Обреченные и проклятые

Альбина Нури, 2018

Жизнь Марьяны рухнула в пропасть вместе с любимой сестрой Жанной и маленькой племянницей Дашей, которые погибли во время отпуска на Черном море: сорвались с обрыва, разбились о камни. Муж Жанны по непонятной причине отдалился от семьи жены, и это причиняло родителям Марьяны дополнительные страдания. Девушка хотела понять, что стоит за внезапным отчуждением, и Илья рассказал, что Жанна сама спрыгнула со скалы вместе с дочерью. Выясняя, что заставило сестру решиться на дикий поступок, Марьяна оказалась вовлеченной в события, не поддающиеся логическому объяснению. А вскоре она узнала, что сестра и племянница – далеко не единственные, кто погиб так необъяснимо и жутко. Более того, подобное происходит каждые три года, и все смерти как-то связаны между собой. Книга также издавалась под названием «Обреченные на страх».

Ты нервничаешь и немного не в себе.

Из несвязных случайных совпадений ты выстроила

целую историю преследования! ‹…›

Ну, видишь, маленькая идиотка?

Все твои построения рушатся,

стоит только к ним прикоснуться!

Но почему тогда…

Айра Левин. Ребенок Розмари

Наши дни

Хрусталев возник на пороге кабинета, как всегда, неожиданно. Всех остальных посетителей слышно заранее: они звонко цокают каблуками туфель и ботинок или шаркают подошвами, когда идут по длинному узкому, похожему на тоннель, коридору с нависшим потолком.

Но на этого типа обычные законы не распространяются. Может, он вообще не ходит, а плывет над полом по воздуху, как бесплотная тень? Только что стояла сонная тишина, а уже в следующую секунду дверь с противным визгом повернулась в петлях, и внутрь кабинета проскользнул человек. Длинный, тощий, угловатый, как циркуль, он всегда держался очень прямо, словно силился дотянуться головой до потолка.

«Специально подкрадывается, что ли?» — с досадой подумал Петр Сергеевич, однако вслух возмущаться не стал.

— Могли бы постучать, — только и заметил он.

— А вы что, заняты чем-то предосудительным? — без тени улыбки осведомился Хрусталев. В руках он держал белую картонную папку с тесемками.

— Многие называют это вежливостью, — вздохнул хозяин кабинета, сидевший за громоздким старомодным столом, заваленным бумагами. — Ладно, оставим. Что там у вас?

Вошедший молча положил на стол свою папку.

— Вы собираетесь шантажировать меня ее содержимым, как Остап Бендер — миллионщика Корейко? — пошутил Петр Сергеевич, но ответной улыбки не дождался. Что ж, ничего удивительного. Чувство юмора у Хрусталева отсутствовало. Печальный факт, учитывая их профессию.

— Откройте, полюбопытствуйте, — коротко бросил Хрусталев и огляделся с таким видом, будто попал сюда впервые, хотя знал в этой комнате каждую трещинку, каждое пятно на выцветших желтых обоях.

Петр Сергеевич скривился, не пытаясь скрыть недовольства, и потянул за тесемки. Внутри находилась толстая пачка бумаги. Обычные белые листы формата А4 с напечатанным на них текстом. Заголовок отсутствовал, имя автора — тоже. Сверху было пропечатано «Глава первая» — и только.

— «Я прекрасно понимаю, что никто не поверит в правдивость моей истории, даже если ее каким-то чудом и прочитают. Люди станут крутить пальцем у виска: надо же, какая больная фантазия…» — вслух прочел он. — Что за чушь? Рукопись какая-то? Теперь все пишут — мода такая. Писателей больше, чем читателей. Неужели кто-то из наших взялся…

— Да погодите вы острить! — дернув плечом, перебил Хрусталев. — Сначала почитайте!

— Откуда у меня время? — возмутился хозяин кабинета, сунул пухлую руку с коротко остриженными ногтями в папку и пролистнул несколько страниц. — Когда это читать? А главное, с какой стати? У нас тут что, издательство? Бросьте вы эти глупости!

Хрусталев ничего на это не ответил, продолжая буравить Петра Сергеевича взглядом.

«Какое все же у него лицо странное! Широкое, квадратное, как площадка, и рта совсем нету — щель какая-то. Брови еще эти… Что за нелепость. Кустятся почище, чем у Брежнева», — подумал Петр Сергеевич.

— Хорошо, хорошо! Прочту! — сдался он, прекрасно понимая, что Хрусталев не отвяжется, пока не добьется своего. Справедливости ради нужно сказать, что этот человек никогда не просил о чем-то пустяшном, не занимался глупостями — для этого он слишком серьезен, даже мрачен. Если притащил сюда эту писанину, выходит, в ней есть нечто действительно важное. — Сейчас прямо и начну.

Хрусталев вышел, как обычно, проигнорировав слова прощания. Петр Сергеевич вздохнул, взял первый лист и погрузился в чтение.