Маленький секрет хорошей девочки

Алёна Черничная, 2023

Я забеременела в восемнадцать. В мои планы это не входило, как и в планы отца ребенка. Андрей Никольский, сын известной четы врачей Никольских, а я девочка из детского дома. Такая невестка им была не нужна. И еще неродившийся внук или внучка тоже. Андрей без раздумий отправил меня на аборт, и его мать помогла это устроить.А я сбежала, решив рожать. Вычеркнула из своей жизни все, что связано с этой семейкой.Но все изменилось, когда мой сын неожиданно оказался единственным наследником семьи Никольских…

Глава 8

Лера

— В маленькой кастрюльке пюре, в кувшине компотик, но много не давайте…

— Детка, не переживай. Всё у нас хорошо. Пашенька, скажи мамочке, чтобы шла и спокойно грызла гранит науки.

Слышу в трубке родной голосочек сына и его попытки что-то рассказать мне на своём тарабарском языке. Моя улыбка тянется до ушей, пока я перескакиваю ступеньки вверх по университетской лестнице.

Прошло полчаса, как я вышла из дома, и беспокойство никак не перестаёт меня догонять. Я по пальцам могу пересчитать дни, когда оставляла Пашу либо с Викой, либо с тетей Нюрой, нашей соседкой снизу. Очень милая и заботливая бабуленька лет шестидесяти. Мы познакомились с ней прямо в день переезда.

Так вышло, что почти сразу после той истории с Никольскими Вике предложили хорошую работу, но в другом городе. И моя сестра бескомпромиссно решила, что мне нужно ехать с ней. А я и не сопротивлялась. В этом месте меня больше ничего не держало. Ходить по улицам и бояться встречи с Аллой Сергеевной желания не было. Мне больше никак не хотелось соприкасаться со всей реальностью, связанной с Андреем…

Так мы и оказались в другом городе. Снова съёмная двухкомнатная квартира, а я уже пузатая. Но мы с сестрой выстояли, сумели обойти все углы и справиться со сложностями.

Правда, Пашку я родила немного раньше срока, под самый Новый год. И теперь моему богатырю чуть больше годика. Всё это время я старалась не сидеть на шее у сестры. Приловчилась между заменами памперсов и кормлениями грудью заниматься переводами текстов с английского: то контрольные работы для заочников, то различные тесты и сочинения. Всё это тяжело… Да, без изысков, но у Пашки есть всё самое необходимое.

А из академического отпуска я вышла уже в другой университет. Правда, на заочное. Но всё, что связывало меня с тем кошмаром, я без сожаления оставила там, в том городе. И только в тёмно-карих глазах Пашки иногда вижу его отца…

— Тёть Нюр, спасибо. Что бы я без вас делала, — говорю с самой искренней благодарностью, а взглядом тем временем ищу нужный номер аудитории.

Сегодня пошла вторая неделя моей первой сессии в новом университете. И я ещё плохо ориентируюсь во всех этих лабиринтах из коридоров и корпусов.

— Занимайся, Лерочка, своими делами. Мы с Пашенькой дружим, — щебечет тётя Нюра, а мой сын вторит ей звонким смехом.

Раздав всем по ту сторону динамика по тысяче поцелуев, я наконец сбрасываю вызов, а заодно нахожу и аудиторию, указанную в расписании.

Притормаживаю у двери, убираю телефон в задний карман джинсов, поправляю высокий ворот свитера и приглаживаю хвост, чуть растрепавшийся от снятой несколько минут назад шапки. Надеюсь, преподаватель меня пустит. Я всё-таки умудрилась немного опоздать на пару.

С опаской один раз стучу в дверь, открываю её и замираю на пороге аудитории-амфитеатра. Почти вся, от нижних рядов к верхним, она заполнена болтающими студентами. Это сбивает с толку. Наша-то группа точно гораздо меньше по своему количеству.

Я уже даже собираюсь выйти за дверь и сверить её номер с тем, что в расписании, но слышу через гул голосов громкое:

— Иванова, мы здесь!

Взглядом быстро нахожу машущую мне рукой одногруппницу Наташку у стола самого нижнего ряда в углу аудитории. Её каре баклажанного цвета и розовый свитер ярким пятном сразу бросаются в глаза. Подозрительно косясь на незнакомые лица, подхожу к Наташе.

— Привет. А что это? И кто это? — кладу свою сумку на стол и оглядываюсь.

— Ай, — отмахивается она, плюхаясь на скамейку, — что-то в расписании преподавателя напутали. Сегодня эта пара будет вместе с очниками.

Удивлённо приподнимаю брови, но и рта не успеваю открыть, как чёткий стук вонзается в рой голосов.

— Ти-ши-на! — громко чеканит преподаватель. Милый старичок в серой рубашке. Он колошматит по своему столу карандашом, а потом почему-то тычет им именно в меня. — Вы! Подготовьте мне доску.

Наташа сочувствующе улыбается, а я тихо вздыхаю себе под нос. Мельтешить на виду у такого количества глаз не прельщает, но покорно топаю на кафедру к доске.

И, пока стираю влажной тряпкой меловые каракули, вдруг вспоминаю, что не сказала тёте Нюре про готовую запеканку, стоящую в духовке. Чертыхнувшись про себя, одной рукой продолжаю махать тряпкой по доске, а второй лезу в карман джинсов за телефоном.

Надеюсь, тётя Нюра прочтёт моё сообщение до того, как блюдо в духовке совсем остынет. Но удаётся лишь разблокировать экран телефона. Резкий хлопок двери в аудиторию, и я подпрыгиваю на месте от неожиданности, чуть не выронив мобильный на пол.

— Опоздал. В пробку попал, да и возле нашего университета фиг припаркуешься, — густой бас эхом расходится по помещению.

— Уже десять минут как идёт пара, — бурчит препод. — Выезжать раньше надо.

— В четыре утра встал. Честное слово.

Не знаю почему, но я прислушиваюсь к мужскому голосу у себя за спиной. И мне становится даже интересно: и кто же это сегодня встал раньше меня? Мой же сон был нарушен настойчивым желанием Пашки начать познание мира именно без пяти пять утра.

Я осторожно кидаю взгляд через плечо в сторону входа в аудиторию. И по ней снова разносится грохот, потому что от колющего удара в сердце я разжимаю ладонь, а мой телефон плашмя летит на пол. И это привлекает внимание того самого, опоздавшего на пару парня. Он поднимает на меня взгляд, а я больше не дышу. Готова задохнуться здесь и сейчас.

Мой мир только что выдернули у меня из-под ног…

Его глаза…

Когда-то я смотрела в них и влюблялась всё больше с каждой секундой. Бездонно тёмные, цвета оникса, с чёрной, густой линией ресниц. В них такая притягательная тьма, что тебя окутывает их гипноз. Глаза, которые смотрят не на тебя, а в тебя. В самую душу… В этих же глазах я когда-то увидела и ад.

Это глаза Андрея. И у этого парня его глаза. Его четко выделяющаяся линия челюсти, скулы, подчёркнутые впалыми щеками. У него его губы: выразительно-напряжённые.

Но это не Андрей. Потому что он мёртв.

А этот парень сейчас приподнимает широкие брови, смотря на меня в упор. Его явно удивляет моя реакция. И я наконец понимаю, что глазею на него как умалишённая. На меня направлен взгляд не только этих тёмно-карих глаз, но и взгляды всех присутствующих в аудитории. Даже преподавателя. Ведь я так и стою возле доски, и телефон всё ещё валяется у меня под ногами, а стук сердца молотом отдаёт мне в голову.

Я и этот совершенно незнакомый мне брюнет словно сцепились взглядами. Не могу найти в себе силы разорвать этот безмолвный контакт глазами. Жуткий холод ползёт по моей спине, но всё равно — не могу.

Передо мной словно призрак из прошлого… Просто немного другой: ниже в росте, шире в плечах, с густыми чёрными волосами, уложенными ото лба. И одет как бравый рокер: кожаная косуха, чёрная футболка и потёртые чёрные джинсы. Лишь его белоснежные кроссовки как бельмо.

И только очередной удар карандаша преподавателя по столу выводит меня из коматоза.

— Я могу начать пару?

Я дёргаюсь к доске, бросая на её подставку тряпку, и, потупив взгляд в пол, поднимаю с него свой телефон. По аудитории вспыхивают смешки, а меня кидает в пекло. Воздух в лёгких готов прожечь грудь, потому что чувствую: парень успевает пройтись по мне взглядом, когда я пролетаю мимо него к своему месту. И, только сев за стол, понимаю, что у меня зуб на зуб не попадает и бешено трясутся пальцы. Едва выходит достать из сумки ручку, тетрадь и лекционные пособия по предмету.

— Ваша фамилия, молодой человек?

— Доронин, — басит парень.

— За опоздание вам минус полбалла в рейтинг, — цокает препод. — Садитесь на место.

— Доронин… — зачем-то одними губами повторяю я, а в ладонях до боли стискиваю шариковую ручку. Эту фамилию слышу впервые в жизни.

— Всё нормально? — тихо спрашивает Наташа, осторожно касаясь моей дёргающейся ноги под партой.

Утвердительно киваю, а сама боковым зрением наблюдаю, как тот парень усаживается на первую парту через ряд. Препод уже что-то громко вещает на всю аудиторию, а я слышу у себя голове только свои вопросы. Разве так бывает? Но в мире же встречаются двойники? Или, может, я тихо теряю рассудок? Тогда почему у этого парня глаза Андрея? Глаза моего сына…

Всё то спокойствие, что я смогла восстановить в себе по крупицам за всё это время, сейчас дало ощутимую трещину. Кто он вообще такой?

Меня как тянет повернуть голову туда, где сидит этот Доронин. И мой порыв берёт управление над моим телом и чувствами.

Я снова заглядываю себе через плечо. Вижу, что тот парень уже снял косуху, положил её на стол и сидит вполоборота, активно общаясь с соседом по парте. А предплечья Доронина до локтей украшены цветными узорами татуировок.

И такая дурацкая, но острая мысль проносится у меня в голове. Это же точно не Андрей. У него не было ни одного рисунка на теле. Он ненавидел тату. Я даже не отдаю себе отчёт в том, что просто тараню темноволосый затылок парня взглядом. Сама не знаю, чего этим хочу добиться. А добиваюсь лишь одного. То, как я пялюсь на Доронина, замечает его собеседник. С усмешкой что-то говорит ему, и тот резко оборачивается. Я не успеваю увести взгляд хоть куда-нибудь.

Снова вижу эти глаза, а Доронин расслабленно приподнимает уголки губ. Он улыбается мне. И через меня словно пропускают все двести двадцать. В эту секунду этот парень в татуировках становится похож на Андрея почти под копирку.

Знакомое ощущение покалывания касается кончиков моих пальцев и губ, а сердце выбивает хаотичную барабанную дробь. Кислород в лёгких становится тяжелее свинца. Я рывком хватаю сумку и вскакиваю с места, задевая свои вещи, лежащие на столе. Они летят на пол: тетрадь в одну сторону, ручки в другую; но мне плевать.

Его глаза… Господи, я же точно схожу с ума! Я вылетаю из аудитории под Наташкин перепуганный возглас:

— Иванова, куда ты?

Куда-нибудь туда, куда несут мои дрожащие ноги. И приносят они меня в конец коридора к огромному окну. Я бросаю сумку на подоконник и опираюсь на него руками. Сжимаю его край так, что он врезается мне в пальцы. Меня колотит. Не хватает воздуха. И глубокие вдохи и выдохи не дают мне успокоиться.

— Это какой-то бред, — шепчу я, мотая головой.

Ловлю ртом воздух, но тщетно. Его как будто возле меня нет. В панике хватаюсь за ручку пластикового окна. Хочу распахнуть его настежь. Мне нужно глотнуть холода, но ручку заедает. Я остервенело дёргаю её, пока не слышу у себя за спиной:

— Давай помогу.

И я каменею. Потому что справа от меня перед моими глазами появляется жилистая мужская рука с цветными татуировками. И уже через секунду в мои лёгкие врывается морозный воздух из окна. Один вдох, и я снова в реальности. Я оборачиваюсь, уже понимая, кого увижу перед собой. И не ошибаюсь. Доронин, склонив голову, внимательно обводит меня взглядом:

— С тобой всё в порядке?

Я молчу как рыба и просто смотрю на парня, стоящего всего в метре перед моим носом. Смотрю только на его лицо, взглядом скользя от одной черты к другой… Глаза, нос, губы… И вблизи ничего не меняется. Я вижу неоспоримо пугающее сходство с Андреем.

Но у этого парня более чётко пробивается щетина на подбородке. И по лицу рассыпано множество мелких родинок разных оттенков шоколада, а смоляная шевелюра, уложенная ото лба назад, слегка взлохмачена.

Никольский не имел таких ярко выраженных отметок на лице и всегда был идеально причёсан. Я зачем-то повторяю про себя, что это не Андрей… Глупо? Да. Но сердце моё колотится так, что мне нужно чем-то его успокоить.

— Ау, ты говорить умеешь? Или немая? — Густые брови, тенью нависающие над тёмно-карими глазами Доронина, сходятся у переносицы в одну линию.

Помолчав ещё секунду, я всё-таки выдавливаю из себя сиплое:

— Нет.

— Значит, говорить умеешь. Так с тобой всё нормально? Твой цвет лица идеальнее побелки, — Доронин продолжает хмуриться.

Я делаю ещё один осторожный вдох морозного воздуха, просачивающегося из приоткрытого окна за моей спиной. Он слегка приводит в чувство, когда отрезвляющим холодом добирается до лёгких. И у меня получается говорить внятно:

— Душно просто в аудитории.

— Ясно… — сухо тянет Доронин.

И между нами встревает тишина. Мы безмолвно стоим друг напротив друга. Он держится взглядом за меня, а я за него. Мне нужно отвести глаза в сторону, но такое дикое сходство с погибшим Никольским просто затормаживает. Вызывает неадекватное желание рассматривать лицо человека, которого я вижу впервые в жизни. Достаю из памяти смазанный и перечёркнутый временем образ Андрея…

И чем больше я пялюсь на Доронина, тем сильнее покрываюсь мурашками, а в его тёмных глазах проскальзывает откровенное недоумение.

И он первым прерывает эту неприятную тишину. Шумно вздохнув, Доронин засовывает ладони в карманы джинсов:

— Пойди сходи к медсестре, а? Ты бледнеешь с каждой секундой, — осторожно заявляет он.

— Я не знаю, где она… — бормочу отстранённо и продолжаю ловить взглядом мимику и эмоции на чужом лице.

Конец ознакомительного фрагмента.