Фрейя. Ведущая волков

Аля Файпари, 2024

В Диких Землях нет никого страшнее, чем клан дикарей Кезро… Фрейе было семнадцать, когда этот злой рок обрушился на ее деревню, оставив после себя лишь холмы пепла. Дикари сожгли все вокруг дотла. Лишенная дома, потерявшая всех, кого любила, девушка была вынуждена выживать в диких лесах, прибившись к волчьей стае. Однако едва суровые метели сменились мягкими ветрами, ее настиг новый кошмар. Кезро взяли девушку в плен, но Фрейю выторговал суровый незнакомец. Его намерения чисты. Вот только железный браслет на предплечье говорит о нем больше, чем кажущаяся искренность зеленых глаз. Как можно верить тому, кто заключил союз с извергами? Фрейя ни перед кем не преклонит колен. Она подавит боль и будет ждать часа расплаты. Но, пережив суровые испытания, кровь и жестокость сражений, обретет ли она путь к свободе?

Глава 9

Фрейя

Солнечный луч назойливо проникал сквозь мои трепещущие веки. Прикрыв ладонью глаза, я раздраженно перевернулась на другой бок. Тут будто прорвалась плотина, и в следующее мгновение до моих ушей одновременно донеслись громкий собачий лай, заливистый детский смех и оглушающий топот маленьких ног по дощатому полу, которые тут же были прерваны грозным шиканьем. Где-то хлопнула дверь, и все резко стихло.

Я резко приподнялась, но сразу рухнула обратно, подавив крик. Боль, пронзившая плечо, прогнала остатки сна. Я по-волчьи поджала под себя правую руку и прислушалась к ощущениям. Лихорадка отступила, хотя тело все еще била мелкая дрожь, и чувствовалась неимоверная слабость. Мысль о выздоровлении не вызвала у меня никаких эмоций, кроме сильной усталости. А еще я была страшно голодна.

Я медленно села и настороженно осмотрелась.

Комната была совсем маленькой и практически пустой. Кровать прямо под большим окном, которая жутко скрипела при любом движении. Крохотный, аккуратно сколоченный столик с разложенными на нем снадобьями и повязками. В углу стояло небольшое ведро для отхожих дел, которым я тут же не преминула воспользоваться.

Когда возвращалась обратно к постели, я ощутила, что что-то сильно стесняет движения. Тяжело дыша, будто бегала не меньше суток, я окинула себя взглядом и едва не поперхнулась от возмущения. Свежие, плотно повязанные бинты скрывались под легким платьем простого кроя. «Платьем!» Я с отвращением приподняла серый подол, из-под которого торчали обмотанные белой тканью ступни.

«Надо поскорее раздобыть нормальную одежду».

Я посмотрела на дверь и втянула носом воздух, собираясь с духом. Пошатываясь, я добралась до цели и с замиранием сердца дернула на себя ручку.

Заперто.

«Ну разумеется».

Оттолкнувшись от двери, я медленно обошла комнату. Я не знала, что хотела в ней найти, но с удивлением отметила, что это маленькое помещение было идеально чистым. С низких потолков не свисала паутина, а пыли не оказалось даже под шаткой кроватью. Я задалась вопросом, сколько дней провела в этом месте, пытаясь справиться с лихорадкой. Судя по моим ощущениям, прошли всего сутки, но это время вполне могло растянуться на гораздо больший срок. В любом случае, спешить мне было некуда. Сбежать отсюда все равно не представлялось возможным. Да и не было сил для этого.

Я не знала, сколько просидела в одиночестве, прежде чем стены начали давить на меня. Словно загнанный зверь, я быстро передвигалась от кровати к двери и с тоской поглядывала в окно на передвигающихся между хижинами людей.

Комнату явно очистили от лишних предметов, которыми я могла бы воспользоваться в целях обороны. Внезапно мой взгляд упал на крохотный столик, точнее, на его тонкие ножки. Я долго боролась с искушением, но все же отвернулась, отбросив затею обзавестись импровизированным оружием. Не стоило в первый же день настраивать здесь всех против себя.

Когда я уже была готова взвыть от заточения, раздались тяжелые шаги и цоканье когтей по полу. Дверь отперли снаружи и с тихим скрипом приоткрыли. В щель тут же попыталась протиснуться собака, но Николас преградил ей дорогу ногой и, чуть пригнув голову, переступил порог. Он тут же заметил меня и замер.

Я пробежалась по нему взглядом. На нем была простая, рабочая одежда: сероватого цвета рубаха, открывавшая мужскую грудь со стальными мышцами, была плотно заправлена в черные обтягивающие штаны, а ноги скрывали грубые сапоги. Лицо Николаса было начисто выбрито, отчего он казался немного моложе, чем я думала раньше.

Наши глаза встретились, и я тут же зарделась, осознав, что он занимался тем же. Судя по его виду, он был вполне доволен и даже будто немного удивлен увиденным.

— Значит, очнулась. Я рад. — Николас чуть помедлил и добавил: — Тебе… идет.

Я свела брови на переносице и потребовала:

— Верни мою одежду.

За дверью послышался обиженный лай. Николас прикрыл ее и облокотился о стену рядом. От меня не укрылось, как перед этим он мельком взглянул на столик и подозрительно прищурился.

— Ты хочешь, чтобы я вернул тебе свою рубашку?

Увидев, как на его лице расплывается ухмылка, я вдруг вспомнила, что лишилась своей одежды еще в деревне Кезро, и мысленно выругалась.

— Я говорю о штанах, — процедила в ответ.

— Сейчас не зима, чтобы надевать под платье штаны, — невозмутимо отозвался Николас, но уже через мгновение тихо вздохнул и признался: — К тому же их пришлось сжечь. Они полностью износились.

Сердце неприятно кольнуло, и я поморщилась. Глупо, конечно, но эта вещь была одной из последних нитей, связывающих меня с прошлым.

— Мне нужна другая одежда, — заявила я, с презрением оглядывая свой внешний вид.

— Наши женщины носят только платья. Ты должна покориться этим устоям.

Внутри затеплился огонек гнева. Я выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я живу по другим законам.

Он спокойно встретил мой взгляд.

— Больше нет.

— Ты говорил, что сделаешь из меня прислугу, а не рабыню, — отчеканила я. — А значит, я имею право выбора.

— А ты ответила, что это одно и то же, — парировал Николас.

— Я не могу ходить в этом! — прорычала я, окончательно выходя из себя. — Я никогда не носила платья.

Он чуть приподнял одну бровь в сдержанном удивлении.

— Мне все равно. Ты будешь носить то, что тебе дадут. — Затем он оттолкнулся от стены и прошел к столику. Задумчиво хмурясь, покопался в расставленных там баночках и посмотрел на меня. — Как плечо?

Я едва не задохнулась от того, как нагло он перевел тему. Я вздернула подбородок и соврала:

— Отлично. — На самом деле боль не стихала ни на мгновение, и настроение от этого было паршивым.

Повязки стягивали плечо и спину, я ощущала слой целебного снадобья на них, и слова благодарности за то, что обо мне позаботились, замерли на кончике языка. Но я решила промолчать, пока не узнаю истинные намерения Николаса.

Я видела, что он раскусил ложь. Но Николас лишь кивнул, деликатно промолчав.

— Обед принесу позже. Сегодня нагружать тебя не стану, останешься в комнате. К своим новым обязанностям приступишь с завтрашнего утра. Я приду, чтобы рассказать тебе обо всем, и… мне придется снова связать тебе руки. Будешь ходить так, пока не убедишь меня, что не причинишь никому вреда..

Я упрямо поджала губы.

— Я ведь говорила, чтобы ты не рассчитывал на то, что я буду вам прислуживать.

Николас опасно прищурился и напрягся. Весь его вид будто кричал: «Сейчас тебе лучше замолчать».

— А я ясно дал понять, что больше не собираюсь это выслушивать.

— Ты не сможешь меня заставить, — ничуть не смутилась я.

— Уверена?

Несколько мгновений мы прожигали друг друга сердитыми взглядами, пока он не нарушил молчание.

— Советую прекратить эти детские глупости, Фрейя, — его голос был тихим и предостерегающим. — И начать делать то, что велят.

— А то что? — огрызнулась я и, не дав ему вставить ни слова, продолжила: — Зачем ты вообще купил меня, раз боишься настолько, что готов связывать?

Мы снова вернулись к разговору, который вели в лесу. Но я не могла себя остановить, несмотря на брошенную им тогда угрозу.

— Я тебя не боюсь, — раздраженно ответил Николас. — Я тебе не доверяю.

— Есть разница? — фыркнула я. — Почему?! Почему ты не купил себе кроткую и послушную девицу? Зачем тебе все эти проблемы? Или стало жаль меня? С трудом верится, ведь ты водишь дружбу с Кезро. Ты такое же чудовище, как и Истэк! — вырвалось у меня в порыве злости.

Я инстинктивно отступила ближе к стене, заметив, что Николас резко переменился в лице. Казалось, мои неосторожно брошенные слова задели его гораздо сильнее, чем можно было ожидать. В глазах загорелось неподдельное пламя, а скулы побелели — настолько сильно он стиснул зубы, когда начал медленно приближаться ко мне.

— Чудовище, значит? Ты винишь во всех своих бедах меня? Ну конечно, так ведь проще, — бросил Николас. — На что ты рассчитывала? Что сбежишь из их деревни и спокойно вернешься к своим псам? — Несмотря на бурю во взгляде, тон его был ледяным. Он насмешливо фыркнул и покачал головой. — Вот только не говори мне, что была так глупа, Фрейя. Ты. Изначально. Была. Обречена.

Стоило этим жестоким словам сорваться с его губ, и вся моя уверенность улетучилась.

— Хватит, — выдавила я, отступая от его источающей угрозу фигуры.

Он прав. Однако я пока была не готова принять правду, потому что она разрушила бы те последние крупицы, что оставались от меня.

— Я просто оказался в нужное время в нужном месте, — продолжал Николас. — И тебе очень крупно повезло, что Истэк не успел продать тебя кому-то другому.

— О да, какая удача, — язвительно отозвалась я, обретя голос. — Снова оказаться связанной, но только в другом месте. Стать рабыней!

Он внезапно оказался рядом и оперся рукой о стену, к которой я прижималась, а затем склонился к моему лицу.

— Существует грань, которая отделяет смелость от безрассудства, — начал он проникновенным, бархатистым тоном. — Остановись, пока не перешла черту и не сделала хуже, чем уже есть. Я говорил, что мы не держим рабов, но ты и тут сделала из себя жертву. Разве я тебя хоть пальцем тронул? Принудил к чему-то? Да никто другой даже не подумал бы возиться с твоими ранами, — просто воспользовался бы тобой и убил, ни капли не сожалея. Но, видимо, ты не в состоянии отличить хорошее отношение от плохого. Раз ты считаешь меня чудовищем, так, может, мне начать соответствовать твоим ожиданиям, чтобы не разочаровывать? — практически прорычал он. — Глупая, взбалмошная девчонка! Неужели ты не понимаешь, к чему могут привести твои игры? Хочешь, чтобы я вел себя, как тот мерзавец? Или тебе правда было бы приятней попасть к кому-то другому?

Я оторопела от его речи. Обжигающая ярость, обида и страх клокотали внутри.

— Да кто угодно, лишь бы не ты! — рявкнула я. Эти несправедливые слова вырвались словно сами собой, и ужас лавиной обрушился на меня. Я не хотела этого говорить. Видимо, от боли и злости у меня совсем помутилось в голове.

Но было уже поздно.

Ник отшатнулся. Его глаза опасно сверкнули, а на лице заходили желваки. Он выглядел по-настоящему разъяренным, и весь этот гнев был направлен на меня одну.

— Ты сама сказала это, — срывающимся голосом ответил он, а затем развернулся и исчез за дверью, громко хлопнув ей напоследок.

«Вот демоны».

Дрожа, я в растерянности застыла у кровати. Внутри забрезжило плохое предчувствие, заставив меня повернуться к окну. Я увидела, как Николас стремительно направляется к соседней хижине. Его движения и до крайности напряженное тело говорили о том, как сильно он был взвинчен. Я успела лишь моргнуть, прежде чем его массивная фигура скрылась за дверью. Закусив губу почти до крови, я таращилась на проход в волнительном ожидании.

Спустя некоторое время Николас вылетел на улицу и пошел обратно.

Почувствовав настоящую панику, я ринулась к столику и начала лихорадочно дергать одну из ножек, но ноющие плечо и спина не позволяли прикладывать достаточно усилий.

— Ну давай же, — в отчаянии бормотала я, изредка бросая взгляды на дверь. Через мгновение она с грохотом распахнулась, и на моем левом запястье намертво сомкнулась мужская ладонь.

Оказавшись в дверном проеме, я широко расставила ноги и раненой рукой вцепилась в раму. Боль тут же опалила спину, и я шумно втянула носом воздух.

Николас даже не думал останавливаться. Несмотря на высокий рост, я для него ничего не весила, и он с легкостью вытащил меня на улицу и потянул дальше. Рядом со счастливым лаем подпрыгивала овчарка, наслаждаясь странной «игрой» хозяина.

— Что ты творишь? — вскрикнула я.

Он ничего не ответил. Лишь продолжал упорно волочить меня к той самой хижине, откуда только что вышел.

— Перестань! Отпусти меня! — Я попробовала было зарыться ногами в землю, но лишь споткнулась, когда меня резко дернули за левую руку. Пальцами другой я в отчаянии пыталась разжать невообразимо крепкую хватку Николаса, но после тяжелой лихорадки мои и без того жалкие силы были истощены. Я с нарастающим ужасом наблюдала, как мы приближаемся к чужому дому.

Наверное, если бы я взмолилась, сказала, что мне больно, он бы очнулся и отпустил меня. Вот только я не собиралась опускаться до мольбы.

Когда мы наконец подошли к порогу, Николас дернул ручку на себя, рывком распахивая дверь, и втолкнул меня внутрь.

Я не устояла на ногах и неуклюже осела на пол, прерывисто ловя ртом воздух. Медленно подняла глаза и наткнулась на огромные потрепанные ботинки, прямо перед моим лицом. Я вскинула голову и отпрянула от крупного бородатого мужчины, — того самого, что ехал рядом с вождем от деревни Кезро.

Он окинул меня безразличным взглядом и повернулся к Нику. Они смотрели друг на друга, будто ведя мысленный диалог, не обращая на меня внимания.

Спустя несколько ударов моего сердца Николас кивнул ему и перешагнул порог. Но перед тем, как закрыть дверь, он оглянулся и, глядя в мои полные страха и неверия глаза, процедил:

— Учись отвечать за свои слова.

И исчез.

В помещении воцарилась могильная тишина. Смысл сказанного доходил до меня очень медленно, но уже было поздно.

Я рванула к двери. Вот только не успела даже дотронуться до ручки, как бородатый мужчина перехватил меня поперек талии и понес в дальнюю часть дома. Я кричала, рычала, била ногами и царапалась, впивалась заостренными клыками в его кожу, но он даже не сбавил шаг.

Мы остановились у неприметной железной дверцы в полу, и все внутри меня похолодело. Удерживая меня одной рукой, мужчина поднял крышку и начал спускаться по узкой лестнице. Я хваталась за нее пальцами, в кровь раздирая ладони, ломая ногти, но он был гораздо сильнее, а потому почти не прилагал усилий, чтобы справиться со мной.

В небольшой темной комнате, напоминавшей погреб, было тесно: тут и там стояли ящики с различными припасами. Потолок придерживал толстый столб в центре помещения, вокруг которого была обвязана добротная веревка.

Я снова попыталась вырваться, но мужчина с силой вдавил меня в пол и быстро обмотал руки веревкой. Приготовившись к худшему, я закусила щеку, чтобы не позволить всхлипам сорваться с губ.

Но он вдруг отступил. Половицы заскрипели, когда мужчина молчаливо протопал по лестнице, скрывшись наверху. Хлопнула железная дверца, и комната погрузилась в непроглядную темноту.

Тишину нарушало лишь мое рваное дыхание.

Каждому проходящему мгновению вторил бешеный стук моего сердца. Стены давили. Обстановка слишком сильно напоминала мне каморку в клане Кезро, где меня запер один из демонов. Я лихорадочно вертела головой, осматриваясь вокруг. Тянула, дергала и кусала зубами веревки, терзаясь от неизвестности, но из этой ловушки не было выхода.

Я пожалела обо всех словах, что сказала Николасу. Вот только сейчас от этого не было толку. Мне нужно было сдерживать себя, но наивность и слепая вера в то, что он не причинит мне вреда, сделали меня смелее.

«Существует грань, которая отделяет смелость от безрассудства. Остановись, пока не перешла черту и не сделала хуже, чем уже есть».

Я зажмурилась, проклиная себя за глупость. Он ведь предупреждал меня — и не раз. Но я только упрямилась и огрызалась. Если я хотела выжить, больше так продолжаться не может. Возможно, уязвленная гордость была не самой большой жертвой ради избавления от страданий.

Мне было хорошо известно, как мучительно долго могло тянуться время. Над головой иногда раздавалась тихая поступь. Я вздрагивала от каждого шороха, всматриваясь в темноту, но мужчина не спешил возвращаться. Прижавшись спиной к столбу и сложив на коленях связанные руки, я напряженно ждала.

По ощущениям уже давно перевалило за полдень, когда я услышала знакомый скрип железных петель, и помещение озарил тусклый свет. Дверца снова захлопнулась. Мрак вернулся, а из его глубины показалась высокая черная тень.

— Пожалуйста, — всхлипнула я, тут же возненавидев себя за это.

— Надо было слушаться, девочка, — тихо отозвался мужчина, и мне показалось, что я расслышала в его голосе извиняющиеся нотки.

Когда он дотронулся до меня, ярость снова вырвалась на свободу: возможно, сработал инстинкт, а может быть, я просто не привыкла к людским прикосновениям. С утробным рычанием я вонзилась клыками в его предплечье, услышав, что мужчина зашипел. Он одним движением перевернул меня на спину и дернул к себе, протащив по полу, отчего плечо опалило болью. Она отвлекала, заволакивала глаза пеленой, но я, стиснув зубы, продолжала отчаянно брыкаться. Он навалился на меня весом своего тела, одной рукой сжимая шею, а другой начав шарить по одежде, — слишком странно и несколько скованно. Хотя я не знала, как все должно проходить на самом деле.

Окончательно выбившись из сил, я беспомощно обмякла и мысленно подготовилась к пытке, захлебываясь горькими слезами. Внезапно крышка люка откинулась вновь. Лестница зашаталась от быстрой, тяжелой поступи.

— Довольно, Катал!

Мое рвущееся из груди сердце заколотилось еще сильнее. Я распахнула веки.

Николас ступил в блеклое пятно света.

Я едва ли не с радостью посмотрела на него и не смогла скрыть вздох облегчения. Он стоял, стараясь выглядеть безразличным ко всему, но в глубине его глаз при виде заплаканной и беспомощной меня что-то сломалось.

— Я ведь просил быть осторожным, Кат, — тихо процедил он.

Широко распахнутые глаза пробежались по моим залитым свежей кровью плечам. А потом Николас вдруг нахмурился, будто вспомнил что-то неприятное. Он ведь тоже был далеко не осторожен, когда тащил меня сюда.

Катал хотел что-то ответить, но вместо этого тишину комнаты нарушил мой хриплый, бесцветный голос:

— Просил быть осторожным? — Надежду сдуло, как краски мира в недавнем сне. Как пепел у моего сгоревшего дома. — Просил, Ник?

Он вздрогнул. Я впервые назвала его по имени.

Я отползла назад, прижалась ноющей спиной к столбу и обхватила колени руками, не отрывая от него неверящий взгляд.

— Ты все подстроил, — с горечью догадалась я.

Губы Николаса приоткрылись и закрылись вновь. Но он так ничего и не ответил, только тяжело сглотнул.

— Ну что, наигрался? Нравится видеть меня такой? — с вновь появившейся злостью спросила я. — А говорил, что не похож на Истэка.

В руке бородатого мужчины блеснул нож. Пока он срезал веревки, я смотрела на Николаса, стоящего передо мной. К его чести, он не отводил взгляда, хотя из него исчезла вся былая ярость. Осталось лишь раскаяние и осознание произошедшего. Спокойствие и наигранно холодное безразличие сменились чем-то совершенно ему несвойственным.

Я попыталась встать на ноги. Он шагнул ко мне, чтобы помочь, но я резко отпрянула и отползла к стене, прижимая к себе раненую руку.

— Не прикасайся ко мне!

В глазах Николаса отразилось нечто, напоминавшее боль. Мне не было до этого дела. Угрызения совести ничего не могли изменить.

Он замер.

— Фрейя… — почти умоляюще позвал он. — Перестань. Я бы никогда не допустил этого на самом деле.

— Перестать? — зарычала я.

Придерживаясь здоровой рукой за стену, я кое-как поднялась на дрожащие ноги.

«Не стану лежать перед ними».

— Я сидела здесь… уже поверила, что снова… Думала… а все это оказалось… — Я с трудом сглотнула ком в горле. — Чего ты хочешь от меня? Я просто пытаюсь выжить и остаться собой! Думаешь, если не свяжешь меня, если не заставишь исполнять свои приказы, я перережу всю деревню? Твою мать? Сестру? Ты так обо мне думаешь? — едва сдерживая слезы, почти кричала я. — Я не убийца. Я бы никогда не смогла тронуть ребенка и невинных людей. Ты хотел добиться от меня подчинения? — Я сжала челюсти и, глядя ему прямо в глаза, продолжила: — Хорошо. Похоже, ты добился своего. У меня больше нет сил бороться с тобой и с кем бы то ни было, сын Аяна. Ты победил.

Эти слова были правдой. Я устала, в самом деле неимоверно устала. Последние полгода я только и делала, что бежала, бежала, бежала. Сейчас мне хотелось наконец-то выдохнуть и остановиться. Но я не могла. Было кое-что еще — одно незаконченное дело. И чтобы когда-нибудь завершить его, я должна снова стать сильной и остаться живой.

Плечи Николаса были опущены. Он не знал, что сказать. Могучий, уверенный в себе воин вдруг лишился дара речи. Мрачная радость затопила мое сознание. Пусть испытает хоть немного той же боли.

Никто не остановил меня, когда я, шатаясь, начала подниматься по лестнице, цепляясь за нее одной рукой. Вторая так онемела, что я не могла даже поднять ее. Несмотря на все сказанные мною слова, Николас дернулся, чтобы помочь, но Катал сжал его плечо и покачал головой.

Горло болело от сдерживаемых слез, и когда я выбралась на улицу и почувствовала такой желанный порыв ветра, они наконец-то покатились по лицу.

Я грустно осмотрела склоны, густо покрытые зарослями и огромными древними деревьями. Развернулась и настолько быстро, насколько было возможно в моем состоянии, побрела к дому, который станет моей клеткой, если не смогу найти выход.

Позади меня раздались едва слышные шаги, и я ускорилась, почти переходя на бег.

— Фрейя, — тихо позвал Николас.

Я проигнорировала его.

— Фрейя, остановись.

Он мог спокойно догнать меня, заставить силой, но продолжал сохранять дистанцию между нами.

В это же время к дому подошли его мать и сестра. Они проводили нас встревоженными и изумленными взглядами, но ни я, ни Николас не обратили на них внимания.

Я взлетела по ступенькам, ворвалась в хижину и попыталась найти знакомую дверь.

— Давай поговорим, — настойчиво продолжал Николас, практически поравнявшись со мной. Я даже чувствовала, как под его ногами прогибались доски пола. — Фре…

Добравшись до выделенной мне комнаты, я не сдержалась. Резко развернулась и, замахнувшись, со всей силы влепила ему пощечину. Удар вышел настолько мощным, что его голова дернулась набок, а на лице заалел яркий след. В мою ладонь будто впились тысячи иголок.

Он не поворачивался, возвышаясь надо мной и прожигая взглядом стену.

Я вдруг осознала, что натворила, и отступила к двери, сжавшись в ожидании ответного удара. Но ничего не произошло, и я как последняя трусиха проскользнула за дверь и захлопнула ее прямо перед его носом. В отчаянии оглядела комнату и бросилась к кровати, которая казалась самым тяжелым и практически единственным предметом здесь. Кряхтя, одной рукой придвинула ее к двери, а затем подхватила столик и поставила сверху. Я обессиленно сползла по стене, стараясь не думать о том, что это не сдержит здорового молодого мужчину, если тому захочется зайти.

— Фрейя, позволь мне войти, — раздался тихий, приглушенный голос над ухом, словно он опустился на корточки. — Я только посмотрю плечо и уйду, обещаю.

— Твои обещания ничего не стоят! — Я закрыла лицо руками и прикусила ворот платья, чтобы заглушить рыдания. Но всхлипы все равно прорывались сквозь ткань, и я, содрогаясь всем телом, выпустила скопившееся за день напряжение.

Я так и не разрешила ему войти, и Николас послушно остался снаружи. Спустя некоторое время его низкий голос слился с женским, в котором звучало возмущение, где-то в глубине дома. Они о чем-то жарко спорили, но вскоре затихли. А я, исчерпав силы, уснула прямо там, на жестком полу.

Мне впервые не хотелось вырываться из кошмаров, настигавших меня, стоило нырнуть в объятия сна, и возвращаться в реальные. Но желудок оглушительно громко требовал пищи, сжимаясь в спазмах и не давая мне снова сомкнуть глаза. Поэтому я просто лежала, прижимаясь виском к деревянным половицам, и прислушивалась к звукам снаружи.

С моего места открывался идеальный вид на черное, с россыпью сверкающих звезд небо. Я без труда отыскала среди них ту, за которой следовала в мгновения охоты и которая указывала дорогу моей стае. Я подняла дрожащую руку и повторила форму серповидной луны, яркой и изящной, наблюдая, как сияние окутывает мою бледную кожу, покрытую ссадинами.

Странное опустошение, какое бывает только после долгих рыданий, поселилось в душе. Но слезы давно высохли. Решив, что пора перестать изнывать от жалости к себе, я медленно поднялась и на негнущихся ногах прошла к окну. Кровать и стол по-прежнему громоздились у двери, но у меня не было сил расставлять все по местам. К тому же это подняло бы немало шума, а я меньше всего хотела напоминать о своем присутствии.

Я наблюдала за беззаботными детьми, которые сидели у костра и увлеченно играли в резные деревянные фигурки животных. Маленькие деревянные лошадки в детских ручках скакали по земле и прыгали через пламя. Я улыбнулась, вспоминая, что в моей собственной деревушке мы играли так же. В груди каждый раз становилось тесно, стоило картинам прошлого ворваться в сознание, но я запрещала себе отсылать их прочь — ведь больше некому было о них помнить.

Заметив знакомое лицо, я приникла ближе к окну, и на стекле от моего дыхания остались запотевшие пятна. Бойкая черноволосая девчонка что-то увлеченно рассказывала другим. Рядом с сестрой Николаса спала овчарка; время от времени она приоткрывала сонные золотистые глаза и проверяла, на месте ли ее маленькая хозяйка.

Я с усталой улыбкой следила за ними, пока не услышала шаги.

Улыбка исчезла. Сердце заколотилось где-то в горле.

Раздался тихий стук в дверь. Потом она начала медленно открываться, с легкостью сдвигая сооруженную мною конструкцию, и в мой маленький тусклый мир начал проникать яркий свет.

Напрягшись всем телом и кусая губы, я продолжала стоять на месте и смотреть в окно, ничего за ним не видя.

В нос ударил притягательный аромат свежеприготовленного мяса, а также снадобий, которые окончательно убедили меня в цели визита. В личности этого человека я тоже не сомневалась.

Отражение в окне явило моему взору высокую фигуру Николаса. В одной руке он держал большую свечу, в другой — сверток ткани, ботинки и деревянный поднос с мисками. Он рассматривал мое опухшее лицо в стекле.

Я мимолетно встретилась с ним взглядом и снова переключила внимание на компанию у костра.

Дверь бесшумно закрылась, и Николас принялся возвращать мебель на места. Он сдвинул кровать с легкостью, которой я позавидовала, ведь сама едва не надорвалась, пока передвигала ее. Мышцы на его руках при этом впечатляюще напряглись, но я яростно одернула себя от их созерцания.

Закончив, Николас немного потоптался. Видимо, подбирал слова или, напротив, думал, чем занять себя, чтобы не разговаривать.

— Все готово, — наконец сказал он.

Я коротко вздохнула, а затем повернулась и присела на край кровати, с которого хорошо просматривалась улица. Но стоило Николасу подойти сзади, и наши отражения тут же показались в стекле. Вопреки своему желанию, я не стала закрывать глаза. Он больше не увидит меня слабой.

Вот только договориться с самой собой было куда проще, нежели прийти к согласию с телом. Если в голове мне удалось навести сомнительный порядок, то тело предательски задрожало, когда пальцы коснулись завязок на задней стороне платья.

— Ты боишься, — тихо произнес он. Убрал руки. Посмотрел мне в глаза через отражение.

Я промолчала. Тишина служила ответом.

Николас тяжело вздохнул и наклонил голову.

— Я больше ничего не сделаю, клянусь. Понимаю, ты не хочешь меня видеть, и я бы не стал заставлять тебя, но моя мать сейчас осматривает ребенка. Скорее всего, она проведет с ним всю ночь, а твоими ранами нужно было заняться еще в полдень, — осторожно объяснил он, безуспешно пытаясь встретиться со мной взглядом. — Но если тебе страшно, то я могу уйти. Только скажи.

Мне было страшно и хотелось снова остаться в одиночестве, но…

— Больно, — едва слышно произнесла я.

Николас хмуро кивнул и начал развязывать тесемки, которые тянулись до самой поясницы, но он распустил их настолько, чтобы оставить обнаженными плечи и раны от плети. Пропитавшиеся кровью бинты вскоре оказались на полу.

Он шепотом выругался и замер.

— Придется зашивать заново.

Я прикрыла глаза и молча кивнула, собираясь с духом.

Долгое время мы сидели в напряженной тишине.

— Фрейя, — выдохнул он, вытягивая из раны черные от крови нити, — мне так жаль. То, что я сделал… было отвратительно. Ты через многое прошла. Я должен был отнестись к тебе с пониманием и быть сдержаннее, но потерял контроль и поддался эмоциям, хотя следовало все взвесить на холодную голову. Знаю, звучит как глупое оправдание, но так и есть. Тогда в моем представлении все было иначе. Но это зашло дальше, чем я думал. Я… хотел припугнуть тебя, да, показать, что происходит, когда не отдаешь отчета своим словам. Но я точно не желал причинять тебе такую боль, Фрейя. — Я подняла голову, и наши взгляды встретились. — Я ошибся. Прости меня.

Его извинения, его признания, такие человечные, настолько потрясли меня, что лишили дара речи. На мгновение, всего лишь на один миг я позабыла, кем являлась в этом доме.

— Зачем? — прошептала я наконец.

— Что?

— Зачем тебе мое прощение? Тебя не должно волновать, что я чувствую.

— Но волнует, — просто ответил он.

Повисшее между нами молчание было неловким, тягостным, но я, по крайней мере, перестала бояться Николаса. Однако боль от накладываемых стежков притупила все мысли. Я как могла терпела, но все равно то и дело вздрагивала и выгибала спину. В такие моменты Николас останавливался, давая мне время перетерпеть, и часто смазывал края раны какой-то успокаивающей мазью, что источала приятный аромат.

Когда плечо было зашито, мы оба облегченно выдохнули. Следующим испытанием стало лечение глубоких ран от плети, но я так устала, что глаза даже начали слипаться от успокаивающих движений Николаса и исходившего от него тепла.

Вдруг он нарушил тишину странной фразой:

— Я хочу заключить с тобой сделку.

Сонливость как ветром сдуло.

Я резко посмотрела на его отражение в окне, но он был сосредоточен на ранах.

— Какую еще сделку? — насторожилась я.

— Ты ведь не оставишь попыток сбежать, да? — слегка раздраженно спросил он.

Я даже не задумывалась об этом; в таком состоянии все равно бы далеко не ушла. Да и не было в этом никакого смысла: я не помнила дороги назад и вряд ли определила бы направление верно, не говоря уже о том, что не хотела подвергать риску волков.

Я неуверенно повела здоровым плечом.

— Куда мне бежать?

— Разве ты не хочешь вернуться к волкам? — осторожно поинтересовался Ник.

Я поморщилась. Задумалась, как много могла доверить ему, но не находила весомых причин, чтобы действительно сделать это.

В этот момент он снова поднял глаза и, заметив на моем лице борьбу, уступил:

— Ладно. Я не хочу держать тебя здесь насильно и поэтому дам время до полного выздоровления. Ты будешь беспрекословно исполнять обязанности, как и все, а когда оправишься полностью, я позволю тебе уйти. Если ты этого захочешь, — добавил он.

— Как-то мало походит на сделку, — невесело усмехнулась я. — Условия слишком просты.

— Не вижу смысла усложнять. — Уголок его рта слегка дернулся.

— Сними с меня браслет, — попросила я.

Николас отрицательно мотнул головой:

— Пока не могу. Должно же быть хоть что-то, что будет удерживать тебя здесь и не даст нарушить условия.

Я обернулась и хмуро уставилась на него.

— Ты не доверяешь мне, — продолжил он, смотря мне в глаза. — Так почему я должен доверять тебе?

— Как я могу быть уверена, что ты сдержишь слово? — парировала я, намекая на нарушенное обещание, данное им в лесу.

— Тебе придется поверить мне. Такого больше не повторится, — заверил он. — Впредь никакой лжи. И никто не коснется тебя против твоей воли.

Я немного поколебалась, но все же кивнула и попробовала зайти с другой стороны:

— Я отработаю свое освобождение от Кезро, но ты больше не станешь связывать меня.

Николас нахмурился.

— Ты торгуешься.

— Ник, даже если бы я захотела, все равно не смогла бы поднять руку на твою сестру или мать. Даю тебе слово, что не способна на это. Я говорила тебе, то, что я просто пытаюсь выжить, еще не делает меня убийцей.

Его имя, слетавшее с моих губ, оказывало какое-то особое воздействие на Николаса.

— Хорошо, — неожиданно быстро сдался он и протянул мне руку.

Я практически рефлекторно повторила жест, но прежде, чем сомкнуть ладони, помедлила.

— Но сделка не состоится, если ты не дашь мне что-то вместо платья, — заявила я, с опаской покосившись на него.

— Сомневаюсь, что условия равнозначны. Ты перетягиваешь все исключительно в свою пользу, — мрачно отозвался Николас.

Я продолжала удерживать его взгляд в ожидании решения.

После короткой внутренней борьбы он потянулся к моей руке и легко ее сжал. Я отчетливо почувствовала, как его длинные мозолистые пальцы сомкнулись вокруг моих, небольших и тонких.

Быстро отдернув ладонь, я отвернулась.

— Теперь мне кажется, что это самый глупый договор, который я когда-либо заключал, — недовольно пробормотал Николас, вернувшись к залечиванию моих ран.

Я неуверенно улыбнулась своему отражению.