Айза

Альберто Васкес-Фигероа, 1984

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота – проклятием. Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос. Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать. «Айза» – очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Оставшись один — еще в большем одиночестве, чем когда бы то ни было, — в грязной комнатенке, где провел столько лет, Однорукий Монагас лег на кровать и, глядя в потолок, стал перебирать в памяти все мгновения, которые он пережил здесь, прильнув глазом к отверстию в стене. Он спрашивал себя, что же теперь его ожидает, ведь он больше не сможет заполнить свое существование чудесным присутствием неповторимой Айзы.

Он почувствовал непреодолимое желание плакать, плакать без всякого стеснения, как он не делал с тех самых пор, когда был самым одиноким, печальным и несчастным ребенком на свете. Он все еще плакал, когда в дверь постучали, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться и вытереть глаза грязным носовым платком, прежде чем открыть.

— В чем дело? — с ходу накинулся на него Лусио Ларрас. — Я жду уже больше двух часов. Где она?

— Кто?

Тот посмотрел на него как на сумасшедшего:

— Кому еще быть, тупица? Девушка.

— Она ушла, — ответил Однорукий Монагас с неожиданным спокойствием, удивившим его самого. — Покойники предупредили ее о том, что ты придешь, и она сбежала. — Он махнул рукой, показывая, чтобы тот оставил его в покое. — И передай своему шефу, чтобы не трудился ее искать. Он ее никогда не найдет! Айза не для него и не для Майера или какого-нибудь другого козла. Она ничья. И в жизни не станет принадлежать кому бы то ни было!

Лусио Ларрас посмотрел на него так, словно ему стоило огромных усилий понять, о чем он говорит, и это на самом деле стоило ему таких усилий. Он ничего не сказал, но заглянул в соседнюю комнату и удостоверился в том, что все ушли, забрав с собой то немногое, что у них было. Вернувшись, властным и не оставляющим сомнений жестом пригласил толстяка последовать за ним.

— Пошли! — приказал он. — Дон Антонио наверняка захочет с тобой поговорить.

— А если я откажусь?

— Я сверну тебе шею прямо здесь. Ясно?

— Яснее некуда.

Он сунул ноги — прямо так, без носков, — в старые башмаки и стал застегивать свою вечную заношенную гуяберу, культей придерживая ее на огромном животе. Когда полчаса спустя Лусио Ларрас втолкнул его к дону Антонио Феррейре, тот окинул его долгим взглядом, в котором читались недовольство и недоумение.

— В чем дело? — спросил бразилец. — Где девчонка?

— Она смылась, — поспешил ответить телохранитель. — В доме никого не осталось, а этот только и знает, что нести какую-то ахинею. Поэтому я его сюда и приволок.

Бразилец повернулся к Мауро Монагасу и смерил его взглядом, ожидая объяснений.

— Она проснулась посреди ночи, говоря, что ей угрожает опасность, убедила братьев, и они ушли, — пояснил толстяк. — Я попытался их задержать, но это оказалось невозможно.

— И ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь?

— Это правда.

— Ты что, меня разыгрываешь? Соплячка просыпается, говорит, что подвергается опасности, и все встают и уходят? В жизни не слышал ничего подобного!

— Я же вам говорил, что она особенная. — Монагас на мгновение замолчал и добавил, понизив голос: — Полагаю, она разговаривает с мертвецами.

Дон Антонио даз Нойтес ошарашенно посмотрел на него, а затем повернулся к Лусио Ларрасу, словно прося разъяснений, однако тот сохранял невозмутимость, потому что, судя по всему, ничто на свете его не удивляло.

— Разговаривает с мертвецами, да? — повторил бразилец, теребя кончик носа: это был нервный жест, который у него не получалось контролировать. — Прекрасно! Скоро ты сможешь поболтать с нею, если не объяснишь все толком. — Он сделал паузу и, казалось, решил пробуравить толстяка взглядом. — Ладно, — согласился он. — Предположим, что ты действительно ничего ей не сказал и они уехали сами. Почему тогда ты меня не предупредил? Достаточно было взять телефонную трубку и позвонить любой из моих девочек. Через пять минут я был бы уже в курсе.

— А я и не хотел, чтобы вы об этом узнали.

Можно было с уверенностью сказать, что вот тут-то дон Антонио Феррейра и в самом деле растерялся. Он посмотрел на однорукого Мауро Монагаса так, словно никогда его раньше не видел.

— Ты не хотел, — пробормотал он, не переставая теребить кончик носа. — Почему?

— Потому что Айза не рождена быть шлюхой и для того, чтобы ее лапали типы вроде Майера. — Он усмехнулся. — Я отдал ей ваши деньги и дал время, чтобы скрыться. — Он сделал паузу. — Вам ее никогда не найти, — уверенно заключил он. — Никогда!

— Это мы еще посмотрим, — невозмутимо ответил бразилец. — Я могу сделать так, что в Венесуэле человека отыщут даже под землей. — Он начал рассеянно насвистывать мелодию карнавальной песенки, а затем сказал так, словно речь шла о чем-то малозначительном: — Однако есть еще одна проблема — ты ведь прикарманил мои две тысячи боливаров. Что же мне с тобой сделать?

Мауро Монагас мотнул головой назад, в сторону Лусио Ларраса, который находился сзади, рядом с дверью, и ответил в том же тоне:

— Он уже сказал: свернуть мне шею.

Дон Антонио даз Нойтес улыбнулся: казалось, ситуация начала его забавлять. Он поискал бутылку коньяка, сделал большой глоток и подержал ароматный напиток во рту, слегка наклонив голову, с иронией наблюдая за толстяком, который стоял перед ним с явным вызовом.

— Вот, значит, чего бы тебе хотелось? — насмешливым тоном спросил бразилец. — Чтобы Лусио отправил тебя на тот свет, когда ты чувствуешь себя счастливым, принося себя в жертву ради любимой женщины? Это же надо! — воскликнул он. — Старики вечно выставляют себя на посмешище, когда влюбляются. Одни спускают все ради первой попавшейся шлюшки, которая хорошо сосет… Другие бросают жен и даже детей, а ты, не имея ни жены, ни детей, ни возможности разориться, решил пожертвовать своей свинской жизнью. — Он отрицательно помотал головой. — Только меня это не устраивает, Монагас! Твоя жизнь не стоит двух тысяч боливаров! Даже двадцати! И я не собираюсь оказывать тебе такую услугу — убивать как героя. — Он злорадно усмехнулся. — А хочу, чтобы ты всю жизнь меня помнил. И ее! Клянусь, ты у меня будешь вспоминать об этой девушке всякий раз, когда тебе приспичит высморкаться или подтереться. — Он повернулся к Лусио Ларрасу и кивнул. — Убери его отсюда! — сухо приказал он. — Убери его, но не убивай: отрежь ему другую руку.