Лесниковы байки. Волчья Тропа

Алёна Берндт (2025)

Все мы слышали в детстве сказки про Хозяина леса, Лешим он зовётся. Множество сказок и легенд рассказано про невидимую человеку силу, а уж кому, как не старому Леснику деду Матвею известна самая правдивая из этих историй! Быль или небыль, сон, или всё это наяву приключилось с героем рассказа, молодым парнем по имени Николай, когда попал он на Волчью Тропу? Вернётся ли он обратно, в свой мир, к любимой невесте Катерине или сгинет там, где переплетаются миры…

Глава 2.

Надолго приступил буран, понял Николай, что не выйти ему к лесу, только хуже заплутает, а так и до беды недалеко. По краю Степешина лога овраг идёт, со снежными наростами, и не почуешь сперва, что по снежной «крышке» идёшь, а поедет она, и окажешься на дне оврага…

Огляделся охотник, придётся видать пережидать буран в открытом поле, а тут ведь и огня не развести, даже малого…

Вдруг смотрит Николай — рысь сидит неподалёку, та самая. Да глядит на него, склонив голову, и хвостом по снегу метёт. Близко подошла, чуть не у самой нарточки сидит.

— Что, понравилось тебе мясцо? — усмехнулся Николай, — Виш, буран какой меня в пути застал. Мне бы только до ельника старого добраться, там пережидать сподручнее. Да не видать ничего… Может, ты ведаешь, в какую сторону идти мне?

Николай говорил больше для того, чтоб себя как-то ободрить, ведь хоть и бывал он и не в такой переделке, а всё же страшно пропадать… дома Катерина ждёт, жизнь свою молодую тут сложить жалко, за просто так.

А рысь встала и пошла, мягко ступая пушистыми своими лапками по снегу, ну вот, подумал Николай, вовсе один теперь тут останется. Но рысь остановилась, обернулась на него, словно спрашивая, мол, чего ты возишься, идёшь или нет? Сколько, дескать, тебя ждать-то!

Николай нарточку свою подцепил скоренько, и пошёл за рысью вслед. А та отбежит чуть, да дожидает, пока путник её нагонит, буран всё гуще метёт, снег лицо Николаю сечёт, глаза застилает. Долго шли, Николай уже подустал и задумался, может зря он этой пушистой ведунье доверился? Но тут прямо перед ним встал тёмной стеной высокий еловый лес, спасение!

Рысь сидела у широких еловых юбок и смотрела на Николая, чуть прищурившись и разметая снег пышным своим хвостом.

— Спасибо тебе! — сказал Николай, — Довела, не дала сгинуть! Обещаю тебе, никогда ни одной рыси не убью, всех твоих сородичей почитать буду, как свою родню! Сейчас вот устроюсь на отдых, и мяска тебе дам, не убегай покуда далеко-то!

Рысь тряхнула ушами и повела головой, а потом исчезла среди густых еловых ветвей. Николай огляделся. Определить, в какой части Степешина лога он оказался, было невозможно, придётся пережидать буран, чтобы к озеру свернуть.

Он снял лыжи и стал устраивать себе укрытие — выбрав три большие ели, стоявшие стволами близко друг к другу, он стал переплетать их ветви меж собой, делая себе этакую хвойную крышу. Скоро убежище было готово, Николай нарубил лапника на подстилку и достав из-за пазухи кусок сухой бересты, стал разводить огонь.

Тоненькая струйка дыма появилась над хворостом, огонь пусть и нехотя, но разгорался, Николай протянул к нему озябшие руки. Теперь-то не пропадёт, никакой буран не страшен — еловую крышу уже припорошило сверху, и в его укрытии потеплело, а скоро и костёр разгорится, ничего, справится.

Нестерпимо хотелось пить, и Николай навесил котелок, нужно подкрепить силы. Высунулся из своего укрытия, нет ли поблизости его пушистой помощницы, он достал из поклажи мясо и хлеб, но рыси нигде не было. Тогда Николай стал разогревать себе ужин на костре, запах привлечёт её, чай уж и придёт.

А на тот случай, что еще и хищник какой учует поживу, Николай приготовил ружьё. Буран бушевал не на шутку, там, в вершинах елей бесновался ветер, а здесь, внизу, в устроенном Николаем укрытии было тихо.

Николай завернулся в овчину, привалился к нартам и задремал. Судя по всему, коротать ночь ему придётся здесь, а до заимки он доберётся лишь на четвёртый день пути. Ну да ничего, он привышный к такому. А там, на старой Каркылаевской заимке, возле родника банька есть, по-чёрному топится, да зато как жар держит — все кости жаром проберёт!

Утром буран ушёл, рассвет занимался с востока тонкой ниточкой вызолотив краешек неба над оврагом. Николай вышел из-под деревьев и огляделся, воздух был прозрачен, но теперь приморозило. Оно и хорошо, идти удобнее по такому снегу, чем по рыхлому «одеялу»!

Охотник узнал местность, рысь привела его как раз туда, куда нужно, здесь, за Степешиным логом как раз и начиналась тропа к озеру Санадыш. Пора собираться, и так уж заспался, может и поспеет до ночи на заимку дойти, ежели хорошим ходом пойдёт.

Ушедший буран покрыл лёд замёрзшего озера белой накидкой, искрящейся в лучах морозного зимнего солнца. По переметённой пустоши резво шёл охотник, под его лыжами взвивалась снежная пыль, половина пути была уже позади.

Николай не знал усталости, глядя на простёршееся перед ним заснеженное озеро. Удача ему благоволит, он благополучно переждал неожиданную непогодь, а впереди уже показались сопки, теперь оставалось только их миновать, и откроется ему таёжный простор.

Ранние зимние сумерки застали Николая уже у сопки, он остановился на короткую передышку. Небо было чистым, кое-где уже загорались звёзды, значит и устраивать себе ночлег нет резону — до заимки ходу оставалось часа на три-четыре, скоро выйдет луна и в её свете путь будет видно, как днём.

Зимнее безмолвие было привычным для Николая, много времени он провёл в тайге, но сейчас огляделся кругом, надеясь увидеть свою нежданную пушистую помощницу. Но рысь так далеко не пойдёт — за озеро, у неё свои владения….

По знакомым приметкам Николай легко шёл к Каркылаевской заимке, над лесом взошёл месяц и провожал его своим светлым ликом освещая путь. Вот и последняя сопка, за нею тайга уже не имела края, и вот как раз под боком невысокой сопки, прозванной в народе Каркылай, и угнездилась небольшая избушка, почти наполовину теперь занесённая снегом. Почерневшая труба торчала из снежной шапки, а чуть ниже, у ручья, который вытекал из незамерзающего даже в сильный мороз родника, стояла и та самая вожделенная Николаем банька.

Ручеёк спускался ниже, к круглому как блюдце озерку, охотники прозвали его «Лисий глаз», потому что вода в нём была янтарного цвета от опадающей в озеро листвы.

Усталость сразу навалилась, как только завидел Николай избушку, всё же столько шёл без отдыха. Ясная ночь и небесный звёздный купол простёрлись далеко над тайгой, до самого края, месяц висел над сопкой и от его света блистало озерцо.

— Эх, — вздохнул довольно Николай, и заскользил по склону к избушке.

Вскоре над трубой завился дымок, Николай уж орудовал лопатой, разгребая дорожку к бане и навесу с дровами. Каждый, кто здесь на заимке бывал, запас дров оставлял после себя, и под лежанкой в избушке, и под навесом. Таковы были негласные традиции. А на полочке у печи лежало огниво и мешочек с солью.

Закончив кидать снег, Николай остановился, оглядывая озерцо и небо за лесом. Рассвет бы ещё далеко, и спешить было уже некуда, завтра он выспится, будет обустраиваться здесь на долгую зимовку, вот тогда и баньку себе справит, наварит горячей каши, а то в дороге соскучился по горячему-то.

Родник звенел в обледеневших бережках, бежал среди высоких елей в низину, нёс прозрачную свою воду в Лисий глаз. Николай вдруг приметил, что на широкой ветви сидит… она! Его знакомица, пушистая рысь, шубка её серебрится в ярком свете месяца.

— Пришла? — усмехнулся Николай, — Ишь ты, красавица! Остереглась бы ты, так близко к людям подходить. Эдак любой охотник тебя обидеть сможет! Как завидишь человека, убегай подальше!

Рысь глядела на охотника, склонив голову набок, кисточки на ушках чуть подрагивали, будто слушала и всё понимала.

— Ну, ступай. И я спать лягу, устал дюже, да и продрог в дороге. Вот теперь и кожух просушу, у горячей-то печки!

Николай махнул рукой нежданной гостье, и та исчезла среди еловых ветвей. В избушке уже потеплело, небольшая, на совесть сработанная умелыми руками печь хорошо отдавала тепло, в закопчённом горшке булькала каша… но вот на душе у Николая стало от чего-то тревожно.