Царство лжи Берилл

Анастасия Сагран, 2015

Полторы тысячи лет крылатая Берилл Сильверстоун любила только цветы. И даже предсказанный ясновидящим жених, принц-перевёртыш Хант, не взволновал её. Он всего лишь вояка-выскочка, который не смог придумать ничего лучше похищения. К счастью, в его подземном дворце есть уникальные цветы и это означает, что впереди у Берилл многочисленные открытия в ботанике. Но как же удивительны нравы перевёртышей!.. Принц-вояка назначил своего любимого сына эристой, чья обязанность каждый вечер целовать Берилл и раздевать её для Ханта!

Глава 3. Эриста

— О! Он жив?! — подскочила на месте Берилл. — С ним всё будет хорошо?

— Да, конечно. Эта рана подлежит естественной регенерации.

— Вы будто без ножа меня режете. Будто это моя вина.

— Нет. Не ваша. Это только его вина. Принца. Он всегда был таким. Увлёкшись вами, он стал рассеян. Но и раньше, влюбляясь, он становился только хуже. Правда, раньше ему всегда сопутствовала удача в любовных делах, и он скоро переставал терять концентрацию.

— Вы не любите его за это?

— Ненавижу. И ругаю себя. Любовь и ненависть, умещаясь в одном сердце, разрывают его на части. Это больно, несправедливо.

— Вы говорили ему об этом?

— Говорил. Но… — Шон не закончил. Закрыл свои прозрачно-серые глаза и сжал губы. — Ненависть — это слишком сильное слово для того, чтобы описать мои худшие чувства к отцу. Скажем так: мне надоело его подчёркнутое нежелание совершенствоваться всесторонне.

— Вы слишком требовательны, Шон, — покачала головой Берилл. — Не всем дано быть идеальными.

— Разве? А на что Боги дали нам настолько несоизмеримые сроки жизней? До тех пор, как четыре вида собрались на Клервинде, люди жили по полвека, фиты — сорок веков, а вы, крылатые, по 15 тысяч лет. Теперь, когда мы все перестали не только умирать в свой срок, но и хоть сколько-нибудь заметно стареть, разве не стало ясно, что вот он — шанс создать подлинную утопию? Перемирие и создание единой империи разве не гигантский проект по переходу на другой уровень существования?

— Подумав, я без сомнения соглашусь с вами, но сейчас признайтесь себе — вы просто очень рассержены на своего отца. Весь этот пафос… всё это возмущение… ему, правда? Так ведь?

— Верно, — кивнул Шон, позволяя усадить себя в кресло. — Простите. Сыновняя почтительность заставляет меня придумывать всё более изощрённые речи для него, но… он… выслушивает меня всегда кто-нибудь другой.

Молчание затянулось. Берилл обнаружила себя на корточках перед креслом герцога Грэма, вглядывающейся в красивое лицо этого мужчины с недопустимо близкого расстояния.

— Было бы здорово, если бы я присутствовала на тренировке, — сменила она тему, поднимаясь и отходя. — И Хант был бы осторожнее, и моя способность к целительству пригодилась бы.

— Это…

— Но поскольку меня здесь и не будет впредь… почему бы вам не нанять крылатого на такие случаи?

— Никогда.

— Сколько высокомерия, — неприятно удивилась Берилл.

— Нет, вы неверно поняли. Такова… философия. Из-за постоянного соревнования друг с другом, мы позволяем слабым и даже тем, кому просто не повезло, умереть, чтобы впредь не тратить на них время, деньги и титулы. Умоляющие о помощи само собой будут спасены, но затем откажутся от титулов или родства, и, скорее всего, быстро покинут предел, если не помыслят найти себе новое применение, что достойно, но куда более сложно. В любом случае, приближёнными к царю должны быть только лучшие, совершенные бойцы.

— Но это жестоко к тому, кто, насколько я знаю нынешний уровень фехтования, просто моргнул несвоевременно и только по этой причине пропустил удар.

Шон усмехнулся.

— Вы не представляете, насколько приятно общаться с вами, — сказал он, смягчившись и отбросив мучительную тревожность. — Вы, ваше происхождение, нрав и свет ума — принц не мог выбрать другую женщину.

— Я не поняла, а в чём причина столь внезапного приступа лести?

— Наши герарды-мечницы достаточно молоды, чтобы мы, варлорды, могли слышать от них комментарии по поводу военного дела в целом и частном. Но вы как никто можете себе позволить говорить свободно из-за семьи, в которой появились на свет, леди Сильверстоун.

— Сильверстоуны во многом необычные крылатые — это правда. Но что же с моим освобождением? Я отменила миллион поцелуев. Он не обрадовался. Я бы сказала, что смирился с отказом, но не могу утверждать.

— Когда он остынет, я попытаюсь поговорить с ним. Однако только что, в его залах, всем стало видно, что он не готов признать поражение. Не сегодня, нет.

— Я доверяю вашему суждению. Так я могу теперь взглянуть на цветы?

— Вы должны позавтракать, а затем отправимся в путешествие. Цветники с гибридами действительно занимают много места. Чтобы обойти всё, нам не хватит дня.

— Вот и замечательно. Мне некогда будет вспоминать о том, что я пленница.

День пролетел незаметно. К вечеру Берилл так устала, что снова не поняла, как была раздета и укрыта. А утром — не отвлекаясь — с головой в исследование.

Хозяина пределов видно не было, и, забыв о нём, крылатая получала немыслимое удовольствие от знакомства с совершенно новыми типами растений. Шон рассказывал ей подробно о том, как и с какими цветами были скрещены основные пять видов и рассказывал о каждом получившемся гибриде.

Берилл сильнейшим образом впечатлили разнообразие, красота и количество растений. Близился уже пятый день пребывания крылатой в неволе, а она понимала, что возвращаться к своему обычному саду не слишком-то и желает.

— Акшен-до, — позвал Шон отца, входя в тренировочный зал.

Принц как всегда оттачивал мастерство. Он и должен был — если повелитель предела вообще хотел жить — он совершенствовал навык защиты.

— Новости?

— Как и ожидалось, она полностью очарована цветниками. Ты победил, — пообещал Шон. — Она останется.

— Но? — на выдохе, со свистом спросил Хант, делая резкий выпад в сторону одного из противников.

— Но, к сожалению, это всё. Она заключит контракт без обязательного рождения наследника. В соответствии с типовым вариантом номер один, такой контракт ставит условие: если не удастся зачать в первый год, то в последующие четыре года не будет попыток.

— Ясно. Что ещё?

— Я не закончил, отец. То, о чём я сказал — только в области её чувств. Она ещё не выразила всё это словами. В ближайшие дни она выскажется в пользу моего тебе обещания и тогда твоей задачей останется лишь одно дело — появиться вовремя во дворце Точки Соглашения, без вопросов подписать контракт и снова заниматься своими делами. Не нужно давить на неё и после подписания.

— Как интересно ты мыслишь, Шон. Не нужно давить на неё? Как я добьюсь взаимности, ничего не делая?

— Сначала я закреплю её положение здесь. И… такое ощущение, что ты себя не знаешь.

— Опять?

— Я устал зря сотрясать воздух, объясняя тебе прописные истины. Мы обо всём этом говорили. Оставь свои…

–…Я привык делать дела. Своей рукой. Понятно?

— Аа-ахр… — выдохнул, перейдя на рычание, Шон. — …Бесишь. Тысячу раз говорил тебе!..

–…Да-да…

–…Ублюдский инуэдо… — шёпотом выругал отца герцог и вслух, куда громче, принялся договаривать: — Ты из тех, к кому всё само приходит, стоит только подождать. Сиди себе в засаде и попивай шоколад из хрупких чашечек. Ты вообще доверяешь мне?

— Доверяю. Только вот она — крылатая. Сэйи знает, что у неё в голове.

— У неё в голове то, что для тебя необъятно. Я втисну всё это в приличествующие твоему вкусу рамки. Всё для тебя.

— **** ****, прекрати подчёркивать это!

— Это не я выбрал неудобоваримое блюдо к столу.

— И это прекрати подчёркивать. Убирайся. Или лучше меч доставай и иди ближе.

— Нет. Твоя иниата ждёт меня.

— Тогда развивай скорость в том направлении. Раздражаешь.

Шон отправился к возможной будущей мачехе, но в тридцати шагах от отца, в коридоре, его остановил единокровный брат, Арго Тангам:

— Что? Зол он ещё?

— А разве он вообще когда-нибудь был зол? Действительно? — усмехнулся Шон.

— Очень уж было похоже. По крайней мере, утром.

— Чего ты хотел от него?

— Попроситься на место эристы для его возлюбленной. Иниату имею ввиду.

— Зачем это тебе? — изумился Шон. — Не верю. Не верю, что у тебя на это есть время и… ты же лентяй, Арго! С чего тебе восхотелось стать эристой?

— Вот именно, с чего? — спросил из темноты выдвинувшийся отец.

Почему он пошёл следом? Что-то подозревает? Нет, нет.

— А что? — вскинулся Арго. — Я не могу просто так захотеть подарить своё время красивой женщине?

— Дари своей жене, — грубо посоветовал принц.

— У неё уже есть эриста. А Шон тоже женат. И у его жены, как раз, я слышал, обязанность эристы никто не выполняет.

— Значит, жена ждёт его в своих покоях с нетерпением. А это в свою очередь может говорить о том, что любовник он отличный. Да и парень толковый.

— Сколько сразу… — притворно поразился Шон. — Я таки смущён. Полагал, меня наказывают этой обязанностью, а тут, оказывается, просто искреннее чувство к иниате.

— Да. Для неё — всё самое лучшее, — хмуро подтвердил Акшен-до. — Она не должна ждать тебя. Поторопись.

Шон пожал плечами специально для Арго и двинулся вперёд.

— Проявишь свою безответственность с ней — убью, — вдогонку сыну повысил голос принц.

От злости герцогу Грэму шлось быстрее.

— Оставайся, — просил Шон крылатую, — я помогу тебе справиться с ним. Удерживал же вдали от тебя целую неделю, так? И ещё год смогу.

— Зачем? — с тоской посмотрела на герцога Берилл. — Зачем я здесь?

— Твоё присутствие вовсе не необходимо. Разве что принц будет больше времени проводить в пределе, зная, что ты где-то здесь, рядом. Да и составишь нам, герцогам и варлордам, приятную компанию. Всё.

— Так-то. К расцвету ваш предел я не приведу. Так не лучше ли мне быть среди своих?

— Дорогая леди, — вздохнул варлорд, — тебе лучше там, где ты хочешь быть. А ты хочешь быть здесь. Не из-за нашей дружбы, но из-за исследования. Тебе интересно. Цветы на поверхности — ты абсолютно всё знаешь о них… А родственников ты можешь видеть и будучи эрц-принцессой. Хант не станет держать тебя взаперти ни мгновения. Ты сможешь хоть целыми неделями оставаться в гнезде Сильверстоунов, и Хант тебе и слова не скажет, лишь бы ты возвращалась. За пять лет… подумай, сколько ты сможешь сделать, сколько новых гибридов вывести. После этих пяти лет ещё больше цветов ты сможешь вырастить для поверхности и ещё больше — для нижних пределов.

— Зачем в нижних пределах цветы? Кому они здесь нужны? — спросила Берилл, но тут же сама себе возразила: — Впрочем, мне безразлично то, нужны вам здесь цветы или нет. Но они растут именно здесь. Потому, Шон, да, я здесь останусь. Я эгоистична? Слухи всё-таки не врут, а?

— Да, пожалуй, — усмехнулся Шон. — Но, Берилл, теперь надо заставить Ханта уяснить твою позицию… Не смотри на меня так, иниата. Я сказал, что удержу его, но не говорил, что он — полностью моя проблема.

— Ах, какой ты всё-таки милый, герцог Грэм. Я же ещё ничего не подписывала…

— Ах, леди Сильверстоун… прошу вас, — перевёртыш, самую малость дурачась, опустился на колени перед женщиной. — Прошу вас, выходите за него замуж. Я буду заботиться о вас. Берилл, ты будешь счастлива, я обещаю. Будет весело.

— Я согласна, мой дорогой эриста, — улыбнулась крылатая и провела рукой по гладким волосам Шона.

Контракт подписали во дворце Точки Соглашения. Не смотря на то, что Шон держался в отдалении, его взгляд словно направлял Берилл.

Хант сразу же отвёз её обратно в свой предел и последовал за ней в цветники. Прежде чем он сказал хоть что-то, она запретила ему подходить к себе в ближайший лунный период. И он ушёл.

Так целый лунный период молодожёны избегали друг друга."Это хорошо", — говорила себе Берилл и с головой окуналась в исследования. Время продолжало сгорать с пугающей скоростью. Однажды Хант передал через Шона, что хочет участвовать в её работе. Но эрц-принцесса запретила хозяину появляться, объясняя отказ тем, что не хочет давать ему ложных надежд, да к тому же, эриста настолько всезнающ, а герарды так часто помогали принцу ухаживать за экземплярами, что теперь знают цветники лучше.

Хант не настаивал. Вероятно потому, что прочие наследники, после переданных Шоном слов, не упустили возможность напомнить принцу о его обязанностях.

Берилл виделась с Хантом в коридорах, но он никак не выказывал ни чувств, ни нетерпения — лишь внимательно смотрел."Ждёт", — понимала крылатая.

— Он восприимчив, как ребёнок, Берилл, — объяснял ей Шон на исходе того периода. — И действует как линза. Стоит одной тебе улыбнуться ему, и он будет расточать улыбки на весь предел и дальше. Стоит тебе отругать его, и тогда всему пределу придётся тяжко. Но тебя его влияние на нас не должно волновать. Тебя должно успокаивать то, что один твой взгляд ввергает его в сильные переживания. Я бы предложил тебе пользоваться, но ты говоришь, власть тебе не нужна.

— А тебе?

— Я бы сказал, что сейчас я на своём месте.

Берилл что-то как будто дёрнуло изнутри, ведь когда Шон соврал, она смотрела ему прямо в глаза и увидела, почувствовала ложь.

— Это было впервые… — тихо проговорила она. — Раньше мне всё равно было, когда я видела чью-то ложь. Но с тобой мне она… шокирующе неприятна, Шон.

Перевёртыш нахмурился.

— Выходит, я хочу занять его место? — спросил он.

— Выходит, что так.

Молчание длилось и длилось. Герцог явно переживал не лучшие мгновения. Был бы он крылат, его глаза поменяли бы цвет сейчас — в этом Берилл была уверена.

Берилл давно ни с кем не была так близка. Проблемы подруг детства касались чаще всего мужчин и хозяйственных дел — того, в чём леди совершенно не разбиралась, ну а дела братьев никогда не обсуждались в присутствии нежно любимой сестры. Позже заработанная ей репутация замкнутого существа отвращала всякого от мысли поделиться переживаниями с Берилл. Всего два раза крылатая неуклюже оказывала поддержку в трудный момент. Однажды это случилось в ещё совсем беззаботной юности, когда попалась на глаза своему дедушке, Себастьяну Сильверу, тяжело переживающему реальность, в которой оказался. Убить собственного отца в одно мгновение и не помнить как? Каково? А каково было ей выслушивать покаянные стенания деда? А ещё тот случай: тогда, глубокой ночью, после того, как нынешний глава клана, герцог Сильвертон, в первый и в последний раз вынужден был произносить хвалебную речь старшим братьям Фердинанду и Ксандеру на вечере, устроенном в память об их героической гибели, самоубийственной вылазке, унёсшей жизни множества врагов."Единственное", — процедил Ричард, от отвращения почти не переставая стискивать зубы до скрежета, — "что они сделали правильно — это сдохли, как положено. Сдохнуть именно так? Что же! Достойно, герои. Но это всё равно не прощает им того, что они сделали с кланом. Бедность и долги, позор, разорванные навсегда узы… если бы я мог умереть, чтобы исправить всё, то сделал бы это не колеблясь. Чёрт. Это были последние старшие Сильверстоуны. Почему я всё ещё чувствую слепящую радость от того, что избавлен от них? Почему, не смотря на их блестящий и такой полезный финал, я всё равно жалею, что они не сдохли на пятьсот-девятьсот лет раньше?"

"Любовь и ненависть, умещаясь в одном сердце, рвёт его", — вспомнила Берилл слова Шона.

— Но я тебя понимаю, — наконец произнесла она. — Любой бы понял. Ты видишь его несовершенства и пороки лучше его самого. Ты осознаёшь, что о пределе нужно заботиться старательнее, чем он — я вполне понимаю такое желание власти. Мой брат был младшим в клане, когда взвалил на себя обязанности главы. Другие Си в те времена умели только проматывать последние деньги и волочиться за беспутными женщинами.

— Надеюсь, ты права, — Шон встал и заходил по комнате, но скоро подошёл к Берилл и взял её за руки. Поднял их за запястья, ладонями вверх, до того уровня, на котором, должно быть, у перевёртышей находится сердце. — Хотелось бы верить, что это именно такое желание власти, — окрепшим густым голосом произнёс герцог Грэм. — Я буду говорить, а ты будешь проверять мою искренность. Хорошо? Тебе не будет это слишком тяжело?

— Если ты именно таким образом хочешь лучше понять свои чувства, то попробуем. Отчего же не сделать этого ради знания истины?

— Я… — Шон посмотрел в её глаза, но стал разглядывать их так внимательно, что Берилл начала ощущать нечто проникающее. Тепло, наполняющее крылатую, захватило её врасплох. Она забыла предмет разговора.

— А?.. — только и произнесла она. — У тебя красивые… глаза.

— Нельзя так говорить.

— Почему?

Собеседник смутился. Оказывается, перевёртыши смущаются точно так же, как и крылатые. Разве только не розовеют. Нет, не розовеют, но отводят глаза и возвращаются к другой теме:

— Думаю, вовсе не так уж важно, что я испытываю к отцу, — переменил мнение Шон. — На данный момент я должен делать всё для него и предела. И моё нынешнее положение подходит для этого даже лучше. Царь предела обязан постоянно доказывать свою превосходящую силу и ловкость, а для того проводить в тренировках уйму времени. Пока он отождествляет своё право в боях, я могу поддержать его во всём, кроме… — Шон как-то очень уж резко осёкся и задумался. Он опустил голову и оставил левую руку Берилл.

— Кроме?.. — попыталась напомнить Берилл место, с которого монолог герцога стал не слышим.

— Кроме расправ, — с некоторым трудом выговорил наследник. — Кроме правосудия.

— Почему? Он слишком жесток? Несправедлив?

— Нет, — покачал головой Шон.

И только теперь Берилл поняла, что именно ей казалось странным в этом перевёртыше. Никаких рогов на голове. Потому, наверное, ему довериться легче, чем другим.

— Ложь.

— Нет! — возразил Шон немного строже и громче, чем обычно. Это тоже была ложь, но не абсолютная.

"Тут что-то не так", — мысленно отметила Берилл. — "Хотелось бы разобраться, но Шон слишком напряжён. Да и уязвлён. Не стоило затрагивать эту тему. Зачем я вообще начала всё это? Чувствовалось же, что разговор может принять совсем плохой оборот. Не для меня, так для него".

Тогда она позволила ему отойти от темы.

Прошли второй и третий лунные периоды. Берилл даже не осознала этого, потому что в пределах, как оказалось, ни пик жары, ни её спад не ощутимы. А Шон действительно отлично удерживал Ханта вдали от неё.

Однажды Берилл в сопровождении герарды направлялась к цветникам, когда встретила своего супруга. Он был не один. Рядом с ним шёл принц Ли по прозвищу Лифорд, и за обоими принцами хвостом тянулась вереница по большей части очень красивых наследников. С большинством из них Берилл уже встречалась наверху, в городе, но некоторых видела сейчас впервые. Всё же, среди всех выделялся Рассел Ги — любимый сын принца Ли. Красота в нём если и была, то оценить её в состоянии были лишь серены. Кроме ауры непривычной жестокости, от которой у Берилл захолодило затылок, Ги Лифордский отличался ещё и тем, что взгляд у него был слишком острый. Острый настолько, что ощутимо колол прямо за ключицы. И если бы не этот взгляд, Берилл бы даже не подняла голову на потолок и не увидела бы над собой одиннадцать перевёртышей. Забавно, всё же, приседать в реверансе перед титулованными, зная, что они видят её так же, как и она их — вверх ногами. Но никто из мужчин не рассмеялся — в их головах такая перевёрнутость была нормальной. Тогда как для неё нет — и она широко улыбнулась, позволив себе это, чтобы только не рассмеяться в голос. Перевёртыши, однако, поняли её превратно. Они заволновались и стали переглядываться. Рассел Ги спрыгнул, крутанувшись, на её пол. Это, как успела узнать Берилл, не считалось особенно зазорным поступком, если планировался краткий обмен мнениями, но не более. Решив, что с таким она вполне справится, крылатая сделала пару шагов навстречу.

— Доброе утро, прекрасная эрцеллет, — сказал он с милой улыбкой и шире раскрыл глаза, с удовольствием ожидая привычной для него реакции.

Но Берилл не отшатнулась, несмотря на сильное желание. Улыбка её, правда, всё же испарилась.

— Хладнокровная леди, — кивнул и ещё шире заулыбался перевёртыш.

— Милый герцог Ги, доброе утро, — проговорила Берилл.

Но что ещё она могла сказать? Никогда раньше он не обращал на неё внимания. Чего ждать от него сейчас?

Она постаралась как можно мягче коснуться подушечками пальцев указательного пальца протянутой руки. Мужчина не быстро, но цепкой и сильной рукой схватил её кисть, немного притянул к себе и поцеловал запястье. Всё это выглядело вполне порядочно, но вместе с непередаваемо острым сожалением у Берилл возникло понимание того, что допущена ошибка. В идеале надо было уклониться от разговора с Расселом Ги. Не стоило позволять перевёртышу из чужого предела, ещё и известному своей жестокостью, касаться себя. Он не подотчётен Ханту. Кто знает, что может случиться спустя пять лет? Вдруг он захочет похитить её — её, потому, что она не выказала опасений?

— Моргана как-то упоминала о вас, — попыталась сориентироваться Берилл. — Странно, но она говорила, что как раз вы были её эристой в пределе принца Ли. Я не придала этому значения тогда, потому что не знала в чём суть обязанностей эристы, но сейчас меня живо интересует, чем вы заслужили подобное? Или же провинились?

— Поверьте, моё назначение — чистый формализм. А вы только что попытались выказать моей внешности пренебрежение или же это был проблеск юмора в воспоминании об общей близкой знакомой?

— Первое, но не специально… Хант? — позвала Берилл, прежде чем Ги ответил что-либо. — Могу я пригласить герцога на чашку шоколада в предстоящие дни?

— Конечно, — донеслось от хозяина предела.

— Удивительная эрцеллет, — снова улыбнулся герцог Ги и, после поклона, когда он поворачивался, чтобы отойти и прыгнуть вверх, ей показалось, что в его глазах появилось тепло.

— Стало быть принцесса Накхана интересуется изучением не только цветов, — констатировал принц Ли. — А и всего непонятого и недооценённого.

— Стало быть, — подтвердил Хант.

Берилл улыбнулась Лифорду и пошла своей дорогой.

В тот же вечер, до свечей акцетта, когда по коридорам должны были прогонять перенасыщенные потоки воздуха, для замены их поверхностными, Хант всё же появился. Берилл подозревала, что так будет. В конце концов, если Хант тоже наслышан о жестокости Рассела Ги, то явится непременно.

— Берилл, — обратился он к ней, войдя и застыв в шаге от порога.

Больше ничего не сказал. Она терпеливо ждала, когда он заговорит, но он только смотрел. Ей показалось, что таким образом может упустить четверть свечи, если ничего не сделает. Но провоцировать Ханта на разговор не хотела. Она лишь склонилась обратно к своим записям. Тогда он подошёл:

— Что это?

— Каталог результатов скрещиваний, которые ты проводил. Я вношу правки.

— А это? — он взял и поднёс ближе к глазам один из черновиков.

Что это был за черновик, Берилл не поняла, потому дотянулась и в раздражении вырвала из рук перевёртыша бумагу.

— Это опорная таблица, — стараясь больше не злиться, проговорила крылатая, взглянув на листок и вернув на место.

— Таблица? Зачем всё так усложнять?

— Углубление знания невозможно без перемены методов. Хант, я прошу прощения, но, сколько вам лет?

— Двести сорок пять. Я родился в начале этой эпохи. И до сих пор полагал, что достаточно просто много читать.

— Ясно.

Опять молчание. Он перестал раздражать, когда она забыла о нём.

Внезапно появился Шон:

— Прошу прощения, что помешал. Отец, ты искал меня?

— Нет. Но пока тебя не было, я понял, что не могу с ней разговаривать. Пожалуйста, объясни ей, что с Расселом Лифордом шутить нельзя.

— Хорошо.

— Так, Шон, — вспомнила самое важное Берилл, и обернулась к мужчинам. — А ему объясни, что мне нужно гораздо больше места, чем тот зал, который он предоставил, а также зал с контролем температуры, нагнетанием ветра… и центрифуга.

Хант изменился в лице. Шон проглотил насмешку и вкрадчиво сказал:

— Он спросит, зачем тебе нужна центрифуга.

— Некоторые растения имеют свойство… да ты же наверняка знаешь, вот объяснишь ему на досуге. У меня нет на это времени. Пять лет — это слишком мало.

— Оставайся на следующий контракт, — живо вскочил Хант.

До того он сидел на её постели. По крайней мере, там она застала его, обернувшись.

Берилл смерила принца взглядом. Тот взволнованно поднёс руку ко рту и… он что, вытер слюни?!

— Шон, уйди, — услышала крылатая.

Шон моргнул и, немного замедляясь, повернулся к дверям. На его лице в последний момент Берилл увидела панику. Он не может не подчиниться отцу.