Сладкая месть

Аманда Квик, 1991

План Саймона Траэрна, графа Блэйда, идеален: представиться пылким и поэтичным романтиком, безумно влюбить в себя старую деву двадцати четырех лет от роду Эмили Фарингдон, жениться на ней и хладнокровно использовать ее приданое и чувства, чтобы отомстить ее семье, разорившей когда-то его отца и лишившей его самого фамильного имения. Однако безжалостный мститель плохо знает Эмили – умную, практичную и далеко не наивную особу, успешно управляющую всеми семейными финансовыми делами. Граф, несомненно, тронул ее сердце, но любовь к нему совсем не мешает Эмили вести собственную игру, в которой Саймону предназначено стать не охотником, а добычей…

Глава 2

Эмили хотелось, чтобы пол Розового коттеджа разверзся и поглотил ее вместе со стулом. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной. Нестерпимые душевные муки терзали ее. Впору бы угаснуть от таких страданий, но, видать, ее тоска была недостаточно иссушающей!

Напротив, в груди Эмили бушевала ярость: невыносимо сознавать, что величайшая любовь ее жизни подкралась к ней так неожиданно и застигла совершенно неподготовленной к столь знаменательному событию.

Чтобы успокоиться, она глотнула чаю, внимая тому, как леди литературного общества делали бесславные попытки обсудить последние статьи из недавно вышедшего «Эдинбургского обозрения», но особого энтузиазма не ощущалось.

Чашка резко звякнула о блюдце, когда Эмили поставила ее на стол. Этот звук выдал ее с головой. В таком состоянии недолго и чай пролить на ковер. — Полагаю, не следует удивляться тому, что пишут о последней работе Саути^[1]. — Спокойный низкий голос Саймона прорезал едва теплящуюся беседу о последнем довольно нудном произведении Джона Макдональда «Персидская империя и ее география». — Как обычно, обозреватели со своими замечаниями оказались явно не на высоте. Они просто не знают, как подступиться к Саути. Да и к Вордсворту или Кольриджу^[2] тоже, не правда ли? Можно подумать, что для них это как вендетта по отношению к поэтам «Озерной школы».

Вялое обсуждение, которое и вначале никак не могло разгореться, теперь окончательно угасло. В очередной раз.

Саймон отпил чаю и выжидательно оглядел комнату. Но так как никто не заговорил, он снова попробовал возобновить беседу:

— Конечно, чего ждать от группки шотландцев, которые называют себя обозревателями? Как отметил Байрон несколько лет назад, критики в «Эдинбургском обозрении» — это просто кучка ограниченных невежд. Я склонен согласиться с ним. А как считает ваше собрание?

— Вы имеете в виду стихотворение Байрона, озаглавленное «Английские барды и шотландские обозреватели», милорд? — с натянутой вежливостью вопросила мисс Хорнсби.

— Совершенно верно. — В голосе Саймона послышались нетерпеливые нотки.

Мисс Хорнсби побледнела, а некоторые из дам литературного общества, смущенно покашливая, нервно переглянулись.

— Еще чаю, милорд? — отважилась наконец Лавиния Инглбрайт, схватившись за чайник.

— Благодарю вас, — сухо отозвался Саймон.

Эмили с болью ощущала явное раздражение и разочарование графа, когда общая беседа в очередной раз угасла, но не смогла сдержать быстрой улыбки. Леденящее влияние Саймона на литературное общество в некотором роде забавляло ее.

Словно дракон в гостиной… Все понимают, что лучше быть чрезвычайно любезными, но не знают толком, что же делать с этим существом.

Восседавший на почетном месте у каминной решетки Траэрн занял, казалось, все свободное пространство этой аккуратной, по-женски украшенной вышивкой и цветами комнатки, словно заполнил ее своей неодолимой, немного опасной мужественностью.

Эмили вздрогнула от странного возбуждения, исподволь разглядывая графа. Он был крупным, крепким, стройным мужчиной с широкими плечами. Плотно облегающие бриджи четко очерчивали его сильные бедра. Эмили уловила, как Лавиния Инглбрайт беспокойно поглядывает на изящное креслице, в котором расположился граф. Бедняжка Лавиния, наверное, опасается, что столь хрупкая мебель может не выдержать и сломаться. Эмили мысленно нарисовала картину катастрофы.

«Да, граф, сидящий среди обломков креслица Лавинии Инглбрайт, — весьма забавное зрелище», — подумала Эмили. В следующее мгновение она решила, что, должно быть, впадает в истерику. Неужели этот невыносимый вечер никогда не кончится?

Она подавила стон и слегка скосила глаза в поисках ближайшего столика, чтобы избавиться от дребезжащей чашки с блюдцем. Без очков все казалось сплошным размытым разноцветным пятном. Она сдернула очки и запихнула их в сумочку, едва граф поставил ее на ноги. Но было поздно — Саймон видел ее в них…

После стольких месяцев тайных надежд и мечтаний встретиться наконец с великой любовью своей жизни и — надо же! — оказаться в очках. Просто ужасно!

Но и это еще не все… Блэйд также видел, что она ездит по-мужски верхом. Он застал ее в немодной шляпке и в самой старой амазонке. И конечно, она не позаботилась запудрить веснушки, прежде чем выехать сегодня из Сент-Клер-Холла. Но ей и в голову не приходило пудриться здесь, в деревне. Все в округе Литл-Дипингтона прекрасно знали, как она выглядит.

Боже милостивый, какой позор!

Зато Саймон Огастас Траэрн, граф Блэйд, как она и предполагала, был само совершенство… Правда, ее несколько смутила холодность его странного взгляда, но некоторого холодного блеска и следовало ожидать в глазах дракона, успокоила она себя.

Неожиданной для нее оказалась и резкость черт его лица. «Конечно же, не вина Блэйда, что нет и намека на нежность и мягкость в его четко очерченном профиле, высоких скулах и решительно вылепленном подбородке. Без сомнения, это лицо человека с сильным характером, — размышляла Эмили. — Лицо, отражающее огромную силу воли. Лицо настоящего мужчины».

Как жаль, что он оказался графом. Теперь пропасть между ними стала еще глубже, чем когда он был просто Траэрном.

Чашка с блюдцем опять предательски звякнула, когда Эмили наклонилась вперед.

— Позвольте мне помочь вам, мисс Фарингдон. — Теплые сильные пальцы Саймона случайно задели ее руку, когда он решительно отобрал у нее чашку.

— Спасибо. — Эмили прикусила губу и откинулась в кресле.

Теперь ее унижению не было предела. Она чуть не водрузила свою чашку на чьи-то колени, возможно, даже на его. Черт подери! Она отчаянно молилась, чтобы этот кошмар наяву наконец прекратился.

— Советую вам надеть очки, мисс Фарингдон, — вполголоса пробормотал Саймон, пока остальные леди продолжали вымученную дискуссию о справедливости статей в «Эдинбургском обозрении». — Нет никакого смысла действовать вслепую. Ведь мы с вами старые друзья. Мне ли заботиться о веяниях моды.

Эмили вздохнула:

— Полагаю, вы правы, милорд. В любом случае вы меня в них уже видели.

Она порылась в сумочке и извлекла очки. Мужественные черты лица Саймона и странная холодность его глаз обрели наконец четкость. Она увидела, что он очень внимательно изучает ее, и попыталась прочесть его мысли:

— Кажется, не совсем то, что вы ожидали, да, милорд?

Его губы дрогнули в мимолетной веселой усмешке.

— В жизни вы еще интереснее, чем в письмах, мисс Фарингдон. Уверяю вас, я ничуть не разочарован. Надеюсь, что вы можете сказать то же самое.

Эмили раскрыла рот от изумления.

— Раз-зочарована? — заикаясь, произнесла она. — Нет-нет, ничуть, мистер Траэрн, то есть… я хочу сказать, милорд.

Эмили покраснела, напомнив себе, что ей уже двадцать четыре года и она не школьница. Более того, она переписывалась с этим человеком уже несколько месяцев.

— Хорошо. Видите, мы продвигаемся вперед. — В голосе Саймона прозвучало удовлетворение.

Он не спеша отпил еще чаю, и неуловимый изгиб его рта намекнул, что он не в восторге от этого сорта.

Итак, Эмили решила вести себя, как подобает взрослой леди, а посему попыталась включиться в вяло текущую беседу, которая шла в гостиной. Завсегдатаи четвергов тщетно пытались оживить нудную дискуссию о влиянии поэтов «Озерной школы», и Эмили изо всех сил старалась помочь им.

Граф какое-то время молча пил чай.

Эмили уже начала чувствовать себя более свободно, когда Саймон вдруг отставил чашку и, словно гром среди ясного неба, разразился словами:

— Кстати, о Байроне и ему подобных: кто-нибудь имел случай прочесть последнее творение лорда Эшбрука «Герой Марлианы»? Лично мне оно кажется лишь слабым подражанием Байрону, что едва ли достойно рекомендует автора. Этот господин далеко не столь интересен, как Байрон, не так ли? Ему не хватает настоящего чувства иронии. Но, без сомнения, Эшбрук сейчас очень моден в определенных кругах. Любопытно было бы узнать ваше мнение.

Ошеломляющее воздействие сего, казалось бы, безобидного замечания проявилось сразу же. Обе мисс Инглбрайт одновременно поперхнулись. У мисс Брейсгердл от ужаса задрожали губы. Мисс Хорнсби переглянулась через всю комнату с мисс Остли. Эмили уставилась на свои руки, крепко сжатые на коленях. Даже Саймон, несмотря на всю свою философскую холодность, казался слегка опешившим от свинцовой тишины, нависшей над гостиной. Эта тишина была совсем иная, чем та, что время от времени устанавливалась раньше. В той чувствовалась неловкость, а в этой сквозили явная враждебность и даже обвинение.

Саймон огляделся с несколько озадаченным видом:

— Я понимаю… вероятно, никто из вас не имел случая прочесть поэму Эшбрука?

— Верно, милорд. Мы ее не читали. — Эмили избегала его взгляда, зная, что щеки ее полыхают. Она снова потянулась за чашкой в отчаянной попытке занять чем-то свои дрожащие руки.

— Не слишком большая потеря, уверяю вас, — нараспев произнес Саймон. В его золотистых глазах загорелся опасный интерес — интерес дракона, наметившего добычу.

Литературные дамы неожиданно пробудились к жизни. Они полностью завладели беседой, словно упоминание имени Эшбрука подхлестнуло их к действию. Их голоса зазвучали громче, заполнив гостиную долгим скучным обсуждением последнего произведения Марии Эджворт «Покровительство». Даже в «Эдинбургском обозрении», обычно заискивающем перед мисс Эджворт, затруднились отыскать в этом сочинении что-нибудь достойное. Провинциалки же разметали его в клочья.

С холодной улыбкой Саймон вновь откинулся в кресле, предоставил дискуссии бушевать без него, а через некоторое время тихо пробормотал:

— Извините меня, Эмили. Похоже, я сказал что-то невпопад.

Девушка поперхнулась чаем.

— Ничего подобного, милорд, — выдавила она меж судорожных попыток вздохнуть. Глаза ее увлажнились. — Просто мы здесь не очень хорошо знакомы с произведениями лорда Эшбрука.

— Ясно. — Саймон наклонился и легонько хлопнул ее по спине.

Эмили покачнулась, а затем вернула равновесие и способность дышать. Ей удалось произнести:

— Благодарю вас, милорд.

— Всегда к вашим услугам. — Сардонически усмехаясь уголками рта, граф встал. В гостиной мгновенно воцарилась тишина, на сей раз явно исполненная надежды на избавление от его общества. Он вскинул брови. — Прошу меня извинить, леди, но должен вас покинуть. Я обещал леди Гиллингем вернуться рано. Надеюсь иметь удовольствие видеть вас еще. Уверяю вас, это был очень познавательный вечер.

Несколько минут вежливой суматохи, и Саймон был поспешно препровожден к двери. Он вежливо поклонился и зашагал по узкой тропинке к воротам, где его ожидал жеребец. Граф вскочил в седло, прощаясь, приподнял шляпу и поскакал по дорожке.

Почувствовав облегчение, все пять женщин дружно повернулись к Эмили.

— Я думала, он никогда не уйдет, — пробормотала Присцилла Инглбрайт, падая обратно в кресло. — Лавиния, налей нам всем по чашечке чаю, хорошо?

— Конечно. — Ее сестра подняла чайник, пока остальные усаживались на свои места. — Когда лорд Гиллингем известил, что Блэйд вознамерился посетить нас, я испытала настоящее потрясение. Отказать было невозможно. По словам Гиллингема, граф имеет большое влияние в Лондоне.

— Блэйд, пожалуй, недурен в своем роде, — рассудила ее сестра, — но вряд ли он уместен в нашем маленьком кружке.

— Вряд ли, — вздохнула мисс Хорнсби. — Это все равно что развлекать громадного зверя, ненароком забредшего в гостиную.

— Дракона, — тихо заметила Эмили.

— Дракон… Очень удачное сравнение, — немедленно согласилась мисс Остли. — Блэйд выглядит довольно опасным человеком, не правда ли? Что-то зловещее есть в его взгляде. Прямо дрожь пробирает!

— Нам следовало бы гордиться визитом графа, и я уверена, все мы чувствуем себя польщенными, но, честно говоря, я испытала большое облегчение, когда он ушел. Подобные люди не годятся для маленьких сельских гостиных, вроде нашей, — заявила Присцилла Инглбрайт. — Весьма утомительно, когда такой человек находится рядом.

— Его семья, кажется, когда-то жила в наших краях… — Лавиния задумчиво нахмурилась.

Эмили с удивлением восприняла новость:

— Вы уверены?

— О да. С тех пор уже прошло больше двадцати лет. Мы с Присциллой тогда только поселились здесь. Семье графа принадлежали обширные угодья, как я припоминаю. — Лавиния вдруг осеклась, и в глазах у нее возникло странное выражение. — Впрочем, как я уже говорила, это было двадцать лет назад, и я, конечно же, не вспомню всех подробностей.

— Должна заметить, его появление именно сегодня оказалось весьма некстати, — проговорила мисс Хорнсби. — Мы целую вечность ждали вестей от Эмили, а вынуждены были битый час обсуждать новейшие литературные обозрения. Чрезвычайно утомительно. Но теперь мы наконец-то займемся делом. — Она перевела нетерпеливый взгляд поблекших глаз на Эмили. — Ну как, милочка? Как все прошло?

Эмили решительно поправила очки и открыла сумку. Теперь, когда Саймон Траэрн ушел, она ощущала ясность в мыслях.

— Леди, рада сообщить вам хорошую новость. — Говоря, она рылась в сумке и вытаскивала оттуда какие-то бумаги. — Акции навигационного канала, которые мы купили, проданы с большой прибылью. Я получила отчет мистера Давенпорта с утренней почтой. Он уже отнес чеки в банк и положил деньги на ваш счет.

— Ах ты господи! — оживилась мисс Брейсгердл, и глаза ее засияли. — Я наконец-то смогу позволить себе приобрести тот домик в конце улочки. Какое облегчение знать, что у тебя будет крыша над головой, когда твой последний подопечный уедет в школу.

— Все это так волнующе, — заявила мисс Хорнсби. — Подумай только, Марта, — обратилась она к мисс Остли, — мы уже на пути к тому, чтобы обеспечить себе приличную пенсию.

— Особенно, — отозвалась Марта Остли, — когда становится очевидно, что ни один из наших работодателей не заботится о том, чтобы она была. Обеспеченная старость — это такое благо!

— Если так пойдет, мы с Лавинией скоро сможем открыть институт благородных девиц, — с восторгом подхватила Присцилла Инглбрайт. — Еще недавно все казалось недостижимой мечтой, и вот желаемое уже почти осуществилось!

— Благодаря Эмили, — добавила Лавиния Инглбрайт, тепло улыбнувшись самой молодой участнице их литературного общества.

— Эмили, я холодею при мысли о том, что бы со всеми нами стало, не предложи вы нам этот чудный план собрать деньги и вложить их в акции и фонды. — Мисс Хорнсби покачала головой. — Я боялась перспективы стать компаньонкой одной из моих престарелых родственниц. Это сущее наказание — мои родственники. Приходится пресмыкаться из-за каждой малости.

— Мы спасены и целиком обязаны этим Эмили, — провозгласила мисс Брейсгердл. — И если вы знаете, как мы можем отблагодарить вас, Эмили, то должны нам немедленно сообщить.

— Вы мне уже тысячу раз отплатили своей дружбой, — серьезно заверила их Эмили. — Я никогда не забуду, что вы для меня сделали, когда я так ошиблась пять лет назад.

— Глупости, милочка, — возразила мисс Брейсгердл. — Мы всего лишь настояли, чтобы вы продолжали посещать наши скромные собрания по четвергам, как обычно…

«И тем самым всем и каждому дали понять, что порядочные люди в Литл-Дипингтоне не собираются подвергать остракизму девушку из семьи Фарингдон только потому, что она попала в столь щекотливое положение», — с внезапно нахлынувшей теплотой подумала Эмили.

Лавиния Инглбрайт встала, глаза у нее сверкали.

— Предлагаю отпраздновать! Не достать ли мне бутылочку кларета, которую мы приберегали, Присцилла?

— Славная мысль! — поддержала ее сестра.

Саймону пришлось с добрых полчаса бесцельно прогуливать своего жеребца среди деревьев, прежде чем Эмили наконец соизволила появиться.

Граф молча злился. Его кампания началась вовсе не так гладко, как он предвкушал, собираясь на заседание литературного «четверга». Вынужденный предпринять стратегическое отступление, он решил устроиться в засаде, поджидая девушку на обратной дороге в Сент-Клер-Холл.

Он был совершенно уверен, что собрание литературного общества быстро завершится после его ухода, но, очевидно, почтенные леди все же нашли о чем потолковать. Он замерз, хотя день выдался необычно теплый. Но как-никак — на дворе февраль.

Лапсанг тихонько заржал, прядая чуткими ушами. Саймон замедлил шаг и прислушался. Он уловил далекий перестук копыт скачущей по дорожке лошади.

— Давно пора, — проворчал он, вскакивая в седло. А потом нахмурился, заслышав звонкий голосок Эмили, которая, сбиваясь с мотива, во все горло распевала фривольную песенку:

Что хорошего в мужчинах, я вас спрашиваю, леди?

Будь мы хоть чуть-чуть разумней, дела б с ними не имели.

Они хвастают, что будто всем-всем-всем они нужны.

Но уж если захотите знать, зачем они нужны, загляните к ним в штаны.

Несмотря на мерзкое настроение, Саймон невольно усмехнулся. Литературные дамы явно угостились кое-чем покрепче чая.

Он натянул поводья и послал Лапсанга из укрытия на середину дороги. Мгновением позже у поворота показалась серая в яблоках кобыла.

Эмили сначала его не заметила — слишком увлеклась своей неприличной песенкой. Ее очки поблескивали на солнце, рыжие кудри подпрыгивали в такт мелодии. Саймона охватило внезапное желание узнать, как выглядит эта буйная масса волос, если вынуть из них шпильки и рассыпать по плечам.

— Да ну к черту! — ругнулся граф себе под нос, ожидая, когда Эмили поймет, что он стоит прямо у нее на дороге.

Ему меньше всего хотелось обнаружить, что эта женщина физически привлекает его. Для осуществления задуманного необходимо сохранять трезвость ума.

— Добрый день, мисс Фарингдон.

Ахнув от неожиданности, Эмили рывком остановила лошадь.

— Господи, что вы здесь делаете, милорд?! — Она покраснела, и в ее глазах промелькнуло беспокойство. — Вы заблудились? Гиллингемы сразу же за этим подъемом. Вам нужно просто свернуть у ручья и двигаться прямо вверх по холму.

— Благодарю, — сказал Саймон. — Но уверяю вас, что не заблудился. Я поджидал вас. И уже начал опасаться, что вы отправились домой другой дорогой.

Она непонимающе уставилась на него:

— Но позвольте, вас же рано ждут у Гиллингемов…

— Сознаюсь, это был лишь предлог, чтобы покинуть почтенное собрание. Трудно было не заметить, что мое присутствие действует парализующе на завсегдатаев литературного общества.

Эмили, словно совенок, заморгала:

— Боюсь, вы правы, милорд. Нам еще не приходилось развлекать драконов… — Она ужаснулась своим словам и попыталась исправить ошибку: — Я хотела сказать, графов… на своих четвергах.

— Значит, дракон? Вот каким вы меня видите, мисс Фарингдон?

— Нет-нет, милорд, — поспешно заверила она. — Ну, может быть, глаза чуть-чуть похожи…

Саймон невесело усмехнулся:

— А как насчет зубов?

— Лишь самое отдаленное сходство. Но все это пустяки, уверяю вас, милорд. Вы именно такой, каким я вас себе представляла, читая ваши письма.

Саймон медленно выдохнул, с трудом сохраняя самообладание:

— Вы не согласитесь немного прогуляться со мной? Нам есть что обсудить…

— Да?

— Конечно. Мы же с вами старые друзья, не правда ли?

— Да?

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, мисс Фарингдон, но мне казалось, что мы с вами переписывались уже несколько месяцев…

Она мгновенно оживилась:

— Да-да, милорд. Несомненно. — И рыжие кудри Эмили запрыгали под шляпкой — она торопливо кивала в знак согласия. — Мне кажется, что знаю вас целую вечность.

— У меня тоже такое чувство.

— Дело в том… я никак не предполагала, что когда-нибудь встречусь с вами.

— Понимаю. Так вы ничего не имеете против прогулки вдоль ручья? — Саймон спешился и решительно направился к ней, держа Лапсанга на поводу.

Она взглянула на него, не скрывая сильного желания согласиться:

— Мне бы очень хотелось, милорд, но, боюсь, это не совсем удобно.

— Глупости. Кто нас увидит? И даже если кто и заметит нас вдвоем, вряд ли будет иметь основание громко возмущаться. В конце концов, нас же только что по всем правилам представили друг другу на собрании местного литературного общества.

Ее недолгие колебания растаяли без следа. Она одарила его сияющей улыбкой:

— Вы совершенно правы, милорд. Признаться, я никак не могу поверить, что мы наконец встретились. Я и не мечтала об этом.

Она начала потихоньку слезать с лошади, и Саймон протянул руку, чтобы помочь девушке. На этот раз она сохранила равновесие и не свалилась к нему в объятия. Он даже слегка разочаровался, так как хотел бы вновь ощутить это мягкое, гибкое, женственное тело на своей груди. — Простите, что застал вас сегодня врасплох, — сказал он, ведя лошадей между деревьями. — Я рассчитывал устроить вам сюрприз. Знаю, вы любите сюрпризы.

— С вашей стороны очень любезно вспомнить об этом, — ответила Эмили. — Я и вправду люблю сюрпризы…

Он усмехнулся и добавил:

— Но не всегда…

— Просто мне очень хотелось выглядеть наилучшим образом при встрече, — призналась она. — Вы даже не представляете, как я переживала, получив сегодня утром ваше письмо. Я-то полагала, что у меня еще целые недели для подготовки. Впрочем, вряд ли от этого многое изменилось бы.

Он посмотрел на Эмили сверху вниз и заметил, что она едва достает ему до плеча. Но в ее движениях сквозила какая-то завораживающая воздушная грация.

— Позвольте заметить, мисс Фарингдон, выглядите вы прелестно. По правде говоря, я был очарован в тот же момент, как вас увидел.

— Да? — Она наморщила носик, озадаченная этим признанием.

— Совершенно очарован.

Ее глаза засияли от радости.

— Благодарю, милорд. Уверяю вас, я очарована точно так же. Вами…

Что-то уж слишком быстро и легко, подумал граф.

— Но я ни в коем случае не имел намерения расстроить вас или достопочтенных леди. Вы должны меня простить.

— Видите ли, мы вообще-то не собирались сегодня обсуждать поэзию или критику, — пояснила Эмили, легко вышагивая рядом с ним.

— Что же вы собирались обсуждать?

— Вложения капитала. — Она неопределенно махнула рукой.

Граф пристально посмотрел на нее:

— Вложения капитала?

— Да. Я понимаю, вам это должно показаться ужасно скучным. — Она с беспокойством взглянула на спутника. — Но сегодня был совершенно удивительный день. Я получила прекрасные новости относительно вложений, которые осуществила по просьбе моих друзей. Они все очень озабочены своей пенсией. И не стоит их винить за это.

— Вы взяли на себя заботу об их будущих пенсиях?

— У меня есть определенные способности к финансовым делам, и я просто предпринимаю все, что в моих силах. Леди, с которыми вы сегодня познакомились, были чрезвычайно добры ко мне. И это самое малое, чем я могу их отблагодарить. — Она улыбнулась ему, как бы успокаивая. — Но уверяю вас, обычно мы довольно оживленно обсуждаем и новые книги, и поэзию. К примеру, на прошлой неделе подробно анализировали книгу мисс Остен «Гордость и предубеждение». Я как раз собиралась сообщить вам об этом в письме.

— Как вы находите ее роман?

— Ну, полагаю, он неплох в своем роде. То есть мисс Остен очень талантливая писательница. Необычайно тонко отображает некоторые характеры, но…

— Но?.. — Саймон невольно заинтересовался.

— Дело в том, что предмет ее повествования слишком уж прозаический, вы не находите? Она пишет о самых обычных людях и событиях.

— Да уж, мисс Остен не Байрон, вы правы.

— Разумеется, — с энтузиазмом подхватила Эмили. — Ее книги чрезвычайно занимательны, но в них нет того волнения, той экзотики, как в произведениях лорда Байрона, не говоря уже об атмосфере приключений и плещущих через край бурных страстей. Наше литературное общество только что закончило чтение «Гяура».

— И в восторге от него, не так ли?

— О да. Такая волшебная атмосфера, такие замечательные приключения, такое жутковатое ощущение пылкой страсти. Мне поэма понравилась не меньше, чем «Чайльд Гарольд». Я с нетерпением жду следующего произведения Байрона.

— Как и весь Лондон.

— Кстати, сэр, вы не знаете, как все-таки правильнее прочитать по-английски: «Гяур» или «Джаур»? Мы долго обсуждали это в прошлый четверг и не пришли к одному мнению, хотя мисс Брейсгердл, отлично разбирающаяся в древней истории, утверждает, что правильнее «Джаур».

— Насколько мне известно, тема еще не закрыта. — Саймон дипломатично ушел от прямого ответа.

Он еще не имел случая прочесть поэму, да и, признаться, не собирался. Он погрузился в романтическую литературу и поэзию лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы приманить добычу. Теперь, когда ловушка вот-вот захлопнется, не имело значения, прочтет ли он когда-нибудь еще одну приключенческую поэму. Не лучше ли потратить время на что-нибудь более полезное.

— Да в общем-то не так уж и важно, — тактично заверила его Эмили. — Я имею в виду «г» или «дж».

Саймон пожал плечами:

— По-моему, для Байрона это все-таки важно.

Они дошли до ручья и теперь были надежно спрятаны деревьями от посторонних взоров с дорожки. Он машинально свернул вправо и устремился вверх по течению ручья.

Эмили с безыскусной грацией приподняла подол своего выцветшего платья, и от этого жеста оно почему-то стало почти изящным. Девушка с любопытством озиралась вокруг.

— Извините, милорд, но, мне кажется, вы отлично знаете, куда идете. Вы помните эту дорожку с тех пор, как жили здесь ребенком?

Саймон бросил на Эмили настороженный взгляд. Конечно же, слухи должны были дойти до нее довольно быстро.

— Откуда вы знаете, что моя семья жила здесь?

— Лавиния Инглбрайт упомянула об этом.

— С тех пор как я жил в ваших местах, прошло немало времени, — осторожно заметил Саймон.

— Все равно, какое поразительное совпадение, правда? Только представьте, милорд: вы начали со мной переписываться, совершенно случайно узнав, что я разделяю ваш страстный интерес к романтической литературе; затем выясняется, что ребенком вы жили недалеко от Литл-Дипингтона. А теперь мы наконец встретились. Просто невероятно.

— Жизнь полна странных совпадений.

— Я предпочитаю верить, что это судьба. Знаете, я прямо вижу вас маленьким мальчиком, резвящимся у ручья, возможно с собакой. У вас была собака, сэр?

— Вроде бы, да. Эмили кивнула:

— Я так и думала. Я сама часто прихожу сюда. Вы не помните мое последнее стихотворение под заглавием «Строки, рожденные летним днем на берегу пруда»?

— Отлично помню.

— Оно родилось вон у того маленького озерца, — гордо сказала она. — Может, вы припомните строчку-другую?

Достаточно было взглянуть в ее полные надежды зеленые глаза! Саймон принялся отчаянно рыться в памяти, пытаясь отыскать милое, но в общем ничем не примечательное стихотвореньице, которое она бережно вложила в одно из своих последних писем. Он испытал громадное облегчение, когда его превосходная память поспешила на выручку. Граф попробовал воспроизвести первые строки:

Здесь, у пруда, где капли солнца

Играют в светлой глубине,

Так сладостно мне было молча

Мечтать в манящей тишине.

— Вы помните!.. — Эмили, казалось, затрепетала от счастья, словно он осыпал ее золотом. Потом она покраснела и доверительно добавила: — Я понимаю, мне нужно еще поработать над ним. «Солнца — молча»… По-моему, слишком вольная рифма, вы не находите?

— Ну, как сказать… — осторожно начал Саймон.

— Но сейчас это не имеет значения, — пылко заявила она. — Я работаю над большим произведением, и пройдет некоторое время, прежде чем я смогу вернуться к «Строкам, рожденным в летний день на берегу пруда».

— Над большим произведением? — Саймон понял, что беседа принимает несколько иное направление, чем ему хотелось бы.

— Да, я назвала его «Таинственная леди». Длинная эпическая поэма с приключениями и пылкой любовью, в духе Байрона. — Эмили застенчиво взглянула на него. — Вы единственный, кроме членов нашего литературного общества, милорд, кому я поведала о ней.

— Я польщен, — тихо произнес Саймон. — Приключения и пылкая любовь, вот как?

— О да. Это будет история молодой женщины с волосами как пламя заката, которая отправляется на поиски пропавшего возлюбленного. Они собирались пожениться, однако ее семья отвергла его и запретила им встречаться. Ему пришлось уехать. Но перед отъездом он подарил возлюбленной кольцо и поклялся, что вернется за ней и они обвенчаются вопреки воле ее родных.

— Видимо, что-то помешало его планам?

— Да. Он не вернулся, и героиня понимает: любимый попал в беду и отчаянно нуждается в ее помощи.

— И как же она узнала об этом? — спросил Саймон.

— Они с героем так близки, так тесно связаны чистым и благородным чувством, что между ними возникает связь более высокого порядка. Она сердцем чувствует несчастье. Девушка покидает дом и отправляется на поиски любимого.

— Довольно рискованная затея. А если благородный герой просто воспользовался неодобрением родителей как предлогом, чтобы от нее отделаться? Или она ему надоела, и благодаря тому, что родители вышвырнули его вон, у него появилась возможность пристойно выйти из той неловкой ситуации, в которую он угодил… — Не успев договорить, Саймон осекся. Смятенного лица Эмили оказалось достаточно, чтобы в нем зашевелились последние крупицы совести.

— Ах нет! — выдохнула Эмили. — Все совсем не так.

— Ну конечно, — произнес Саймон, выдавив невеселую улыбку. — Я вас просто поддразнил. Простите меня. Откуда мне знать сюжет вашей истории? Это же вы пишете поэму.

— Вот именно. И уверяю вас, конец в ней будет счастливым. Я предпочитаю, чтобы все заканчивалось хорошо, понимаете?

— Скажите мне, мисс Фарингдон, если бы вам сегодня кто-нибудь дал десять тысяч фунтов, что бы вы с ними сделали?

Необыкновенное воодушевление исчезло как по волшебству. От внезапного вопроса Саймона мечтательный взор Эмили за стеклами очков стал вдруг спокойным и расчетливым. В глазах эльфийки заполыхало зеленое пламя проницательного и острого как бритва ума.

— Я бы купила несколько акций вновь образованного предприятия на канале, о котором недавно узнала; купила бы, пожалуй, несколько банковских облигаций и вложила деньги под четыре процента. С последним, впрочем, лучше быть поосторожнее. Изнурительная война с Наполеоном скоро закончится, и стоимость фондов может упасть. Следует сохранять легкость перемещений, когда имеешь дело с государственными деньгами.

— Замечательно, — пробормотал себе под нос граф. — Мне просто хотелось убедиться, что я имею дело… именно с той женщиной. На какое-то мгновение я засомневался.

Эмили моргнула:

— Что вы сказали?

— Да так. Изволю шутить. — Саймон улыбнулся. — Ваши финансовые советы превосходны, мисс Фарингдон. У нас с вами, кажется, сходная стратегия.

— Да? Вы играете на бирже?

— Помимо всего прочего, у меня широкий круг финансовых интересов.

Он остановил лошадей и привязал поводья к двум ближайшим деревьям, потом взял Эмили под руку и повел к большому валуну у пруда.

Он наблюдал, как она села, грациозно расправив тяжелую юбку своей амазонки. На мгновение он даже забыл о цели, любуясь движением ее рук, разглаживающих складки, но быстро одернул себя. Пора приступать к задуманному.

— Вы не представляете, что значит для меня наша встреча, — сказал он, устраиваясь возле Эмили и глядя на пруд. — Я часто рисовал в своем воображении это место. И всегда рядом представлял вас. Когда я прочел ваши стихи, то понял: вы должны любить это место, как и я.

Она, прищурившись, смотрела на поросшие травой берега и неглубокий округлой формы прудик:

— Хотите сказать, что мне удалось точно передать пейзаж, милорд? Вы уверены, что узнали именно это место из описания в моих стихах?

Граф проследил за ее взглядом, вспоминая дни своего одинокого отрочества, когда он убегал сюда, прячась от гнева хладнокровного тирана отца и от бесконечных укоров болезненной, вечно недомогающей матери.

— Да, мисс Фарингдон. Вы были очень точны.

— Здесь так красиво. Я часто прихожу сюда, чтобы посидеть в уединении, поразмыслить над своей поэмой «Таинственная леди». А теперь, когда я знаю, что и вы имели обыкновение приходить сюда, это место значит для меня еще больше.

— Вы мне льстите.

— Я говорю правду. Странно… — Она повернулась к нему, с самым глубокомысленным видом сдвинув брови. — Прочитав ваше первое письмо, я сразу почувствовала: вы мне очень близки. Это просто чудесный подарок судьбы, что мы обрели друг друга в нашей переписке.

— Просто восхитительный подарок судьбы. Саймон подумал о том, сколько долгих недель он ломал голову в поисках наилучшего подхода к мисс Фарингдон. Письмо, написанное ей под предлогом, что он наслышан о ее увлечении поэзией, показалось в конце концов самым быстрым и легким способом вновь ступить на порог Сент-Клер-Холла.

— Я поняла из первого же вашего послания, что вы удивительный человек, милорд.

— Это я был поражен, поняв, что переписываюсь с необыкновенной женщиной. — Саймон галантно поднес к губам ее руку и поцеловал.

Эмили задумчиво улыбнулась.

— Я так долго мечтала об взаимоотношениях, подобных нашим, — призналась она.

Он метнул на нее оценивающий взгляд… Эта женщина уже почти влюбилась в него. В очередной раз Саймон захлопнул дверь перед назойливым чувством вины, которое билось где-то в глубине его души.

— Мисс Фарингдон, а какими вы видите наши взаимоотношения?

Она покраснела, ее глаза засверкали воодушевлением.

— Очень чистыми, милорд. Скажем, отношениями более высокого порядка, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Более высокого порядка?

— Да. Наши отношения видятся мне чисто интеллектуальными. Отношения, которые существуют уже в метафизическом мире. Дружба, основанная на родстве душ и взаимопонимании. Иными словами, духовное общение, милорд. Союз, не омраченный низменными помыслами и соображениями. Наши чувства иного — высшего — порядка…

— Вот черт! — не выдержал Саймон.

— Милорд? — Она взглянула на него с таким невинным удивлением, что ему вдруг захотелось ее встряхнуть.

Неужели в жизни она столь же наивна, сколь и в своих стихах? В конце концов, ей уже двадцать четыре, да и в прошлом у нее то самое пикантное приключение, о котором упоминали Гиллингемы.

— Боюсь, вы переоценили степень моего благородства, мисс Фарингдон, — заговорил он, забыв о галантности. — Я приехал в Хэмпшир вовсе не затем, чтобы взращивать призрачные метафизические отношения с вами.

Сияние ее глаз мгновенно померкло.

— Простите, милорд?

Саймон стиснул зубы и снова взял ее за руку:

— Я приехал сюда с более прозаической целью, мисс Фарингдон.

— И с какой же, милорд?

— Я здесь, чтобы просить вашей руки.

Последовавшая реакция была совсем иной, нежели можно было ожидать от старой девы с далеко не безупречным прошлым, которой следовало, конечно же, прийти в неописуемый восторг, услышав о намерениях графа говорить с ее отцом о предстоящем браке.

— Черт подери! — выпалила Эмили.

Саймон окончательно потерял терпение с этой странной особой, которая сидела сейчас с ним рядом.

— Ну все, хватит, — заявил он. — Сдается мне, мисс Фарингдон, что самое время найти верное средство прекратить романтические бредни о любви на метафизическом уровне, которыми вы пичкали себя все эти месяцы.

— Милорд, о чем вы?

— Ну как же, разумеется, о пылких чувствах, мисс Фарингдон. — Он рывком притянул ее к себе и крепко обнял. — Чрезвычайно любопытно посмотреть, действительно ли вы к ним так уж стремитесь.

Примечания

1

Роберт Саути (1774–1843) — английский поэт, представитель «Озерной школы».

2

Уильям Вордсворт (1170–1850) и Сэмюэл Тейлор Кольридж (1772–1834) — английские поэты, представители «Озерной школы».