Мама у турникета. Счастье материнства на пределе возможностей

Анастасия Красавчикова, 2022

Родительство принято изображать как важный красивый путь, прекрасную долгую дорогу, размеченную сплошным счастьем и уходящую в перспективу. Безоблачную, разумеется. Никто почему-то не рассказывает, что придется скакать по ухабам, набивая шишки, постоянно упираться в тупик, а однажды можно и вовсе обнаружить себя в кювете. И развлечения в дороге странные: то девочкой безмозглой играй, то палку в зад резиновому орлу запихивай. Никто не рассказывает. А я расскажу. Спускайтесь, короче, сейчас заеду.

Глава 1

Хоть наизнанку вывернись

Скажите, на вас часто смотрят как на идиота? На меня последнее время — да. Последние лет семь. Потому что сколько умное лицо ни строй, вопрос: «Простите, а у вас есть вывернушка?» всё равно не оставляет никаких шансов.

У нас имеется некая жмотско-вымогательская традиция: каждую пятницу дарить Тёмке подарок за то, что он неделю без скандалов отходил в сад. Вымогательская — потому что каждую пятницу. Жмотская — потому что мы туда, в красивый пакетик, складываем всё, что нормальные родители детям покупают просто так. Однажды сестра моя зашла, Тёма ей навстречу вылетает, счастливый такой, и радостно вопит: «Ира-а-а! Смотри-и-и, что мне мама с папой подарили-и-и! Зубную па-а-асту-у-у!» Сестра сначала с состраданием посмотрела на Тёму, потом с недоумением на меня: «Да… — говорит, — строго у вас…»

Иногда, впрочем, могу расщедриться на какую-нибудь недорогую фиговину из рекламы, о которой Тёма «о-о-о, всю жизнь мечтал!», хоть и видит первый раз. Именно по этой схеме в пятничный подарок однажды мне была заказана вывернушка.

Сейчас отключите на минуту воображение, я поясню, что это, со слов Тёмы. «Это такая зверушка, которую наизнанку выворачиваешь — и получается другая. Ну например, есть у тебя котик. Ты его наизнанку выворачиваешь — и получается бегемот». Всё, включайте. Я вот воображение не выключила, и оно очень живо нарисовало мне процесс выворачивания котика наизнанку так, чтоб из него получился бегемот. Но я вопрос изучила, — всё оказалось не так страшно и не через то место, как я себе представила, да и стоила эта живодерская забава вполне приемлемо — рублей двести, что ли. Посему в конце первой рабочей недели после новогодних праздников я заявилась в «Детский мир» с уверенным вопросом: «Простите, у вас есть вывернушка?» А продавщица, судя по припухлости лица, не до конца еще от вывернушки посленовогодней оправилась. Прохлопавшись глазами, она посмотрела на меня, вот как раз как на идиота, и спросила: «Че-е-ево-о-о?» — «Вывернушка», — повторила я таким тоном типа «Чеблин, правда не знаешь, что ли?!» Но вижу — правда не знает. «Ну это такая зверушка, которую наизнанку выворачиваешь и…» — «Нет! — прервала меня чуть позеленевшая продавец с очевидно хорошим воображением. — Такого нам еще не привозили…» И чуть слышно добавила: «Надеюсь, и не привезут».

А однажды я искала дедушку Асбера — старательно запомнила, что что-то про дедушку и Сбер. Все человечьи фигурки в магазине перерыла и, пока рыла, всё думала, на хрена нам игрушечный дед. А оказалось, это оранжевый самолет. «Альберт, а не Сбер», — пояснила продавец, глядя на меня как на идиота.

Еще я как-то пришла за поездом из мультика. Точно знала, как он выглядит, и мультик смотрела, но когда в магазин зашла, название из головы вылетело напрочь. Прошарила глазами все полки — нет нужного. Тут как раз подоспела продавец. «Что-то конкретное, — спрашивает, — ищете?» — «Да, — говорю, — паровозик из мультика… даже не знаю, как объяснить…» Дальше я долго думала, а продавец терпеливо ждала. «Ну такой… ну у него еще лицо такое… суицидально-депрессивное». Не, ну я правда не знала, как еще объяснить. «А! Томас и друзья! Пойдемте!» И вот тут я не поняла: то ли я была не первая, кому понадобился суицидально настроенный паровозик, то ли встретились два идиота.

А недавно я искала киоск. Не игрушечный, всамделишный киоск в масштабе 1:1 с настоящей тетенькой внутри, потому что ребенок грезил какой-то липкой хренью из рекламы, а в рекламе сказали: «Ищите в киосках за 129 рублей». А где искать киоски, в которых искать липкую хрень за 129 рублей, не сказали. А их меж тем, оказывается, посносили все. Один киоск мы всё же случайно нашли — Алиса очень кстати впилилась в него на самокате. Не обманули, и правда 129 рублей. Купили, подарили, Тёма был счастлив. Прибегает: «Мам! — кричит — Мам! Подставь руки!» А я ж доверчивая, я подставила. И вот даже не знаю, ЧТО посоветовать вам отключить на этот раз. Потому что то, что он вывалил мне в руки, вот это вот желто-зеленое, как будто кто-то очень добросовестный неделю собирал мокроту на анализ в красивую баночку и заработал на этом 129 рублей… Короче, тут уже со мной чуть не случилась вывернушка, и я еле сдержалась, чтобы не сделать еще одну липкую хрень прям на полу в коридоре. Бесплатно.

Семь лет в декрете

Семь лет.

Прикиньте.

Семь лет я в отпуске.

В отпуске!

Британские ученые не тем, конечно, заняты — им бы найти того, кто изобрел словосочетание «декретный отпуск» и научно обосновать, что он дебил.

За это время я успела два раза родить, набрать в общей сложности 38 кг (то есть еще чуть-чуть, и я бы наела еще одну себя), два раза походить с эффектной грудью (мне, кстати, к лицу), и два раза сходить на маникюр. Нет, вру — на маникюр один.

Я сделала много открытий: что микродетальки лего необязательно покрывать собственной эмалью, отцепляя их друг от друга зубами, — есть специальная штука; что Коржик, Карамелька и Компот — это кошачьи дети, а не поесть и запить; что «Кинетический песок — песочница у вас дома» — это не слоган, это предостережение.

Я стала мудрее: подписываю формочки для песочницы, потому что их тырят, и не покупаю детям кроссовки с рифленой подошвой, потому что собачье г-но из нее можно выковырять только зубочисткой.

Я знаю, как устроен чайник, потому что смотрю «Фиксиков», и что не так уж страшны песни Бузовой, потому что слышала «Синий трактор». Знаю, как делать зайца из втулки от туалетной бумаги, снеговика из носка и морду кирпичом, когда в саду опять для чего-нибудь нужны родители-активисты. Знаю, как сожрать конфету при детях, чтоб они не заметили.

Но самое главное знание за последние пару лет, да что там — за всю мою сознательную жизнь, снизошло на меня буквально несколько дней назад благодаря Тёме.

— Мам, — говорит, — я «Киндер» перед ужином есть не буду, дай мне желток только.

— Какой желток?

— Ну желток, с игрушкой внутри.

Я прям вот так, держась, простите, за яйцо, впала в кратковременную кому.

Желток.

Эта капсула, контейнер, желтая штука — это желток. Желто-о-ок! Я будто в забвении была все свои тридцать с лишним лет, а тут мне открылась Истина. Это желток, блин! Желток, понимаете?! Потому что «Киндер» — яйцо! Пугающе логично, очевидно и неожиданно. Ка-а-ак я не додумалась до этого раньше? Чем был занят мой ум все эти годы?!

На самом деле непонятно, почему нас заранее всему этому не учат. Ну или хотя бы не предупреждают. Не про желток, а вообще. Почему есть институт культуры, международных отношений, строительный — и везде всё серьезно: с зачетами, сессиями и «корочками», а институт семьи — это что-то абстрактное, сюда нельзя прийти и хотя бы в теории прослушать о том, что тебе предстоит. Как строить семью, налаживать отношения и остаться при этом культурным человеком — этому же не научат ни в строительном, ни в культурном, ни в МГИМО. Да, сейчас полно курсов, где рассказывают, как правильно дышать в родах и как подгузник надеть. А что дальше делать со всем, что ты надышал и со знанием дела теперь можешь запихнуть в памперс, не рассказывают. Нет, это, конечно, тоже очень нужно уметь, но фокус всё равно не на том, потому что рожаешь в муках ты в среднем сутки, а воспитываешь в целом всю жизнь. Тоже периодически в муках.

А ведь правда, полноценный же институт мог бы получиться, со своими кафедрами и факультетами, выпускал бы подготовленных (хотя бы морально) специалистов в сфере управления всем этим семейным предприятием.

Там, например, обязательно была бы кафедра антикризисного менеджмента — потому что столько кризисов, сколько ждет в материнстве, ни один СССР не видел, а разруливать всё это придется самим.

Биофак с элементами психиатрии — потому что первые полгода предстоит пристально разглядывать какашки, и нужно точно понимать, всё ли в порядке у ребенка со стулом, а у тебя с головой.

Философский факультет: первые пару лет вы будете непрестанно задаваться фундаментальными вопросами «Что делать?», «Как быть?» и в целом размышлять о своем теперешнем бытие, а году примерно к третьему научитесь философски ко всему относиться и поменьше рефлексировать.

Факультет анализа данных — потому что как только перейдете к практике, вам предстоит вечно что-то анализировать: а достаточно ли хорошая я мать, а всё ли я делаю правильно, не слишком ли холодно/жарко/горячо/солено/сладко/а может, бабушка все-таки права?

Специалист по связям с общественностью — потому что когда ты родил, а все друзья еще нет, надо быть настоящим специалистом, чтобы удержать с общественностью хоть какие-то связи.

Стратегический менеджмент еще строго обязательным предметом. Придумывать стратегии, управлять, подстраиваться, манипулировать, договариваться, уговаривать, искать компромиссы — прожиточный минимум для родителя. Не выжить без этого в родительстве то есть.

Военную кафедру еще надо, пограничников воспитывать — вам предстоит отвоевывать личные границы, и хорошо бы научиться этому заранее.

Ну и курсы сомелье, факультативно. Пригодится.

А может, как часто бывает, пока учишься, поймешь, что это вообще не твое. Послушаешь лекции плотно практикующей матери-доцента про колики, зубы и какую-нибудь, скажем, лактазную недостаточность в качестве задачки со звездочкой — и сольешься на первой же сессии. Подумаешь: ну на фиг весь этот родительский хардкор, мне б че попроще, пойду вон лучше в рудокопы.

Самые отчаянные, однако ж, а еще те, кому помогали будущие бабушки и дедушки, вкладываясь всем своим «Ну когда уже внуки?», доучатся и выпустятся по общему направлению «родитель». А дальше уже будут более узко специализироваться по ситуации.

Тот еще тип

Пока моя идея с институтом прошла лишь первое чтение (вами вот только что), молодые родители выкручиваются как могут и выбирают себе специализацию на ощупь. Как следствие, сейчас появилось столько модных веяний: ну, знаете, мама, которая не парится, мама-путешественник, мама на ПП. Почетнее всего, по моим наблюдениям, быть пофигистом, и многие мамы усердно убеждают окружающих и себя, что она — это именно он. Пофигист в смысле. «Ой, да мне вообще по барабану — хочет — ест, не хочет — не ест! А? Что? Зачем сальто перед ним делаю с ложкой в руках, приговаривая: „Смотри-и-и, ту-ту-у-у, едет паровозик, открывай скорее ро-о-отик“? Так это хобби у меня такое». «Что, в луже сидит? Ой, да пусть сидит, я не парюсь вообще, ребенок рад, ко мне не лезет и ладно». И сидит такой ребенок в луже, рад, не лезет, в гидрокостюме с подогревом и воском предварительно натертый — и ладно. Я вот тоже стараюсь следовать тенденциям и быть мамой-пофигистом. Но нет-нет да сальто с ложкой каши крутану.

Из менее модного — у нас во дворе, например, есть мама-реанимобиль. Вой ее сирены слышен издалека, и ты сразу к обочинке жмешься, чтобы она скорее мимо проехала и умчалась вдаль. У нее трое детей — старшей лет пять, следующему года три и один в коляске еще. Она постоянно истошно на них орет, а с земли может поднять не уговорами, а тупо за косу. Средний одно время очень отчетливо в песочнице говорил «б*ять», когда не получался куличик. Мама тут же подхватывала: «Пять, правильно, пять!» И поясняла в воздух: «У нас просто номер дома пять, ему цифра нравится», а не то что всем послышалось. Когда я еще была просто яжмать, а Тёма — пупсиком, который безропотно ковырял лопаткой песочек, каждый раз мысленно лишала ее родительских прав. И, как и положено любой уважающей себя яжматери с высокими моральными принципами и точными представлениями о том, как надо, с презрением на нее смотрела и думала: «Боже, какой ужас».

А потом я еще раз родила.

Тёма к тому времени резко перестал быть пупсиком, добавилась младшая, которая пупсиком быть никогда не умела, и я узнала, что у этой аморальной дети не ходят в сад, помощников нет, а муж работает вахтовым методом. «Боже, какой ужас», — каждый раз, глядя на нее, продолжала думать я, только теперь с чувством глубочайшего сострадания. И с тех пор отчетливо слышала «пять», когда не получался куличик.

Еще у нас есть бабушка-туданелезь.

Она гуляет с внучкой Варей (хотя это скорее праправнучка как минимум), ей лет девяносто, она размером с кулачок — маленькая, сухонькая, и у нее вместе со вставной челюстью с очень красивыми зубами куда-то явно вставлен рупор. Потому что не может генерировать такой мощный звук девяностолетняя бабушка с кулачок. Всё гуляние, от и до, у них проходит под вопли «Варя, туда не лезь!», «Варя, не стой на ступеньках — упадешь!», «Варя, вылезай из трубы (деревянной, чтоб лазить) — там сквозняк!», «Варя, слезь с карусели — вырвет!», «Варя, отойди от качелей — убьет!» И Варя потыркается-потыркается, потом просто в безысходности останавливается посреди детской площадки с мягким покрытием, максимально далеко от всех источников опасности, раскидывает в стороны руки, запрокидывает голову и устремляет обреченный взгляд ввысь, всей своей позой невербально крича: «Господи, как же всё за*рахало!» Но тут же в рупор сообщают: «ВАРЯ! А НУ ОТОЙДИ ОТТУДА ЩАС ЖЕ! САМОКАТОМ СШИБЕТ!»

А на дальней площадке есть мама-дзен. У нее, как и у первой, тоже трое детей в анамнезе, только там прям фулл-хаус: погодки и двойня. Ну то есть погодки, только вместо одного младшего — сразу два. А старшему на вид не больше трех — трех с половиной. И она просто непрошибаема, мастер Шифу из «Кунг-фу панды», постигший внутренний покой, только мать. Я однажды наблюдала, как она выдала всем по кефиру, велела сесть на лавку, попить и потом идти играть. Они все сели и стали пить. Старший не задирал младших, как бы невзначай сообщая, что его кефир вкуснее и что мама ему первому дала, младшие в ответ не визжали и не драли ему волосы с криками: «Н-е-ет! Мне-е-е!» Они просто пили кефир. Выпили и пошли играть. А мама осталась сидеть на лавочке и болтать по телефону. Она, как и всё неизведанное, меня немножко пугает. Но я каждый раз восхищаюсь, преклоняюсь и очень хочу подойти спросить, на чем она сидит помимо лавочки. Потому что мне тоже надо. И маме-реанимобилю отсыплю.

Беспорядочные связи

Во мне уживаются все эти мамские субличности по чуть-чуть (дзен вот только почему-то организм отторгает), но я, как уже говорила, стараюсь быть в тренде и изо всех сил культивирую в себе модно-ленивую мать. На днях вот схалтурила и решила не идти с детьми гулять — погода была не ахти, ну и что-то лень. Подумала, лучше дома посидим, квартиру хоть наконец в порядок приведу. И ведь знаю же, зна-а-аю, что с учетом наличия двух разрушительных сил, которые я сама же когда-то породила, «дома посидим» и «квартиру в порядок» в одном предложении — это, мать ее, антитеза, прямое противопоставление.

Сначала Алиса носилась за Тёмой с задранным над головой веником и вопила, как подстреленный индеец. Тёма кричал: «Не догонишь, не догонишь!», всё больше раздраконивая ее, она вопила еще громче. Спустя минуту из комнаты вопил уже Тёма, так что, похоже, она его всё-таки догнала.

Потом он бросил в нее бумерангом, но законы Вселенной никто не отменял, поэтому ему это тут же бумерангом и вернулось. Мамонтом, если быть точнее, из его же любимого набора лего, прямехонько в лобешник.

Потом я прыгала со шваброй, пытаясь отодрать от потолка курицу. Не настоящую, слава богу, ну знаете, такая стрелялка: башку на палец нанизываешь, за задницу оттягиваешь — и па-а-ау! (Боже, какое счастье, что я инструкции к игрушкам не пишу!) У нас вообще на потолке по жирным отпечаткам можно эволюцию этих липких тварей проследить — от чего-то бесформенного через силуэты рептилий и вот до птиц. Отодрала, Тёма взмолился, чтоб вернула. Я снизошла, но предупредила: еще раз — и я проделаю с ним всё то же самое, что он делает с курицей, чтобы она «па-а-ау».

Потом они надували шарики насосом, визжали и смеялись, пес оглушительно лаял в экстазе, тоже срываясь на визг, и эти шарики с грохотом лопал. Потом шариковая канонада прекратилась, а пес залаял как-то подозрительно глухо. Я пошла проверить, не напихали ли они чего-нибудь в пса. Оказалось, нет, зато они запихали пса в шкаф. Покрывала с кроватей посдирали и ему заботливо постелили. А чтобы псу в его собачьем люксе ничего не мешало, предварительно организовали там пространство в стиле минимализма. Выгребли из шкафа на пол все шмотки то есть, все коробочки и подвесные икеевские полки.

Потом я возвращалась на кухню, и мне на плечо с потолка шлепнулась эта долбаная липкая курица. Я взвизгнула и с испугу случайно добавила детям в словарь еще пару запрещенных словечек. Зато теперь, если на них когда-нибудь с потолка упадет курица, они точно будут знать, как охарактеризовать эту непростую жизненную ситуацию. Так что, считаю, я полезная мать.

Потом возбужденный пес вылез из шкафа и то ли от радости, то ли в знак протеста нас*ал на пол. А где нас*ал? Правильно, на кухне, прямо у меня под ногами, потому что к тому времени свободного места на полу нигде в квартире больше не осталось.

…Поскольку детские психологи в своих книгах не рассказывали, что делать в подобных ситуациях, я действовала проверенным авторским способом: раздала всем люлей, очень экспрессивно велев пойти заняться чем-нибудь полезным наконец.

И они ушли. Затаились на кухне на десять блаженных минут. Хотела уж идти смотреть, чего они там перешептываются, но стояла такая прекрасная относительная тишина — я просто не могла собственноручно ее рушить.

Потом они вернулись и сказали: «Закрой глаза, у нас для тебя сюрприз». А я вот очень не люблю слово «сюрприз» после десяти минут тишины.

Я закрыла.

Зажмурилась.

Нет, я съежилась лицом.

Меня за руку проводили на кухню, и им раз пять пришлось повторить: «Всё, открывай!» Потому что я очень не хотела. Открывать.

Но всё оказалось не так страшно: они приготовили мне свежевыжатый апельсиновый сок. Чудесные дети. В мерный стаканчик было выдавлено ровно 30 мл сока. Из трех, мать их, огромных апельсинов, которые я собиралась есть неделю! Впрочем, остальные пол-литра при желании можно было слизать со стола, пола и даже немножко высосать из тюля.

Короче, урок дня таков: если полениться и не вывести детей из дома, дети не поленятся и выведут тебя из себя.

Сплошное свинство

Вообще я из тех непутевых мамаш, которые во имя спасения себя без зазрения совести втыкают детей в мультики. На светлой стороне — ну вот где «никаких гаджетов, буду сама играть, развивать и заниматься» — я тоже была. А потом, как в той шутке, я родила. В первые пару лет после рождения старшего интенсивно прошла все стадии принятия от «никогда не включу ребенку мультики» до «боже, храни фиксиков». «Фиксики», кстати, неслучайно первыми на ум пришли, до чего ж классные. Помню, как Тёма зашел на кухню после первой же просмотренной серии и с ходу в деталях выдал устройство и принцип работы электрического чайника. Я макала чайный пакетик в кипяток, только что этим чайником произведенный, смотрела на своего четырехлетнего ребенка изумленным лицом гуманитария и, издавая что-то невнятное вроде «мм… мммм… угу», задумчиво кивала.

А вот со «Свинкой Пеппой» отношения у меня долго не складывались — искренне не понимала, как это может кому-то нравиться. От нее всегда было ощущение, что автор хотел сначала сделать мультик про фен, а потом решил: «Не, про фен неприкольно, про свиней будет круче». А фен-то нарисован уже, не переделывать же. Покрасил в розовый, нашлепал глаза — и ок. И еще эта констатация всего, что показывают на экране, меня просто с ума сводила. Вот в кадре светит солнышко, Джордж на поляне играет с динозавром. И тут голос за кадром: «Светит солнышко. Джордж на поляне играет с динозавром». Спасибо, блин, а то ж мы думали, чо происходит? В общем, у меня в сознании «Свинка Пеппа» была мультиком про семью розовых фенов для тупых детей, и мне не сильно нравился тот факт, что он сильно нравится моему ребенку.

Но однажды я вынужденно посмотрела-таки одну серию от и до. Включила с целью деактивации Тёмы — надо было когда-то погладить белье, гроздьями свисающее со всех поверхностей в доме. Ну и пока одной рукой гладила (второй держа гладилку, чтобы она не пришибла ползающую тогда еще Алиску, и правой ногой подшвыривая игрушки, чтобы хоть на пять минут чем-то занять дочь), смотрела.

Что хочу сказать. Это гениальнейший, умнейший из всех мультиков! Ужасно неправдоподобный, но такой прекрасный! Его надо как пособие невзначай подкидывать папам и белым шумом постоянно шептать: «Папа Свин молодец, будь как Папа Свин». Серия, значит, была про день рождения Мамы Свинки. Готова спорить, что автор сценария — женщина, и она мать двоих детей как минимум. Итак, начинается день рождения у Мамы Свинки с того, что Папа Свин приносит ей завтрак в постель. Дети нарисовали открытку и туда же, в постель, ее тоже принесли. Кроме того, дети и папа приготовили маме торт, пока она спала. Еще раз. Приготовили. Маме. Торт… ПОКА. ОНА. СПАЛА! Далее мама, неспешно откушав завтрак, спустилась на кухню, откуда ее буквально силой выпихнули в гостиную, усадили на диван, всучили журнал, включили музыку и велели отдыхать — день рождения ж.

А дальше пошли подарки. Я, вот честно, вазякала туда-сюда утюгом по пододеяльнику и завидовала-завидовала-завидовала этой свинье. Сначала ей вручили платье. То есть Папа Свин заранее озадачился, напрягся съездить выбрать и купить. Еще и с цветом продумал — розовое подарил, чтоб с лицом гармонировало. Потом маме вручили два билета в театр, чтобы она с Папой Свином могла куда-то сходить в своем новом, только что подаренном платье. А, еще ж к ним пришли Дедушка Свин и Бабушка Свинка, чтобы посидеть с детьми, чтобы Мама Свинка могла куда-то сходить по только что подаренным билетам в только что подаренном платье. ААААААААААА! В этом месте я поняла, что почти всё белье уже досрочно перегладила на нервах. Казалось бы, папа по природе своей, генетически, свинья, но даже он понимает, о чем робко мечтает мать двоих малолетних детей в свой день рождения. И голос закадрового констататора, кстати, уже совершенно не раздражал — напротив, помогал воспринимать видеоряд, как бы подтверждал все то, чему отказывались верить глаза.

Я уже не завидовала. Я стояла, держа на одной руке Алиску, которая с восторженными воплями драла мои волосы и вгрызалась мне в плечо, второй доглаживая последнюю наволочку, и чуть не плакала от радости за Маму Свинку. От счастья, что Мама Свинка сегодня, в свой день рождения, накрасится, причешется, наденет новое платье и куда-то свалит на несколько часов, что она сегодня не Свинка, а светская, мать ее, львица, что она идет в театр и не будет нестись с языком на плече обратно, потому что кому-то спать, кому-то есть, кому-то надо вещи для прогулки найти и в кучку сложить, кого-то купать — это сегодня не ее заботы. И я, знаете, на таком эмоциональном подъеме отодрала Алиску от плеча, размотала с ее пальцев клок своих волос и, сунув ее в манеж, пошла красить глаза и искать чистые штаны — решила, что пол я сегодня буду мыть красивая.

С днем рождения, Мама Свинка, с днем рождения, дорогая! Оторвись там за всех нас! И да, мужикам надо всё-таки чаще вести себя по-свински. Главное — в качестве примера выбрать правильную свинью.

С утками напролет

Кстати, с возрастом, особенно после того как я сматеринилась, стало сложнее смотреть мультики в принципе. Во всяком случае, с целью расслабиться и хорошо провести время. Я постоянно что-то анализирую и терзаюсь такими вопросами, которые вряд ли пришли бы мне на ум, когда он еще не был изъеден материнством.

Вот «Утиные истории». Один из любимейших мультиков моего детства, я все серии, наверное, посмотрела и половину из них пересказать могла близко к тексту. Самая большая проблема для меня в то время — запомнить, кто из утят Билли, кто Вилли, а кто Дилли. Решила, что в общем-то без разницы, ну и всё, смирилась и наслаждалась.

А сейчас. Почему Билли, Вилли и Дилли живут с дядей? Кто их родители? И где они? Я первый раз в жизни озадачилась. Пошла с этим вопросом к мужу, и он мне просто глаза открыл: это, оказывается, дети Дональда Дака! Вы знали? У меня мир перевернулся. Но, по крайней мере, теперь хоть логика ясна: конечно, детям лучше жить с богатым дядей, чем с умственно отсталым папашей. Ок. А где (и кто) мать? У Дональда Дака была женщина? Ну в смысле утка? Ну в смысле женщина-утка? Кто, кто родил ему тройню?! Или как там у уток… Отложил? Снес?

А Поночка… Поночка не их сестра! Она внучка тетушки Клювдии! Опять вопрос: где родители и почему ребенок вынужден таскаться с бабушкой на работу? И почему муж всё это знал, а я нет?!

Муж, кстати, был пугающе невозмутим. Не отрываясь от компьютера, рассудительно ответил: «Ну они ж с Билли-Вилли-Дилли одного возраста, те же игры, общие интересы, вот и ходит». Он вообще, кажется, все секреты счастливой семейной жизни постиг уже. Например, если твоя нормальная на первый взгляд жена вдруг пришла озадаченная и спрашивает о судьбе отца трех утиных детей, отвечай вдумчиво, а не задавай глупых вопросов в стиле «тебе это зачем?» А еще я вспомнила, что всё детство была влюблена в Чипа из «Чип и Дейл спешат на помощь». Но в жизни влюбилась, замуж вышла и детей родила скорее от Дейла. Чип еще на первом году совместной жизни сказал бы своим скрипучим голосочком: «Деррржу паррри, что ты чокнутая!» — и умотал куда-нибудь под предлогом спасения мира. А этот сидит в своей нелепой рубашечке и ржет — то со мной, то надо мной. Повезло, считаю.

Сказка сказывается

Чтоб вы мне тут не думали, сказки детям я тоже читаю. Ну как читаю — читала когда-то, а потом открыла для себя удивительный мир аудиосказок. Тыкаешь кнопку, сливаешься незаметно на кухню чаю в одиночестве испить и сидишь там, гордая собой, что ребенок не в телике торчит, а внемлет народной мудрости.

Среди прочих зарядила им как-то по заявкам «Мальчика-с-пальчика» и по традиции под шумок, издаваемый голосом русско-народного рассказчика, утекла из комнаты. Следующим же вечером меня настигло возмездие: старший перед сном пришел ко мне на кухню и пересказал «С-пальчика», с выражением, близко к тексту. И вот знаете, лучше б я им «Венома» на ночь включала, ей-богу. Короче, у меня психологическая травма, и мне надо об этом поговорить.

Раньше, когда дети спрашивали: «Мам, а почему мальчика С-пальчиком назвали?», я отвечала: «Ну потому, что ростом очень маленький был, образно типа».

Так вот это ни фига не образно.

Это реально человек-палец. Отрубленный, блин, бабкин палец — она капусту стругала — и хренак!…Я, я же совершенно точно в детстве тоже слушала эту же сказку про С-пальчика. Но потом, видимо, пришел какой-то добрый мэн ин блэк, щелкнул штучкой специальной, я обнулилась и выросла нормальным человеком.

Я сейчас перескажу вам вкратце — хочу, чтоб вы тоже страдали.

Так, ну еще раз сначала: бабка стругала капусту, отрубила себе палец, замотала его в тряпку, на лавку положила, размотала, а там — ба-а-а! — сыночек. Первая встреча мамы с малышом — как тебе такое, Квентин Тарантино? Потом он пошел отцу в поле помогать. Влез лошади в ухо (!) и, значит, оттуда ею манипулируя, всё перепахал. Мимо проезжал барин. «А продай мне сына», — говорит. Отец, конечно, был непоколебим: «Нет!» А барин такой: «Ну прода-а-ай». А отец такой: «Ну ок», — и толкнул ребенка за 100 рублей аж. Ну действительно, чего ломаться-то, у бабки девять пальцев осталось, ещё детей нарубим.

Потом мальчик прогрыз дыру в бариновом кармане (хотя в его случае логичнее было б проковырять), убежал — и его сожрал волк.

Конец? Конец же, да? Мысленно умоляла я, уже несколько минут стоя с открытым ртом, широко распахнутыми глазами и намыленной тарелкой в руках.

Нет.

Мальчик остался цел, заселился вместе с бактериями у волка в кишечной микрофлоре. Ну а чего ему будет? Он же по натуре своей отрубленный палец, а вот волк обрек себя на долгую мучительную смерть. Теперь только подкрадется к овце, пасть откроет — палец из волка начинает истошно орать (Квентин, ты читаешь?), будит пастуха, волк огребает дубиной и немножко жрется собаками. Понимаете, вообще, степень безысходности? Даже если волку схлопнуть пасть и научиться ловить овец руками, всё равно остается еще до фига отверстий, которые напрочь лишают его звуконепроницаемости. Тут, конечно, мораль вырисовывается, что нефиг всякую дрянь с пола подбирать — поучительная сказка-хоррор для волчьих детей. Но сказка, напомню, для человечьих.

Ну и, короче, волк взмолился: «Вылезай из меня», — говорит. Тут я сначала вспомнила шутку, что если тебя сожрали, то у тебя есть как минимум два выхода. А следом — сцену из «Эйс Вентура», когда герой Джима Керри из носорога вылезал. Сидела всё с той же намыленной тарелкой в руках, нервно раскачиваясь на стуле, и мысленно повторяла волку: «Нет, молчи, умоляю, молчи!»

«Вылезай из меня», — говорит. Мальчик такой: «Ок, только отвези меня к маме с папой» (конечно, а то ж отец тебя давно не продавал). Волк отвез, домой прям добросовестно, мальчик выскочил из его брюха — через парадный ли вход или через задний выход, слава богу, не уточнялось.

А дальше цитирую первоисточник: «Тут волка и порешили. Сняли шкуру да сынку тулуп сделали».

Хеппи-энд, б%%ть.

Вы понимаете вообще, насколько мы сильное поколение? Сейчас же как: прикрикнул на ребенка — к психологу его скорее, выковыривать из души эту занозу, залечивать эту кровоточащую рану. Аллё, блин! Мы всё детство перед сном слушали про бабкин отрубленный палец, торговлю детьми и волчью расчлененку!

К концу сказки я забыла, что умею моргать. Очнулась, когда ребенок толкнул меня в плечо: «Да чё ты, прикольная сказка», — и как ни в чем не бывало пошел зубы чистить. Не знаю, короче, как у детей там всё это работает, но я уснула с четким образом кровавого бабкиного пальца, торчащего из уха лошади.

Ораторское искусство

А скажите, вы орете на детей? Хотя нет, подождите, с прелюдии начну.

Как-то я встретила знакомую: она не спеша шла с работы мимо детской площадки, чтобы забрать свою полуторагодовалую дочку, которая тут выгуливалась бабушкой. И пока бабушка ювелирно вытряхивала из формочки седьмой куличик кряду, знакомая решила постоять немного со мной поболтать. Ну как постоять: я носилась за своими по площадке и бессвязными обрывками фраз что-то ей отвечала, а она курсировала за мной. И что-то тема зашла про воспитание детей, то-се. Она, так ни разу и не взглянув на дочку, бабушку и уже девятый кулич, беспечно размахивала из стороны в сторону красной лакированной сумочкой под цвет маникюра и возмущалась, закатывая глаза: «Не понимаю вообще, что такого должен сделать ребенок, чтоб на него орать». А я в тот момент, зажав между ног извивающуюся младшую, потому что ей очень надо было под качели, третий раз подряд снимала с дерева старшего, ловила лицом шматки грязи с его ботинок и не понимала, бессмертная она, что ли, такое под руку мне говорить. В общем, если у вас есть красная лакированная сумочка или хотя бы работа — молчите, я верю, что вы не орете на детей.

Меня интересуют те, кто завис где-то в толще декрета (в идеале не первого и подряд) без малейшей возможности всплыть за глотком воздуха, гребет ногами-руками из последних сил, а его еще возрастным ребенкиным кризисом второй год к ряду — на! на! на! — глушат по башке.

Короче: я ору.

Потому что достало, потому что по-другому не понимают и тому подобные оправдания. Но я над собой работаю. Настолько отчаянно и безуспешно, что когда-то даже провела типа Cosmo-эксперимента, только не про романтичных парней, которые сводят с ума девушек, а про одного своенравного, который сводит с ума мать. Редакционное задание себе дала, правила придумала, сроки обозначила.

Эксперимент планировался длиной в неделю. Я заранее беспощадно лишила себя шоколада и решила, что он будет поощрением в моей дрессировке: не наорал — молодец — получи вкусняшку. Неделю нельзя орать вообще: повысил голос, срок обнуляется — и всё заново (я жестила, да). Это отягощалось еще невозможностью испить винишка в особо сложные моменты, потому что ГВ.

И такой запал у меня был, и так классно я всё придумала. Думаю, всего неделя — и прощай, кризис, здравствуй, идеальный ребенок, адекватная мать, идиллия-гармония и плитка шоколада в награду.

Заметки первых трех дней были лаконичны и удручающе похожи:

День 1 — эксперимент провален

День 2 — эксперимент провален

День 3 — эксперимент провален

На 4-й я, страдая острой шоколадной недостаточностью, опять начала неделю заново. Но твердо решила, что отныне буду молодцом, сегодня я разом пущу в ход всё, что знаю.

А какое знание первым приходит в голову? Правильно, продышать психоз. Ну это когда закрываешь глаза, делаешь несколько глубоких вдохов-выдохов, считаешь до десяти — и всё, ты, типа, опять адекват. Весь день я добросовестно, очень старательно продыхивала каждый спорный момент. К вечеру в общей сложности досчитала примерно до триллиона и всерьез начала опасаться, что умру от гипервентиляции легких.

Днем же на улице я ни разу не гаркнула, да и ребенок был практически идеален: вроде ничего плохого не делал — всего лишь троллил девочку. Просто ходил за ней и ржал. Девочка была постарше, заметно нервничала и через каждые два шага хмурила брови, надувала губки и возмущалась: «Бабушка, ну чего он смеется?» Бабушка сначала улыбалась: «Да он с тобой так играет», потом стала немножко напрягаться: «Просто не обращай на него внимания», а потом принялась озираться по сторонам, и во взгляде так явно: «Чей гаденыш?» Наткнулась глазами на меня — я неподалеку в коляске укатывала младшую на сон. В другой раз я бы давно вмешалась, но не сейчас: я уже продержалась целых полдня и очень хотела шоколадку. Поэтому продолжала катать коляску и делала вид, что гаденыш не мой.

Вечер дался мне с трудом. Понимаете, я весь день каким-то чудом без штрафных санкций уже разрулила истерику, когда какая-то недальновидная тетенька «помогла», открыв дверь ключом от домофона, тем самым оставив нас без вот этих ритуальных нажиманий на циферки и прослушивания домофоновского диллинь-диллинь; разрулила, когда у Темыча сломался банан, а он хотел целый; разрулила даже когда я случайно первой нажала эту долбаную-долбаную-долбаную кнопку лифта. Надо давно этим дармоедам, вместо того чтобы свежей плиткой по весне выкладывать на тротуарах слово «вечность», вынести на обсуждение законопроект о внедрении второй кнопки вызова лифта в многоквартирных домах, где проживают дети.

Ну и вот, значит, вечер. Я непоколебимо верчу котлеты, Тёма висит на мне и отчаянно претендует на «Оскар» за главную мужскую роль в драме «Я хотел яблочный сок, а у нас только грушевый». Кулачками машет, как бы сражаясь с несовершенствами этого мира, устремляет взгляд ввысь, монотонно, изнуряюще и совершенно неконструктивно взывает: «Мамммма! Ну ма-а-а-мммма-а-а! Ну ммма-а-аммма!» Такая палитра чувств, такая экспрессия — Отелло Дездемону душил, меньше драмы было.

Я поскребла по сусекам, из остатков вменяемости слепила спокойную мать, прижала пальцем дергающееся веко, присела на уровень ребенкиных глаз, как учат книжки, и очень спокойным, сссука-а-а, голосом начала: «Я понимаю, ты расстроен…»

…Скажите мне, тут какой-то положительный эффект должен случиться? Потому что мой сразу после этой фразы бросился на пол и начала сотрясать воздух руками-ногами в режиме турбомельницы — я думала, взлетит. Раньше он никогда так не делал, обычно он брутально истерит — по-мужски, долго, громко и выматывающе, но без вот этих вот валяний на земле. И, знаете, тут я его очень понимаю. Я ж по дурости эти умные книжки сразу мужу подсунула почитать. И он, значит, меня моим же оружием. Я как-то стояла суп варила и очень негодовала, размахивая половничком, не помню, естественно, по какому поводу. Ноздри раздуваю, искры из-под копыт выметываю. И тут мой начитанный подходит, чуть наклоняется ко мне, заглядывает в глаза и максимально проникновенно: «Я вижу, ты расстроена…»

ДА ТЫ Ж, ЁПТ, КАКОЙ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ!

Но на мгновенье я и правда заткнулась — мысленно в тот момент ломала о его голову стул. А потом перешла на такой ультразвук, что у нас стеклопакеты чуть не потрескались, а муж осмотрительно притих: то ли решил не связываться, то ли просто его мозг такую частоту воспринимать отказался. Короче, метод определенно работает, но немного не так, как задумывал автор.

Подводя итоги того дли-и-инного тру-у-удного дня, я была очень довольна собой (правда, решила этим днем и ограничиться, эксперимент свернула). Во-первых, я действительно почувствовала, как у меня увеличился запас прочности, я просто одним днем стала гораздо терпеливее. И терпимее, что важнее. Еще я случайно нащупала свой авторский способ оставаться в адеквате в самые сложные моменты. Вместо того чтоб дышать и считать, я с тех пор ору песни (если дома) или тихо пою себе под нос, размахивая головой в такт (если на улице). Со стороны, должно быть, выглядит слегка шизофренично, зато помогает.

Ну и выводы по моей практической работе:

а) дети, как ни крути, нас все-таки зеркалят и чувствуют: может, совпало, а может, и нет, но следующий день прошел на редкость спокойно;

б) все эти приемы, вся эта психологическая теория из умных книжек — всего лишь психологическая теория и к реальным детям имеет мало отношения. Поэтому почитать можно, пробовать применять — тоже, но надеяться, что в них прямо ключ к спасению, не стоит;

б) еще, как выяснилось, не стоит подсовывать подобные книги мужу

г) такого вкусного шоколада, как в тот поздний вечер, я не ела никогда в своей жизни.

Контрольная работа

В целом хочу вас предостеречь: когда рожаете, сразу готовьтесь к тому, что в воспитании вашего ребенка будете принимать участие не только вы, все близкие и не очень родственники, но и совершенно посторонние люди. Причем с таким усердием, как будто на долю вашего стакана воды в старости претендуют.

Раньше меня раздражало, когда в метро через плечо кто-то читал мои книжки или совал нос в мой телефон. Сейчас меня раздражает, когда на детских площадках через плечо воспитывают моих детей.

Сижу как-то на лавочке, очередная пани Бдительность в лице чьей-то зоркой въедливой бабушки стоит на страже своего внука. И заодно зачем-то стражит мою. Красноречиво цокает, многозначительно качает и водит головой — от лазающей везде Алиски до меня, которая за ней с выставленными руками почему-то не скачет, и обратно. Но я, «пррраститутка такая», сижу и даже не дергаюсь. Терпеливая, надо сказать, пррраститутка, потому что бабушка реально достала цокать. Она меж тем сменила тактику и пошла в наступление: как бы невзначай быканула меня бедром в плечо. Я проявила какие-то чудеса принятия и снова никак не отреагировала. Бабушка не унималась, вновь качнула бедрами и опять потрогала меня ими за плечо. «Вы бы следили, — говорит, — за ребенком-то, она вон с горки уже едет». — «Вижу. Слежу. Спасибо». А я в тот момент собачилась с оператором мобильного оператора, которая на все мои вопросы предлагала выбрать нужную циферку, чтоб она могла мне помочь (тетка живая, не автоответчик, хотя я в какой-то момент начала в этом сомневаться). И тут бабуля вырастает передо мной всем своим могучим торсом, пуговкой на вязаной кофточке почти упирается мне в нос и опять, теперь очень властным тоном с нотками назидания: «Мамочка, ваш ребенок на „паутину“ лезет, что ж за ним никто не следит?!»

Я трубку с оператором оператора от уха отодвинула, многозначительным взглядом вверх по бабушкиной вязаной кофточке скользнула прямо ей в зоркие глаза: «Почему, — говорю, — никто? По-моему, вы отлично справляетесь».

Хамка я, да. А потому что нечего свой нос в мои пуговки совать. Ну то есть наоборот. Ну вы поняли.

Я же как-то нахожу в себе силы промолчать, когда на улице +26, а чужие дети как эскимосы одеты, потому что «ну так еще не лето» и «вчера вон еще в куртках ходили». Вчера — да, а сегодня утром мы с Алиской на градусник глянули и (не без усилий, потому что правда сложно, когда не лето ж еще) вышли в сандалях на босу ногу, майке и шортах — и она, и я. А дети вокруг по инерции в штанах, ботинках, кофтах, сверху еще кофта и шапках — у всех, правда, легкие, но у одного такая, шапка-шапка на завязках. Мамы более логично одеты, почти по-летнему — даже та, у которой ребенок в шапке-шапке. Получается, ты можешь высунуться в окно, оценить, что там тепло, и одеться соответственно, что ж у тебя ребенок как из арктической экспедиции прибыл и домой зайти не успел? А самое поганенькое, что когда их таких много, а ты один, и они еще на тебя все зыркают так: «У-у-у, ну ты ваще-е-е», выходит, что недомать-то ты.

Но в отличие от вязаной бабушки с пуговкой я всегда деликатно молчу — не моя, знаете ли, зона ответственности да и как-то в целом пофиг. А мои меж тем флешмоб в песочнице устроили. Алиса сняла сандаль, чтобы песок вытряхнуть, голой ногой наступила — ей понравилось, она второй сняла и давай босиком там скакать. Я сначала зудела, сидя на лавке: «Алиса, обуйся, Алиса, обуйся, Тём, помоги Алисе, а?» Тёма со словами: «Да, хорошо, сейчас» тоже принялся снимать сандали. Я было затянула: «Тём, Алис, тут не пляж, обуй…», но что-то заленило меня на полуслове, всё равно бесполезно. Ну и какая разница, они ж руками в нем копаются, в песке этом, почему ногами нельзя? А эти скачут, хохочут, весело им и меня не трогают. Ну и чудненько.

Но тут дети по цепочке вдруг стали разуваться, к песочнице со всех концов площадки начала сбегаться малышня, чтобы тоже босиком потоптаться, а за ними мамы с криками: «ТЫШТОО! НЕЛЬЗЯЯЯАА!» А дальше на меня посыпались яжмамские коронные. Ну, знаете, когда посредством своего ребенка идеальная мама доносит до твоего сведения, что ты чмо. Ну вот это:

— Я сказала, надень сандали!

— Но мальчик же босиком!

И она, заметно громче и таким голосом, как будто через чеснокодавку давит:

— Просто мальчику мама не объяснила, что так делать нельзя!

Ой, да маме мальчика глубоко фиолетово в данный момент, она по лавочке растеклась и первый раз за не помню сколько времени как будто даже отдыхает. И то ли это солнце так шпарило, то ли мамки меня глазами жгли, но я прям загорела.

* * *

Недавно я пересматривала фильм «Сплит» — про чувака, помните, в котором двадцать три личности, — и на меня озарение снизошло. Это ж, блин, про меня! Готова спорить, что сценариста вдохновила какая-то глубокая декретница — и он просто изобразил все ипостаси материнства. Вот та живучая тварь, готовая убивать, которая по стенам металась, — это точь-в-точь мать на восьмом году декретов, которая в очередной раз дошла до ручки, пытается сбежать, а не может, потому что детей не с кем оставить. Правда, помимо дизайнера, обиженного ребенка, старой тетки и кто там ещё был в герое МакЭвоя, во мне до кучи горничная, повар, квалифицированный доктор, официант, переговорщик, адвокат, судья, баба в разгар ПМС, алкоголик, психопат, зубная фея, спекулянт на «Авито» и бездарная рукодельница. Еще постоянно борются леди и бомж. Леди отчаянно пытается найти время, чтобы помыть голову, и повод, чтобы накрасить ресницы, а бомж ей сиплым голосом орет: «Да кому твоя чистая башка и ресницы нужны — иди лучше поищи, может, пожрать чего осталось». И всей этой компанией мы иногда тоже ходим к психологу.

Материнство, скажу я вам, очень специфический жанр со своей особой драматургией. Тот еще триллер с элементами хоррора. Бывает, правда, и комедия проскочит, и мелодрамка трогательная, и зомби-апокалипсис периодически наступает. Но счастливых эпизодов, как ни крути, больше. Люблю этих двух своих, главные роли в моей жизни теперь исполняют которые.

Это во мне сейчас, как вы поняли, говорит баба в разгар ПМС.