Сквозь дебри и пустоши

Анастасия Орлова, 2022

Из-за применения биологического оружия во время Третьей мировой, выживший мир захлестнули мутации. Самая опасная из них – "оборотнический" синдром Грапица, превращающий больных в кровожадных неуправляемых грапи – полулюдей-полуптиц, и справиться с ними под силу разве что бойцам отряда зачистки.Служивший в зачистке Берен пытается сбежать от настигшего его прошлого, и у него с крылатыми тварями свои счёты.Та́мари – одна из грапи. Она отправляется в путь, чтобы спасти самое дорогое, что у неё осталось.Охотник и его потенциальная жертва – не лучшие спутники в опасном путешествии, но только они могут помочь друг другу. Получится ли у них найти выход из дебрей собственных кошмаров?

Глава 3

Маленький, наполовину самодельный микроавтобус был там, где Берен видел его в прошлый раз: в самом тёмном закутке подземной парковки госпиталя, у дальнего выезда, которым никто не пользовался — слишком неудобно он располагался.

Жёлтые помятые бока фургона погрызла ржавчина, между водительским окном и зеркалом заднего вида выросла паутина.

«Когда сказали, что двоюродный дед оставил мне машину, — скептически протянула Аркадия, разглядывая фургон, — я уж было подумала, что это действительно… машина! А не этот уродец».

«Туристический микроавтобус, чем тебе не нравится? — с улыбкой в голосе возразил Берен. — Почти дом на колёсах, в наше время вещь полезная. Да и лето впереди, у тебя отпуск».

«Кровать на колёсах! — хмыкнула Аркадия. — И слишком большая для меня одной. Тем более — в отпуске. — Не отворачиваясь от машины, она многозначительно скосила глаза на собеседника: — Но вот если бы ты составил…»

«Можешь продать его, если не нужен», — перебил Берен.

Аркадия досадливо поморщилась: долго этот несносный егерь будет прикидываться, что не понимает намёков?

«Нет уж, пусть догнивает свои дни здесь, за больничными мусорными контейнерами!» — ядовито отчеканила она.

«Бедный», — посочувствовал фургону Берен.

«Забирай, если понравился. — Аркадия провернула надетое на указательный палец проволочное кольцо с ключом зажигания. — Я вижу, у тебя какая-то особенная любовь к побитым жизнью экспонатам. — Она выразительно глянула на Макса, воротником лежавшего на широких плечах Берена, свесившего ему на грудь медного цвета протез. — А мне пора к пациентам».

На парковке творилась суматоха, уже приехали пожарные и гвардия, но в «помойном аппендиксе», как называла этот дальний закуток Аркадия, никого не было. Берен закатил свой байк в фургон, пристроил в зазоре между стенкой и топчаном, служившим кроватью предыдущему владельцу, сел за руль.

— Только заведись, парень, — негромко попросил он, вставляя ключ в зажигание, — всё ж лучше, чем здесь ржаветь.

Фургон встрепенулся, словно стряхивая с себя сонное оцепенение, чихнул и заурчал.

— Вот и молодец! — похвалил Берен, давя на педаль.

Когда он вернулся к месту аварии, Тамари всё ещё была без сознания. Отправив Эльсу с Максом в фургон, он вытащил её из машины. Тамари показалась ему почти невесомой — сухая веточка, которую страшно сломать неловким движением. Непредсказуемая, смертоносная тварь…

Берен на мгновение замешкался, прежде чем перенести её на переднее сиденье фургона и пристегнуть ремнём безопасности. Опасливо покосился на стрелку адреномера, показывающую уровень лекарства в помпе. Он не особенно разбирался в этой штуке и не слишком доверял «спасительной» жиже в ней, но навскидку лекарства было достаточно. Хватит, даже если она разнервничается, очнувшись в незнакомой машине. Не бросать же их одних посреди дороги, в конце концов!

Первое, что ощутила Тамари, придя в себя, саднящая боль над бровью и яркий свет, жгущий глаза даже сквозь закрытые веки. Зашипела, когда тонкие пальцы нащупали на лбу ссадину. С трудом разлепила ресницы.

— Как ты себя чувствуешь, Тари? — деловито спросил тоненький голосок Эльсы.

Девочка стояла у раскрытой автомобильной дверцы, положив ладошку на колено Тамари. И макушка Эльсы была до странности низко…

— Чёрт! — Тари сообразила, что перед ней нет руля, и вообще она сидит в чужой, незнакомой машине.

Место водителя пустовало, но у отворённой двери с каменным лицом стоял одноглазый приятель Аркадии. Его поза казалась спокойной и даже расслабленной, а двустволка в руке была опущена, но…

— Чёрт… — вновь выдохнула она, уже едва слышно: на ременной пряжке мужчины красовалась эмблема отряда зачистки.

Как Тари не заметила её раньше, ещё в госпитале?! И Аркадия умолчала о том, что предмет её безответной страсти — тваремор, — хороша подруга!

— Всё в порядке, — поглаживая Тари по коленке, ласково пропела Эльса, — он помог нам.

Тари подумала, что этот «помощник» при необходимости снесёт ей башку не размышляя, как и любой из таких. Спокойствие тваремора обманчиво, а на выстрел ему понадобится меньше секунды.

— Берен хороший, — вновь подала голос девочка.

— И отлично помнит инструкции на случай дестабилизации, — сквозь зубы процедила Тамари, сверля его взглядом. — Прям готов к труду и обороне!

— К обороне не хотелось бы, — спокойно ответил Берен. — Не при ребёнке. Не разгоняй себе адреналин.

— Пф-ф, не понадобятся твои профессиональные навыки! — фыркнула она. — Ничего не случится, с этой штукой осечки исключены, — Тари показала ему адреномер на своей руке и вылезла из фургона.

Изобразить пренебрежение у неё получилось почти достоверно, вот только дрожащие колени в образ не вписывались.

— Где моя машина?

— Осталась на месте аварии, — не спуская с неё настороженного взгляда, Берен протянул ключ, — этот фургон вместо неё. Ваши вещи сзади. Я заберу свой байк, и можете ехать.

— Ещё не хватало мне встрять где-то на угнанной тачке! Сейчас всех проверять будут из-за госпиталя.

— Не встрянешь. Это мой фургон.

Тамари подозрительно прищурилась, скрестив на груди руки. Нервная дрожь не проходила, а одноглазый так и стоял в паре шагов с протянутой ладонью, на которой лежал ключ. Ей не восемь, как Эльсе, чтобы поверить в то, что тваремор станет бескорыстно помогать таким, как она!

— До Виленска осталось чуть меньше тридцати километров, — холодно обронил он.

— Догадываюсь! — огрызнулась Тари.

— Он мог навредить нам, пока ты была в обмороке, — подала голос Эльса, — но он нам помог. Не уехал.

Тамари метнула на неё раздражённый взгляд, поколебалась ещё секунду и всё-таки взяла ключ.

— Ладно! Но я не стану искать тебя, чтобы вернуть фургон. Оставлю его на парковке госпиталя, идёт?

— Можешь оставить его себе.

— Обойдусь!

— На здоровье, — пожал плечами Берен.

Тамари смерила его колючим ежевичным взглядом.

— Ждёшь благодарности за то, что выскочил нам под колёса и угробил мою машину? — поинтересовалась она.

Берен усмехнулся себе под нос, прошёл к задней двери фургона за байком и, едва отворил её, как ему на плечо взлетело что-то рыжее.

«Лисица!» — удивилась Тамари, замерев у водительской дверцы.

— Что ж, желаю вам больше ни на кого не наехать. Хотя бы сегодня, — сказал Берен, выкатив байк на асфальт.

— Угу. А тебе — глядеть, куда едешь, — мрачно отозвалась Тари.

Она села за руль только тогда, когда он скрылся из виду. Облегчённо выдохнув, устало откинулась на спинку кресла. Заледеневшие, несмотря на тёплый день, пальцы всё ещё дрожали.

— Испугалась? — сочувственно поинтересовалась Эльса, дожидавшаяся тётку на пассажирском сиденье.

— Кого? Этого? С чего бы!

— У него значок твареморов. Я видела, как ты испугалась, когда заметила. Но Берен хороший. Он помог нам. И Гудвин сказал, что ему можно верить.

— Так! — Тамари положила руки на руль так резко, что фургон хрипло бибикнул. — Так! — повторила она, вздрогнув от неожиданного звука. — Во-первых, я никого не боюсь, тем более таких, как этот… — она тряхнула кудрями, не сумев сходу подобрать слово, подходящее новому знакомцу и подобающее для детских ушей. — Во-вторых, хватит выдумывать ерунду про всяких Гудвинов! Договорились?

Под требовательным взглядом тётки Эльса кивнула, и та наконец повернула ключ зажигания.

Несколько минут ехали молча.

— Папа говорит, когда тебе страшно, ты становишься ядовитей дихлофоса… задумчиво произнесла девочка, глядя в окно.

— Чего?!

Фургон вильнул, но сразу выровнялся.

— Это папа так говорит. И что в этом состоянии ты оказываешь невропаратическое… нервопралити… какое-то такое действие, — в общем, сильнее дихлофоса. Мне кажется, с Береном сейчас случилось как раз такое… нервопаралическое, вот.

— Господи, Эльса! — Тари закатила глаза. — Ты даже слов этих не понимаешь! И давай ты не будешь подрабатывать голосом моей совести, ладно?

— Но ведь друзья всегда говорят друг другу правду, даже если она не слишком приятная. Твои слова! — воскликнула Эльса.

— Ладно, детка, я хватила через край, когда это сказала. Иногда друзьям лучше промолчать. Особенно если один из них годится второму в дочери.

— А папа всегда повторяет: «Чтобы бороться со своими недостатками, о них нужно знать». Поэтому он говорит мне, если я поступаю нехорошо и не замечаю этого.

— Да, малыш, папа прав, но… — Тари замялась, задумавшись над ответом.

— Значит, если кто-то повёл себя дурно и не заметил, нужно сказать ему. Чтобы он не делал так больше, да? — не дождалась продолжения Эльса. — Тем более если вы друзья, а среди друзей принято говорить правду.

— Эли, милая, всё верно, но ты ещё ребёнок. Со взрослыми всё немного… иначе.

— Взрослым не нужно бороться с недостатками? — изумилась девочка, и её брови взлетели под выбившиеся из косички-колоска тёмные завитки. — Но так нечестно! Бороться с недостатками — это очень трудно! Нужно быть внимательным, и терпеливым, и… — с жаром перечисляла она, загибая пальцы. — И… и… много ещё чего! — закончила Эльса, запамятовав конец отцовской воспитательной лекции. — Почему детям достаётся всё самое сложное? — насупилась девочка, демонстративно скрестив на груди худенькие ручки и надув нижнюю губу.

— Не знаю, — может, чтобы из них вырастали хорошие взрослые? — улыбнулась ей Тари.

— Как мама?

— Да, малыш, — голос Тамари вдруг стал сухим и блёклым, словно старая папиросная бумага, как будто из него забрали все краски и эмоции.

Или сама Тари спрятала их поглубже, потому что знала, как больно режут эти тонкие прозрачные осколки воспоминаний о человеке, которого она безмерно любила и беспредельно ненавидела. Режут до крови, до слёз, до… обращения.

— Как мама, — эхом повторила она за девочкой.

— Тари! — вдруг закричала Эльса, и та, словно очнувшись, резко дала по тормозам, слишком поздно заметив, что дорога за поворотом на Виленск перекрыта.

Фургон остановился в паре сантиметров от патрульной машины, едва в неё не врезавшись.

— Лихачите, дамочка! — в открытое окно заглянула невысокая, чуть полноватая женщина в форме.

— Привет, Цора, — Тамари выдавила улыбку, бросив взгляд на свой адреномер: стрелка на шкале поползла вниз, отмечая расход лекарства, купирующего адреналиновый выброс. — Извини, заболталась с Эли.

— Как делищща, Кукла? — подмигнула она девочке. — Ох и раскувасила бы сейчас твоя тётка мне служебный транспорт! Ты что за ней не следишь, а?

— Здрасьте, тёть Цора! — разулыбалась Эльса.

— Вы из госпиталя? — посерьёзнев, спросила патрульная, глянув на разбитый лоб Тамари. — У нас уже всех на уши поставили. Говорят, смертник был. Успели хоть Куклу прокапать? — понизив голос, чтобы не услышал напарник, стоявший на противоположной обочине, продолжила она.

— Не полностью. Придётся ехать в Благоград, полученной дозы хватит дней на пять.

— Н-да, за пять дней местную больничку не наладят… Но и до Благограда неблизко…

— Поэтому и выехать придётся на рассвете. Сол даст кого-нибудь из своих в охрану.

— Охрана — это, конечно, хорошо, — протянула Цора, поставив локти на опущенное стекло водительской дверцы, — только вот из резервации вас не выпустят.

— Почему? — насторожилась Тари.

Патрульная бросила взгляд через плечо на напарника. Он даже не смотрел в их сторону, но она всё равно перешла на шёпот.

— Есть инфа, что смертник был из ваших… В смысле, с синдромом. Так что теперь, пока всех не перещупают, — кто что знает — Виленск будет закрыт на выезд. Неделю проковыряются — как пить дать!

— Ого, — Тамари озадаченно уставилась на свои бледные руки, всё ещё сжимающие руль.

— Так что смотри. Я, конечно, могу пропустить тебя туда. Но время пройдёт, лекарство кончится, а её, — Цора кивнула на Эльсу, — потом ещё как-то до Благограда везти.

«И если Эльса перекинется хотя бы раз, не видать ей ни операции, ни нормальной человеческой жизни», — закончила про себя Тамари.

— Там это, в кафехе на заправке есть телефон. Съездите, брякните Соломиру, — что скажет. Он отец всё-таки, пусть и решает. Велит вертаться, так с въездом проблем не будет. Монету тебе на автомат дать? У меня где-то двушки завалялись…

***

Берен сбросил скорость и свернул на лесную тропку, ведущую к егерской сторожке. Вчерашняя отрава и сегодняшние утренние приключения отзывались муторным туманом в голове и болью в разных частях тела. Да что там — практически во всех! Поэтому сейчас пределом его мечтаний было рухнуть обратно на матрас, но сначала — вылить на себя ледяной колодезной воды. Прямо так, из ведра, чёрт с ним, с душем и бойлером!

Он знал тропинку, по которой ехал, лучше линий на собственной ладони и не особенно следил за дорогой, пока краем глаза не заметил что-то непривычное: маленькую яркую вспышку над тропой. Берен остановил байк, погладил забеспокоившегося лиса, сделал несколько шагов к месту, где видел вспышку, медленно и бесшумно.

— Твою ж лесную лисью… — едва слышно произнёс он, разглядывая натянутую меж двух стволов струну.

Натянутую так, что, если бы не пробившийся сквозь ветки луч солнца, на миг вызолотивший её яркой вспышкой, лежать бы Берену сейчас здесь с перерезанным горлом. Кому-то другому (хотя кому тут ездить, кроме егеря?) струна пришлась бы в область губ или даже лба. Но сидящему на мотоцикле Берену — ровнёхонько под кадык. Его поджидали. Знали и его рост, и транспорт. И приготовили подарки. Струна — лишь один из них. А «даритель» по-прежнему горяч и до сих пор делает ошибки, спасающие жизнь его жертве.

«Однажды ты согласишься с тем, что я принял единственно правильное решение. Или твоя ненависть всю жизнь тебе отравит».

«Однажды ты поймёшь, что облажался! И вот тогда чувство вины выпотрошит твою душу, и ты сам влезешь в петлю!»

«Этого не случится».

«Тогда я́ убью тебя! Найду, куда бы ты ни заныкался, и убью! Даю тебе слово, Берен!»

Всё так же бесшумно егерь вернулся к своему байку и развернул его обратно к шоссе. Восемь месяцев! В этот раз — целых восемь месяцев! Последние два Берен даже думал, что зря таскает всё самое необходимое при себе, в мотоциклетных кофрах: его не отыщут в этой глуши, либо просто бросили искать. Оказывается — нет.

Чтобы лишний раз не шуметь, он катил байк до самого асфальта и завёл мотор только на шоссе.

— Что ж, Максимилиан, возвращаться нам нельзя, — негромко сказал лису. — Будем искать новое место… А пока неплохо бы найти хотя бы таблетки.