Мыловарня леди Мэри

Алёна Цветкова, 2020

Я всю жизнь мечтала жить как нормальные люди: семья, дети, работа… Но не смогла даже нормально умереть. Вместо полета к свету, кинулась в сторону и оказалась в другом мире в теле юной девушки, потерявшей разум много лет назад во время болезни. И вроде бы мне наконец-то повезло, теперь я молода, красива, богата и собираюсь выйти замуж за соседа-барона… Но не все так просто, как кажется. И даже за право жить мне придется побороться…

Глава 4

На следующий день, сразу поле похорон, разительно отличавшихся сдержанностью и умиротворенностью — плакать и выть в этом мире не принято — нас с Михаилом Андреевичем повели на помолвку.

На мой взгляд, странное сочетание мероприятий, но, наученная горьким опытом, я молчала. Да и вымоталась я, замерзла. Столько времени ходить и стоять без возможности присесть отдохнуть мне было трудно. И в часовню на территории замка я шла, сжав зубы, на одном упрямстве. Мама-Васка вздыхала, но не говорила ни слова.

— Трофим, принеси стул, — приказал мой женишок, когда мы вошли в холодную и сырую каменную комнату с иконами и спиралью вместо креста.

Трофим тут же исчез, а падре недовольно сверкнул глазами:

— Сын мой, сидеть в храме Господа кощунство.

— Бог простит, — пожал плечами хам, — я не хочу овдоветь раньше, чем жениться.

Он стянул с себя кафтан, одним движением обернул вокруг меня и слегка надавил на плечи, усаживая на стул, который услужливо подставил Трофим.

— Начинайте, падре…

Падре забормотал молитвы, жених стоял рядом, а я сидела на стуле, укутанная его заботой, и не понимала, что происходит. Он же сволочь, которая пытается завладеть моим наследством! Хотя да, в его интересах, чтобы я дожила до свадьбы. Иначе достанутся ему рожки да ножки, а не состояние. Так что не обо мне это забота, а о моих деньгах.

А то, что сердце стучит как одуревшее, румянец во всю щеку от запаха здорового мужского тела и жар желания опалил до самой души… Это всего лишь реакция тела, не более. Мне же теперь снова восемнадцать. Пубертат.

Помолвка оказалась очень долгой, я успела повторно замерзнуть и окончательно вымоталась. Если бы не Михаил Андреевич, который в какой-то момент прижал меня за плечо к себе, я бы, пожалуй, свалилась и со стула. Черт возьми… Мне постоянно приходилось напоминать себе, что все это делается не ради меня, а ради моего наследства. А то так хотелось проникнуться к нему теплыми чувствами. Но я держалась. Почти. И когда все закончилось, холодно поблагодарила и ушла в сопровождении недовольной мамы-Васки, которая ворчала, что я могла бы быть полюбезнее…

— Мама-Васка, — остановила я ее, — я не в восторге от предстоящей свадьбы и не собираюсь притворяться, что мне нравится жених. И уж тем более не буду любезной с человеком, который женится на мне ради денег.

— Вам придется быть со мной любезной, Мария Львовна, — встрял в нашу беседу Михаил Андреевич, хватая меня под локоток с другой стороны, — вы моя невеста, и я не потерплю показного пренебрежения. Я прощаю вам эту выходку только потому, что вы, вероятно, за время болезни растеряли все знания по этикету. Но это дело поправимое. Ваши учителя уже прибыли. С завтрашнего дня ежедневно с утра и до обеда у вас занятия.

— Можете не беспокоиться, — выдохнула я, не стараясь скрыть свое возмущение, — скандалы при всех устраивать не буду. Но не надейтесь на мою благосклонность.

— Меня это вполне устраивает, — холодно закончил разговор женишок, стирая, как ластиком, все набранные во время помолвки очки.

Со следующего дня начались занятия. Я готова была грызть гранит науки, но преподавали совсем не то, что казалось нужным мне. Этикет, молитвы, танцы, музыка, вокал и рукоделие, несомненно, очень интересные и необходимые каждой женщине предметы, но мне-то нужно было другое. И даже не только чтение и письмо, но математика, юриспруденция, экономика, политология… Полагаю, именно эти предметы необходимы для получения гражданства.

Но мой жених не был заинтересован в том, чтобы у меня что-то получилось.

Я попыталась пожаловаться падре, но… Падре погладил меня по голове, как маленькую девочку, и снова посмеялся над моими желаниями. Ему тоже не нужно было ничего более статуса дееспособной.

Учитель по этикету, чопорная и худая до истощения пожилая женщина, похожая на англичанку-аристократку в сотом поколении, давно рассказала мне, что получение гражданства — двухступенчатая процедура, которую проходят все юноши и девушки в двадцать один год. После успешного прохождения первой ступени человек считается взрослым и дееспособным. И только потом, если желает большего, идет на вторую ступень.

При том, что формально в этом мире равноправие мужчин и женщин, фактически почти все девушки не являются гражданами. Их этому просто не учат, как я поняла. Этикет, музыка, танцы, молитвы и рукоделие — полный перечень предметов в процессе обучения девушек. И не все из них даже умеют читать.

Надо ли говорить, что меня это не устраивало совершенно… Я не собиралась отдавать свое состояние наглому соседу.

И через две недели после начала учебы решительно открыла дверь кабинета:

— Я хочу научиться читать, — заявила я с порога.

Бесцеремонно вошла и присела на тот же стул, что и в прошлый раз. За это время я окрепла еще больше и теперь ходила самостоятельно, опираясь на трость, которую по моей просьбе вырезал из дерева Трофим.

— Мария Львовна, вы откровенно плохо справляетесь и с тем, что вам уже преподают, — не поднимая глаз от кипы документов, ответил жених, — учителя жаловались на ваше нежелание заниматься.

— Я хочу научиться читать! — сверкнула я глазами. Возможно, был и другой способ изобразить из себя ребенка, но я не придумала ничего умнее, кроме как изводить учителей капризами. И только наедине с верной мамой-Ваской я позволяла себе быть собой. А она, если о чем и догадывалась, то молчала.

— Хорошо, — сжал губы в ниточку недовольный жених, — я сам буду учить вас. Два раза в неделю после ужина. Но если вы будете вести себя так же, как на занятиях, или я увижу, что вы не справляетесь, мы навсегда закроем этот вопрос. Вы все поняли?

Я кивнула, сползла со стула и, обиженно надув губы, отправилась к себе.

Внутри я ликовала. Библиотека в замке огромная. И хотя книги по большей части были рукописные — оказывается, книгопечатание изобрели чуть больше полувека назад — это не делало знания, скрытые в них, менее ценными.

Михаил Андреевич сдержал слово. Он учил меня на совесть, а я старательно делала вид, что мне сложно. На самом деле читать я научилась буквально через несколько занятий, благо принципы написания слов в наших мирах были идентичны. Никаких тебе иероглифов, рун или клинописи. Одна буква — один звук.

Прочитав для тренировки несколько детских книжек, я начала искать информацию о требованиях для получения гражданства. Помимо теоретических знаний, требовалось на практике доказать способность руководить своим поместьем. И это был полный крах всех моих надежд… Если бы папенька был жив, у меня был бы шанс стать ему помощницей. Но сомневаюсь, что мой жених, он же опекун и управляющий поместьем, допустит меня до такой работы…

Мне нужен был другой способ… И я несколько дней ломала голову, думая, что предпринять.

— Мыла совсем мало осталось, — ворчала Васка, намыливая мне голову. Я сидела в горячей воде в большой лохани и снова думала о своих проблемах. — Говорила я Льву Алексеевичу, что фанкийского мыла больше нужно… теперь как бы до следующего лета дотянуть… пока купцы из Фанкии приедут…

— Мыло? — встрепенулась я. — Мама-Васка, а у нас, в Русине, разве мыло не варят?

— Варят, — она никак не могла успокоиться, — да вонючее оно… только для стирки и подходит… не стану я таким тебя мыть, Марусенька…

Какая разница, на чем доказывать свои возможности? Крупное предприятие ничем не хуже крупного землевладения. А если в моей стране так тяжело с душистым мылом… Что же… Я смогу удовлетворить самый изысканный спрос.

— Мама-Васка, — завизжала я и, выпрыгнув из лохани, обняла старуху, — ты гений! Я открою мыловарню!

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Это только кажется, что открыть мыловарню проще простого, если знаешь, как делать мыло. На самом деле адаптировать известную мне технологию варки мыла к местным реалиям — задача сложная.

Во-первых, здесь не было химических заводов, которые производят химически чистую щелочь. Да, как и любой мыловар, я знала о существовании и технологии производства поташа из золы, но поташ содержит в основном калиевую щелочь, которая используется для приготовления мягкого мыла. А мне нужен был гидроксид натрия… Но как заменить калий на натрий, я не знала.

Во-вторых, для расчета пропорции масел и щелочи я всегда использовала мыльный калькулятор из интернета. Здесь же такая роскошь мне была недоступна. А также лакмусовая бумага для определения PH мыла, термометр, миксер, электронные весы…

Сначала я решила попробовать пойти легким путем. Пробралась «тайком» на кухню, ко мне в доме относились как к ребенку, нагребла из печки золы, залила водой, выпарила полученный щелок, а потом смешала с маслом… Мыло получилось. Точно такое же, какое делали другие: мягкое, неприятного цвета и вонючее. А пигментов и ароматизаторов у меня тоже не было. Было эфирное масло из Фанкии, которое мама-Васка добавляла в воду для купания. Но если лить его в мыло, то дешевле дождаться купцов.

Такой результат меня не устраивал совершенно. И я стала думать… Тем более это единственное, что я могла делать без опаски спалиться. Когда тебе сорок, изображать восемнадцатилетнюю девицу, которая «проснулась», потеряв пятнадцать лет жизни, очень сложная задача. Труднее, пожалуй, была только речь. Я до сих пор говорила с трудом, часто запиналась и заикалась, не в силах справиться с непослушным и неповоротливым языком.

— Мария Львовна, вы опять отвлеклись от вышивки, — привычно выговаривала мне учительница по важным наукам, — вам нужно постоянно тренироваться, чтобы стежки выходили ровными, и вышивка стала красивой.

Мама-Васка, которая сидела на уроках по рукоделию вместе со мной, подслеповато щурясь, тыкала иглой в ткань, растянутую на деревянных пяльцах. Ей страшно нравилось, и она говорила, что в молодости была знатной вышивальщицей. Но меня такая слава не прельщала. И вышивала я только для развития мелкой моторики рук.

— Скучно, — сморщила я нос и швырнула пяльцы в угол, — я не хочу вышивать. Я хочу быть лекарем, как дядя Евстигней!

— У вас не получится, — улыбнулась учительница, — чтобы стать лекарем, нужно много учиться, а вы ленитесь.

Она единственная почти не жаловалась Михаилу Андреевичу на мои выходки. Сначала я думала, что из-за излишней доброты и мягкости. Но почему-то именно на ее занятиях я вела себя лучше всего… На танцы, к примеру, я вообще ходила через раз, доводя учителя танцев, довольно симпатичного юношу с томным взглядом поэта, до отчаяния. И моему жениху приходилось угрожать, что он не станет меня учить читать и писать, если учитель танцев еще раз пожалуется, что я игнорирую его занятия.

— Получится! — я болтала ногами. — Я буду лечить людей… или стану кухаркой, как тетка Нюрка. У нее на кухне интересно.

— Да, я слышала, что вы изводите бедную Нюру… И судя по вашему повышенному интересу к печам, вы имеете все шансы стать трубочистом, Мария Львовна.

— Не трубочистом, а Золушкой!

— Ты, Марусенька, и так уже Золушка. Не пристало баронессе возиться с грязью, — вставила свои пять копеек мама-Васка. Ей моя идея варить мыло не нравилась категорически. Настоящие баронессы, по мнению мамы-Васки, не должны иметь никаких забот и хлопот, кроме одной — быть любезной с будущим мужем.

— Золушка вышла замуж за принца! И стала королевой!

— Принцу всего семь, — учительница снова сунула мне в руки ненавистные пяльцы.

— А мне, — я вздохнула, — восемнадцать… я такая старая.

Не знаю, что вышло бы в итоге со всем моим притворством, но через два месяца после моего попадания произошло то, что изменило мою жизнь…