Губы

Алиса Вишня, 2023

Делаю шаг к выходу, девица кидается на меня, обхватывает за шею, и целует – сильно, жадно, взахлеб. Пытаюсь ее оттолкнуть, но в глазах темнеет и плывет, руки не слушаются, ноги немеют…Падая, слышу голос девушки:– Ты умрешь!И говорит она это с сочувствием.Я не умер, в который раз. Кто эта женщина, почему преследует меня, целует, и пытается убить – пока не знаю. Но выясню.

Глава 4

— От поцелуев можно умереть… — облизывается Мирослава.

Вскрикиваю, отшатываюсь, роняю бокал… Темно — кровавое вино растекается по белому ковру.

"Вино отравлено!"

Мира тоже вскрикнула, и отшатнулась — я ее напугал.

— Что случилось? — спрашивает Мирослава.

Если бы я знал…

Пытаюсь взять себя в руки.

— Голова заболела. Прости за ковер!

Мира встает.

— Переутомился? — криво улыбается она, и продолжает, с нарастающим раздражением — Я просила тебя не работать пред нашими встречами!

— Я не работал два дня!

Мирослава не слышит, не слушает.

— Разве мало тебе плачу? Мало? — ее тон переходит в истерику.

Встаю, осторожно обхожу любовницу, спешу в прихожую — моя одежда должна быть там.

Мира идет следом.

— Если уйдешь — никогда не вернешься! — кричит она.

Наспех одеваюсь и иду к двери. Мира догоняет, хватает за рукав, при этом, ее длинные красные ногти царапают мне руку.

— Стоять, я сказала! Меня достали твои похождения! Твои бабы! Твоя работа!

Выдергиваю рукав. Мира начинает меня лупить — по лицу, плечам, груди — и пытается схватить за одежду. Я вырываюсь, и открываю дверь.

— Жалкий проститут! — орет она, выскочив за мной на площадку.

— Давай, Мира, весели соседей! Удачной новогодней поездки! — кричу я, сбегая по лестница — ждать лифта не рискнул.

Про поездку сказал специально — Мирослава гордится своей памятью, и считает, что никогда ничего не забывает. Теперь она будет мучиться, и пытаться вспомнить — когда она успела рассказать.

Мира, как я уже говорил, стерва и истеричка. И поводом к скандалу может стать любая мелочь. Уже бывало. Но — от чего на этот раз? Из—за испорченного ковра, или не выпитого мною отравленного вина?… Какое, на фиг, вино!

Я"умирал"ни когда его пил, не с Мирой, а после поцелуя. Поверил убийце!

Домой сразу не пошел — сел во дворе на скамейку. Наш двор, тихий и уютный, в столь раннее утро был пуст. Только дворник, интеллигентного, профессорского вида, махал метлой. Я кивнул ему, он мне. Возвращаясь по утрам, я всегда заставал его за работой. Вроде как и знакомы стали, хах, хотя даже не разговаривали ни разу.

В моем доме никто не знает, кем я работаю. Уважают. Молодой, и, судя по тачке("Мерс", которую мне удалось купить почти в два раза дешевле стоимости, но никто об этом не знает), и одежде, не бедный — так думают соседи. И хорошо. Здесь уже я могу презрительно скривить морду при виде дворника. Но — не кривлю.

Надо подумать. Понять, что происходит с моей головой, с моим сознанием. Именно с головой — других объяснений нет. В мистику или фантастику не верю.

Итак, что мы имеем? Повторяющийся сон, или видение. Не совсем повторяющееся — я могу менять события. Или, если не отрицать фантастику — возвращение в прошлое. Каждый раз, после поцелуя этой странной девки, я, типа, умираю, и оказывают в прошлом, в день бассейна, живым и здоровым. Первый раз — в воде, второй — уже позже — в постели с Мирой. День сурка какой—то! Суслика, лядь! И, кто — же она, эта баба? Обиженка, или нанятая киллерша? Кем нанятая? Клиенток, и просто женщин, с которыми были отношения, очень много. Больше сотни, думаю. И конечно, всех не помню. Кто же из них, так меня ненавидит? Мира? Маловероятно. Эстер? Возможно? Сестра рыжего Майкла? Может быть. Анютка? Ну, не! Ей не за что! Бывшая жена? Хм. Вроде, ей давно пофиг.

Меня озаботило еще одно обстоятельство. Если не помирится с Мирославой — не будет денег. Новую покровительницу искать долго, а до нужной суммы немного осталось. Относительно накопленного — немного.

Я вздохнул. С Мирой, бывало, уже ругались. Что бы она простила — надо поползать перед ней на коленях. И не в буквальном смысле. Придется каяться, стоя на коленях, целуя ручки, ножки, и другие места. Придется… Иначе Татка так и будет мучиться.

Ой, блиныч! Забыл мамуле перезвонить. Но — это днем. Пойду спать.

В подъезд вошел с опаской — вдруг киллерша и здесь притаилась? Нет, чисто! Видимо, она караулит меня только в клубе.

В"Каприз"пришел раньше, что бы поговорить с менеджером. Поэтому, с рыжим у входа не встретился. Изменил события. Мои расспросы об уборщице — бледной, молодой, темноволосой — менеджера озадачили. Он уверял, что таких в клубе нет.

Я уже пошел к выходу, решив, что девка притворялась работницей"Каприза", как вдруг менеджер вспомнил — была такая! Временно, пока постоянная уборщица болела. Порылся в бумагах,нашел — Анастасия Венцеславская. Ухтыж! Фамилия какая! Однако, мне ничего не говорит.

Осмотрел весь клуб — Венцеславской не было. Можно не бояться. Наверное. Пошел встречать клиентку, встретил рыжего. Наш разговор опять состоялся. И в тоже время, что и прошлые разы.

… Выпроводив Стеллу, вернулся в клуб. Полина здесь! И Анька. В этот раз я ее не просил познакомить с подругой — сам справлюсь.

На моем столике бутылка вина. Может, оно отравлено? Может, киллерша эту бутылку имела ввиду? Вылить? Надо в туалет идти. Тем более, так и так надо — приспичило. Но, боязно.

Подзываю Майкла.

— Слушай, друг! — говорю я — Сходи со мной в уборную!

Рыжий недоуменно таращиться. Объясняю:

— Баба одна преследует. Целоваться лезет. Хочу, что б ты глянул — нет ее там?

Майкл поржал, но пошел со мной. Туалет был пуст.

Когда я вылил вино, рыжий возмутился, и даже расстроился — зачем? Лучше бы ему отдал! Вино—то, не дешевое!

Вернувшись, я сел за столик к Полине, поболтал с Анькой. Полина на меня не смотрит, но, к нашим с Анюткой разговорам прислушивается. И пьет — коктейль за коктейлем.

— С парнем поругалась! — шепнула мне Анька.

— Увези меня! — прерывает нашу беседу Полина, обращаясь ко мне.

И мы с ней уходим. Когда подошли к моему мерсу, замечаю подъезжающую машину Миры. Лядь! Ей то что в"Капризе"надо? Хочет продолжить выяснять отношения, или следит? Или приехала отравить вино?

Стараясь не спешить, засовываю Полину в салон, и отчаливаю.

— Домой? — спрашиваю я, смотря на тонкий профиль девушки, сидящей на переднем пассажирском.

— Не хочу! — помедлив, отвечает она — Куда нибудь… Все равно…

И я просто еду.

— У тебя есть бухло? — спрашивает Полина, и начинает рыться в бардачке, не соображая, что выпивка там не поместиться.

— В машине нет!

— А дома? — опять спрашивает она.

— Едем ко мне?

Она кивает — зло, отчаянно, и упрямо, будто спорит с кем — то.

Спрашиваю:

— Что у тебя случилось?

— Ничего! — сердито отвечает девушка.

Заезжаю в свой двор,останавливаюсь, глушу двигатель, и говорю:

— Да ладно тебе! Рассказывай!

И Полина начала говорить, быстро, лихорадочно, путаясь, повторяясь, время от времени прерываясь на рыдания.

Ее бойфренд, богатенький мажор, похоже, изменил. Но, доказательств нет, и Богдан — так его зовут — обиделся, что Полина верит слухам. И вместо того, что бы просить прощения, обвинил ее, они поругались, и, похоже, расстались.

Я почти не слушал, хотя кивал, поддакивал, и возмущался. Слушать не слушая — это я умею. Иначе, крыша бы съехала от всевозможных историй и драм, рассказываемых клиентками.

Потом Полине стало плохо, мы вышли на улицу, и сели на скамейку. Ну как вышли… Я ее вывел, при этом девушка, повиснув на мне и рыдая, еле передвигала ноги.

Так мы и сели на скамейку, в обнимку. Она продолжала рассказывать, повторяя одно и тоже, и прерываясь на требования выпить. Но, пить ей больше нельзя, и я просьбы игнорирую.

Потом мы поцеловались. Вернее, Полина, весьма неожиданно, вдруг дернулась ко мне, обвилась руками вокруг шеи, и захватила мои губы своим мокрым ртом.

Я едва ее не оттолкнул — последнее время с поцелуями как—то…не дружу. Но сдержался, и даже ответил.

Поднялись ко мне — Полина почти спала, но целоваться лезла. Она упорно желала ответить жениху той же монетой — изменой.

В прихожей, пока я закрывал в дверь, девушка отцепилась, и рухнула на пол. Так что, до спальни мне ее пришлось нести. Едва положил Полину на кровать, она сказала:

— Ляг ко мне!

И вырубилась.

Кровать у меня одна — гостей не принимаю, ни с ночевкой, ни без. Полина первая, кто у меня побывал. Поэтому, снимаю ее сапожки, накрываю девушку пледом, и ложусь рядышком, тоже не раздеваясь. Спящая Полина не вызывает никаких желаний, и даже мысли мои не о ней. Я думаю о той, которая убивает.

Беру телефон, и начинаю искать в инете Венцеславскую. Попался только профессор с такой фамилией, похожий, кстати, на нашего дворника. А про Анастасию нет ничего. Ни словечка. И в соцсетях нет такой.

Проснувшись, Полина молча и хмуро осматривается. Ей хреново, поэтому я приношу стакан воды, с растворенном в ней аспирином. Знаю — помогает от похмелья.

— Выпей, легче станет!

Стакан берет, но смотрит на меня с подозрением.

— Думаешь, я сексуально озабочен, и воспользовался спящей женщиной? — усмехаюсь я.

— Вызови такси! — попросила — приказала она. Вызываю, провожаю до машины. Пока Полина спала, пошел снег, сильный такой, прямо снегопад. Двор уже весь завален, и такси добирается до нашего подъезда с трудом и пробуксовками.

— Спасибо! — говорит мне Полина на прощанье. Благодарит искренне, хотя ей стыдно и неловко — за то, как вела себя ночью. Я улыбаюсь, провожая машину взглядом. Знаю — это не последняя наша встреча. Походу, дочка миллиардера попала. Попала на меня. И я ее не выпущу.

Днем отправился к мамуле. На такси, и одевшись попроще — она не должна знать, что у меня есть деньги. Мамуля так и живет в нашем особняке в одном из элитных поселков. Да, раньше наша семья принадлежала к элите. Мамуля грудью встала против продажи этих хором, и отстояла. Они с Таткой остались жить в привычном месте, и в привычном мире.

Мамуля встречает, как обычно — с надеждой рассматривает, как я выгляжу — вдруг взялся за ум, нашел хорошую работу, и разбогател. Печально вздыхает — нет, в моем облике ничего не изменилось.

Татка тоже смотрит с надеждой — но хочет увидеть другое. Сдержанно здоровается, даже улыбается, и уезжает в свою комнату.

Мамуля наливает мне чаю, и самым жалобным тоном, который только возможен, перечисляет, сколько нужно денег, и на что. Даю половину того, что она просит. Мамуля кривиться, но рада и этому. И рассказывает про детей наших знакомых — кто какую машину своей матери купил, и кто куда отправил родителей отдыхать. Выслушиваю, не перебивая, затем спрашиваю — ну а вдруг знает — кто такая Анастасия Венцеславская?

Мамуля думает, морща от старания лоб, и вспоминает!

— Знаю! — кивает она, с важным видом — Внучка профессора Венцеславского. Вы с ней учились в параллельных классах.

Надо же! Не помню. Видимо, не замечал ее в школе.

— У них бизнес был — турфирма — продолжала мамуля — Имели дохода миллиона два. Чего дед там профессор — не скажу, но, все в прошлом. Из нашего круга Венцеславские выпали.

Мамуля говорит"нашего", хотя сама давно вне круга. Но она этого никогда не признает.

— Профессор свихнулся. Умом повредился. Лечили его, вроде все прошло — но, сам понимаешь, уже не смог научной деятельностью заниматься. Что с ним стало — не знаю, может и не жив уже. И бизнес развалился. Что с его семьей — тоже не известно.

Перед уходом заглядываю к Татке.

— Как ты? — спрашиваю.

— Норм! — отвечает сестра — А ты?

И смотрит на меня с жалостью.

Наташка — инвалид, могущий передвигаться только на коляске. И — жалеет меня!

Мамуля провожает до двери. И, заводит обычную песню.

— Сынок, встреться с детективом…

— Мамуль, хватит! — обрываю я ее — Говорю же — денег нет, на услуги частных детективов!

— Но это важно! — вскрикивает она, тиская у груди руки.

— Вылечить Наташу важнее! — отвечаю я, и наконец ухожу из этого дома. Моего родного дома, в котором теперь я могу находиться с трудом — задыхаюсь от мрака, лжи и беспросветности.

Друзья! Если история вам понравилась — не забывайте о лайках и комментариях.