Улыбка ей не к лицу

Анастасия Кильчевская, 2022

Убиты пять женщин, они задушены ремнем. На их лицах ярко-красной помадой нарисована улыбка до ушей. Маньяк не оставил никаких улик.

Глава 7

Тридцать пять лет назад маленький пятилетний Саша играл на ковре с машинками. Мама протирала в комнате пыль, когда в квартиру ввалился пьяный отец. Он был военнослужащим, звание капитана имел уже много лет, командование его не сильно ценило и лишь алкоголь помогал офицеру примириться с этим обстоятельством. Горячительные напитки делали мужчину злобным и агрессивным. А на ком можно безнаказанно разрядиться как не на жене? Всякий раз, придя не трезвым домой, Петр Николаевич принимался воспитывать свою супругу. Только рядом с ней капитан ощущал себя большим начальником и настоящим боевым командиром, он становился умным и сильным в собственных глазах. Жена испуганно жалась в угол и выслушивала критику в свой адрес молча, опустив голову и вытирая слезы кухонным фартуком или полотенцем, что было в этот момент под рукой. Петр Николаевич получал свою порцию удовольствия и отправлялся спать с чувством выполненного долга. И жена, и ребенок к этому успели привыкнуть и терпели молча, как что-то неприятное, но необходимое, например, лечение зубов, уколы, обработку разбитого колена, ранний подъем по будильнику или, скажем, мытье унитаза.

Но шли годы, а карьеры Петр Николаевич так и не сделал, звание майора все никак не присваивали, начальство не уважало, коллеги посмеивались, а алкоголя требовалось все больше и больше. В последнее время, домой он являлся такой злющий, словно жена была виновата во всех его проблемах. Крик и оскорбления супруги уже не приносили былого удовлетворения, требовалось чего-то большего. И вот в один из дней, после очередной выволочки от полковника Иванова и брезгливого взгляда, которым он проводил горе-капитана, Петр приполз домой чуть живой. Алкогольные пары затуманили его и так не слишком развитый мозг, злость, как пена из супа, лезла безостановочно через край, язык не ворочался, а руки, наоборот чесались. Едва переступив порог квартиры, Петр сразу начал орать на жену. Было около полудня, супруга с сыном собиралась на спектакль в детский театр, и Саша уже сидел на диване, нарядно одетый и причесанный, а его мать красила губы в коридоре перед зеркалом. Петр схватил жену за волосы и начал остервенело трясти, затем размахнувшись хотел ударить по лицу, но промахнулся и попал в плечо. Супруга не ожидала удара, рука дернулась и на лице, от уголка рта до самого уха, остался ярко-красный след губной помады. На лице зияла нелепая нарисованная улыбка клоуна. Женщину никогда никто не бил раньше, она испугалась и растерянно улыбнулась мужу. Эта нервная гримаса, похожая на улыбку и дорисованный с одной стороны рот, окончательно взбесили бравого капитана.

— Ты еще будешь улыбаться, сука? Я тебя сейчас придушу, на хер! — завопил он, вырвав из ее рук помаду и быстро провел яркую, кривую линию от уголка рта, до второго уха, а затем сорвал с гвоздя ремень, висевший для воспитательных целей в коридоре, и накинул на шею жене.

Мальчик, как завороженный, наблюдал за этим зрелищем, он не мог пошевелиться, не кричал и не плакал, а только смотрел и смотрел во все глаза.

Наконец женщина пришла в себя, оттолкнула пьяного мужа и спрятала ремень.

Сын от страха описался и после этого начал кричать во сне. Саша рос нервным, закомплексованным ребенком и частенько попадал под горячую руку отца. Офицерский ремень то и дело летал в воздухе, опускаясь на жену и сына, обиженного жизнью капитана. Позже мужчину комиссовали из армии, и он продолжил выпивать, только светлые промежутки стали гораздо короче. Дома Петр теперь появлялся редко, он переехал жить на дачу к своему армейскому приятелю, такому же выпивохе, которого измученная супруга выставила из квартиры. Офицеры пили и спали, опять пили, бегали в село за самогоном и обсуждали ежедневно своих жен и женщин в целом.

— Какие они подлые суки! — кричал Петр и остервенело стучал по столу кулаком.

— Забыли, твари неблагодарные, что мы за них кровь проливали! — подхватывал приятель, не принимавший участия ни в одной военной операции.

На грязной, липкой клеенке валялись куски засохшего хлеба, шкурки сала, рваные пакеты от продуктов. По всей кухне, в том числе и на полу, стояли немытые тарелки и чашки с остатками пищи, они уже давно засохли и покрылись плесенью.

Два небритых, грязных мужика в рваной, старой одежде, жили в хлипком, летнем домике, нигде не работали и пропивали пенсию, в свои, еще далеко непреклонные годы. Они не вспоминали о детях и родителях, а только жены, воплощая в себе все зло Мира, мешали им жить счастливо, и в этом оба приятеля были полностью солидарны.

Воды на даче не было, приходилось растапливать снег, мужчины не мылись уже больше месяца, зубы тоже не чистили, спали в одежде и иногда забывали топить печку. Дрова брали на соседских участках, где не было заборов. Февраль в тот год выдался особенно морозным и снежным. Ночью Петр отправился в уличный сортир, а по дороге споткнулся о какой-то ящик упал в снег и забылся пьяным сном, приятель обнаружил тело капитана лишь к обеду следующего дня.

Известие о смерти супруга женщина приняла, как указ об амнистии. Жена облегченно вздохнула, организовала скромные похороны, на которых кроме соседей и нескольких ее коллег по работы больше никого не было. Отдав последний долг покойному супругу, она продолжила тихую, скромную и размеренную жизнь. Женщина работала, растила сына и больше ни хотела никаких мужчин, кроме своего Сашеньки разумеется.

Мальчик рос не слишком проблемным ребенком, но учился слабо, способностей к наукам не имел и усидчивостью не обладал. Близких друзей у мальчика не было и девчонкам он не нравился.

У Саши, возможно, на нервной почве, выработалась дурная привычка постоянно почесываться. Он скреб руки, шею, затылок, ноги и т.д. Если мальчик не нервничал, то движения были, как в замедленной съемке, он почесывал себя небрежно и с ленцой, а когда был повод для беспокойства, то Саша чесался с таким остервенением, что возникали опасения о возможном кровотечении.

Дети издевались над ним постоянно, наблюдать за Сашкой в школе и во дворе было одним из главных развлечений для его одноклассников. Как они его только не обзывали за эту дурную привычку и Шариком, и Дворняжкой, и Блохастым, но потом класс остановился на кличке Блохастик и она прочно прилипла к пацану. Его не били ни разу, но относились с какой-то брезгливостью и придерживались в отношении него дистанции, не принимая в свои игры и компании.

Мальчик не жаловался ни учителям, ни матери, так и жил вроде в коллективе, но, одновременно, и вне его.

Елена Ивановна много работала и не часто бывала дома, но мать чувствовала, что сын одинок и решила записать его в секцию бокса, чтобы ребенок не болтался один после школы и имел какое-то увлечения. Саша занятия посещал регулярно, но усердия не проявлял и успехами похвастаться не мог.

— Не страшно, что мальчик не станет профессиональным боксером, зато будет при деле и в жизни это пригодиться, сможет дать сдачи хулиганам, — думала мать, после разговора с тренером.

Так их семья и жила, звезд с неба не хватали, но и не хуже других, ничуть не хуже. Крыша над головой была, сыты, обуты, одеты и не надо прислушиваться больше, в страхе, к звуку открываемой двери, будучи уверены в том, что никто не ввалится в их дом с претензиями, кулаками и оскорблениями.

А это, если разобраться, и есть настоящее счастье, конечно, для тех, кто понимает…