Сломанная кукла

Амо Джонс, 2017

Они солгали. Они обманули меня. Смирившись с тем, что мне остались лишь обрывки воспоминаний и беспорядочных мыслей из таинственного дневника, я ушла. «Короли» не властны надо мной. Их манипуляции больше не работают. Я всегда знала, как нужно действовать. Ведь этому меня учил отец. Бежать. Я лишь тень той девушки, которую они все знали. Ложь и предательство меняют взгляды на жизнь. Я Мэдисон Монтгомери, и я хочу сыграть в игру. И вот что произойдет, если я выиграю…

Глава 8

— Почему я не могу пойти? — обиженно стонет Татум и топает ногой, выскочив из машины Нейта.

Нейт указывает на входную дверь.

— Быстро залезай внутрь, женщина! Я займусь тобой в понедельник. В школе!

Я резко поворачиваю к нему голову как раз в тот момент, когда Татум уходит, потерпев поражение.

— Школа? — визжу я. — Нет. Нет, нет и нет! — Я яростно мотаю головой. — Нейт, черт возьми, нет!

— Хей! — Он ухмыляется, включает первую передачу и едет вперед. — Это не мой приказ, сестренка.

— Ой, ничего себе! — кричу я. — А чьи тогда это приказы? Потому что, клянусь богом, Нейт, если ты скажешь, что это Бишоп, то я тебя убью. Не играй со мной, потому что я повидала достаточно смертей и не дрогну, если мне понадобится пустить пулю между твоими хорошенькими глазками.

— Вижу, ты все еще крута.

— Вижу, ты еще не поумнел! — усмехаюсь я, усаживаясь на свое место.

Наступает долгая неловкая пауза.

— Смотри, дело вот в чем. Я понимаю, что ты устала, ты сломлена и у тебя в голове ужасная каша из-за всего случившегося дерьма, но все гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить.

— Ты собираешься рассказать мне, что происходит? — спрашиваю я, смотря прямо на него.

Он отвечает мгновенно.

— Нет.

— Тогда иди на хрен. Мы закончили.

Я наклоняюсь вперед и включаю радио. Тишину заполняет звучание «It’s Okay» The Game. О каких приказах он говорил? О приказах Бишопа? Или с тех пор как я сбежала, произошло что-то еще? Все это время папа со мной не связывался. Знал ли он, что Бишоп будет меня преследовать? Если то, что сказал Бишоп, правда и если он действительно знал, где я находилась, почему он ни разу не воспользовался случаем и не поймал меня? Как обычно, ничего не понятно. Прислонившись головой к прохладному окну, я закрываю глаза и пытаюсь думать о более счастливых временах.

— Мэдисон! Не трогай это! — ругает мама, отталкивая мою руку от красивой синей глазури.

— Почему? Я хочу есть! — спрашиваю я, снова потянувшись за тортом.

— Потому что это не для тебя, и ты должна научиться быть терпеливой.

— Но чей это торт? — не отстаю я, склонив голову.

Я всегда считала свою маму красивой. У нее были длинные каштановые волосы и добрые карие глаза. Папа говорит, что у меня его глаза, потому что они зеленого цвета, но я думаю, что у меня мамины глаза — они так же сверкают на солнце.

— Мэдисон. — Мама улыбается, глядя через мое плечо. — Дорогая. — Ее руки легли мне на плечи. — Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась.

— Хорошо, но с кем?

Я уже не была маленькой девочкой. Скоро мне должно было исполниться пять. Я была достаточно взрослой, чтобы пойти в школу.

— Мэдисон! — Нейт отрывает меня от воспоминаний.

Я поворачиваюсь к нему лицом, вытирая со щек слезы.

— Да?

— Все хорошо? — спрашивает он, глядя то на меня, то на дорогу.

— Я буду в порядке.

Я не буду в порядке.

Мы подъезжаем к нашему дому, и я поворачиваюсь на сиденье к Нейту. Глядя ему в глаза, я улыбаюсь.

— Знаешь… вы, мальчики, не очень-то мне нравитесь.

Он прижимает руку к груди в притворном оскорблении.

— Правда? — Он задыхается, его глаза широко раскрыты. — Кто бы мог подумать?

— Заткнись, — толкаю я его. — Зайдешь домой?

— У меня есть кое-какие дела. Я буду дома чуть позже.

— Оставишь меня объясняться с родителями один на один? — спрашиваю я, осматривая современный кирпичный дом. Дом, который я и правда могу назвать домом.

— Извини, сестренка, но… — кричит он вслед, когда я выхожу из машины. — Если тебе понадобится алиби или что-то в этом роде, скажи, что я твой парень.

Я закатываю глаза и захлопываю за собой дверцу. Если мне и понадобится алиби, то только для него и его стаи, а не для наших родителей. Выдохнув, я подхожу к дому и толкаю входную дверь. В нос ударяет знакомый запах дезинфицирующего средства, живых цветов и старой древесины.

— Привет! — кричу я, закрывая за собой дверь и бросая на пол сумку.

— Мэдисон? — кричит Елена, выходя из кухни и вытирая руки. — Боже мой! — Она бросается ко мне и прижимает к груди. Моя шея моментально намокает от ее слез, и я чувствую себя слегка сбитой с толку.

— Ты в порядке? Где ты была? Что случилось? — Кажется, она в панике, ее руки бегают вверх и вниз по моим рукам. — Боже, Мэдисон, мы с твоим отцом ужасно волновались!

Я в полном замешательстве. Ей никто ничего не сказал? Даже Нейт?

— И-извините, — бормочу я, не зная, с чего мне следует начать. Чертов Нейт, даже не успел меня предупредить.

— Извините? — визжит она, проводя руками по моим щекам. — Я чуть с ума не сошла, Мэдисон. И твой отец тоже. Давай принесем тебе чего-нибудь поесть.

Я иду за ней на кухню, выдвигаю один из табуретов и сажусь. Она открывает холодильник и достает несколько мясных нарезок.

— Хочешь поговорить об этом?

Покачав головой, я отвечаю:

— Нет. Простите. Не сейчас. Где мой папа?

Приготовив сэндвич, она разрезает его пополам и пододвигает ко мне тарелку.

— Он скоро будет дома. Я позвоню ему и скажу, что ты вернулась.

— Хорошо, спасибо.

Взяв бутерброд, я откусываю небольшой кусочек и медленно пережевываю. Сухой хлеб и салат не лезут в мое пересохшее горло, так что я слезаю с табурета, подхожу к холодильнику и достаю упаковку с апельсиновым соком. Закрыв холодильник, замечаю на дверце записку, написанную на каком-то незнакомом иностранном языке. Думаю, это латынь. Я смутно припоминаю, как в одной из старых школ друг рассказывал мне о латыни: слова выглядели похожими. Почему на нашем холодильнике висит записка на латыни? Это мертвый язык, им больше никто не пользуется, что делает записку еще более абсурдной. Было бы логичнее, если бы она была написана на японском.

Сняв листок с магнита, я читаю причудливую формулировку.

Saltare cum morte solutio ligatorum inventae sunt in verbis conectuntur et sculptilia contrivisset in sanguine et medullis.

Вытащив из заднего кармана телефон, я ввожу текст в Google Translate.

Загадки танцуют со смертью, когда слова начертаны кровью и высечены в мозгу.

Прочитаное потрясло меня. Почему это висит на нашем холодильнике? Почему именно сегодня? Я верчу записку в руках, изучая обратную сторону. Бумага свежая, чернила яркие. Она совсем не выглядит старой, и…

— Мэдисон, твой отец уже едет домой.

Входит Елена, и я быстро сую записку в задний карман.

— Хорошо! — улыбаюсь я.

Она указывает на мой бутерброд.

— Поешь.

Съев сэндвич, я поднимаюсь по лестнице и направляюсь в свою комнату. Толкнув дверь своей спальни, останавливаюсь на пороге. Все выглядит так же, как и до моего отъезда. Кровать с балдахином стоит на обычном месте, сетчатые шторы все так же закрывают выход на балкон, а телевизор все еще стоит на комоде у изножья кровати. Зайдя в гардероб, снимаю несколько вешалок и бросаю их на кровать. Я знаю, мне нужно разобрать вещи и вернуться к своей обычной жизни, но у меня есть план, который необходимо воплотить в жизнь, и для него мне потребуется много времени и подготовки.

Вытряхнув вещи из сумки в корзину для грязного белья, я убираю волосы с лица как раз в тот момент, когда что-то рядом со мной падает на пол. Я наклоняюсь, скользя пальцами по потертой коже и выгравированной на обложке эмблеме. Прикусывая нижнюю губу, поднимаю Книгу, перелистываю страницы и возвращаюсь к своей кровати. Каким бы ни был мой план, я должна дочитать Книгу — или дневник, или предсмертную записку. Это ключ ко всему, я это знаю.

Пролистывая страницы, я натыкаюсь на главу, которую собиралась закончить после того, как узнала о Серебряных лебедях.

9.

Серебряный лебедь

По правде говоря, я не знаю, что мой муж сделал с моей дочерью. Он сказал, что девочки испорчены. В его плане нет места девушкам, и так будет всегда. Он сказал, что они продадут девушек, но что-то в этом вызывало во мне сомнения. Мой муж был лжецом, мошенником и манипулятором. В нем не было ничего, чему бы стоило верить.

Позже той ночью, после того как горничная помогла мне привести себя в порядок, Хамфри вернулся в пещеру, сел рядом со мной и сказал:

— Согласно нашему уставу, девочки не могут появляться на свет, жена. Они слабы от природы. О них нужно заботиться с момента их рождения.

— Ты не Бог, Хамфри. Невозможно решить, кто родится на свет.

— Нет, — просто ответил он. — Но я могу об этом позаботиться.

Я покачала головой, мое сердце разбивалось на куски, а жизнь превратилась в мрачную, беспросветную тьму.

— Серебряные лебеди не родятся ни в этой семье, ни в любой из первых девяти. Они будут уничтожены.

— Серебряные лебеди? — спросила я раздраженно и резко.

— В старину Серебряными лебедями называли тех, кто был запятнан. Каждая девочка, которая родится от первой девятки, — запятнанное существо. Ей здесь не место.

— Хамфри Хейнс! — произнесла я, пытаясь успокоить свое бешено бьющееся сердце.

Я наклонилась к нему, медленно приближаясь до тех пор, пока мои губы не оказались у самой его щеки.

— Ты убил нашу дочь?

Он поднял на меня свои холодные мертвые глаза и усмехнулся дьявольской ухмылкой, от которой у меня скрутило живот.

— Да. И я сделаю это с каждой девочкой, рожденной в этой семье. Женщинам нет места в нашем роду.

Я отступила назад, мое сердце замерло в груди, а из глаз полились слезы.

— Я… я… — прошептала я, потеряв дар речи от того, как бессердечно Хамфри говорил о нашем ребенке. Мое сердце разорвалось надвое. — Я должна уйти.

Я выбежала в лес, листья и ветки закрывали от меня полную луну. Опустившись на колени, я позволила своим слезам излиться наружу, мое горе оказалось сильнее меня. Я плакала, тоскуя по дочери, которую никогда не узнаю.

Я втягиваю воздух, захлопывая Книгу. Он убил ее? А остальные Серебряные лебеди? Почему? Почему я все еще жива? Есть ли еще такие, как я?

Стук в дверь вырывает меня из безумных мыслей.

— Войдите.

Дверь открывается, и я вижу стоящего на пороге папу, засунувшего руки в карманы брюк.

— Хочешь снова сбежать? — спрашивает он, наклонив голову.

— Ты собираешься быть со мной честным? — парирую я.

Он входит в комнату и закрывает за собой дверь. Папа выглядит все так же — молодой, подтянутый, с проседью на висках.

— Мэдисон, я не смогу ответить на все вопросы, которые ты собираешься задать.

Я опускаюсь на колени.

— Что это значит? Папа, я доверяла тебе.

— Мэди, — шепчет он, качая головой. — Этот мир… он очень сложен.

— Я Серебряный лебедь?

Его брови тревожно нахмуриваются.

— Да.

Он садится на мою кровать и смотрит на Книгу.

— Ты много прочитала?

Я следую за его взглядом и киваю.

— Не очень. Они убивают девушек? Так почему я все еще жива?

Он смотрит на меня, не поворачивая головы.

— Потому что я должен был охранять тебя, Мэдисон. Мы с твоей мамой очень тебя любим.

— Смерть мамы… — шепчу я, — она умерла так, как мне сказали?

Папа смотрит на меня.

— Нет. Это гораздо сложнее.

— Что? — кричу я, вскакивая с кровати. — Скажи мне!

— Мэдисон! — В голосе отца слышны авторитарные нотки. — Я расскажу тебе то, что посчитаю нужным. Чтобы узнать остальное, тебе придется подождать. Ты поняла?

На секунду он закрывает глаза и встает с моей кровати. Затем касается моей щеки.

— Я люблю тебя, Мэдисон, но тебе не нужно в это соваться. Просто позволь мне и Королям с этим разобраться. — Он наклоняется так близко, что его глаза оказываются прямо напротив моих. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я понимаю, что он говорит, но ни за что не собираюсь сидеть в неведении и сложа руки. Не как в прошлый раз. Но я киваю, потому что папа не должен об этом знать — во всяком случае сейчас.

— Да. Я понимаю.

Я сглатываю сквозь ком в горле. Он кивает, легкая улыбка расползается по его лицу.

— А теперь отдохни, чтобы утром поехать в школу.

Он идет обратно к двери и рывком ее открывает.

— Кстати, Мэдисон… — добавляет он, глядя на меня через плечо. — Елена ничего не знает. Она думает, что ты сбежала из дома на пару месяцев. Я хочу, чтобы она и дальше так думала.

— Конечно, — шепчу я. — Спокойной ночи, папа.

Он уходит, закрыв за собой дверь. Я захожу в гардеробную и вытаскиваю пижаму, прежде чем проскользнуть в ванную и щелкнуть замком со стороны комнаты Нейта. Оказавшись под потоком горячей воды, я стираю с кожи воспоминания о последних двух месяцах.