Лесниковы байки. Волчья Тропа

Алёна Берндт (2025)

Все мы слышали в детстве сказки про Хозяина леса, Лешим он зовётся. Множество сказок и легенд рассказано про невидимую человеку силу, а уж кому, как не старому Леснику деду Матвею известна самая правдивая из этих историй! Быль или небыль, сон, или всё это наяву приключилось с героем рассказа, молодым парнем по имени Николай, когда попал он на Волчью Тропу? Вернётся ли он обратно, в свой мир, к любимой невесте Катерине или сгинет там, где переплетаются миры…

Глава 6.

Николай проснулся, словно из омута вынырнул. Вокруг царила темнота, он посмотрел в окно и увидел звёздные россыпи, над лесом висела полная, огромная луна, заливая жемчужным светом широкий луг и озёрную гладь.

Кое-как поднявшись, он спустил с кровати ноги и прикрыл глаза, потому что всё вокруг него вдруг завертелось. Подождав, когда в голове проясниться, Николай оглядел комнату. На столе стояла кружка с водой, и он выпил всю, потом заглянул в крынку, там был отвар каких-то трав, он выпил и его.

Сил прибавилось, в голове прояснилось, и Николай стал думать о том, что же с ним произошло, и где он оказался…

«Наверное, я умер, — думал он, — Этот человек, похожий на медведя, убил меня… и теперь мне всё мерещиться. Остяк мне рассказывал, легенда есть у них про Арка, человека-медведя, который хранит этот край…И теперь, после смерти, он наказывает меня…»

Николай немного озяб, в окно веяло утренней прохладой с озера, за лесом небо уже светлело, гасли звёзды — с востока катился рассвет. Звонко запел горластый петух, и Николай удивился — вот же, и на том свете есть петухи да куры, надо же, диво какое.

В доме послышались шаги и в комнату вошла Марья. Увидела сидящего у окна Николая, она заулыбалась.

— Ну, гляжу сдюжил ты, Николай. Отступила болезнь, теперь силы набираться будешь.

— Марья, благодарствуй за заботу. Кабы не ты, и вовсе худо мне пришлось. Только скажи ты мне Бога ради… где я? Я помер и попал на тот свет? Почему… ведь была зима, я провалился под лёд… и оказался здесь, где лето…

— Давай-ка, ложись сперва, окутайся. Ты слаб ещё, нельзя тебе. Не знаю, как тебе ответить, — покачала головой Марья, — Ты себя чувствуешь мёртвым?

— Н… нет… я не знаю… но как же… лето?

— Лето, — согласилась Марья, — Ирвил пожалела тебя. Брата своего не послушала, bАркыная тоже упросила, оставить тебя в живых, а он ведь убить тебя хочет. И сейчас не смирил гнев… да разве можно такое простить? Прав он — всё тебе дадено было, благоволил тебе Ирбис, гор и тайги хозяин, а ты чёрным злом ему отплатил. Зверя стал бить без счёту и нужды, хотя дано тебе было, сколько надобно, и удача была при тебе. Потому и пришёл на заимку к тебе шатун, рассердил ты хозяина неблагодарностью своей, да алчностью — всё тебе было мало. Всё у тебя и забрали, всю добычу — в науку. А потом и вовсе зло тебя обуяло… Анийян убил, и сыночка её… Им ведь своя жизнь назначена была, а ты решил, что можешь вершить — кого жизни лишать.

— И… что теперь со мной будет?

— Не знаю… я и сама здесь оказалась… свои у меня грехи. Только после, когда меня отпустили, не захотела я возвращаться. И мне позволили здесь остаться, теперь вот тебя выхаживаю… Может и ты не захочешь обратно.

— Как же, у меня там Катерина… как она без меня? Я только… дом у нас новый, свадьбу играть собрались.

— Ладно, что судить-рядить. Не тебе теперь своей судьбой распоряжаться, и коли позволят искупить да вернуться — так тому и быть.

— Я не знал… что это люди… медведица та, — пробормотал Николай, — Охотник тем и кормится, испокон веков так пошло! За что же меня-то?

— Вот в том и дело — когда поймёшь, за что, тогда может и вернёшься. Видать, судьба такая у тебя, и не дано людям знать, что боги им уготовали.

Пришло утро, Николай вышел из комнаты, где провёл в болезни невесть сколько времени, и осмотрелся. Лежал он в небольшой светёлке, а сам дом был большим, с высоким потолком и большой расписной печью. Широкий дубовый стол, гладкий, был покрыт льняной дорожкой, на которой стоял медный самовар. Всё как у людей, вот только одно — угла красного с образами, как у всех добрых людей — в избе не было.

Марья указала ему на стоявшую у края стола кружку, рядом лежала краюха хлеба. Николай почувствовал голод, и вмиг всё съел и выпил. Молоко было парным, вкусным, давало силы и напомнило Николаю его далёкое детство, когда родители были ещё живы, и матушка доила добрую и спокойную Белуху…

— Марья, давай работы какой, — сказал Николай, — Не зря ж ты меня выхаживала, пора и мне за добро отплатить.

— Баню поди затопи, тебе отпариться надо, — улыбнулась Марья, — Повезло тебе, Николай, что цел-невредим остался… мороз, он никого не щадит.

Николай оглядел двор. Ничего приметного в нём и не было — двор как двор, позади дома огород посажен, куры ходят, всё как в обычной деревне, в какой двор ни загляни. И баня была обычная, принялся Николай воду носить, печку затопил, руки-то соскучились по работе. Потом присмотрел, что ещё во дворе мужицкого догляду требует, всё переделал.

К вечеру во двор прибежали двое парнишков, черноглазых и крепеньких, словно боровички, увидев Николая во дворе, притихли, и поглядывали на него с опаской, прокрались к крыльцу и шмыгнули в дом, где Марья управлялась у печи, налаживая горшки в печь.

Николай приглядел в амбаре кое-какой инструмент в ящике, достал оттуда короткий, порядком уже сточенный ножик, потом подобрал в дровнике пару деревяшек. Резать-то его научили, дядька у него был мастер на это дело, в семье которого Николай после смерти родителей жил. Поколдовал над деревяшками недолго, и появились тут же коник небольшой, и медведь, чуть поболе. После пошёл Николай в дом, знакомиться.

— Ну вот, уже и баня поспела, — сказал он Марье, мальчишки сидели у стола и пили молоко, а увидав его присмирели, притаились.

— Ну, пострелята, допивайте, сейчас вас сперва отпарю, после и Николай наш пойдёт, — Марья ласкового погладила мальчишек по головам, — Ему опосля хвори надобно косточки отпарить. Ну, Николай, вот погляди, это мои ребята, Василёк и Федюнька.

— Нате-ко, вот вам по игрушке сладил, — сказал Николай и улыбнулся, увидев, как заблестели ребячьи глаза, — опосля получше сделаю, пока-то по-быстрому вот сострогал.

— Благодарствуй, дяденька, — сказал робко Василёк, он был постарше, — Как ладно ты умеешь, вот бы и мне так научиться.

— Ну, было бы старанье, коли захочешь, так я тебя и научу, — сказал Николай, мир да лад между ними был установлен.

После бани, когда все в благостном настроении сидели у самовара, Марья рассказывала мальчишкам сказку, а те клевали носами.

— Умаялись за день, пострелята. Ну, подите спать, — Марья отправила ребят, а сама налила себе чай в блюдце.

День угасал за лесом, с востока шла на деревню ночь, устилая небосвод синим покровом и зажигая одну за одной бусины звёзд.

— Это твои что ли? — спросил Николай, кивая на светёлку, куда мальчишки ушли.

— Ну, теперь мои. Отец ихний по весне пропал, рыбалил на большой воде, да сгинул, потонул видать. А зимой мать не уследила, с устатку заснула, самой ведь всё приходилось теперь делать, вот по дрова в лес сама пошла, вернулась уставши сильно. А ночью печка угар дала, вот и… теперь я им и за мать, и за отца.

Заснул Николай быстро, и спал в ту ночь без сновидений, а рано утром, когда рассвет только занялся, тронула его Марья за плечо, склонившись над ним:

— Вставай, Николай. Нынче пора дело справлять, коли ты решишься… Аркынай скоро придёт за тобой.

Николай поднялся, беспокойно стало на сердце, что ему предстоит сделать, какое наказание ему назначат за содеянное?