Почему она осталась. Можем ли мы выбирать, кого любить?

Анастасия Ронис

Любовь – это не то, к чему они стремились. Но именно она стала спутником их жизни, маяком, по следу которого они находили дорогу домой. Любовь стала опорой для них, неугасающим пламенем в бесконечном темном коридоре, где блуждают миллионы сломанных судеб и несбывшихся надежд. Эта история об одиноких сердцах, о мужчине и женщине, которые не ждали любви, но волей случая нашли ее. Сумеют ли они теперь не поддаться своим призракам и страхам и не разрушить то, что делает их счастливыми?

4

Его история началась 32 года назад в забытой всеми богами маленькой деревушке, занесенной снегами. Отца он никогда не знал, а мать, будучи из тех, кто любит слепо жизнь, несмотря на все невзгоды, несчастья и разочарования, всегда старалась заполнить его внутренние пустоты чрезмерной опекой и безмерной материнской любовью. Но даже несмотря на ее беспрерывные вмешательства в его частную жизнь, мальчик рос спокойным и уравновешенным ребенком, увлекался чтением и мировой историей. В возрасте 14 лет вместе с матерью он покинул свою деревушку, навсегда оставив пошатнувшийся старенький домик, грустно склонившийся к горизонту потухших огней.

В новом городе они устроились достаточно быстро. Женщина открыла небольшой магазинчик женских и мужских шляпок, мальчик отправился в местную школу, где, пережив первые треволнения, стал ярким примером популярного подростка. Школьные достижения отразились на дальнейших успехах университетской стези, которые плавно перетекли в его научную деятельность. Сейчас он читал лекции по мировой литературе на филологическом факультете местного университета.

Среди научной общественности его знали как преподавателя с прогрессивным взглядом на литературу, отличающего преданностью авторам «потерянного поколения», о которых он написал несколько научных трудов, убежденностью в своих принципах и обостренным чувством справедливости. Его мнение было уважаемым и ценным даже для элиты преподавательского совета, несмотря на его молодой возраст. Его лекции пользовались большой популярностью — иной раз, собирая зрителей из близлежащих городов и сел. Ему пророчили большое и светлое будущее в университетах мирового уровня, однако он предпочитал корпеть над знаниями своих студентов в своем маленьком городке.

Студенты чтили его за соучастие и открытость, резкость, с которой он порой высказывал свое мнение, и настойчивость, с которой он шел в наступление в борьбе за достижение своих целей.

За свои тридцать с небольшим семьей он так и не обзавелся, посвятив практически все свое время работе и образованию. Его романы были быстротечны, словно ледяные ручьи на склоне гор проносились вниз, разрывая бушующую гладь реки. К любви он относился как к вещи, придуманной писателями для создания особой атмосферы между героями их произведений. То, что сердце может стучать быстро, речь теряться, а тело нервничать, он считал не более, чем преувеличением, нисколько не схожим с действительностью. Девушки уходили от него с послевкусием его черствости, холода и непроницаемого безразличия. Все их попытки выиграть войну заканчивались в самом начале. Чувствуя свое уязвленное женское самолюбие, которое гнало их прочь от него, они соглашались с проигрышем, абсолютно осознавая, что они так и не сумели даже пошатнуть его твердый уклад жизни и привычек.

В юности, поддавшись трагическому романтизму Ремарка, он позволил себе ощутить, как ему казалось в годы подросткового максимализма, самые искренние и чистые чувства, на которые был способен в свои 16 лет. Но, как и бывает в столь незрелом возрасте, его история оказалась коротка, а шрамы слишком глубоки. Испытав разочарования слишком рано, его тонкая чувствительная натура обзавелась довольно толстым панцирем, который если и способствовал успехам педагогической карьеры, то никак не влиял на его семейное благополучие.

Но, как это бывает очень часто, среди девушек его сухость воспринималась как разборчивость, черствость как благородство, а безразличие как галантность. Представительницы прекрасной половины человечества, особенно юные леди, велись на его отрешенность словно пчелы на сладкий весенний мед, пока, как и многих до них, действительность не окатывала с головы до ног холодным потоком истинного положения вещей. И, гордо задрав носики, они уходили в тень тихо зализывать раны, оставленные острым лезвием нелюбви.

Он жил в небольшой квартирке на 7 этаже, сдержанной, слегка пустоватой, но подчеркнутой педантизмом своего хозяина. Иногда он рисовал пейзажи или иллюстрации к прочитанным книгам, иногда готовил, и все чаще засыпал за полночь. Каждое утро он начинал с чашки горячего черного кофе с молоком и пустого бутерброда с ломтиком колбасы и сыра. Уплетая привычную еду, не вызывавшую у него и капли наслаждения, иногда он поглядывал в окно, наблюдая затем, как проносится жизнь.

Из его большого окна примерно в полтора метра длиной и почти столько же шириной, открывался прекрасный вид на внутренний двор его дома. Он видел, как вечные мамочки, отстаивающие свою независимость и, при этом, не упускающие шанса напомнить всем вокруг о своем героизме и жертвенности, постепенно сменяли ворчливых старушек, обиженных на жизнь за то, что та все-таки отняла у них молодость, а вместе с ней, по-видимому, и всю доброту, дарованную при рождении. Хор громкоголосых мальчишек, медленно ступающих в нелюбимую школу, разбивали визжащую толпу молодых девиц, аккуратно удерживающих разноцветные пачки юбок. Каждый день, из года в год, картина оставалась неизменной, лишь задний фон — то снег, то дождь, то туман, то палящее солнце, подчеркивал спираль повторяющихся событий, вихрем закручивающихся на повороте.

В этот день утро казалось серым из-за тумана, за которым тихо притаились залежи снега, готовые в любую минуту укрыть в своем белом бархате маленький городок с его маленькими жителями. Посреди этой серости, расползавшейся по каждому кирпичику каждого дома на его улице, резонансным пятном ярко желтого цвета привлек внимание воздушный змей, гордо парящий над голыми деревьями. Одинокой птицей он взмахивал ввысь, рвясь на волю, но неизбежно возвращался преданным псом, прикованным цепью к своему единственному хозяину. Маленький мальчик лет шести крепко сжимал в руках рукоятку, удерживающую жаждущего свободы воздушного змея. Рано утром, когда его родители еще не успели открыть глаза, ребенок, укутавшись в шерстяной шарф, согревающий теплом любимой бабушки, сбежал вниз по лестнице во двор, в совсем небольшой кусочек пока еще совсем ему незнакомого мира, где на каждом углу его уже поджидали хитрые неприятности. Но он об этом еще не знал. Сейчас его глаза светились искренним счастьем — чувством, на которое способен лишь ребенок, не успевший ощутить горечи разочарований. Он еле дождался восхода солнца, чтобы выпустить на волю своего нового друга — воздушного змея с нескромным именем Царь. С детским восторгом и совсем взрослой сдержанностью он разматывал нить, медленно двигаясь вспять, тем самым раскрывая пространство для первого полета. Ветер, словно угадав его мысли, ловко подхватил воздушного змея, унося его дальше к высоким облакам. Трепет рвущейся души в унисон беспечному ветру звонко отдавался тревогой в утренней тишине пустого двора. Дрожь от волнения и борьбы пробегалась мурашками по холодным деревьям, безмолвным скамьям и домам. Ветер усиливался, туман разлетался в клочья, нить, сдерживающая две жизни, струнно напряглась в ожидании рывка, способного завершить гонения. Мгновение, нить сильно напрягается, змей резким взлетом вверх отчаянно падает вниз, в деревья, путаясь в безжизненных сухих ветках, каждым движением оставляя все меньше шансов на повторный полет.

Мальчик, робко смотря на своего воздушного змея, подаренного отцом накануне вечером, тихо опустил руки и медленно перевел взгляд на деревья. В своей безмолвной покорности он не знал, что делать, кого звать и как поступить. Глаза предательски заполнялись слезами, обида начинала медленно разрывать неокрепшую душу, разочарованием сквозило настоящее. На мгновение весь мир рухнул в тишине, которая прервалась криками только проснувшейся женщины. Она в панике сбежала под звуки глухо упавшей рукояти из рук ее ребенка, затерявшейся во вчерашнем снеге. Затем слезы, крики — двор погрузился в непроглядную серость, подчеркнутую страданиями маленького человечка. «Малыш!», — послышалось вблизи. Ребенок обернулся, вытер слезы левым локтем и помчался к своей матери, к человеку, роднее которого он не знал. Мама крепко прижала мальчика к себе, нежно утирая слезы с его разгоряченных щек, стараясь найти подходящие слова утешения. В подмогу к ней уже спешил отец мальчика, сначала грозно настроенный в отношении ушедшего без спросу ребенка. Однако, увидев своего малыша, он мгновенно растаял и готов был сделать все, чтобы избавить ребенка от страданий. Но его несколько попыток спасти воздушного змея не увенчались успехом — в какой-то миг нить, еще сдерживающая бумажного друга, лопнула, и в его взрослых мужских руках осталась только рукоятка. Он прижал сына к себе и пообещал купить нового змея. Чуть позже, нежно обнявшись, все трое медленно пошли обратно в дом, а желтый воздушный змей, истязаемый ветром и сухостью веток, остался один, смиренно наблюдая за закатом своей так и не начавшейся жизни.

Наблюдая за происходящим, за гордым змеем, покинутым всеми, он задумался о ценности одиночества, с которым рано или поздно сталкивается человек. Одиночество — такое длинное слово, наполненное холодом и пустотой. Оно не вызывает удовольствий или наслаждений, оно пугает, притягивает страх, готовый сковать все тело в предчувствии неизбежного молчания окружающего мира. В это время пустота — вечный спутник одиночества, старается заполнить все живое, беспощадно разбивая твои мечты и надежды. И в итоге ты остаешься один на один, вокруг больше никого нет, за кем можно было бы спрятаться, или укрыть свои мысли, переживания, страхи. Даже если тебя окружают тысячи людей, ты их больше не видишь, слепым кротом закапываясь все глубже, сантиметр за сантиметром, в свои переживания. Потом ты отказываешься от своего права на выбор, прячешься, стараясь как можно дольше оставаться незамеченным. И так до тех пор, пока не остается ничего и никого, только ты и твое я. Ты трусишь, начинаешь паниковать и перескакивать с одной идеи на другую, судорожно перебирая варианты вырваться из своего кокона, но ничего не происходит. Уже ничего не произойдет — ты проиграл, горькое чувство ненужности уже поглотило тебя целиком. И именно тогда ты принимаешь окончательное решение — подняться и начать извлекать пользу от своего состояния и окружения, или поддаться волне безнадежности, которая унесет тебя во мрак кажущегося тебе вечным затворничества.

Перебирая мысли, он принял решение воспринимать свое одиночество, как свободу, абсолютное владение своим временем и мыслями, неподвластными больше никому другому. Свобода для него стала проводником в долгой и однообразной жизни, заполненной лишь черствым прагматизмом и редкими всплесками фантазии. Продолжая смотреть на желтого воздушного змея, он невольно сравнил его с собой, со своей молодой душой, истосковавшейся по искреннему чувству любви. На долю секунды он вернулся в один из самых грустных дождливых вечеров в своей жизни, пустую улицу, колкому холоду и резкому равнодушному «нет», произнесенному в раскате жестокого девичьего смеха. Судорожно передернув плечи, он встряхнул голову, освободив ее от случайных воспоминаний, перевел взгляд на заляпанный кофейник, затем на чашку с недопитым кофе, которая после некоторых колебаний была опустошена, а после — на замок и запертую дверь, отчаянно манящую выбежать наружу.

«Мне пора», — за несколько минут он завершил свои утренние сборы и отправился в университет, где его ожидала группа студентов, которые собрались услышать очередную лекцию о писателях «потерянного поколения».

Сегодня он рассказывал об Эрнесте Хемингуэе и его романе «По ком звонит колокол» [1]. Он говорил об отпечатке, оставляемом книгой после прочтения, жестокости войны, тысячах погибших, бессмысленности кровопролития. Три дня американского подрывника в Испании, в разгар гражданской войны, когда-то сильно повлияли и на него. Того же он желал своим слушателям — поддаться впечатлению, ощутить вкус жизни, осознать ее ценность, увидеть, что за несколько неполных дней можно успеть искренне любить, жадно жить и бесстрашно умереть. На самые сильные чувства и самые смелые решения не всегда нужны годы и десятилетия, достаточно порой и нескольких часов, чтобы испытать все оттенки калейдоскопа чувств и понять смысл своего существования. Многие существуют просто так, бесцельно проводя свои дни, не замечая их быстрое течение, уходящую молодость, приближающуюся старость, а затем — неизбежную смерть. Ничего — это слово, характеризующее их состояние, подчеркивает своей бессмысленностью каждый прожитый их день. «А, ведь, и я сейчас живу именно так, под грозным штампом «ничего», — он замер в своей мысли и прервался.

Группа любопытных внимательно слушающих студентов совсем притихла. Он посмотрел на них, стряхнул с себя все лишнее в голове и продолжил. Смысл жизни не заключается в том, чтобы ее растянуть как можно дольше, оттягивая приближение смерти. Нет, смысл в том, чтобы не откладывать жизнь на потом. Жить нужно сейчас, сегодня, сию минуту, секунду. Не стоит беспокоиться о несуществующем «потом», этого «потом» может и не быть. Настоящее — все, что есть у человека, над чем он властен, чем может управлять. У каждого есть возможность встать и попробовать начать жить уже сейчас, не дожидаясь завтра, начать испытывать эмоции, как счастливые, так и грустные, чувствовать каждую вибрацию постоянно меняющегося мира, шепот осеннего ветра, шорох летней листвы, тепло весеннего солнца, свежеть утреннего мороза. Несколько дней, иногда на всю жизнь человеку дается всего несколько дней. Этого мало, скажут многие, но немногие промолчат, они просто не станут тратить время на доказательства, им этого просто не нужно, потому что они заняты более важной вещью — они успевают жить. «Быть может, и мне пора уже начать жить?» — он ухмыльнулся сам себе.

Лекция длилась несколько часов. Пока наивные первокурсники и уже старшие их товарищи внемли словам преподавателя, стараясь не пропустить ни единого слова. Молодые мужчины задумывались о подвигах, которые смогли бы придать их жизни красок, юные дамы в перерывах между охами и ахами чувственно хлопали закрученными ресницами, прокручивая в воображении свой вечер рядом с темноволосым лектором, университетские коллеги вели нечеткую стенограмму, выделяя целыми предложениями места, где хотелось бы поспорить. Громкая тишина, разделявшая пространство с твердым голосом преподавателя, царила в актовом зале университета. Интонационная пауза, вывод, логическое завершение и тема для домашних размышлений — лекция подошла к концу. Ответив на вопросы и внимательно выслушав жаждущих сказать, он собрал свой потертый кожаный портфель и направился в сторону выхода.

[1] «По ком звонит колокол» — роман американского писателя Эрнеста Хемингуэя, вышедший в 1940 году.