Наставник

Алиса Линд, 2023

Депрессия. Работы нет. Деньги заканчиваются. К двадцати пяти Макс зашла в тупик, и, кажется, из него уже не выбраться. Но, словно знак свыше, ей на глаза попадается газетное объявление: незнакомец обещает бесплатно решить любые проблемы. Только что он возьмет взамен? Какая у него цель? И к чему приведет эта встреча?В тексте есть:властный геройтелесные наказанияэротические сценыхэппи эндАвтор обложки Алиса ЛиндИзображение создано с использованием нейросети mid

11. (вы) Бросил?

Поездка в парк снова заставила занервничать. Даже то, как со мной обошелся Рик за неверно расставленные приоритеты, меркло по сравнению с его внезапной щедростью. Что-то не так — гнусаво твердил внутренний параноик. А мне… Мне оставалось лишь подчиниться.

Барахтаясь в водовороте мыслей во время последней пробежки, я пыталась принять решение. Угроза «останешься без руки» отрезвила. Заставила задуматься. Может, ну его? Подальше от увечий или смерти? Но… этот заколдованный круг не отпускал. К чему я вернусь? Пока есть хоть небольшой шанс, что Рик поможет мне встать на ноги, я останусь! Лишь бы он не отказался от такой бестолковой воспитанницы.

Подаренная Риком косметика оказалась повышенной стойкости от популярной дорогой марки. Такая снилась мне только во влажных мечтательных снах. В пакете нашлось несколько тюбиков с тональными кремами, тушь, палетка теней коричневых оттенков, карандаш для глаз, блеск для губ и несколько кисточек. Краситься было впервые приятно за последние полгода, наверное. Я скрыла отметины на скуле и челюсти под слоем базового тональника, другими нанесла рельефные оттенения. Пара взмахов ершистой щеточкой туши — глаза обрели выразительность. Последний штрих — блеск для губ — готова. И даже не стыдно смотреть в зеркало.

Когда Рик подвел меня к той самой скамейке в парке Линкольна, сердце забилось тревожнее. Все выглядело так, будто он собирался распрощаться со мной. И вскоре самое ужасное, самое пугающее предположение подтвердилось. Возвращает мне ключ и заявляет, что уйдет на пятнадцать минут.

Слабая надежда щемящим чувством заполняет душу. А если нет? Может… Может, сразу сказать… Что сказать? Умолять? Рик же не говорит, что отказывается. Просто дает возможность уйти. Но я не хочу уходить! Видя эти метания на моем лице, спрашивает суровым тоном:

— Что еще? Говори!

Или скажи сейчас, или молчи вечно, Макс! На языке вертится неуклюже сформулированная фраза «я не смогу без вас, сэр», но удерживаюсь, не произношу. Снова лавина ненужной патетики. Конечно, смогу, но не хочу. Мгновенно вскипевшие от волнения мозги плохо соображают, выразить мысль лучше не получается. Не петь же дифирамбы?! Гордость в последний момент берет верх.

— Я тоже пойму, если вы не вернетесь.

Говорю и знаю, что вранье. Рик хитро улыбается, прикуривает сигарету и уходит. Как и обещал. Остаюсь одна. Смотрю перед собой, картинка плывет пятнами. Сорвавшись с ресниц, по щеке течет слеза. Откуда это стойкое чувство, что Рик меня выкинул?

Нет, надо успокоиться и взять себя в руки. Нет поводов ему не верить. Он же сказал, что вернется. Ага, а еще сказал, что не оставит следов! И что? Противоречивые мысли раздирают сознание на части. Неизбежно возникает вопрос — что делать, если он все-таки не появится?

Не хочу об этом думать. Нет. Он обещал. В попытке успокоить нервы рассматриваю гравий под ногами — серые и розовые гранулы в хаотичном порядке наваливаются друг на друга, напоминая толпу на стадионе во время концерта популярной поп-дивы. Начинает казаться, что они тихонько шевелятся. Перевожу взгляд на небо. Наливается густым фиолетом. Солнце вспышками пробивается из-за горизонта. Прощальные лучи — скоро оно сядет, и начнется вечер.

Часов нет, как и телефона. Даже не знаю, во сколько мы покинули бункер. Как отсчитать пятнадцать минут? Наверняка Рик с радостью воспользуется тем, что я не могу контролировать время. Сидит сейчас где-нибудь и наблюдает, когда я вскочу со скамейки. Раньше или позже срока.

Солнце скрывается. Загораются фонари. Сижу почти без движений, иногда только прихлопываю какое-нибудь обнаглевшее насекомое, которое вгрызается в кожу. Теперь окончательно понимаю, что прошло больше пятнадцати минут. Время искажается отчаянным ожиданием. Не оценить, сколько прошло после ухода Рика. Но солнце скрылось. Значит, ближе к семи вечера. В парк мы приехали не позднее шести — тени деревьев были уже длинные. Выходит, Рика нет уже час.

Похоже, он не вернется. Охватывает невыносимая тревога. Тело разом напрягается, пальцы до боли стискивают колени, плечи ползут вверх. Никак не расслабиться! Спокойно. Дыши, Макс. Вдох. Выдох. Начинает отпускать. Снова текут слезы. С ним могло что-то случиться… Может, его отвлекло что-нибудь важное? Позвонили по работе, и он не смотрит за временем? Или уже идет сюда, а я сижу убиваюсь!

В исступленном переборе вариантов проходит еще сколько-то времени. Парк погружается в мазут ночи. Фонари на фоне черного неба выглядят ослепительно белыми. В их свете деревья отбрасывают резкие тени. Рик не вернется. От этой мысли щемит сердце. Выбросил, как испорченную вещь! Словно ребенок игрушку, которую сам же и сломал. Наверное, стыдится, что наставил синяков, и я — живое тому напоминание. За что я должна страдать?! Ты еще спрашиваешь, за что, идиотка? Поделом тебе, Макс. Сама не справилась, вынудила его нарушить обещание. Это карма.

Слезы льются потоком. Скулю, не в силах сдержаться. Людей уже почти нет, а те, что еще гуляют, — далеко. Никто не услышит моих стенаний. Но как же больно! Где-то в душе дрожащим огоньком, словно пламя догорающей свечи, светится надежда, что Рик все же придет. Просто проверяет. А может, издевается? Может, ему просто хочется заставить меня униженно дожидаться его?

Людей становится все меньше. По периметру движутся точечные огоньки — полицейские начали обход. Парк закрывается. Рик не придет. Хватит уже надеяться, Макс. Но что тогда? Я не хочу… не вернусь… Я отказываюсь возвращаться в клоповник! Только не обратно.

Всплывают угасающими вспышками воспоминания о том, что успел пообещать Рик. Научить подавать себя. Привить дисциплину. Помочь похудеть. Взрастить уверенность в себе… Теперь ничего этого не будет. Я так и осталась жалкой улиткой, которой одна дорога — сгинуть под колесами грузовика.

Сокрушительное в своей простоте решение — закончить никчемное существование сегодня же — пронзает, словно молния. Сердце бьется ровно. Руки чуть дрожат. У меня новая цель — ближайший мост.

Внутри пробивается слабый голосок здравого смысла — все же дать Рику шанс. Буду сидеть, пока не выгонит полиция. А потом… Припоминаю карту города. Без денег и телефона я смогу дойти только до моста Лоувотер. Туда и пойду.

Наконец спокойствие. Больше нет метаний. Ответ найден. Представляю, как перелезу через парапет — три толстых троса и перила поверху, — постою, заведя руки за спину, вцепившись в ограждение одними пальцами. И расслаблю мышцы. Становится жутко. Но, скорее, оттого, как это будет выглядеть со стороны — тело в цветастой майке и шортах срывается и летит с моста, через несколько мгновений ныряет в воду и всплывает уже бездыханным. Наверное, будь у меня хоть кто-то, кому было бы не все равно, я бы сомневалась. Но такая, как я, никому не нужна. Снова никому не нужна.

Слезы уже не текут. Я дала себе слово, что дождусь, когда меня выставят из парка — сейчас это произойдет. По тропинке от широкой аллеи ко мне направляется грузный полицейский. В белом свете блестит значок на нагрудном кармане и глянцевый козырек фуражки. Направляет фонарик в глаза. Щурясь, наклоняю голову. Выставляю руку, заслоняя слепящий луч.

— Мисс, вам придется покинуть парк, — страж порядка устало произносит заученную фразу. — Парк закрыт, мисс. Я провожу вас к выходу.

— Конечно, офицер, — выдавливаю гнусавым голосом. Нос все еще заложен.

Поднимаюсь и делаю пару неловких шагов. Ноги затекли. Едва не падаю, полицейский подхватывает и помогает удержаться.

— Вы пьяны, мисс? — с будничным назиданием спрашивает правоохранитель.

— Нет, офицер, — выдыхаю с досадой. — Просто устала. Я знаю, где выход. Дойду сама.

То ли полицейский услышал обреченность в моем голосе, то ли просто такие правила, но он взялся покрепче и твердо выговорил:

— Я провожу вас, мисс.

Хочешь, провожай. Плевать. Опираясь на пухлую руку, нехотя перебираю непослушными ногами. Путь домой равносилен пути к смерти. Будущее короткое и трагичное. Еще раз убеждаюсь, что лучше покончить с собой, чем возвращаться к прозябанию в грязи, безденежье, с алкоголичными друзьями по соседству.

Полицейский ведет меня в сторону ближайшего к метро выхода. Через него я влетела в этот парк перед первой встречей с Риком. Как же он мог так со мной поступить?! Снова щиплет в глазах. Колет в переносице. Вот-вот разревусь. Не вспоминать о нем. Было и прошло. Исчез. Как лотерейный билетик, вылетевший в окно поезда.

Прикрытые ворота уже совсем близко. Смотрю себе под ноги. Вроде уже все решила, но пересекать черту злополучного парка все равно тяжело. Не хочу. Вдруг Рик сейчас ищет меня на той скамейке? Надежда пожаром вспыхивает внутри, обжигая внутренности. Бросаю быстрый взгляд через плечо — слишком далеко и заслоняют деревья. Что ты выдумываешь, Макс? Никто тебя не ищет, забыла? Последний, кто мог бы, от тебя отказался!

С глубоким протяжным скрипом кованая створка ворот отодвигается, открывая узкий, в фут шириной, проход. Полицейский ослабляет хватку, намекая, что выполнил миссию. С тоской оборачиваюсь, всматриваюсь в мрачные силуэты деревьев, которые топорщатся кронами в белом жестком свете фонарей. Красиво. Мысленно прощаюсь с парком, и вдруг слух улавливает знакомый голос:

— Спасибо, офицер. Дальше я сам.

Рик?! Не верю ушам. Это игры воспаленного мозга. Поднимаю взгляд и вижу его.

Тело разом перестает слушаться. Оторопело хлопаю глазами. Почему-то нечем дышать — хватаю ртом воздух, но тщетно. Голова начинает кружиться.

Полицейский, словно в замедленной съемке, отплывает назад, его место занимает Рик, покровительственно обнимает за талию и еще шире открывает ворота. Полный боли металлический стон отрезвляет. Рик влечет меня за собой. С трудом осознаю свое тело, вяло переставляю ноги. Пара шагов, и мы на тротуаре за пределами парка. За спиной снова раздается скрип ворот.

Поднимаю взгляд на Рика — он самый. Мне не мерещится. Кажется, тут я должна ощутить облегчение или радость, но ни того, ни другого не чувствую. Пустота внутри. Все еще не верю, что это происходит. Успела распрощаться с жизнью, приготовилась прыгнуть с моста… но все отменяется? Кажется, небеса послали мне еще один шанс?

Рик в ответ смотрит на меня. Ровно и даже как-то безразлично. Знал бы он, что я успела себе надумать… прибил бы, наверное. Молчу, помня правило, жду вопроса или вообще чего угодно. Его молчание угнетает.

— Думаю, ты проголодалась, — через несколько мучительно долгих мгновений произносит деловито, как ни в чем не бывало. — Тут недалеко есть отличное местечко. Идем.

Берет меня за руку и ведет вниз по улице к пешеходному переходу. Плетусь следом, сама не зная, зачем. Потому что он так сказал. В голове вакуум. Ни мыслей, ни желаний, ни радости, ни страха.

Заходим в кафе. Отделанная шершавым кафелем лестница в три ступени, широкая дверь, фойе — тоже кафельное, но блестит глянцем керамической глазури и раздражает уставшие глаза пестротой оранжевого и зеленого. Зал почти пуст.

Рик ведет меня к столику у панорамного окна. С двух сторон стоят насыщенно-красные стеганые диванчики с высокой спинкой.

Рик жестом указывает на один из диванчиков, спиной к входу. Послушно усаживаюсь. Двигаюсь к окну, еще до конца не понимая, что делаю и зачем. Просто он велел. Умение, а может, даже желание подчиняться, отпечаталось на подкорке. И не мыслю вести себя иначе.

Рик садится напротив. Рассматриваю пластиковую столешницу под темное дерево, не поднимаю глаза, но ощущаю на себе его взгляд. Как он смотрит? С отвращением? С жалостью? Доброты точно не будет. А вдруг еще хуже?..

Подбегает мальчик-официант. Короткая стрижка, узкое лицо, темные глаза и слишком плоские брови. Взгляд зацепляется за фартук до колена с болтающимся на боку карманом, из которого выглядывает уголок крохотного блокнотика и торчит ручка. Зачем-то пристально рассматриваю официанта, словно хочу уловить каждую деталь внешности. Мальчик, смущаясь, краснеет.

Рик заказывает два греческих салата и два зеленых чая. Официант, как обожженный, убегает к терминалу вносить заказ в систему. Провожаю взглядом угловатую фигуру. Потыкав по небольшому монитору пластиковой картой, скрывается в другом зале. И дался же мне этот официант! Дался, потому что иначе придется смотреть на Рика. А я не могу. Боюсь увидеть в его глазах неизбывное безразличие. А еще совсем не хочу говорить. Нужен покой и тепло. Вот бы закутаться в плед, забраться с головой, обхватить руками прижатые к груди колени и забыться сном.

Несколько минут проходят в молчании. Рик ничего не говорит, и я молчу, блуждая взглядом по столешнице. В торце стоит подобие деревянного лукошка с секциями для одноразовой соли, перца, сахара и сахарозаменителя. Все в крошечных смешных пакетиках с логотипом ресторана. Рядом — высокая бордовая коробочка с салфетками, белый краешек торчит из прорези вверху, так и хочется сунуть его внутрь. Раздражает. Усталость давит на плечи, тянет в спине. Ноги наливаются свинцом. Опираюсь на локти, чтобы не распластаться по столу.

За спиной шуршит фартук, слышатся шаги. У стола замирает тот же мальчик-официант с подносом, на котором стоят пластиковые миски с салатом, бумажные стаканчики с чаем и лежат прозрачные пакеты с пластиковыми приборами. Худой незагорелой рукой он расставляет принесенное и задает дежурный вопрос: «Что-то еще?»

Рик вежливо отказывается — я и не думала, что он умеет говорить по-человечески, без металла в голосе. Мы остаемся наедине. За соседними столиками никого нет. Рик наверняка сейчас что-то скажет. Сердце сжимается от страха. Он непредсказуем. Вообще не знаю, к чему готовиться. Вдруг все-таки заявит, что разрывает соглашение? Тогда зачем пришел за мной? Или наоборот устыдит, мол, я тряпка, которая ждала его несколько часов, когда он обещал вернуться через пятнадцать минут?

Миска с прозрачной крышкой так и стоит нетронутой. Не хочу есть. Ни пестрая зелень салата, ни красная мякоть помидора, ни даже молочная белизна сыра не пробуждают аппетит. Рик с хрустящим пластиковым треском открывает свой салат и принимается с аппетитом поглощать. Как завороженная, смотрю за его рукой, которая накалывает вилкой рваные куски зелени и отправляет в рот. Вскоре вдруг останавливается.

— Ешь, — произносит Рик требовательным тоном. — Ты пропустила ужин, а впереди тренировка.

Тренировка? Все-таки не выбросил. Я остаюсь. На душе светлеет, страх отступает. Спокойствие теплой волной растекается по мышцам. Расслабляюсь. Рик с тем же трескучим звуком открывает мне салат. Вынимаю вилку из пакетика с приборами. Тонкий пластик острыми краями впивается в пальцы. Выковыриваю кубик сыра и медленно жую, все еще глядя в тарелку.

— Ты что, не голодна? — с нотками возмущения спрашивает Рик. — Я, пока наблюдал за тобой в парке, дико проголодался. И ты давай налетай. Силы еще понадобятся.

Наблюдал… за мной в парке? Он все это время знал, что я его жду?! В душе вспыхивает злость — он издевается! Специально рассказал же! Как будто хочет задеть побольнее. Зачем со мной так? Неужели я еще не доказала, что готова на все, лишь бы… А может, именно потому что доказала, он и издевается? Знает, что не уйду?

В глазах снова мутнеет от слез. Дыхание сбивается. Кусок сыра застревает в горле, во рту скапливается тягучая слюна. Не хочу плакать. Только не сейчас! Это ведь будет означать его победу! Сумел зацепить за живое. Хочется швырнуть миску с салатом ему в лицо, хочется кричать и топать ногами. Хочется выплеснуть на него прожигающую лаву гнева. Руки начинают дрожать, остервенело сжимаю вилку, словно смогу причинить ей боль и хоть немного утихомирить ядовитую ярость.

— Не понимаю, — сквозь шум крови в ушах снова слышу голос Рика. Тон будничный, словно говорит о неинтересных вчерашних новостях. — Что заставляет тебя настолько в меня верить? Ты ведь сразу поняла, что я не вернусь? Зачем сидела до закрытия?

От гнева тошнит. Душит обида. Но задан вопрос. Надо ответить. Распухший язык липнет к нёбу. Щеки немеют. По спине от лопаток к пояснице скользит холодок.

— Я надеялась до последнего, сэр, — голос хриплый, как у старой французской проститутки. — Решила, если не вернетесь, дойду до моста Лоувотер и спрыгну. Лучше не жить, чем жить, как раньше, сэр.

Последние слова глухо слетают с губ. Признаваться в таком стыдно, хоть это и правда. Но в душу пробирается страх, что такое признание выведет Рика из себя.

— Что?! — с кашлем бьет себя по груди и роняет вилку на стол. — Решила покончить с собой?! Ну ты… — умолкает, видимо, подыскивая правильное слово, но не говорит. Делает глубокий вдох и громко опускает ладони на стол. — Ладно. Будем считать, я понял, что тобой движет. Я рад, что ты мне еще веришь. Отныне никаких невыполненных обещаний. Даю слово.

Деловой тон, хотя к концу тирады темп замедлился и в голосе зазвучали виноватые нотки. Наверное, снова какая-нибудь уловка. Но как же хочется верить! Пальцы, словно не свои, с такой силой стискивают тонкую пластиковую вилку, что ручка проламывается и покрывается продольными трещинами. Защемляет кожу — нервно выпускаю ее из рук.

Рик жестом подзывает угловатого мальчишку и просит еще одни приборы. Эта забота в мелочах трогает до глубины души. Да, он жесток и, похоже, с удовольствием терзает меня. Но одной рукой бьет, другой гладит — это выглядит именно так! Заметил, что моей вилкой есть невозможно, решил проблему. Мне в жизни не попадались такие внимательные мужчины. Бывший и ухом бы не повел, даже свались я в канализационный люк.

Официант приносит новый пластиковый пакет с приборами. Вдруг ощущаю зверский голод, быстро разрываю шуршащий полиэтилен и набрасываюсь на салат. Жуя, гляжу на Рика. Заботливо улыбается — кажется, доволен, что я все-таки приступила к еде.

Миска быстро пустеет, на дне остается помидорный сок, смешанный с сыром в бледно-розовом мутном коктейле. Рик открывает мой чай, забрасывает в зеленоватую жидкость три таблетки сахарозаменителя, придвигает стаканчик ко мне.

— Быстро пей чай, Макс, пора ехать, — говорит, как родитель, поторапливающий ребенка в школу, а потом серьезнее добавляет: — И верни мне ключ. Теперь он тебе точно не понадобится.

Чувствую, как бледнеют щеки. Откуда взялся этот страх?! Я ведь решила, что не буду возвращаться в квартиру?! Сама хотела остаться в бункере! Но этот пресловутый ключ, словно сакральный артефакт, имеет какое-то особое значение. Отдать его снова — как сжечь последний мост, и на этот раз окончательно.

Все же лезу в карман шорт и выуживаю железяку. Кладу на стол. Рик забирает и пару мгновений вертит в руке, мечтательно глядя на меня. А потом вдруг делает удивленное лицо.

— Ты чего снова бледная? Чего испугалась? — сюсюкающие нотки режут слух неискренностью. — Уверен, что после окончания курса тебе не придется возвращаться в тот сарай. Подыщешь нормально жилье.

Киваю и залпом выпиваю подостывший чай.

— Прогуляйся пока в уборную, — Рик смотрит поверх моей головы в поисках официанта. — Я пока расплачусь.

Ох, как же кстати! Только сейчас, когда прозвучало слово «туалет», ощущаю резь внизу живота. Выпитый в бункере чай еще пару часов назад начал напоминать о себе. Видимо, стоило успокоиться, телесные ощущения вернулись в норму.

С трудом встаю. Хочется согнуться пополам или доползти на четвереньках, но я не опущусь до такого. Нужно держаться с достоинством, как бы трудно ни было.

Запираясь в кабинке классического туалета в дешевых забегаловках, с присущими запахами и без туалетной бумаги, усмехаюсь себе — еще несколько дней назад о достоинстве я бы и не задумалась!

Как же сильно я хотела это сделать. Словами не передать то облегчение, которое я испытала. Душу греет благодарность — Рик не забыл, позаботился. Я ведь попросить не могла да и вообще забыла об этом на фоне лютых переживаний.

Возвращаюсь в зал и сажусь на свое место. Рик нехотя отрывается от телефона.

— Готова? — смотрит хитрым взглядом, словно снова затеял какую-то игру.

— Да, сэр, — киваю и улыбаюсь. Пусть решит, что на небе ни облачка, и мое отношение к нему не изменилось.

А вправду, изменилось ли? Не могу определить. Чувства противоречивые. В глубине души за семью замками дремлет злость и обида, снаружи плещется благодарность за все то, что он делает. Даже за это издевательство с парком. Не будь у меня настолько стойкого желания работать над собой, сдалась бы. Вернулась бы в клоповник и продолжила жалкое существование. Жестокая игра Рика подсветила и усилила мою жажду измениться.

— Тогда пойдем, — он встает и протягивает мне руку.

Опираюсь на ладонь и выбираюсь из-за стола. Рик вручает маску для сна.

— Держи, наденешь в машине. Тут недалеко, — снова приказной тон.

Рик снова прежний — холодный и колючий, отстраненный. Быстро же сменил пластинку! В памяти все еще стоит заботливый голос, когда он уговаривал меня поесть. Точнее, приказывал, но все равно по-доброму.

Идем к машине, ожидающей на парковочной полосе у парка. Рик неизбывно галантно открывает мне дверь, сажусь и надеваю очки для сна. Таков ритуал, но сейчас даже мысли не возникает возразить. Это всего лишь еще один пенс к той цене, которую я готова заплатить за шанс на счастливое будущее.

Дорога проходит в молчании. Интересно, Рик не говорит со мной, потому что я этого не достойна? Или потому что любое, даже приятельское сближение приведет к разрушению идиллической связи Наставник-Ученик?

Отсчитываю ступени до первой площадки, слышу, как захлопнулся люк. Пальцы Рика вдруг стягивают с меня маску, слегка вороша волосы на затылке. Вижу перед собой почти колодец. Вниз ведет крутая лестница. Ввинченные в потолок лампочки дают мало света. Он тускло-желтый и слабый, но все равно слепит. Щурюсь, привыкая. Вдоль выложенной старым кирпичом стены тянется плоская нить перил. В конце различается дверь из серого металла.

Кажется, идти было проще, не видя головокружительную лестницу, которая к низу становится похожа на игрушечную. Спускаюсь, крепко вцепившись в перила. Переживания отходят на второй план, и тело вспоминает вчерашние нагрузки. Пресс отзывается глухой болью, спина ноет, вдруг отяжелевшие бедра напоминают мокрую вату.

В мозгу начинают роиться тревожные мысли — Рик же обещал новую тренировку. Смогу ли я что-нибудь вообще? Каким будет наказание на этот раз? Бросает в пот от воспоминаний о пощечинах, непроизвольно прикладываю руку к пострадавшей щеке, ощущаю ноющую боль. Прекрати накручивать, Макс! Ты еще час назад хотела покончить с собой. Какие наказания после этого могут тебя пронять?

Переступаю порог через открытую Риком дверь — ощущаю тепло и спокойствие. Я дома. Что за бред?! Это тюрьма! Темница! Хоть я и нахожусь тут по своей воле. Уж точно не дом! А чувство защищенности только усиливается с каждым шагом по бетону.

— Переоденься и приходи заниматься, — доносится сзади бодрый голос Рика. — У тебя пятнадцать минут.

Снова обозначил время. Каждый раз пытается подловить? Или это еще один тренинг? Ускоряю шаг и скрываюсь в своей конуре. Скинуть шорты, натянуть спортивные штаны и толстовку — уходит три минуты — смотрю на себя в зеркало над раковиной. Каким бы стойким ни был макияж, тональник размягчился под солеными потеками, и маска стерла его там, где прилегала. Лицо выглядит неряшливо, словно стена с облупленной штукатуркой. Решительно смываю. Остается еще три минуты до истечения времени… Смотрю на свой матрас с пледом не в силах оторвать взгляд.

Внутри все протестует. Тело, словно кисель, едва слушается, усталость давит камнем, матрас манит с невероятной силой. Хочу лечь. Хочу спать. На том свете отоспишься, Макс! Соберись! Незачем тянуть. Быстрее сядешь, быстрее слезешь!

Мысленными пинками выгоняю себя в зал. Чудом вовремя. Злюсь на себя. Какая же я все-таки размазня! Рику следовало бы наказать меня за то, что три минуты гипнотизировала матрас вместо того, чтобы выйти на тренировку.

Нахожу его на привычном месте — в кресле у журнального столика. Убирает телефон в карман джинсов. Смотрит на меня пару мгновений и с гримасой отвращения на лице спрашивает:

— Ты смыла косметику? — и добавляет возмущенно: — Зачем?

Делает пару шагов и останавливается вплотную, нависая надо мной пугающим великаном. Душа уходит в пятки. В желудке собирается ком страха.

— Она выглядела плохо, сэр, — отвечаю с опаской.

Получается тихо, на грани слышимости, словно голос вдруг охрип.

— В таком случае ее надо было поправить, — более сурово говорит Рик, и с досадой продолжает: — А не смывать. Совсем ты бестолковая! Всему тебя надо учить!

Недовольный, стоит руки в боки, как будто размышляя, как меня покарать за очередную тупость. Сквозь страх в душе поднимается возмущение — это была не тупость… Я смыла косметику, потому что… вернулась домой. Так все делают!

Нельзя говорить! Молчи! Стискиваю челюсти, чтобы ничего не вякнуть — но как же хочется оправдаться! Если бы он знал, что я свыклась с бункером и считаю его домом, может, не стал бы так издеваться?

Мы молча играем в гляделки. Рик выглядит свирепо. Страх неумолимо вытесняет злость. Стою не двигаясь — страшно неверно пошевелиться — и каждое мгновение жду, что сейчас он снова сделает какое-нибудь резкое движение, которого я даже не замечу, и для меня оно закончится болью. Но вместо этого Рик спрашивает:

— Сильно устала? — заботливый вопрос, но интонация издевательская.

— Да, сэр, — отвечаю честно. И плевать, какой ответ он хотел услышать. Врать не буду.

— Поблагодари небеса, что я не планировал серьезно мучить тебя сегодня, — ехидная хозяйская усмешка выбивает зыбкую почву из-под моих макаронных ног.

Так до этого он намеренно меня мучил?! Задыхаюсь в приступе негодования. За что?! Но еще интереснее — зачем сообщать мне об этом? Как будто глумится, мол, сколько ты еще сможешь мне доверять? Это жестоко — на каждом шагу проверять мою веру!

— Двадцать пять кругов пробежки, — продолжает Рик. Серьезные обычно глаза азартно улыбаются. — И столько же приседаний после. Начнем с малого.

С малого?! Да я еле ноги переставляю! Накатывает отчаяние, но требовательный взгляд Рика возвращает в реальность. Он обозначил задачу, не стоит заставлять ждать. Начинаю пробежку, моля небеса, чтобы мне хватило сил дотянуть до конца тренировки.