Рыжий Ангел

Анастасия-Агата Синкевич

Огромная благодарность моей маме – Иоланте Синкевич. «Когда совсем плохо и кажется, что выхода нет, приходит Рыжий Ангел. И тогда сказка становится былью. Автор это ответственно подтверждает, так как большинство рассказов не то что придумывались, а скорее „записывались по горячим следам“. Упустишь момент, и все – рассказа нет. А еще реальные прототипы сказок-рассказов ответственно заявляли, что все действительно в итоге заканчивалось хорошо и иначе как чудом это не назвать».

Когда ангел грустит

Вы когда-нибудь видели, как грустит ангел? Вы когда-нибудь видели, как исчезает улыбка? Вы вообще когда-нибудь видели ангела? Не думаю. Когда все хорошо и улыбка на вашем лице, то до ангелов ли вам? Придет ли вам в голову идея, когда все хорошо, замереть на мгновение и, затаив дыхание, ждать, когда то самое угловое зрение позволит вам увидеть ангела?

А когда плохо? Но тогда ангелам нельзя ни грустить, ни печалиться. Надо быть в форме и решать проблему. Вытаскивать вас в новую полосу жизненного оптимизма. До себя ли ангелу тогда? То-то. И вы опять не видите его.

А ведь, как и людям, ангелам иногда неимоверно грустно. Знавала я тут одного ангела. Молодого совсем еще. Рыжего. Представляете себе рыжего ангела? Вот и я не представляла. Говорят, что до того как получить крылья, он писал сказки. Во времена детективов и ужастиков — сказки. Конечно, его не издавали. Но это как-то мало тогда его волновало. Он писал сказки и раздавал их детям. Сначала детям. А потом некоторые сказки даже и взрослым.

В общем, лучшего претендента на роль ангела и не найти было бы, если бы не плотские утехи. Не могу сказать, что тогда наш Рыжий был развратником. С точки зрения окружающих, скорее, даже наоборот — затворником. Но если уж гулял, так гулял. Хотя и тут будет неправильно употребить глагол «гулял». Скорее, влюблялся. Но… не любил. Обжегся впервые на любви, закрылся в себе и позволял эмоциям брать верх настолько, насколько не было больно. И было не больно. Было никак. Пока…

— Послушайте! Ну послушайте же! Я к вам обращаюсь! — молодая женщина, запыхавшись, ухватила Рыжего за руку. — Господи, за вами не угнаться! По-моему, это вы потеряли рукопись.

Белые листки с ровными рядами черных буковок. Его имя внизу каждого. Выпали. Улетели. Исчезли. Чтобы появиться и привести сюда ее — незнакомку. Милую незнакомку с русыми волосами и глазами-хамелеонами: то ли серыми, то ли голубыми. Он тогда и не понял.

— Спасибо. Черт, я такой бываю рассеянный!

— Да. И быстроходный! А это что? Ваши рассказы?

— Да. Нет. Впрочем, скорее сказки. Хотите, я вам прочитаю? Тут недалеко есть кафе. Это в благодарность за…

Он не успел договорить, как услышал:

— Да. Но кофе должен быть крепким, и никакого молока.

Уже потом он узнал, что кофе она заказала для храбрости и еще оттого, что он ей понравился. Ну, он, Рыжий, а не кофе. Кофе ее возбуждал и делал более раскованной. Обычно так на женщин действует вино. А тут черный кофе.

Они встретились раз.

Потом еще раз.

Он никогда не спрашивал, замужем ли она, есть ли у нее дети и на какой улице она живет. Просто иногда она появлялась, и они шли гулять по городу. Потом в одном из центральных кафе читали сказки или говорили о жизни. Обычно тогда у него рождались новые интересные сюжеты, но он предпочитал оставлять их на потом и не упускать драгоценного времени общения с ней. Однажды при прощании она его поцеловала. Это можно назвать просто дружеским поцелуем. Но для него это было нечто. Новый этап. Новая привычка заканчивать встречи с ней. Нельзя сказать, что ему не хотелось большего. Впрочем, хотелось большего и ей. Но почему-то, так или иначе, каждая встреча заканчивалась без продолжений. Пока не наступила весна.

Весной… они стали близки. Это было для них так же естественно, как для вас видеть первую капель или замечать, что солнце стало припекать и пора снимать зимние куртки. Несколько коротких встреч. Период, когда не было написано ни одной строчки. Потому что глупо писать, когда приходит время любить. Любое написанное слово, до или после близости, казались ему банальностью по сравнению с ее телом, запахом, дыханием. Он никогда не требовал от нее клятв и слов, что она принадлежит ему. Он любил здесь и сейчас. И знал, что если ей суждено стать на долгие годы его женщиной, то так тому и быть. Если же нет, то тратить время на ревность к неведомой ему жизни, несбывшимся мечтам или чему-то еще было бы глупо. Он любил здесь и сейчас.

А потом ее не стало.

Все когда-то заканчивается.

Закончилась и она.

Просто, сказав однажды свое обычное «пока и до…», забыла сказать «завтра». А он просто не обратил внимания. Пока не пришло первое завтра без нее.

Сначала он не понял, что произошло.

Миг непонимания.

Потом ему стало больно. Очень больно.

Но не появилось ни ненависти к ее исчезновению, ни злости на свое одиночество. Когда любишь по-настоящему, этих чувств просто не может быть по определению.

Родилась печаль.

Он подумал, что странные слезы, так предательски размывающие весеннее небо, не достойны ее. Она бы их точно не одобрила. И он перестал плакать.

Потом он заметил, что первые, ранние пушистые почки пахнут точно так же, как пахло ее тело, а вечерний город похож на тот самый грустный взгляд, который он изредка ловил во времена, когда она была с ним.

Вам, наверное, так же странно, как и мне. Но для него видеть во всем только ее было нормально. Любовь оказалась больше его самого. Друзья и знакомые с беспокойством наблюдали, как он уходит в какой-то свой, неведомый им доселе мир. А тот мир принимал его и готовил крылья. Ангелами становятся по-разному. Его путь был его путь.

Когда он очнулся, то поймал себя на том, что Земля отсюда, сверху, действительно голубая.

Потом, что крылья жутко тяжелые.

Потом, что ему уже никогда не спуститься и не встретить ее.

Он попробовал заплакать, но у ангелов нет слез.

Он попробовал снять крылья, но если ты ангел, то снять их нельзя. Только отрезать. А резать по живому, да еще со спины… он был ангелом, а не мазохистом.

Улыбка, столь присущая всем ангелам, медленно сошла с его лица, а в глазах поселилась грусть. Но грусть не слезы. И грусть не зло. Грусть… грусть ангела была подобна яркому лучу света. Наверное, благодаря такому свету путники в ночи могли бы находить дорогу домой. Но Рыжий Ангел не мог быть маяком заблудившимся. Слишком много было в нем любви. И тогда он стал ангелом надежды. Потому что после каждой грусти рождается спокойствие, а после спокойствия — надежда. И вот когда эта надежда зарождается в вас, то знайте, что это Рыжий Ангел касается вас своим крылом, даруя желания жить и надежду на новую встречу с любимыми.

Вот такой вот он — Рыжий Ангел. Ангел, который грустит, чтобы нам в разлуке было не так больно, и дарует надежду, что все будет… однажды.