Удержаться на краю

Алла Полянская, 2021

Люба давно не общалась со своей сестрой Надей и была шокирована ее внезапной смертью. Надя была очень талантливой художницей и вела сомнительный образ жизни, но что с ней могло случиться? Придя в квартиру сестры, Люба познакомилась с ее соседкой Милой. И надо же было такому случиться: вскоре после их знакомства Мила стала жертвой покушения, только своевременное вмешательство Любы спасло ей жизнь. Теперь Мила в коме, лежит в реанимации и пока не может ничего рассказать. А Люба теряется в догадках: связаны ли между собой эти преступления, ведь сестра, как выяснилось, тоже была убита. И не угрожает ли опасность ей самой, ведь в последнее время Люба тоже чувствует слежку…

4

Бруно спал, и ему снился лес — много деревьев, на которых гнездилось что-то темное, угрожающее. Бруно вздрагивал и скулил, понимая, что тело его подвело, лапы неподвижны, а вокруг сгустилась тьма, осязаемая и липкая. И что-то очень теплое врезалось в него, как кусок солнца.

Бруно проснулся — Декстер не нашел ничего лучшего, чем укусить приятеля за ухо, и теперь ухмылялся, как маньяк. Бруно вздохнул и попытался встать, со второй попытки это получилось. Ему хотелось пить, миска с водой была совсем рядом, и Бруно принялся жадно лакать воду.

Из кухни слышны голоса, звяканье посуды — Бруно знает, что его человек дома, и это наполняет душу покоем. Декстер пристроился к миске с водой и тоже аккуратно лакает. Бруно не имеет ничего против: с тех пор как они с Дексом стали жить в этой квартире, они все делили между собой. Запах Декстера был такой же привычный, как их общего человека, потому что спали они, как и положено Стае, на кровати все вместе, с самых что ни на есть щенячьих времен, и играть с Декстером было очень весело. Просто в какой-то момент Бруно понял, что должен соизмерять свои силы: приятель-то оказался по итогу взросления гораздо меньше размером, хотя его зубы и когти заметно окрепли, как и мускулы, а хищность значительно повысилась.

Но, играя, Декстер тоже кусался не всерьез — так, для вида, и сейчас его присутствие было очень уместным. С тех пор как Бруно ранили, они с котом спали вместе, прижавшись друг к другу — совсем как раньше, когда Декс был маленьким и юрким, лазал и прыгал по всем поверхностям в доме. Сам он не умел запрыгивать ни на кресло, ни на кровать, да вообще никуда, лапы были тяжелыми и непослушными, даже по ступенькам не ходил, хозяйка носила его по лестнице. Но Декстер не оставлял приятеля в беде: вскарабкавшись на стол, сбрасывал ему оттуда вкусняшки, которые они вместе и поедали, а потом спали в корзине, ощущая тепло и безопасность.

И главное, у Декстера вообще не было совести: его не волновали возмущенные крики хозяйки. Бруно готов был сквозь землю провалиться, когда хозяйка ловила его за чем-то, чего делать нельзя, а Декстер с независимым видом забирался на стол и презрительно щурился, глядя на шторм, гром и молнии, обрушиваемые на его рыжую голову. Заканчивалось это обычно тем, что провинившегося и изруганного на все корки кота брали на руки и целовали между ушек.

Этой логики Бруно даже не пытался понять. И уж если Дексу что-то взбредало в башку, остановить его можно было, лишь убив, а убивать кота в их Стае совершенно некому.

Бруно прислушался к себе — рана болела, но боль была уже другой. Тем не менее все это вымотало, он не привык быть слабым, его удивляли непослушные лапы, слабость тела, раздражала беспомощность. Боль привела жар, и постоянно хотелось пить. Но сейчас стало немного легче, несмотря на пережитое отчаяние.

Шерсть Декстера еще хранит запах того, другого человека — она пришла в их дом и сделала так, что хозяйка снова задышала. Она бесстрашно обнимала Бруно, успокаивая, ожидаемо тискала Декстера, и Бруно накрепко запомнил ее запах, а запахи он никогда не забывает.

Бруно прислушался. На кухне люди пили чай, о чем-то говорили, и он не ощущал никакой угрозы, но он запомнил Врага, который напал на его человека. Каким-то своим чутьем он улавливал, что Враг никуда не делся, есть где-то в мире и обязательно вернется, потому что он сродни Дексу — его не остановить.

Бруно вспоминал свою беспомощность и знал, что Враг понимает это. А еще знал, что в следующий раз убьет Врага — как убил того, кто хотел напасть на хозяйку. В последнюю минуту тот его ранил, но это не важно. Так бывает, что ж. Таков мир хищников: не ты — так тебя, и хотя по итогу Бруно победил, но сегодня он едва не потерял все, что у него было важного — своего человека.

— Как ты, малыш?

Она подошла и села рядом. Декстер тут же подошел и остановился поодаль. Они были Стаей, и это важно. Бруно заскулил и уткнулся в знакомую ладонь. Запах Стаи исцелял пса, и ему хотелось спать, но беспокойство съедало душу.

— Мила, он скоро будет в порядке.

Этот человек пахнет разными неприятными вещами, но его руки, хоть и причиняют боль, все-таки приносят облегчение.

— Ленька, я не могу его потерять.

— Не потеряешь. Он молодой, сильный пес, боец, каких мало, — выкарабкается и будет лучше прежнего. Шрамы украшают мужчин. Ладно, подруга, я побежал — зови, если что. Через четыре часа уколешь его антибиотиком — выставь таймер, чтоб не забыть.

— Выставлю.

Мила думает о том, что кто-то был в ее квартире. Да, она оставила дверь открытой, но этот кто-то… куда он делся? Этажом ниже работал мастер и находилась Люба. Видели они кого-то? Наверное, Люба сказала бы ей. Или нет? Даже если она кого-то встретила на лестнице, то, скорее всего, внимания не обратила: чужой дом, мало ли жильцов!

Но выяснить это надо.

Зазвонил телефон, и Мила вздохнула. Звонка она ждала, но конкретно сейчас она боялась, и это ощущение холодка в животе было новым — Мила давно уже ничего не боялась. Во время своих изысканий она иногда попадала в передряги, но это оставалось вне ее привычной жизни. Было две жизни — там, в старых домах, подвалах, на лесных кладбищах, где она искала спрятанные Предметы, и другая, в которую они с Бруно всегда возвращались. В этой жизни не было места запаху гари, тлена, не было места грязи, пыли, налипшим на обувь листьям. Совсем наоборот: уютная квартира с просторной чистой кухней, маленькой спальней и отлично обставленной гостиной, где стоял круглый антикварный стол красного дерева, принадлежавший еще прабабке ее покойной свекрови. А широкий подоконник перед узким высоким окном, откуда Декстер под настроение управлял Вселенной, словно создан, чтобы по утрам забраться на него с ногами и пить кофе, глядя на просыпающуюся планету, которая начинается сразу за стеклом.

Это было ее пространство.

После гибели мужа и свекрови Мила, справившись с неожиданно обрушившейся на нее бедой, обустроила все так, как ей хотелось. И в этом новом пространстве не было места прошлому. Мила давно поняла: прошлое нельзя изменить, но у него есть одно отличное свойство — оно уже прошло, и его можно просто забыть. Она многое забыла и никогда не возвращалась, и высокопарное выражение «призраки прошлого» было как раз о ее манере архивировать файлы. Все призраки надежно упакованы, запаролены и спрятаны в удаленном архиве.

Ну, вот не было в ее жизни… да никого не было, а есть лишь то, что сейчас. И в свое новое пространство Мила не впустила никаких призраков. Муж и свекровь были добры к ней, но вспоминать о них она категорически не хотела — их ведь уже нет, зачем причинять себе боль бесполезными переживаниями.

Она любила мужа, да и со свекровью отлично ладила. Они сумели стать ей семьей, и она была очень счастлива, но когда их не стало… Мила думала, что все рухнет, но ничего не рухнуло. Она проснулась наутро после похорон в квартире с занавешенными зеркалами, поплелась на кухню, где в холодильнике стояла кастрюля с остатками приготовленного свекровью борща. Солнце осветило убогую мебель, затертый линолеум, и она ощутила себя запертой.

И тогда Мила поняла, что нужно выбираться.

Она уже один раз сделала это — выбралась из ямы, куда была брошена по праву рождения, а теперь у нее гораздо больше возможностей.

Мила выбралась, нашла Игру и преуспела, что позволило ей за год полностью изменить свою жизнь. Она выбросила всю мебель, содержимое шкафов и буфетов. Упрятала подальше старые семейные альбомы — это были альбомы ее мужа и свекрови, и Милы в них совсем чуть-чуть, так что жалеть не о чем. Какие-то вещи, которые имели значение для погибших, а для нее нет, — она, в принципе, не понимала, зачем цепляться за вещи.

Мила выбралась и сейчас тоже выберется. Тем более что теперь у нее Стая.

Мила принесла их в дом два года назад: нашла в Интернете питомники и поехала на такси. Сначала забрала Бруно, потом Декстера, и они ехали в одной корзинке: Бруно жалобно скулил, малыш Декс злобно шипел, распушившись до невозможности, а она гладила их и знала, что теперь не одна.

В ее новую жизнь они вписались, словно лишь их не хватало для счастья в этой красиво отремонтированной квартире. А может, и правда, именно их и недоставало, потому что с тех пор, как они впервые уснули вместе на Милиной кровати, ее пространство обрело равновесие.

А теперь она боялась, потому что кто-то вломился в ее мир. И меньше всего ей сейчас хочется отвечать на звонки, но ответить надо.

Звонил заказчик, и Мила понимает, что сказать ему о том, где именно она нашла Предмет, сейчас опасно. Она не могла оказаться тогда в том месте. Мила засунула труп того, кто поранил Бруно, в ту же бочку, рядом с которой уже горел неизвестный, надеясь, что огонь скроет следы. И нож, которым тот поранил ее пса, тоже бросила в пламя — огонь уничтожил и отпечатки, и следы крови. Она выплеснула в бочку весь бензин, что возила в багажнике, и масло тоже. Убитый оказался невысоким и очень худым, удивительно, что он вообще посмел напасть — он не мог не заметить собаку и должен был понимать, что нож может и не спасти. Зачем же ему понадобилось нападать, если он мог просто подождать, когда они с Бруно уйдут?

Или он хотел отнять Предмет? Но это запрещено Правилами. А еще это значит, что искать несостоявшегося убийцу никто не станет.

Но по-хорошему надо съездить туда и посмотреть, и если труп не сгорел, нужно снова поджечь бочку, чтоб уж наверняка.

И хотя она тщательно вытерла место, где лежал Бруно — собачья кровь могла привлечь внимание, а у собак тоже имеется ДНК, — но сейчас сомнения закрались: а вдруг негодяй не сгорел? Она тогда теряла время, рискуя жизнью Бруно, но тщательно засыпала мусором то место, которое протерла, и этим она спасала их обоих. Или думала, что спасала, потому что, если труп не сгорел, если его найдут, если смогут выяснить, что его убило, обнаружат остатки крови, выделят ДНК… А его найдут, если выжил спасенный ею парень, он-то скажет, где именно с ним случилась беда!

Бруно могут убить. То, что ее посадят, — полбеды, хотя как тогда быть с Декстером? Но Бруно убьют, и этого она допустить не должна. А потому нужно съездить и протереть место, где пролилась кровь, отбеливателем. Пусть тогда попробуют найти ДНК, ага! Еще надо вылить в бочку канистру бензина, банку масла и снова все там поджечь, чтоб уж наверняка.

Но кто напал на нее сегодня, если в бочке сгорел тот, кто видел их в том старом мертвом доме? Кто-то все-таки их нашел, и когда этот человек поймет, что она выжила, он вернется.

Но сейчас надо разобраться с заказчиком.

— Деньги вами получены?

Голос заказчика нейтральный, но Милу это не обмануло — он нетерпелив.

— Да, все получила. Извините, что задержалась с отправкой, у меня беда с собакой случилась: напоролся на острую арматуру, потребовалась операция. Но Предмет уже отправлен вам, ожидайте.

У всех есть слабое место, а этот заказчик — заядлый собачник. Идейный, можно сказать.

— О… — В его голосе сочувствие. — И как он? Антибиотики колете?

— Да, назначили. — Мила вздохнула: — Чуть не потеряла его, было столько крови…

— Во дворах, как видно, тоже небезопасно. — Заказчик явно не намерен предъявлять претензии. — И как он сейчас?

— Очень слаб, но доктор сказал, что восстановится. Нужно время, да. Мне жаль, что вам пришлось ждать, я забрала все еще третьего дня, но…

— Но такие исключительные обстоятельства… — Заказчик прокашлялся: — Если будет нужна консультация хорошего ветеринара — обращайтесь, я готов всецело вам помочь. Он поднимается?

— Вчера еще нет, а сегодня уже ненадолго смог встать, я же ему лоток поставила.

— Ну, значит, дело на поправку пойдет. А мне снова нужна услуга.

— Сейчас никак. — Мила вздохнула: — Только послезавтра. Мне же собаку надо будет оставить, я его без присмотра бросать не хочу, а чужого, сами понимаете, он к себе не подпустит. Попрошу побыть с ним подругу, которую он хорошо знает, но она то ли сможет завтра, то ли нет — а послезавтра точно.

— Ладно, послезавтра — нормально. Лечите парня, выздоравливайте. Если станет хуже — набирайте без стеснения в любое время, пришлю вам хорошего врача.

— Спасибо вам, мне это очень важно — знать, что я не одна…

Мила ухмыльнулась — люди в своей массе управляемы, нужно просто дать им то, чего они ждут, а этот заказчик болен неизлечимым мачизмом, и для него она сыграла беспомощную, но стойкую барышню, которая борется за жизнь своего пса… Последнее, конечно, было правдой, иначе блеф не удался бы, но теперь она заслужила полное расположение заказчика, который был фигурой весьма непростой. Нужно стараться не врать, а просто расставлять акценты в нужных местах.

Предмет она и правда отослала несколько часов назад, несмотря на то что оставить Бруно одного было ужасно, да только она никогда не приносила Предмет домой, это было ее железное правило, вот и на этот раз контейнер лежал в багажнике машины на охраняемой стоянке, и сегодня она отправила его по адресу. Но по уговору с заказчиком она должна была сделать это двумя днями ранее — и забрать, и передать, — но вышло так, как вышло, что ж.

Это была Игра, она искала Предметы для игроков, и делала это с легкостью, потому что проникать в места, где люди обычно не бывают, не составляло для нее труда. Иногда это были весьма дорогостоящие Предметы, но они не вызывали у Милы желания оставить их себе, а иной раз она содрогалась при мысли, что кто-то платит большие деньги, дабы первым заполучить такой ужас. Для нее это был просто Предмет, она находила и отсылала, получая за это хорошее вознаграждение.

И без Бруно ее работа не была бы такой эффективной.

Снизу слышится стук — кто-то с силой колотит в запертую дверь. Раньше это случалось крайне редко — Надежда обычно обреталась дома, да и дверь не запирала, и вся шантрапа, бездельники и праздношатайки, обитающие в окрестностях, беспрепятственно попадали в ее берлогу.

Мила злорадно ухмыльнулась, вспомнив чистенькую, идеально одетую и причесанную Любу.

— Да, ребята, теперь вашему притону пришел конец. То-то все обрадуются.

Соседей было немного, всего шесть квартир, но все жильцы дружно ненавидели и Надежду, и ее визитеров, не раз вызывая полицию, когда шум по ночам переполнял чашу всеобщего терпения. Только абсолютно глухая Анна Витальевна, старушка восьмидесяти пяти лет, живущая в квартире напротив Милиной, продолжала здороваться с Надеждой. Но это просто потому, что на ночь она снимала слуховой аппарат.

С первого этажа послышались возбужденные голоса — кто-то из соседей отреагировал на грохот. Мила слышит перепалку на лестнице и думает, что абсолютно напрасно отпустила бородатого парня с инструментами. Надо было попросить его сменить замки, а еще лучше — установить изнутри крепкую задвижку.

Впрочем, и сейчас не поздно, вряд ли он успел отойти далеко от дома. Надо позвонить Любе, узнать телефон мастера…

В дверь позвонили, и Мила снова ощутила укол страха. Это буквально взбесило ее — из-за какого-то сукина сына она уже каждого шороха боится, в собственном доме чувствует себя уязвимой!

Она осторожно заглянула в глазок — за дверью топчется Ирка с первого этажа. Возможно, хочет, чтобы Мила оказала ей моральную поддержку, но дело в том, что именно сейчас это не помешало бы самой Миле.

Взяв себя в руки, она открыла дверь, понимая, что с соседями надо поддерживать хорошие отношения.

— Милка, так Надька что… того? Померла?

Ирина — самозабвенная сплетница, но именно это ее качество иногда оказывается весьма полезным.

— Да, ночью. — Мила выходит из квартиры и прикрывает дверь перед носом у Декстера. — Как же ты пропустила?

У Ирины, несмотря на вполне еще молодой — тридцатилетний — возраст, уже проявились все тактико-технические характеристики типичной околоподъездной бабки: она дневала и ночевала у глазка и у окон, наблюдая за соседями. И как она пропустила действо в квартире Надежды, Мила представить себе не может.

— На даче ночевали с Олегом! — Ирка с досады готова сама себя пнуть. — Олег говорит: поедем да поедем, Лешку с мамой оставим, а сами… свечи там, шампанское, освежить чувства. Ну, освежили, а тут приезжаю — на тебе, Надька померла, полиция была, а я полчаса назад приехала и не видала ничего… Так что там было-то?

— А тебе мать не сказала?

Иркина мать, миниатюрная и очень элегантная, была абсолютно чужда любой мышиной возне, и вопрос этот Мила задала с подковыркой, конечно же.

— Как же, добьешься от нее… Ты-то хоть видела все это?

— Нет, не видела. Ездила по делам, а когда вернулась, никого уже не было. Зато познакомилась с Надькиной сестрой, ее для опознания приглашали. Вроде как сердечный приступ, но это неточно.

— И как теперь с квартирой?

— Так я тебе говорю: у Надежды, как оказалось, родная сестра имеется. Погодки они, представляешь? Но выглядит девушка лет на десять моложе Надьки.

— Ну а что ты хотела, Надька-то пила, в последние полгода вообще на стакане очень плотно сидела, и похоже, не только на стакане, кого это красит…

— Ну, вот и я о том же. — Мила вспомнила чистенькую, идеально причесанную Любу и подумала, что она всем соседям очень понравилась бы. — Я к Надьке спустилась — что-то на лоджии у нее стухло, — а там эта ее сестра. Кстати, кроме того, что она отлично выглядит, сама по себе очень приятная. Сестра Надькина, в смысле. Вот от нее я и узнала, что стряслось.

— То есть она не такая пришибленная, как покойница?

— Совсем не такая. — Мила вдруг вспомнила абсолютно холодные глаза Любы, когда та сидела рядом, сжимая в руке опустевший шприц. — Во-первых, она еще живая.

Ирка вытаращилась на нее, но через минуту до нее начало доходить, что Мила так шутит.

— Ну, хоть ты-то не кривляйся, мало мне мамаши припадочной. Вечно пилит: ты сплетница, занимайся своими делами… как будто что-то плохое — знать, что в доме происходит, это же вопрос безопасности! Так что там сестра Надькина?

— Она очень приятная. Порядочная, явно совсем непьющая и успешная девушка, идеально одетая, воспитанная и вежливая. Я мимо шла, а там мастер как раз дверные замки менял.

— Боже ж мой… — Ирина покачала головой с явным сожалением. — Ну, вот что мне было хоть на часок раньше приехать, так ведь на Олега такой стих нашел — освежить, мать их, чувства! А сегодня пока выспались, то да се, все пропустила… Ну, одно хорошо: перестанут шляться в подъезд алкаши со всего района.

— Когда они все поймут, что лавочка закрылась, а так-то по привычке еще какое-то время будут ходить.

— То-то Митька туда сейчас колотился. — Ирина досадливо нахмурилась: — Лешеньку мне напугал, я вышла и прогнала его, а сама думаю: чего это заперто у Надежды, а оно вон чего — накрылась их малина, значит. Ну, слава богу, прибрал от нас докуку, настанет покой, теперь можно будет на подъезд кодовый замок поставить и жить как люди.

Кодовый замок — это был больной вопрос. В доме три парадных, и только их входная дверь стояла настежь, открытая всем ветрам. А ветры эти заносили в подъезд алкашню и любителей испражняться в закрытом помещении. Это весьма угнетало жильцов, но все попытки закрыть подъездную дверь от посторонних всякий раз заканчивались одинаково: замок оказывался сломан, а то и вырван буквально с корнем, что было, впрочем, нетрудно сделать — дверь старая, деревянная, а металлическую поставить не могли, потому что Надежда отказывалась участвовать в расходах.

— Дверь сменим на металлическую, сестрицу Надькину подтянем, пусть раскошеливается, если на всех раскидать, то сумма вполне гуманная получается. Ей тоже прямой профит: не будет алкашня колотиться, а на металлическую дверь замок хороший приладим. Всяко лучше, чем сейчас: заходи любой, грабь кого вздумается, да еще и гадить перестанут, что тоже немаловажно, ведь провонял подъезд дерьмом и прочей гадостью, бывает, что и в квартире вонь чувствуется. Ты телефончик мастера-то не догадалась взять?

— Не догадалась. — Мила пожала плечами. — Но телефон Надькиной сестры взяла, а у нее точно есть номер мастера.

— Ну, и то хлеб. — Ирка оперлась спиной о стенку, всем своим видом давая понять, что уходить не собирается. — Слушай, я тут подумала: с чего бы ей вот так взять и враз помереть, а? Ведь здоровая была лошадь, несмотря на пьянку, да и квасить так — это ж какое здоровье надобно! Давеча смотрю — идет она, еле живая, синяя от пьянки, морда опухшая…

— Так ты в глазок видела?

— Сперва в глазок, потом из окошка. — Ирка хмыкнула: — Вот к тебе сегодня утром парнишка приходил, потом вы вместе уехали.

Мила понимает, что этой фразой Ирка спрашивает у нее, что за парень, и в другое время она бы нипочем не пустилась в объяснения, просто из вредности, но сейчас нужно, чтобы сплетни не расползались.

— У меня собака на арматуру напоролась, доктор навещал его после операции, потом я его отвозила и сама по делам съездила. — Мила вспомнила, как накануне они с Ленькой тащили Бруно домой и она лихорадочно соображала, где ключи. — Сейчас вот лежит, выздоравливает…

— Да что ты говоришь! — Ирка сочувственно округлила глаза. — Боже, как жаль! Вот видишь, это от беспорядка, люди бросают куда попало всякое, а несчастная собака поранилась. А вчера ты не слыхала, что у Надьки было?

— Как раз вчера Бруно и поранился, так что тут вполне мог «Титаник» затонуть, а я бы и внимания не обратила, не до того было. Хотя я в принципе не имею привычки прислушиваться, что там у кого за дверью, и в окна редко смотрю, своих дел полно.

Мила мысленно ухмыльнулась — эта фраза означала, что у соседки вовсе нет никаких дел, кроме как подслушивать под чужими дверями да у окна торчать, подглядывая за соседями.

— Ну, теперь-то тишина будет. Вот хорошо, что все закончилось, наступит покой, поживем как люди.

Сообразив, что ляпнула, Ирка спохватилась, но слово, как известно, не воробей.

— Нет, конечно, очень жаль, что умерла, какая б ни была, а все живой человек…

Но слова эти прозвучали до того фальшиво, что Ирина и сама это поняла, а потому, дабы сохранить лицо, резко заторопилась:

— Ладно, заболталась я с тобой, а у меня там Лешенька…

Лешенька — Иркин пацан, малолетний преступник четырех лет от роду, от которого не было житья ничему живому в радиусе километра. Причем злодействовал он из самых добрых побуждений: ну как не сжать в объятиях котенка, когда он так прекрасен? Счастливо хохотать и реветь, потому что котенка отняли. Или как не бросать песок во все стороны, если от этого поднимается вихрь песчинок и Лешенька ощущает себя стихией воздуха? Или как не… Да никак. Все, до чего дотягивался Иркин сын, меняло свои свойства и никогда уже не становилось прежним.

И напрасно она сейчас торопится выполнять материнский долг, потому что справиться со своим отпрыском Ирка все равно не в состоянии, а занимается им ее мама, маленькая металлическая Инга Филипповна по прозвищу Железный Феликс. В ее руках Лешенька идет верной дорогой, при этом шаг влево, шаг вправо — и конвой в виде бабушки Инги принимается без предупреждения палить из всех подручных средств, и внук это прекрасно знает.

Остальных граждан вне личного состава конвоя малолетний рецидивист категорически не замечает, включая собственных родителей. И теперь Ирка, торопящаяся навстречу собственному страху в виде Лешеньки, кажется еще более фальшивой, чем когда минуту назад выражала сожаление по поводу безвременной кончины всеми ненавидимой и дружно презираемой Надежды.

— Ага, давай. — Мила ухмыльнулась: — А мне пора делами заняться.

— Ну какие у тебя дела, ни мужа, ни детей, живи да радуйся. — Ирка вздохнула: — А тут как на каторге, еще и маман донимает.

— Так на кой хрен ты замуж выходила, если каторга? — Мила терпеть не могла подобные разговоры. — Жила бы и ты в свое удовольствие.

— А вот дура была… да и мать тоже: «Без росписи ни-ни, узнаю — убью», и ведь убила бы, я ж ее знаю.

— То есть ты вышла замуж, чтоб легально трахаться? — Мила фыркнула: — Ну, тогда кто тебе доктор!

Ирка обиженно поджала губы и развернулась к выходу.

— Кстати, а ты сегодня утром тут — ну, чисто случайно — никого не видела? В смысле, чужих? — уточнила Мила.

— Говорю тебе — полчаса назад как вернулась, все пропустила.

— Да ладно, на твой век хватит трупов. — Миле доставляет огромное удовольствие подкалывать соседку. — Народу много, глядишь, вскорости еще кто-то ласты склеит, а ты тут как тут.

— Да вот кабы так-то… — Ирка горестно вздохнула, но потом, спохватившись, охнула: — Вот вечно ты меня подловишь и заставишь ляпнуть что-то такое!

— Да кто ж тебя заставляет? — Мила засмеялась. — Сама ведешься на все.

— Ира!

Та выглянула в просвет перил:

— Чего тебе?

Голос Мила узнала — это Иркин муж Олег, серьезный молодой мужик. Вроде бы занимается какими-то перевозками, но это не точно. Иркину болтовню насчет мужа Мила не слушала, но всегда удивлялась, что нашел Олег в ее соседке.

— Мать спрашивает, куда ты подевалась.

— Видала? — Ирка поморщилась: — Минуты не дадут, контролируют, будто я соплюха какая.

Олег поднялся на один пролет лестницы, и Мила кивнула ему. Нормальный мужик — самый обычный, но очень аккуратный, всегда подтянутый, даже сейчас одет в джинсы и клетчатую рубашку, в отличие от жены, замотанной в цветастый махровый халат. А вот поди ж ты — живут и даже ездят чувства освежать!

Олег с тещей пребывали в состоянии вооруженного нейтралитета. Инга Филипповна признавала, что зять нормальный и деловитый мужик, но то, что он женат на Ирке, нивелировало в ее глазах все достоинства парня. А Олег уважительно называл тещу «мать» и признавал ее лидерские качества во всем, что касалось дома, но не в отношении себя. И только Ирка была там камнем преткновения. Самое смешное — Лешка невероятно любил именно мать, хоть в грош ее не ставил. Но всякий раз, засыпая, крепко обнимал ее и ложиться без матери вообще отказывался.

— Ир, мне по работе надо, а мать там…

— Да иду я, иду! — Ирка кивнула Миле: — Ладно, пока.

— Как же это Леха вас отпустил на дачу?

— Я ему машину электрическую пообещал. — Олег ухмыльнулся: — А Ирина ему по телефону сказки рассказывала да сопли разводила, пока не уснул.

Вернувшись в квартиру, Мила тщательно заперла замки, ощущая всю бесполезность данного действия — тот, кто проник к ней в дом один раз, с легкостью сделает это еще раз.

Бруно крепко спит, Декстер, пристроившись рядом, тоже дремлет, но когда вошла Мила, кот лениво приоткрыл глаза, давая понять, что он тут и Вселенная в порядке, украшена его присутствием, как полагается.

— Нет, определенно нужна задвижка на дверь. А завтра поеду туда, только металлическую канистру надо приобрести.

Мила достала телефон и набрала Любин номер.

* * *

Бруно спал и во сне снова видел Врага, его запах был явственный и так близко…

Никто раньше не преследовал их, хотя они бывали в местах, где лучше бы не появляться, но впервые случилась беда. А после пришел Враг, и Враг этот где-то рядом.

Бруно проснулся, зарычав. Декстер лениво повернул к нему голову — ты что, мол, приятель? Мы дома, все хорошо.

Но Бруно знал, что ничего хорошего. Запах чужого, который напал на хозяйку, доносился откуда-то из-за двери.

— Поешь немного?

В миске его любимая еда — свежее мясо, порезанное небольшими кусочками, которое раньше он проглотил бы в мгновение ока, вылизав миску, — но сейчас есть не хочется.

— Ну, совсем немножко, малыш! Тебе нужны силы.

Бруно слышит ласковую просьбу в голосе — и нехотя съедает немного, просто показывая, что он готов идти навстречу. Еда была по-прежнему вкусной, и Бруно сразу почувствовал себя лучше, но съесть больше не смог.

— Ну, хоть так. Декстер! Совесть имей.

Как раз совести у кота и не было, а рационализм присутствовал. Именно он подсказал Дексу, что хороший продукт не должен пропадать.

В дверь позвонили, и Бруно, вскинувшись, зарычал.

— Тише, мальчик. — Мила осторожно прошла в прихожую и заглянула в глазок. — Ну надо же!

Что-то влетело в отверстие, и она, не успев даже удивиться, нырнула во тьму.