Хроники московских некромантов

Алия Гильмет, 2022

Наш мир почти такой же, как ваш, с одним отличием – в нем есть мы. Как нас только не называют, но сами мы предпочитаем зваться некромантами. Неспокойно на кладбище через дорогу? В зеркале отражается кто-то лишний? Усопшая свекровь является и не дает покоя? Тогда мы идем к вам! Только не пытайтесь нас обмануть. А то проклятия старой крови ох, как непросто снять… Содержит нецензурную брань.

Две жизни Ведьмы

— Пётр Степанович, вызывали?

— Заходи, Арзамасова.

Она и вошла. И села, не дожидаясь приглашения. Пётр привычно содрогнулся, окинув фельдшерицу взглядом, и содрогнулся. Мысленно.

По летнему времени, Ведьма щеголяла с короткими рукавами, выставив на обозрение разрисованные предплечья. Нет, многие на «скорой» балуются татуировками, но у этой выше пальцев лоскута чистой кожи не найдешь. Левый висок выбрила чуть не «под ноль», в ухе штук пять разных колец. Поговаривали, правда, что она из этих… специалистов, и что татуировки у нее «рабочие», но железа-то куда столько?

— Опять жалоба на тебя, Надежда Олеговна.

— Таки прямо на меня? — Арзамасова вскинула проколотую бровь. Спасибо, что хоть в носу колец не носит.

— Тебя по описанию не узнать невозможно, — заведующий выразительно кивнул на ее руки. — На, почитай.

— «…и явно бывшая заключенная и наркоманка с тюремными наколками на руках», — нужную строчку Арзамасова прочла вслух и с надрывом. — Ну, понятно. Я даже знаю, откуда это. Мы туда мчались на очередное «задыхается», а обнаружили страдающего с похмелья урода сорока двух годиков при мамочке, и они вдвоем требовали его, цитирую, «прокапать», конец цитаты.

— И ты, естественно…

— Разъяснила им суть термина «экстренная служба». Максимально корректно разъяснила, Бир… то есть, Сергей Юрьевич подтвердит.

— Еще бы Бирюк не подтвердил! Нашли друг друга… — Пётр снова наткнулся взглядом на ее наколки и взгляд отвел. — Надька, Надька… Слушай, как на тебя отец смотрит?

— С нескрываемой гордостью, — нахально ответила девчонка.

— Начни уже прикрывать свою… красоту, а?

— Окститесь, шеф, тридцать градусов жары! Хотите — ищите повод уволить. — В кабинете посреди июля потянуло холодом. — Сама не уйду, вы ведь знаете?

Знает. И знает, что нормального повода уволить эту заразу не найдет. То есть, найти можно, и создать можно… Но у него слишком веские причины никогда не избавляться от Ведьмы.

— Знаете, — повторила она, и лицо смягчилось, а в кабинете потеплело. — Можно, я уже пойду? Мне заступать надо.

— Объяснительную напишешь.

Напишет, и еще как. Не дай бог, кто из высокого начальства это прочтет.

— Вы их коллекционируете, что ли?

— А то! Выйду на пенсию, издам твои сочинения — хоть денег заработаю на старости лет.

— Тогда я подам на вас иск о нарушении авторских прав. — Ну вот умеет же хорошо улыбаться, на нормальную девку становится похожа.

— Иди работать, Арзамасова.

Уже взявшись за ручку двери, Ведьма остановилась:

— Да, Пётр Степанович. Я тут слышала, Феде Смирнову с четырнадцатой подстанции череп проломили на вызове.

— Знаю. В реанимации он.

— Адрес того вызова случайно не знаете?

— Нет. Даже случайно.

— Ладно. — Надька толкнула дверь. — Сама выясню.

***

Раз… два… три… Рита со злой сосредоточенностью давит бабке на грудину. Трещит ребро, правда, слышно это только мне. Интересно — мысль проскальзывает фоном, не мешает работать, — была бы жалоба, что сломали? Но жалобы не будет, потому что бабке не выжить, и вызванные нами спецы не успеют. Сжимаю амбушку раз за разом, а сама вижу его. Стоит рядом, еще чуть — и коснется моей руки, настолько тут тесно…

Я видела много красивых или же карикатурных рисунков с докторами, героически отгоняющими Смерть от больного. Херня всё это. Жнец не приходит, чтобы постоять и отбыть ни с чем, и если я его вижу — значит, всё. И значит, что не грех бы подпитаться — сила лишней не бывает, — да свидетелей многовато. Ладно Ритка — она из своих, привыкших к моим странностям, — а вот бабкина внучка вряд ли поймет…

Ну вот и финиш. Констатация, подписи, вся мура… Внучка слушает Риткины дежурные соболезнования с сухими глазами. Я молча собираю вещи. Мне больше жаль утекшей в никуда силы. Послезавтра работать по родовому профилю, а возможностей зачерпнуть энергию у современного некроманта немного. Мысли, естественно, держу при себе. Убитой горем родственнице усопшей незачем показывать мою истинную сучность.

Не такая уж она и убитая, кстати. Я привычно ловлю эмоции, разбираю их. Девушка почти спокойна, не рада, но и не больно ей так, как могло быть. Видно, знала, что бабуле с ее букетом заболеваний недолго оставалось…

Перед самым нашим уходом в квартиру просачивается лощеный типчик из ритуальной конторы. Кто просигналил? Не Ритка точно, кто-то из спецов. А, неважно. Пройдя мимо, вешаю ему на спину несложное проклятие. Побегай теперь по кожникам, шакал… Нет, каждый зарабатывает по-своему, и я не моралистка, но конкретно этот — борзый сверх меры, так что поделом.

Выйдя на улицу, прячусь в кабине: дождь заморосил, а ведь еще утром жарило. Рита остается на пару минут покурить за машиной. Настроение такое, что я бы присоединилась, но нам нельзя часто. Папенька вот тоже старается смолить только после особо нервной работы…

— Третья, свободны с адреса.

— Принято, третья. Возвращайтесь домой.

Вот это подарок! Если по дороге никуда не ушлют, мы нормально поужинаем. А если и ночь вдруг выдастся относительно спокойной, то можно будет связаться с заказчиком, перенести встречу на завтра и получить два подряд свободных дня. Размечтались, Надежда Олеговна!

— Ты знала. — Рита не то спрашивает, не то утверждает.

— Знала. — С ней можно не притворяться, будто я не поняла, о чем речь.

— Ты всегда знаешь. По тебе видно: ты вроде и не сачкуешь, но глаза у тебя заранее потухшие.

Пожимаю плечами. Не рассказывать же про Жнеца — даже тех, надежных, это отпугнет. Прошли века с прихода наших предков, и люди готовы признавать наше существование и нашу пользу, но не готовы узнать, каков на самом деле их мир…

…Утро, мать его. За сутки от силы часа два покемарили, урывками, ну и на утренней раздаче люлей прикорнули. Степаныч ворчал, а что делать. Хорошо, хоть по прошлой кляузе я уже отписалась.

— Ведьма, мы в твою сторону едем, подбросить?

— Ага, спасибо.

В иное время я бы пешком дошла, тут меньше трех километров в сумме, а ходить я умею и люблю. Но сегодня устала, и надо домой побыстрее — вымыться, залечь и до завтра восстановиться. Неизвестно еще, что там завтра будет.

Высадили неподалеку от дома.

— Кучеряво ты устроилась!

— Так уж получилось. — И вообще, это не я, это отец постарался.

На восьмой этаж поднимаюсь пешком: лифт хрен дождешься — все на работу, когда Наденька с работы. На седьмом непривычно тихо, истеричная мамашка не орет на младшего детеныша, к счастью для нее. Я в таком настроении, если спать не дадут, точно спущусь и прокляну! До сих пор останавливало лишь осознание, что злость за свои проблемы мамашка с папашкой станут срывать на детях — то есть, мне тише не станет. Не смертельными же потчевать… Нет, даже думать о таком нельзя, это всё от усталости.

— Кот, я дома! — скидываю рюкзак в прихожей, разуваться сажусь прямо на пол.

— Хорошо, — Барсик стекает со шкафа. Обходит меня кругом, нюхает, морщится. — Опять дряни всякой нацепляла… Ты вообще закрываешься?

— Это еще закрываюсь. Чайник включи, я мыться. — На несколько секунд материализоваться его сил хватит.

Ком белья в стирку вместе с формой, позже запущу. Встаю под обжигающий душ, соскабливая с себя суточную грязь. Жаль, что осадок чужих эмоций мылом не смыть. Я отсеиваю, что могу, мелкие неосознанные проклятия отражает защита, привязанная к набитым на спине знакам, но порой этого всего оказывается слишком много. И тогда нужна помощь Барсика…

Неупокоенный дух рыжего кота достался нашей семье вместе с квартирой на Садовом кольце в лихие девяностые, пока я училась ходить и шустро ползала. Папенька в те кровавые годы и как судмедэксперт без работы не сидел, но деньги зарабатывал, в основном, как некромант. Благо чуть раньше, на волне всеобщей свободы и гласности, отношение к нам стало лучше, чем при социализме. Одну пару как раз замучила потусторонняя сила в виде гремящего посудой и шипящего из шкафов полтергейста, из-за которого нельзя было ни жить в квартире, ни продать ее. Им повезло в поисках избавления наткнуться не на шарлатана, а на действительно одаренного.

Осматривать квартиру отец пошел один и там познакомился с Барсиком. Кот, когда-то выброшенный в окно пьяным сожителем хозяйки, не особо обрадовался перспективе обрести вечный покой: в отличие от людей, он не тяготился посмертным существованием в привычной обстановке, вот только соседи, которым та хозяйка поспешно сбыла «нехорошую» квартиру, пришлись не по нраву. Отец предложил ему альтернативу: он покупает эту квартиру (с солидной скидкой, полученной в качестве гонорара), а кот соглашается жить бок о бок с его матерью.

Кот согласился. Они с бабушкой больше двадцати лет прожили душа в душу. Она время от времени делилась с духом силой, а он помогал, если была необходимость, очиститься от избытка негативной энергии. Когда в позапрошлом году бабули не стало, Барсик без раздумий объявил, что теперь жить с ним буду я. Нет, с Димкой они вполне себе дружны и могут до глубокой ночи трепаться на кухне, но с одаренной коту привычнее.

С кухни слышится бульканье и щелчок кнопки.

— Даже не думай, — ворчит Барсик, заметив мой взгляд в сторону запаса растворимых пюре.

После суток хочется побыстрее закинуться едой и завалиться. Но кот прав: чтобы оставаться работоспособными, злые колдуньи должны питаться полноценно — наваливаю в пиалу творога. И вкусно тоже — варенья добавляю от души.

За завтраком следует постель, которую лень разбирать, поэтому — кокон из пледа. Хорошо. Кидаю взгляд на дверцу бара: может, немножко вискаря мне не повредит? Нет. Вставать за ним еще…

Барсик укладывается мне на грудь. Он нематериален, сознание само додумывает теплую кошачью тяжесть. Мурчание додумывать не приходится. По телу разбегаются импульсы силы, выжигая всё, что налипло на защиту. Уходит ощущение давления в висках, и даже дышать становится легче.

— Спасибо, кот, — не открывая глаз, глажу вибрирующий, слегка покалывающий электричеством воздух над собой.

— Не за что. Спи давай.

Мурчание становится громче. Я медленно погружаюсь в сон, вяло думая о том, что надо достраивать защиту, благо места под татуировки на мне пока хватает…