Зимняя королева

Аманда Маккейб, 2011

Большая честь для юной леди быть фрейлиной королевы. Однако Розамунда Рамси прибыла в Уайтхолл в глубокой печали. В родном поместье остался ее возлюбленный Ричард. Придворная жизнь быстро вскружила девушке голову: интриги, сплетни, а также красавец швед, искусно танцующий на льду. Но судьба снова свела Розамунду и Ричарда. Только поводом для встречи стала уже не любовь, а государственный переворот.

Глава 4

Торжественный прием королевы состоялся не в Грейтхолле, а в небольшом салоне рядом. Мерцающие гобелены — сцены летней охоты и пикников — согревали стены с темными панелями, а в камине полыхал огонь; его красно-оранжевые отблески несли тепло и причудливый свет на позолоту потолка и великолепную посуду, бокалы и кубки на столах, покрытых парчовыми скатертями.

Два лютниста играли красивую мелодию, когда Розамунда устроилась на одной из скамеек с подушками, стоящими ниже королевского трона. Слуги в ливреях разносили большие наполненные блюда и разливали эль и благоухающие вина в кубки. Все вокруг казалось Розамунде одним огромным разноцветным вращением. Смех — навязчиво громкий, стук ножей по серебру, острые запахи вина, жареного мяса, древесного дыма и… цветочных духов.

Она сидела вместе с фрейлинами — в стайке зимних воробьев в серебристо-белых платьях, тихонько пила вино и прислушивалась к пикированию Анны с Мэри Хауард.

Королева возвышалась над толпой на троне. С одной ее стороны был австрийский посол Адам фон Зветкович, с другой — глава шведской депутации. Рядом со шведом — шотландец сэр Джеймс Мелвилл.

Черноволосого шведа здесь не было.

— Розамунда, попробуй это, — предложила Анна, положив ей на тарелку кусок пирога с пряной свининой. — Очень вкусный, а ты ничего не ела, как приехала.

— Быть худой — теперь не модно, — фыркнула Мэри Хауард, насмешливо посмотрев на руки Розамунды под рукавами из серебристого атласа. — Наверное, в деревне за модой не следят, но здесь это очень важно.

— Уж лучше так, чем не влезать в свой корсет, — парировала Анна. — Или, может быть, незатянутые шнуровки для того, чтобы поймать взгляд лорда Фулкса?

— Даже при том, что он помолвлен с леди Понснби, — поддакнула Катерина Книветт, еще одна фрейлина.

Мэри Хауард вздернула голову:

— Меня не волнует ни лорд Фулкс, ни его помолвка. Я только хотела дать леди Розамунде дружеский совет, потому что она при дворе новенькая.

— Не думаю, что она нуждается в твоих советах, — снова парировала Анна. — В этом зале с нее уже многие джентльмены глаз не спускают!

— Ну что ты говоришь, Анна, — пробормотала Розамунда.

— Не скромничай! — улыбнулась Анна. — Посмотри туда, и сама увидишь.

Она потянула Розамунду за руку, чтобы повернуть ее к другой части зала, но Розамунда увидела, что все не сводили глаз с королевы. Королева была звездой, вокруг которой крутилось все, и выглядела она как звезда в платье из золотой парчи и черного бархата. Ее рыжие волосы были убраны под золотую корону.

Только один из гостей не смотрел на королеву, а с угрюмой напряженностью глядел на нее, Розамунду, — Энтон Густавсен. Да, это был он!

Тогда, на пруду, он был в самом деле великолепен в ясном холодном свете дня — человек из другого мира. И в этом прекрасном королевском дворце, в свете камина и свечей, он был не менее красив. Черные волосы были откинуты со лба и заправлены под блестящий головной убор. Отблески света и теней играли на выточенном лице, высоких скулах и волевом подбородке.

Розамунда почувствовала, что ей трудно дышать.

О чем он думает, глядя на нее так серьезно? Может, вспоминает, как глупо она убежала от него тогда, у пруда? Она заставила себя поднять лицо и твердо встретить его взгляд. Его губы медленно растянулись в улыбке, обнажив восхитительные белые зубы, отчего застывшие черты лица оживились, но темно-карие глаза оставались серьезными.

Розамунда поймала себя на том, что тоже улыбается. Она не могла сдержаться, и, потому что она едва могла вдохнуть, улыбка получилась заразительной. Смутившись, она отвернулась.

Розамунда откусила кусочек фаршированного кролика, а сама гадала: смотрит ли еще на нее Энтон Густавсен? Интересно, что он думает о ней? Что скрыто за непроницаемым взглядом?

— Чего это я разволновалась?! — пробормотала она, отламывая кусочек белого хлеба.

— О чем ты разволновалась? — тут же переспросила Анна. — На какого-нибудь джентльмена загляделась?!

Розамунда покачала головой. Не могла же она сказать, каким красивым и интригующим представлялся ей Энтон Густавсен.

— Я тебе скажу, Анна, но… если ты поклянешься, что никому не скажешь.

— Клянусь! — выдохнула Анна; глаза у нее от любопытства расширились. — Я храню секреты, как могила.

— Меня не интересуют джентльмены при дворе, потому что есть один джентльмен там, откуда я приехала.

— Джентльмен? — ахнула Анна.

— Тшш… — Розамунда приложила пальчик к губам. — Ни слова, пока слуги разносят блюда.

— Но потом ты мне все расскажешь, — прошипела Анна.

Розамунда кивнула, хотя на самом деле не хотела рассказывать о Ричарде. Она воткнула нож в жареного голубя в мятном соусе и воскликнула:

— Как можно столько есть каждый вечер?!

— О, это пустяки! — отозвалась Мэри Хауард. — Вот дождись рождественского банкета. Будут дюжины и дюжины блюд и кекс с изюмом!

— Мы никогда не можем съесть всего, — вздохнула Анна, — даже Мэри не может…

Мэри проигнорировала ее:

— Все, что мы не доедим, отдают бедным.

Пока разговор фрейлин вертелся вокруг придворных сплетен, подали сладкие вафли с оттисками старинных пушек и роз королевской династии Тюдоров. Вино текло рекой, и разговоры стали громче и ярче, а смех непринужденнее.

Розамунда почти отвлеклась от мысли, смотрит ли на нее Энтон Густавсен, только раз оглянулась, чтобы увидеть, как он спокойно разговаривает с леди в золотистом шелке. Дама не отрывала от него глаз, она смотрела на него с полуоткрытым ртом, будто боялась что-то пропустить.

Наконец со сладостями было покончено, и королева встала, подняла руки, и ее жемчужные браслеты отразили свет камина. Разговоры сразу утихли.

— Дорогие друзья, — сказала она, — благодарю вас, что вы присоединились ко мне в этот вечер, чтобы оказать честь гостям нашего двора накануне рождественских празднеств. Но и этот вечер еще не закончен, и я надеюсь, что мистер Вернерсен удостоит нас танцами.

Нильс Вернерсен низко поклонился. Все поднялись со своих мест и отошли к стенам. Пока слуги сдвигали столы, лавки, стулья, к лютнистам подошли и другие музыканты. Энтон стоял в противоположном конце зала, и предупредительная леди у его локтя… Розамунда отвернулась от них.

— Очень надеюсь, что вы знакомы с новыми танцами из Италии, леди Розамунда, — заметила Мэри Хауард: ее расширенные глаза — сама забота! — Изящные повороты на танцевальном полу для королевы много значат.

— Очень мило, что вы беспокоитесь обо мне, мисс Хауард, — преувеличенно вежливо ответила Розамунда, — но у меня дома был учитель танцев, так же как и учитель игры на лютне и клавесине. И был репетитор по латыни, испанскому, итальянскому и французскому.

— Жаль, что не шведскому, — поджала губы Мэри Хауард. — В этот сезон они — воодушевление двора.

— Как будто сама знает разницу между «Ja» и «Ney», — прошептала Анна Розамунде. — Главное «Ja» — на случай, если появится шанс ответить мистеру Густавсену. Жаль только, что он на нее ни разу не взглянул.

Розамунда засмеялась, но тут же укротила свое хихиканье, потому что увидела, как к ним подплывает королева, а шотландский секретарь Майтланд держит ее под руку.

— Мисс Перси, — произнесла королева, — секретарь Майтланд спрашивает, не соизволите ли вы быть его партнершей в этом танце?

— Да, ваше величество. — Анна склонилась в реверансе.

— И леди Розамунда, — продолжила королева, переведя свой яркий взгляд на Розамунду. — Надеюсь, вы прибыли ко двору готовой к танцам?

— Да, ваше величество. — Розамунда повторила за Анной реверанс.

— Тогда надеюсь, вы станете партнершей мистера Макинтоша. Он уже доказал, что в танце очень легкий на ногу.

Высокий широкоплечий Макинтош с гривой рыжих волос и коротко подстриженной рыжей бородой поклонился ей и протянул руку.

Розамунда позволила ему вывести себя в танцевальный круг, впервые почувствовав себя уверенной с тех пор, как ступила в Уайтхолл. Уроки танцев были единственным светлым пятном среди ссор с родителями и слезами из-за того, что ее разлучили с Ричардом. Ее учитель говорил, что у нее врожденное чувство танца, не то что к светским беседам, которые давались ей с трудом.

Но танец не начнется, пока королева не займет свое место в первой паре танцующих. А ее величество обходила комнату, составляя пары, которым, как казалось, не хотелось танцевать вместе.

— Леди Розамунда Рамси, — любезно произнес мистер Макинтош, будто почувствовав ее застенчивость. — Ведь Рамси, как я думаю, шотландское имя.

— Возможно, много лет назад, — ответила Розамунда, — у моего прапрадедушки было поместье на границе.

«Из которого ему нравилось совершать набеги на своих шотландских соседей, за что дедушка королевы наградил его плодородными землями на юге и титулом графа. Но об этом вряд ли было уместно упоминать в светской беседе с шотландцем!»

— Выходит, вы моя соотечественница, — продолжал он.

— Я никогда не видела Шотландию.

— Так вы новенькая при дворе. Я непременно запомнил бы такое прелестное лицо, если бы встретил раньше.

— Вы очень добры, мистер Макинтош, — засмеялась Розамунда.

— Нисколько. Я только сказал правду. Недостаток шотландцев — у них нет таланта к придворной трескотне. Вы самая прелестная леди в этом зале, леди Розамунда. Я должен говорить правду.

Розамунда снова засмеялась, рассматривая его шафрановый с черным камзол и приколотую к высокому воротничку жемчужную эмблему Шотландии — чертополох. Чертополох конечно же символизировал его службу королеве Шотландии, то есть леди, наиболее одаренной к придворной риторике, о чем Розамунда знала из разговоров.

— Вы не могли бы уронить чести любого двора, а не только такого прекрасного, как я слышала, который держит в Эдинбурге королева Мария.

Он тоже засмеялся:

— Ого, леди Розамунда, я вижу, вы уже научились льстить. Королева Мария действительно держит восхитительный двор, и мы гордимся, что служим ее интересам здесь.

Интересам ее брака?! Розамунда заметила, что Роберт Дадли стоит со своими друзьями в тени — мрачная фигура, несмотря на ярко-алый камзол. Он не присоединился к танцу, хотя, как Розамунда слышала раньше, всегда был любимым партнером королевы Елизаветы. Он определенно не выглядел охотником до женитьбы на любой из королев.

— А она такая красивая, как говорят, ваша королева Мария? — спросила Розамунда.

Мистер Макинтош прищурился:

— Да, очень красивая!

— Такая же красивая, как королева Елизавета?

— О нет! Здесь уж вы судите сами, леди Розамунда. Говорят, красота — дело вкуса.

— Разве мне представится возможность? Разве королева Мария скоро прибудет сюда с государственным визитом?

— Ей давно не терпится встретиться со своей кузиной, королевой Елизаветой, но, насколько я знаю, таких планов пока нет. Возможно, лорд Лестер позволит вам изучить портрет королевы Марии, который висит в его апартаментах. Тогда вы мне скажете, кого нашли красивее.

Розамунда не успела ответить, как музыканты заиграли оживленный итальяно-французский танец гальярда и королева исполнила первую фигуру танца.

Она приняла руку Макинтоша и прошла вокруг него быстрыми прыгающими шажками, немного вращаясь, пока они не обогнули следующую пару. В разговоре она забылась и не подсматривала, где Энтон Густавсен, но, когда двинулась в следующей фигуре танца, вдруг оказалась с ним лицом к лицу. Сам он не танцевал, только стоял возле танцевальной дорожки, скрестив руки и наблюдая, как все веселятся. Едва заметная непостижимая улыбка тронула его губы, но глаза оставались мрачными, оникс в мерцании полусвета.

Розамунда поймала себя на мысли, что ей хочется подбежать к нему и потребовать ответа: о чем он думал, что видел, когда смотрел на танцующих? Когда на нее смотрел? И, будто угадав ее мысли, он низко ей поклонился.

Она снова вернулась в центр танцующих, и они вращались все быстрее и быстрее. Ощущение прерывистого движения только росло, когда весь зал начал расплываться вокруг нее, превращаясь в вихрь цветов и света. А когда она замедлилась в заключительных фигурах танца, покачиваясь от головокружения, Энтон уже исчез.

Когда музыка смолкла, она ответила реверансом на поклон Макинтоша.

— Вы уверены, что никогда раньше не были при дворе, леди Розамунда? — спросил он, беря ее руку, чтобы отвести к другим фрейлинам.

— Разумеется! Я бы определенно запомнила такое долгое путешествие, — ответила она.

— Вы будто танцевали здесь лет десять, — его голос понизился до шепота, — лучше своей королевы, миледи. Только никому не признавайтесь, что я так сказал.

Еще раз поклонившись, он отошел, оставив Розамунду возле Анны Перси.

— Тебе понравилось танцевать с шотландцем? — спросила Анна.

— Понравилось.

— Это хорошо. Только я не была бы с ним слишком дружелюбной.

— Почему, Анна?

— Говорят, он в последнее время часто встречается с леди Леннокс — Маргаритой Стюарт.

— С кузиной королевы?!

— Да, с вот этой. — Анна качнула веером в сторону бледнолицей леди в черном атласе, стоящей у камина с кислой миной и наблюдающей за весельем. — Она недовольна замыслом королевы женить Лестера на королеве Марии. И говорят, кое-кто из шотландской партии с ней согласен.

Розамунда посмотрела на суровую даму:

— А кого же они хотят женить вместо него?

— Как кого! Родного сына леди Леннокс, лорда Дарнли, естественно. Что-то я его не вижу здесь сегодня. Должно быть, гоняется за своими служанками или слугами, смотря что ему в голову взбредет.

Больше они поболтать не успели, потому что к ним снова подходила королева, а за нею австрийцы и шведы. Анна и Розамунда присели в реверансе, а когда Розамунда поднялась, увидела, что Энтон Густавсен снова наблюдает за нею. Сейчас он не улыбался, но она отчетливо почувствовала, что он в веселом расположении духа.

Из-за нее? Из-за сияющего окружения вообще?

— Вы хорошо танцуете, леди Розамунда, — произнесла королева. — Вижу, уроки не прошли даром. В замке Рамси вас учил мистер Джеффри, не так ли?

— Да, ваше величество, — ответила Розамунда, переводя глаза с Густавсена на королеву. Взгляд Елизаветы был настолько твердым, ясным и проницательным, что Розамунде показалось, что ее секреты она разгадает без труда. — Мне очень нравится танцевать, хотя, боюсь, мне еще надо многому научиться.

— Вы скромничаете, леди Розамунда. Уверена, если вам и надо подучиться, то не больше, чем любому при дворе. — Королева вдруг повернулась к Энтону: — А вот мистер Густавсен утверждает, что он совсем не умеет танцевать.

— Совсем, ваше величество?! — Розамунда вспомнила, как он выглядел на льду — пластичная сила и грация. — Верится с трудом!

— Верно, леди Розамунда. Немыслимо, чтобы кто-то при моем дворе не умел танцевать, особенно накануне предстоящих празднеств.

Энтон поклонился:

— К сожалению, у меня не было возможности поучиться, ваше величество. И я неисправимо неуклюжий…

Теперь Розамунда поняла, что такое настоящая ложь.

— Нет таких, кто совершенно не способен научиться танцевать. Возможно, они не получат такого естественного удовольствия от движения, как я или, как мне кажется, леди Розамунда. Но каждый может выучить последовательность шагов и движений в такт музыке и в нужном направлении.

Энтон опять поклонился:

— Боюсь, я представляю собой унылое исключение, ваше величество.

Королева прищурилась:

— И вы согласны на пари, мистер Густавсен?

Он поднял черную бровь, дерзко выдерживая вызывающий взгляд королевы:

— Какой предмет пари имеет в виду ваше величество?

— Единственный! Я держу пари, что каждый может танцевать, даже если он швед. Если, разумеется, ему дать хорошего учителя. Чтобы это подтвердить, вы должны постараться и станцевать нам вольта в Двенадцатую ночь.^[1] Думаю, этого времени будет достаточно для уроков.

— Боюсь, я не знаю ни одного учителя, ваше величество. — Мелодичный северный акцент Энтона стал резче от сдерживаемого смеха. Почему?! Розамунда поняла, что он на самом деле наслаждается происходящим! Он получал удовольствие от пререканий с королевой!

Такой дерзости Розамунда могла только позавидовать.

— Здесь вы ошибаетесь, мистер Густавсен. — Королева повернулась к Розамунде. — Леди Розамунда показала себя великолепным танцором, и у нее терпеливые, спокойные манеры, что большая редкость при дворе. Так, миледи, я даю первое задание при дворе — учить мистера Густавсена танцевать!

От такой неожиданности Розамунда похолодела. Она была совершенно уверена, что не сможет сосредоточиться на торжественном медленном павана или быстром запутанном вольта, если будет стоять возле Энтона Густавсена, чувствовать его руку на своей талии, видеть его улыбку совсем рядом. Она конфузилась от одного взгляда на него.

— Ваше величество, — наконец осмелилась она, — я уверена, много танцоров опытнее…

— Вздор! — оборвала ее королева. — Вы превосходно справитесь с этим. Вы дадите свой первый урок после церковной службы в утро Рождества. Что скажете, мистер Густавсен?

— Я скажу, ваше величество, что мое единственное желание — угодить вам, — ответил он с поклоном.

— И вы не из тех, кто уклоняется от вызова, да?! — слегка улыбнулась королева, и глаза ее сверкнули озорством, понятным только ей.

— Ваше величество, вы, как всегда, проницательны, — ответил Энтон.

— Итак, условия таковы: если я выиграю и вы научитесь танцевать, то заплатите мне шесть шиллингов и сделаете подарок леди Розамунде, какой мы обсудим позже.

— А если выиграю я, ваше величество? Елизавета рассмеялась:

— Уверена, мы найдем вам подходящий приз в нашей казне, мистер Густавсен. А теперь идемте, посол фон Зветкович, я хочу танцевать.

Королева поплыла дальше, Анна — за ней, с Иоганном Ульфсеном. Анна бросила косой взгляд на Розамунду, который обещал изобилие вопросов.

Вокруг них все успокоились, и Розамунда повернулась к Энтону. Ей показалось, что на какой-то миг их окутало собственное облако, густое, непроницаемое, заглушившее весь шум зала.

— Вы мошенник, — прошипела Розамунда.

— Миледи! — Он приложил руку к сердцу, глаза его потемнели от притворной боли, но Розамунда отчетливо слышала, что в его голосе прячется смех. — Что я сделал, чтобы заслужить такое обвинение?

— Я видела, как вы катались на пруду.

— Катание и танцы — не одно и то же.

— И там и там нужно держать равновесие, иметь грацию и координацию движений.

— Вы сами катаетесь?

— Нет. У нас не так холодно, как у вас на родине. Эта зима — исключение. Я редко видела замерзший пруд или реку.

— Тогда вы не можете знать, что катание и танцы — одно и то же, ja?!

Мимо проходил слуга с подносом кубков с вином, и Энтон взял два. Один он протянул Розамунде, его пальцы нежно коснулись ее пальцев. Розамунда вздрогнула от этого прикосновения, простое прикосновение руки Энтона заставило ее затрепетать.

— Я уверена, что они не сильно отличаются. Если вы умеете кататься, то можете и танцевать, — сварливо проворчала она и, чтобы скрыть смущение, отпила немного вина.

— И наоборот?! Очень хорошо, леди Розамунда. Теперь я предлагаю вам пари.

Розамунда подозрительно посмотрела на него.

— Какое еще пари, мистер Густавсен?

— Говорят, ваша Темза уже почти замерзла. За каждый урок танцев, который вы мне дадите, я буду давать вам урок катания на коньках. Тогда мы и посмотрим, одно и то же это или нет.

С восторгом Розамунда вспомнила, как он парил надо льдом. Это было так соблазнительно. Но…

— Я никогда не смогу как вы. Я буду падать.

Он засмеялся — глубокий теплый звук, который гладил, как ласковый шелк или бархат.

— Вам необязательно вращаться, леди Розамунда. Надо только стоять и тихонько двигаться вперед.

— На двух маленьких тоненьких железочках, привязанных к моим туфлям?

— Клянусь, это не так трудно, как кажется.

— Танцевать тоже нетрудно.

— Тогда давайте докажем это самим себе. Только маленькое безобидное пари, моя леди.

Розамунда нахмурилась:

— У меня нет своих денег.

— У вас есть куда большая драгоценность.

— И что же?!

— Локон ваших волос!

— Локон! — Она непроизвольно коснулась волос, которые были аккуратно заправлены под серебряный головной убор и тонкую вуаль. — Зачем он вам?

Энтон напряженно смотрел, как она провела пальцами по выбившейся прядке.

— Я думаю, ваши волосы созданы из лучей лунного света. Они заставляют меня вспомнить о долгих ночах на моей родине, о том, как сверкает серебряный лунный свет на снегу.

— О! Мистер Густавсен, — выпалила Розамунда, — вы прошли мимо своего призвания. Вы не дипломат и не фигурист. Вы — поэт!

Он засмеялся, и вспышка серьезности рассеялась, как зимний туман.

— Боюсь, не больший, чем танцор, миледи. Очень жаль, потому что, как мне кажется, здесь, в Лондоне, и поэты, и танцоры в цене!

— А в Стокгольме — нет?! Он покачал головой:

— В последнее время в Стокгольме в цене только войны, и больше ничего.

— Жаль. Я думаю, поэзия скорее помогла бы вашему королю добиться руки нашей королевы.

— Думаю, вы правы, леди Розамунда. Но я все же должен выполнять свой долг.

— Да, все мы должны выполнять свой долг, — грустно ответила Розамунда, вспомнив наставление своих родителей.

Энтон улыбнулся ей:

— Но жизнь состоит не только из одних обязанностей, миледи. Нужны и развлечения.

— Конечно. Особенно на Рождество.

— Тогда мы заключаем пари?!

Розамунда рассмеялась. Возможно, сказывались вино, музыка, усталость от долгой поездки из дома ко двору и всего этого дня, но она вдруг почувствовала себя восхитительно-беспечной.

— Хорошо! Если вы не научитесь танцевать, а я не научусь кататься, я дам вам прядку моих волос.

— А в противном случае? Какой приз вы потребуете для себя?

Он наклонился к ней так близко, что она видела морщинки на его лице, небольшую тень от бороды вдоль подбородка, почувствовала запах летней липы от его духов. «Поцелуй», — чуть не выпалила она, глядя на скрытую улыбку его губ.

Интересно, как он целуется? Нетерпеливо, страстно, как Ричард? Или медленно, лениво, смакуя ощущения? Какой он на вкус?

Она отпила еще вина и отступила на шаг; ее взгляд упал на его ладонь, сжимающую бокал. На мизинце было кольцо — рубин в филигранной золотой сеточке.

— Прелестный пустячок, — сказала она вдруг осипшим голосом, показав на кольцо. — Вы поспорите на него?

Он поднял руку, разглядывая кольцо, будто забыл, что оно у него есть.

— Как пожелаете.

— Хорошо, — кивнула Розамунда. — Жду вас в галерее в рождественское утро на первый урок.

— А как замерзнет Темза, мы идем кататься!

— До встречи, мистер Густавсен. — Розамунда быстро присела в реверансе и побежала к другим фрейлинам, собравшимся у двери, потому что подошло время королеве покинуть зал, а они должны были ее сопровождать. Только перебежав весь зал, она, наконец, вдохнула всей грудью. Голова у нее кружилась.

— О чем это вы так долго разговаривали? — шепотом спросила Анна.

— О танцах.

— Будь я на твоем месте, нашла бы тему получше! Думаешь, ты сможешь выиграть пари королевы?!

Розамунда пожала плечами.

Что могло подтолкнуть его обещать ей фамильное кольцо?!

Энтон сдавил в кулаке тяжелый бокал, наблюдая, как она уходит, — тисненое серебро кубка с вином вдавилось в мозолистый бугорок ладони. Казалось, весь свет собрался вокруг нее в серебряное сияние и нес ее над шумом зала. Он хорошо знал, что заставило его согласиться на такое нелепое пари. Она сама! Розамунда Рамси! И только она! И… то, что он видел в ее больших голубых глазах.

Она не так долго была при дворе, чтобы научиться полностью скрывать свои чувства. Она пыталась скрыть, но каждый раз они прорывались через выразительные глаза, высвечивая страх, нервозность, возбуждение, храбрость, смех, неуверенность.

Он давно жил среди тех, кто всю жизнь носил маски. Скрытность стала частью их, и они уже сами не понимали, кто они и что они чувствуют. Даже он носил маски — целую кипу этих самых масок на любой случай. Они защищали лучше, чем доспехи. Все же, когда смотрел на Розамунду, он чувствовал, как на него давит его скрытность. Он не мог избавиться от своей скрытности, но наслаждался ее свободой от скрытности, пока она не научится надевать свои маски. Ждать недолго, и он чувствовал безотчетную грусть, что эти глаза, милая улыбка превратятся в непроницаемые и фальшивые.

Что ж, он будет наслаждаться ее обществом, пока может. Приближается время и для его задания, и он не должен здесь оступиться. Он разжал кулак и уставился на рубин, который отсвечивал кроваво-красным в свете свечей, напоминая ему об его обещаниях и грезах.

— Устроить пари с королевой?! — Иоганн подошел к Энтону, вырывая его из мрачных мыслей. — Разумно ли, если исходить из того, что мы о ней слышали?

Энтон засмеялся, наблюдая, как королева Елизавета разговаривает со своим главным советником лордом Бергли, его лицо состарили заботы, а волосы и борода подернулись сединой. Служба английской королеве могла принести большие разочарования, как они уже усвоили на своем собственном опыте. По ее прихоти они прохлаждались при дворе, посещали танцы, пока она решала, как обойтись с предложением короля Эрика. Энтон был убежден, что у нее нет намерений выходить замуж за его короля или за кого-то еще, но они не могли уехать, пока не получат официального ответа. А тем временем они танцевали, обедали и осторожно кружили вокруг австрийцев и шотландцев.

Что до личного дела Энтона, то королева вообще не давала ответа.

С ума сойти! В битве проще: там ответ добывается мечом. Однако он человек терпеливый и целеустремленный. Он умеет ждать.

По крайней мере, есть Розамунда, чтобы сделать долгие дни приятнее.

— Я бы не беспокоился, Иоганн, — ответил Энтон, допив вино. — Это пари — просто для праздничного развлечения ее величества.

— Какого развлечения? Ты должен играть рождественского шута? Лорда Мисрула — этого «лорда беспорядка», рождественского короля шутов?!

Энтон расхохотался:

— Что-то вроде… Я должен научиться танцевать!

Примечания

1

Двенадцатая ночь — последний день рождественских Святок. (Примеч. пер.)