Анастасия

Анастасия Маскевич

Первая книга казахстанской писательницы, основанная на реальных событиях истории её семьи. Роман повествует об истории, произошедшей в начале XX века в одной из многочисленных малороссийских деревушек.На фоне нелегкой судьбы простой ключницы весь колорит описанных образов и деталей обретает особый смысл, точно переданный в одной цитате: «…история отдельной личности порой оказывается не менее интересной, чем цепь глобальных событий».

ГЛАВА I

«Любовь по самой своей сути — демократка, она смеется над вашими надуманными теориями о социальном неравенстве»

М. Рид «Всадник без головы»

— Эй, чего ты замечталась? Иди скорей, открой мне сундук, — крикнула панова жена Берта своей ключнице, указав пальцем на большой прямоугольный красный ящик с крышкой на медных петлях. На лбу у неё уже виднелась глубокая складка, когда она повернулась к служанке.

— Извините, пани, — быстро выговорила Настася на родном суржике¹, найдя в связке заржавевших ключей нужный. Настасей её ласково называла бабушка, при рождении же её нарекли Анастасией, но родителям больно понравилось прозвище, данное бабушкой, так с тех пор и закрепилось. Она совсем недавно стала домоправительницей в доме пана Маскевича. Настася была довольна хороша собой и юна, ей было только шестнадцать. Но её мать рано умерла, и совсем молодой девушке пришлось принять все обязанности на себя. В этом доме Настася родилась, поэтому и пановья семья не стала искать ей замену, а вместо этого наняла в служанки и даже назначила небольшое жалование пятьдесят рублей в год. Ей доверяли, потому что она росла искренним и добрым ребёнком. К тому же, Настася знала весь дом вдоль и поперёк: они с маленьким паном Яном часто играли вместе в догонялки, прятки или салки.

— Неси это блюдо в кухарню, — повелела Берта. Настася знала, что намечается какой-то званный ужин, она схватила расписную посуду и побежала скорей разузнать о предстоящем у кухарки.

На кухне парило, все были заняты делом — готовились к обеду. Кухарка, её звали Марыней, была женщиной степенной с сильными плечами и добрым лицом. Она очень любила Настасю, часто заменяла ей мать: расспрашивала её о делах, давала советы, а иногда даже запрещала идти гулять поздними прохладными вечерами. Она очень любила поболтать. Марыня слышала от конюха, который слышал от кучера, который подвозил будущего гостя пана, что семья Пилсудских приглашена на праздник Вознесения Господня. Пока она тараторила, Настася призадумалась, где она уже слышала эту фамилию. Но не успела она вспомнить, как Марыня спросила её:

— Ты ведь помнишь этих Пилсудских, которые в Барановке соседней живут? О, подай-ка мне скалку.

— Не совсем, — отводя глаза в поисках скалки, ответила ключница.

— Да ты что ж, — возмутилась кухарка. — А, да ты мала совсем была. Приезжали они со своей дочкой, миленька такая, шо глаз не отвести. Пан наш с Пилсудским давно знаком, соседями были. Они тогда наклюкались и все обещались женить деток своих, — закончила Марыня и рассмеялась, вспоминая тот веселый вечер, когда она была помоложе.

— Да, наверно, слишком мала, не помню, — резко ответила Настася и вышла из кухни. Ей почему-то захотелось поболтать с Яном, и она направилась в его покои, чтобы заодно немного там прибраться.

В обязанности матери Настаси входило приглядывать и за маленьким Яном. На его долю выпало много сказок и колыбельных, которые довелось слушать и Настасе. Когда мальчик подрос, для него наняли домашнего учителя. Тогда и наша маленькая ключница получала свои первые знания, пока её мать была занята работой по дому. Так она научилась и петь, и танцевать у учителей её друга. А Ян рос очень добрым и красивым мальчиком, играя с Настасей, он познакомился и с другими детьми Разумовки. Он никогда не задирал носа, хоть и почти все его друзья были детьми крестьян и ремесленников. За это его любили и уважали, но в то же время все же побаивались, как панского сына. В двенадцать лет Яна отправили в Житомирскую польскую гимназию, где он проучился целых шесть лет. Совсем недавно, после своего восемнадцатого дня рождения, он вернулся домой. Целыми днями он продолжал читать, навещать старых друзей, охотиться, рыбачить, часто посещал гуляния молодежи, но большую часть времени спал. В общем, вёл обычную светскую жизнь молодого человека в провинции. Сейчас они с Настасей уже не были так близки, как в детстве, все изменилось.

Шел двенадцатый час, солнце пекло по-весеннему. Настася вспомнила, что обещала помочь старому садовнику и отказалась от болтовни с панским сыном. «Тем более, — подумала она, — он, скорее всего, ещё не просыпался». Она выбежала со стороны кухни, шурша своим простеньким платьем, побежала по широкой тропинке, ведущей в сад, и скоро скрылась в зарослях ветвистых яблонь. Нужно было побелить яблони, что делалось ежегодно. Стволы деревьев покрывали раствором, чтобы защитить яблоньки от вредоносных насекомых. Сад был, может быть, единственным, что осталось у панской семьи после продажи и раздачи земель, им очень гордились и заботились о его сохранности. Пан Маскевич гордился этими двумя акрами земли. Каждый год в конце лета садовник и вся прислуга набирали по нескольку огромных плетенных корзин урожая этих красновато-желтых, будто сказочных, плодов. Этот яблоневый сад посадил отец пана, как только переехал в разумовское имение. За садом открывался прекрасный вид на поля и виднеющуюся вдалеке реку, берега которой еще были кое-где покрыты спрятавшимися серыми одеяльцами нерастаявшего снега. С побелкой справились довольно быстро, она вместе с старичком-садовником, а потом каждый заспешил выполнять остальные свои обязанности.

День обычно пролетал незаметно. Казалось, ты только встал, позавтракал, переделал пару поручений и уже солнце спешит скрыться на горизонте.

К вечеру, когда хозяева разошлись по спальням, — а ложились они рано, часу в седьмом-восьмом, — к Настасе забежала её подруга Ада — черноволосая и черноокая красавица девятнадцати-двадцати лет:

— Настась, идём к реке, сегодня именины сына кузнеца Андрия, я одна боюсь, но очень-очень хочу.

— Чего это ты так очень-очень хочешь туда?

— Да ничего, весело же будет, знаешь ведь, там всё село будет. Пойдёшь?

— Пока мне правды не скажешь, не пойду.

— Не беньждь таке́й мару́дой²! Ты знаешь, что Андрий сам меня пригласил, — возмутилась подруга, перекинув свою длинную косу на другое плечо размашистым движением всего тела.

— Ну добре, добре³, — рассмеялась Настася, когда увидела надутые губы и нахмуренные брови подруги, так она всегда казалась очень смешной.

Уже было темно, девушки накинули платки и побежали к Жаберке, так называлась местная река. Когда они прибежали, то празднование уже было в полном разгаре: кто-то прыгал через костер, кто-то — в воду, кого-то в воду бросали без его желания, а кто-то пил и танцевал. Настася не то, чтобы любила изрядно повеселиться, ей нравилось ощущение общего праздника, витавшего в воздухе на таких вечорах⁴. Праздника, который не будет длиться вечно, но который заряжает энергией, дает сил справится с бытом.

Под звуки гармоники подруги проворно нырнули в хоровод и оказались в середине (оттуда все должны были выходить по парам, образуя ручеек). Когда пары уже начали расходиться в колею, Настася быстро закрутила головой по сторонам в поисках кого-нибудь подходящего. Но парень сам подхватил ее за руку и повел вперед. Повернувшись, она узнала Яна и весело ему улыбнулась, он ответил ей такой же широкой и светлой улыбкой. Следом за ними шли Андрий и Ада, а дальше лучший друг Андрия Аполлинарий, который тоже с детства был знаком с Настасьей и Яном. Его называли просто Полюш. Там было еще несколько пар, и хоровод оказался широким. Такой компанией они станцевали еще раза два, а затем танцующих пар становилось все меньше, а поющих — все больше.

— Як це маш?⁵ — спросил Ян Настасю, когда они уже сидели у берега, вдоволь натанцевавшись.

— Помимо того, что ты видишь, ничего, — легко ответила Настася, опершись обеими руками о землю и подняв голову.

— Мне жаль твою мать, она была очень добрая, — решил упомянуть об этом печальном событии Ян, он вдруг вспомнил, что еще не выражал своих соболезнований.

— Спасибо, да… очень добрая, — задумчиво ответила она, бросая камешки в воду.

А Ян вытянулся на траве, зажав ковыль между зубов. Настася наконец вспомнила, что из приличия надо бы осведомиться, как дела и у собеседника и быстро протараторила:

— А ты, как дела, как в гимназии? Ты ведь совсем недавно вернулся.

— От этих знаний только голова тяжелее стала, — улыбаясь, сказал он.

Настася засмеялась в ответ и повернулась к нему лицом, совсем избавившись от наплыва грусти, который появлялся всегда, когда речь заходила о ее маме:

— Это все, что ты успел понять за столько лет? — с иронией спросила она.

— Нет, — резко сев, как достойный выпускник гимназии, он с выражением продолжил, — еще «in vino veritas»⁶ и «errare humanum est»⁷. — проговаривая это, он поднял указательный и с видом знатока смотрел на подругу.

Настася даже приоткрыла рот от произнесенных иностранных изречений, они очень впечатляли ее, как будто перед ней был какой-нибудь философ, но Ян залился смехом и снова упал на землю.

— Это что еще значит, балагур ты такой? — обиженно спросила она.

— Хочешь дам тебе почитать что-нибудь? — вместо ответа и, как бы извиняясь, мягко произнес Ян.

— Я давно не читала, с тех пор, как ты уехал. Мне будет сложно вспоминать. Да и времени у меня не так много, как у тебя. Лучше ты читай мне временами, а?

— Длячего не?⁸ Договорились, — и они пожали руки, как в детстве, когда поспорили о том, кто быстрее добежит до хутора.

Тогда они рванули, но Настася споткнулась о какой-то камень, не пробежав и полметра, и разбила коленку и локти. Ян не стал над ней смеяться, как другие, а принес ей подорожник. Так они и не выяснили, кто был быстрее. Зато они выяснили, что Настя хоть и была активным ребенком, но вот удачливой и проворной ее вряд ли кто-то мог назвать.

Они замолчали, невольно прислушиваясь к стрекоту цикад. Так прошло несколько минут, но Настася нарушила это умиротворение. Спохватившись, что перед ней сын пана, она вскочила на ноги и решила спросить: «А ты что здесь, с нами?» Ян только снова рассмеялся и предложил идти домой. Вечер выдался холодным, так что долго пробыть на всеобщем веселие не удалось, да и другие рано ушли в избу, к одной вдове, которой заплатили, чтобы продолжить праздник.

— Мне скучно здесь, друзья все в городе, наверно, придется тоже уехать скоро, — задумчиво произнес пан, когда они шли к усадьбе.

Настася засуетилась.

— Но тебе ведь завтра гостей встречать, надеюсь потерпишь — не уедешь? — только и нашла что ответить ключница, расспрашивать о действительно беспокоящим ее она не умела.

— Ну нет, это тебе их встречать, — снова подшутил над ней пан. Он был в хорошем расположении духа, ведь был молод, хотя уже не так беззаботен.

Этой ночью Настя спала спокойно. Не было еще времени, чтобы что-то тревожило ее девичье сердечко. Только каждую ночь за окном до нее доносилось урчание голубей, клюющих с кормушки снаружи хлебные крошки, которые она оставляла. И никогда еще она не разбиралась в своих чувствах: она просто жила душевными порывами, как всякий простой и открытый человек. В вечерней молитве она попросила как обычно, чтобы маме и папе было хорошо там, на небе, и, вспоминая сегодняшний вечер, решила еще попросить за Яна. «Дай, боженька милостивый, ему здоровья и всего хорошего, что он пожелает». Перед глазами у нее возник образ улыбающегося Яна и что-то шевельнулось в душе, но Настася только улыбнулась в ответ миражу, он всегда так улыбался при виде нее.

Примечания

1

Суржик — разговорный язык, включающий элементы украинского, польского и русского языков, распространённый на территории Украины.

2

Не будь такой занудой (польск.)

3

Ну, хорошо, хорошо (укр.)

4

вечерах (укр.)

5

Как дела? (польск.)

6

«истина в вине» (лат.)

7

«человеку свойственно ошибаться» (лат.)

8

Почему нет? (польск.)