюхина попрошу, он тебя ногтем треснет…‒ тем временем кипятился Матвеев.

Остальные только посмеивались, слушая привычную беззлобную грызню и прихлёбывая чай. Волошин тоже сел, хотя за столом было тесно и все мешали друг другу локтями.

‒ Ты видел какие ногти у Ильюхина? Он ими орехи колет, ‒ продолжал Матвеев, обращаясь уже к Волошину.

‒ Чё ты докопался до моих ногтей? — Ильюхин насупился и посмотрел на свои руки с круглыми выпуклыми ногтями.

‒ А чё они такие уродливые? ‒ подзуживал водитель, в то время как остальные уже хохотали во весь голос.

‒ Ты на свои уши посмотри.

‒ Нормальные у меня уши, ‒ обиделся в свою очередь Матвеев.

Он и впрямь был самым ушастым в части, за что и получил соответствующее прозвище, и Волошин, который всегда комплексовал по поводу своих слегка оттопыренных ушей, это обстоятельство немного радовало.

‒ Волошин, а ты знаешь, что Козлов сидя ссыт? ‒ включился в перепалку командир отделения первого хода Орлов, которого как однофамильца старинного дворянского рода частенько именовали Графом.

‒ Козёл вонючий, ‒ как правило, неразговорчивый водитель первого хода Рябоконь всегда имел, что сказать в адрес командира отделения. ‒ Падла поганая.

Козлов молча помыл свою кружку и ретировался.

Постепенно встали и разошлись остальные. Волошин убрал со стола, и не успел он стряхнуть со скатерти крошки, как Матвеев торопливо сдёрнул её, и стол из кухонного превратился в игорный.

‒ Моня, пойдём в кубасы сыгранём! Счас я тебя сделаю!

‒ Э, кого ты там сделаешь? Это я тебя обыграю! ‒ откликнулся Ильюхин, возвращаясь в кухню.

‒ Ты меня обыграешь в одном случае: если своими ногтями меня отлупишь.

‒ Ты чё, гнида, опять против моих ногтей имеешь?

Матвеев расплылся в улыбке, и всё его широкое лицо собралось в складочки и морщинки.

‒ Граф, а Граф! Ты идёшь?

‒ Иду, ребятушки, иду! Без меня не начинайте! ‒ отозвался командир отделения первого хода Орлов и просеменил на кухню. За ним подтянулся и Рябоконь.

Любой трудовой день четвёртого караула, ‒ невзирая на то, что здесь же неотлучно находился начальник отряда подполковник Голубочкин и его заместитель Погорельцев, ‒ неизменно начинался с этой сакральной игры в кубики, суть которой заключалась в том, чтобы набрать тысячу очков, кидая кости. Игра в кубики, по мнению большинства, была залогом спокойного дежурства. Не чурался сыграть и начальник части Бубнов, но ему, как правило, не везло, а вот истинными мастерами этого дела являлись Орлов и отъявленный лентяй Матвеев, посвящавшие игре много времени.

Все разместились по своим привычным местам, которые занимали за трапезой. Как обычно спиной к окну уселся Орлов, против него Матвеев. Слева от Ушастого ‒ Ильюхин. Они ненавидели друг друга, но всегда сидели бок о бок. Матвеев, как неизменный писарь, бросал кости первым. Набрав первые пятьдесят очков, он передал ход другому. Следующие полчаса Волошин, занятый стряпнёй, только и слышал стук рассыпающихся кубиков и голос Матвеева, считающего очки. Рябоконь как обычно был молчалив. Ильюхин в нетерпении тарабанил ногтями по столу. Орлов со словами «сейчас я вам, сынки, покажу, как батя играет» подносил к изрытому оспой лицу ладони, дул на кубики, бормотал что-то неразборчивое и бросал кости. Ему удивительным образом везло. Всегда.

Волошин сидел на табурете и методично очищал картофель от кожуры. «Как в армии», ‒ подумалось ему, и очередная витая полоска упала в мусорное ведро. Из комнаты отдыха доносились невнятные голоса. Там опять о чём-то спорили. Подвывал телевизор. Волошин взял следующую картофелину, и в этот момент раздался длинный звонок. Не дочищенная картофелина упала в мусорное ведро, Волошин вскочил, запнулся об кота, и, чертыхнулся и помчался в гараж.

‒ Что случилось? ‒ прокричал начальник караула Касатов, пока весь караул одевался.

Маленькое окошко из диспетчерской с треском распахнулось в гараж, и Каплан проорал:

‒ ДТП на тракте, сто двадцатый километр!

Одновременно он заполнял путёвку, которую, впрочем, никогда не успевал дописать до того, как из ворот пожарного бокса выезжал автомобиль.

‒ Первый ход! ‒ скомандовал начальник караула, и уже через минуту на улицу выехал новый УРАЛ со всеми прибамбасами, которые могли бы понадобиться для разрезания и распиливания покорёженных автомобилей. Волошин, второго хода, снял боёвку, аккуратно разложил её на лавке и вернулся на кухню к обязанностям дежурного кока.

Солянка из кусочков мяса, деревенского сальца и колбасы вовсю кипела на плите, когда раздался второй тревожный звонок за этот день. Волошин отшвырнул в сторону полотенце и выскочил из кухни. Быстро переодевшись, он нырнул на заднее сидение в кабине пожарного автомобиля.

‒ Куда едем? ‒ спросил Волошин у командира второго хода Козлова.

‒ Да недалеко, на улицу Волкова, там дети в квартире закрылись.

***

‒ Как так вышло? ‒ поинтересовался Козлов у молодой женщины, когда они поднялись на второй этаж.

‒ Пока велосипед вытаскивала на улицу, ‒ начала девушка в розовом халате, поверх которого была накинута куртка, ‒ ребёнок дверь запер, а ключей при себе нету. Вот и стою с этим велосипедом, не знаю куда податься…

‒ Ну чё, Волошин, неси бензорез, будем вскрывать.

‒ Как вскрывать! Ребят, квартира съёмная… ‒ испугалась девушка.

‒ Ну как, как… Сейчас петли срежем и дверь снимем, ‒ невозмутимо продолжал Козлов.

‒ И что я потом делать буду? А давайте через окно, там у меня одно приоткрыто.

‒ Да я шучу. Волошин, бери лесенку, ‒ скомандовал Козлов, уже спускаясь вниз.

Они вышли во двор. Волошин взял из машины лестницу-штурмовку с крюком в верхней части и приставил её к стене дома.

‒ Ну как открывать, будем? ‒ задумчиво пробормотал Козлов, глядя на окна второго этажа, одно из которых было слишком узким для человека в боёвке.

‒ Я знаю, видел, Орлов это делал с помощью монтажки. Попробую так же открыть.

Пока Волошин поднимался, узкая лестница под ним вибрировала и пружинила, но ему не было страшно. В отличие от некоторых своих коллег он не боялся высоты. Сначала он решил заняться большим окном и попробовал подцепить запертую раму монтажкой, но из этого ничего не получилось.

‒ Давай другое, оно приоткрыто, ‒ посоветовал Козлов.

Волошин спустился, переставил лестницу и снял куртку. Водитель Матвеев тем временем принёс ему из машины отвёртку. Со вторым окном всё оказалось значительно проще. Замок легко поддался, створка распахнулась, и Волошин заглянул внутрь. Он увидел очень узкое, почти такое же узкое как окно, и длинное помещение, которое оказалось туалетом. Прямо под окном был расположен унитаз коленками в стену. На подоконнике стояли многочисленные бутылочки, корзинка и миска с замороженным мясом. Клозет целомудренно скрывался шторкой на верёвочке. Волошин отодвинул миску в сторону и забрался на подоконник. Теперь ему нужно было аккуратно спуститься, не удариться при этом головой об антресоль и не разбить старенький унитаз. Волошин упёрся руками в стены, подтянулся и с грохотом спрыгнул на пол, сорвав при этом шторку. Когда он вышел из клозета в коридор, то остолбенел от увиденного: прямо на полу лежали два бездыханных детских тельца. «Бля, опоздали! ‒ ужаснулся Волошин, и лёгкая дрожь пробежала по его спине. ‒ Может быть, они чем-то надышались?» Волошин принюхался, но запаха газа не почувствовал. Тогда он поспешил ко входной двери, за которой стояла их мать, попутно заглянул на кухню и проверил, не включена ли плита, но и здесь всё было в порядке. Волошин открыл дверь и с тревогой сказал:

‒ Тут что-то странное… — И он указал на детей, один из которых лежал, раскинув руки и ноги в стороны, а другой ‒ свернувшись калачиком на боку.

Мать мельком взглянула на них и рассмеялась:

‒ Они просто спят, устали ждать мамку…

***

Когда все вернулись в часть, суп был доварен под присмотром диспетчера Каплана. По части распространялся упоительный аромат, и остальной караул, выезжавший на дорожно-транспортное происшествие, нетерпеливо прохаживался по кухне, в ожидании обеда.

‒…следачка, девчонка молодая, говорит: «Кровищи-то, кровищи! Страшное ДТП…», ‒ рассказывал за обедом командир отделения первого хода Орлов. ‒ «Да где же, кровища-то, спрашиваю, всего один пострадавший с переломом». — «А там», ‒ и на красную лужу показывает. — «Так это же антифриз!»

Все дружно загоготали.

‒ Но это ещё не всё, ‒ продолжал Орлов, прихлёбывая суп. ‒ У них там место ДТП было конусами огорожено. Так вот, едет маленький китайский грузовичок, водитель не заметил, зацепил бампером один и уволок за собой. Я им говорю: «Кажется, ваш конус тю-тю». Гаишники всё побросали, прыгнули в свой автомобиль и помчались с мигалками за подотчётным инвентарём…

‒ А почему лимона нету? ‒ капризно поинтересовался Ильюхин. Сам он готовил простые незамысловатые супы, для чего отправлял в кастрюлю целую рульку от выращенной им же самим свинки и варил до тех пор, пока с кости не сползало всё мясо. Его супы всегда были наваристы и даже вкусны, но обилие жира, сала и шкурок Волошина порою отпугивало.

‒ Не слушай его, отличный суп!

‒ Лимон это уже на ваше усмотрение, но вообще я про него забыл, ‒ честно признался Волошин.

‒ А мы дома всегда с лимоном делаем, сразу его в кастрюлю крошим, ‒ поделился кулинарным секретом Ильюхин.

‒ Спасибо, Волошин! Очень вкусный обед сегодня.

‒ Волошин, а как суп называется? ‒ спросил Каплан, который обедал одним из последних.

‒ Солянка.

‒ Точно, солянка. Ты мне рецепт напиши обязательно. ‒ Каплан поскрёб пустую тарелку в надежде нацедить ещё капельку с колечком маслины. Потом неожиданно сказал: ‒ А давай ты всегда будешь по кухне дежурить?

‒ Ну уж нет! ‒ замотал головой Волошин, но само предложение ему польстило. Суп и в самом деле вышел отменным.

Остаток дня прошёл тихо. Караул переделал все задания, указанные в журнале ежедневных поручений, и в шестом часу уселся полдничать, когда в части нарисовался Дмитрий Сергеевич.

Начальник отряда подполковник Голубочкин с самого своего приезда в город никогда не пользовался должным уважением среди подчинённых. Из-за невысокого роста и раздутого эго к нему накрепко приклеилось прозвище Наполеон, которое, впрочем, имело ещё и другие более уничижительные варианты.

Дмитрий Сергеевич был трусоват, одинок и уже несколько лет проживал в гостинице, в номере которой держал рацию, благодаря чему мог слышать все переговоры на выездах.

У подполковника Голубочкина не было даже личного автомобиля, и путём хитрых манипуляций он завёл себе водителя для служебной «Волги», которого бессовестно дёргал по любому случаю. В выходные, когда в гостинице становилось особенно шумно или просто скучно, Дмитрий Сергеевич приезжал на работу, прохаживался по помещениям и, как поговаривали, принюхивался, не пахнет ли от кого спиртным или ещё чем, хотя его заместитель Погорельцев трижды из пяти дней появлялся на работе с запашком, а с жёсткого похмелья от него всегда сильно несло одеколоном.

Сам подполковник Голубочкин, как многие в этом городе, тоже крепко пил от скуки и тоски. Пил ещё и от того, что ему достался самый неблагополучный район, своего рода дисбат, в котором в тёплое время года в изобилии горели окрестные поля, а зимой — засыпанные по самую крышу дома. И чтобы добраться до горящего дома, впереди пожарного автомобиля пускали трактор, ибо дороги заметало быстрее, чем их успевали расчищать. Весной же из берегов выходили реки, и деревушки, стоящие ниже по течению, скрывались под водой…

Подполковник Голубочкин вот уже несколько дней плохо питался. Единственная столовая с недорогими, но сытными обедами закрылась после пожара на кухне, в кабаках не подавали приличной еды, рестораны в этом захудалом городишке отродясь не водились, а в гостиничном буфете можно было заработать гастрит. С урчащим желудком Дмитрий Сергеевич заглянул на кухню и жалостливо попросил чего-нибудь пожевать. Волошин, как было заведено, к пяти часам разогрел остатки обеденного супа, который, правда, к приходу подполковника успели растащить.

‒ Попробуй солянки, Сергеич, ‒ предложил Ильюхин и указал на кастрюлю.

‒ Там только жижка осталась, ‒ предупредил Волошин.

Дмитрий Сергеевич слил прямо из кастрюли остатки супа в глубокую тарелку и сел со всеми за стол.

‒ Ничего, уж лучше бульончика похлебать, чем ещё раз притронуться к гостиничной еде, ‒ с этими словами подполковник Голубочкин принялся жадно хлебать бульон. Съев всё до последней капли, Дмитрий Сергеевич ещё протёр тарелку кусочком хлеба, поблагодарил и уехал.

Спустя пару часов Волошин соорудил традиционную яичницу, накормил всех ужином и стал дожидаться, когда прекратиться хождение караульных, а затем взялся за уборку кухни. Он перемыл всю посуду и оттёр плиту от брызг. Собрал остатки еды на одной полке и протёр остальные. Так же он поступил с тем, что хранилось в холодильнике, и даже помыл его изнутри. К полуночи у него всё было собрано и распределено: баночки к баночкам, кружечки к кружечкам.

***

Утром Волошин проснулся от звука закипающего чайника. Сорокапятилетний водитель Рябоконь — некогда темноволосый, кареглазый, с чёрными бровями в разлёт, которые придавали ему некоторое сходство с хищной птицей, — страдал бессонницей и порою вставал очень рано. Волошин слышал, как тот шаркает по кухне, но затем снова задремал и вздрогнул от резкого звонка будильника, заведённого на шесть часов утра. После туалета Волошин сразу отправился на кухню. Там уже сидел Рябоконь и пил кофе. Волошин соорудил завтрак из оставшихся продуктов, и они вместе перекусили. Около семи часов стали подтягиваться остальные караульные. Они, позёвывая, толпились возле кухонной мойки, чтобы умыться тёплой водичкой из бойлера. Тем, кому не хватило места шли в туалетную комнату, в которой неприятно пахло, и вода в кранах всегда была ледяной. Волошин ушёл в диспетчерскую, чтобы подменить у телефонов Каплана и дать тому время позавтракать.

Диспетчер вскоре вернулся, и Волошин взялся прибирать кухню. Он отдал остатки еды служебному коту, смёл крошки со стола и вынес мусор. В часть стали подтягиваться бойцы заступающего караула. На пороге кухни появился начальник первого караула Носков и принялся осматривать помещение не менее тщательно, чем это делал сам Волошин сутки назад. По лицу Носкова было понятно, что ему не терпится обнаружить какое-нибудь пятно или другую оплошность, но ничего такого не находилось. Потом он заметил на полке стопку пакетов и радостно скомандовал:

‒ Убери!

Ближе к восьми Волошин снова заглянул в диспетчерскую и увидел обычную утреннюю суету: Каплан заполнял отчёты за истекшие сутки и одновременно рассказывал обо всех происшествиях Вике, рыжеволосой девице неопределённого возраста. Из динамиков, расположенных в соседнем кабинете, уже доносился голос техника, проверяющего готовность отрядов к селектору. Несмотря на занятость, Каплан ещё успел попросить рецепт супа, и Волошин вытащил из кармана клочок бумаги, на котором записывал для себя список ингредиентов и последовательность действий. Заступающая на дежурство диспетчер Вика отпустила Волошина, так как в его присутствии не было никакой необходимости.

Волошин вошёл в холодный гараж через узкий коридор как раз в тот момент, когда расположенная напротив дверь распахнулась, и бойцы первого караула, громко переговариваясь, ввалились гурьбой в гаражный бокс. Пока они меняли чужие дыхательные аппараты в автоцистернах на свои, Волошин забрал аккуратно сложенную, единственную оставшуюся на скамье боёвку и отнёс её в шкафчик, запер его и направился в комнату отдыха, когда его окликнул Попов:

— Волошин, кто у вас на первом ходу?

— Ильюхин, — не задумываясь, ответил Волошин.

— Раз ты в ту сторону идёшь, крикни его. Пускай захватит тряпку.

Волошину, как своего рода педанту с определённой долью ленцы, было проще сделать один раз, но хорошо, чем потом несколько раз переделывать. Именно поэтому пожарный автомобиль второго хода, за которым был закреплён Волошин, к утру всегда сверкал чистотой и не требовал дополнительного внимания.

Вообще-то, четвёртый караул считался лучшим в части. В нём, конечно, хватало своих лоботрясов, и выполнять дополнительную работу они не любили, но, если принимались за что-то, делали с излишком. Это были хорошие ребята среднего возраста со вздорными характерами. Они постоянно задирали друг друга и даже могли устроить потасовку. Первое время Волошину подобные взаимоотношения с постоянным подзуживанием и подкалыванием коробили. Однако свои основные обязанности ребята выполняли слаженно и без нареканий. Большая часть из них имели дополнительную подработку. Заработок пожарных был небольшим, и денег на семьи, кредиты и алименты никому не хватало. Сразу после дежурства они меняли промокшие боёвки на засаленную одежду автослесарей или пересаживались за баранку такси. Они мало спали и много работали, так что Волошину оставалось только удивляться тому, как его старшие товарищи умудряются сохранять бодрость духа.

Освободившись раньше всех, Волошин сидел в комнате отдыха с грустным и уставшим лицом и отрешённо глядел в телевизор, а вокруг него постепенно собиралась компания из взрослых мужиков, которые тоже были не прочь посмотреть советские мультфильмы.

Когда все недочёты были устранены, начальники караулов удалились в кабинет начальника части для ритуала передачи дежурства. Спустя некоторое время Носков появился на пороге комнаты отдыха и в присущей ему ноющей манере позвал своих пить чай. Для Волошина это означало, что он свободен. Едва он подумал об этом, как на всю часть раздался звонок. На мгновение все замерли. На лице каждого пожарного промелькнула тревога — а вдруг длинный? Но сразу последовал ещё один, возвестив о том, что караул сменился.