Петля Мёбиуса

Алиса Буйских

Мир не всегда таков, каким кажется…А мир, населённый невероятными существами, полон неведомых тайн, интригующих приключений и неожиданных поворотов событий.И только преданные друзья, сила духа и храбрость помогут юному Ните разобраться в загадках этого мира и, возможно, победить вардес-куфапе.Правда, ответы несут в себе новые вопросы, и тайны на этом не кончаются…

Глава 1

Из-за иссиня-чёрных низких туч, которые густой завесой заволокли всё небо от края до края, не проглядывали ни луна, ни звёзды. Да ещё и листва над головой смыкалась сплошным шатром — в лесу было абсолютно темно. Только отблески молний позволяли с трудом различать дорогу в непроглядном мраке. Ветер, словно сорвавшийся с цепи зверь, бушевал и ярился. Деревья, беснуясь косматыми кронами, трясли огромными ветвями под неистовыми вихрями, шумели и точно возмущались, глядя на то, как мальчишка пробирается один по лесу в столь поздний час.

Нита торопился как мог. Ему и самому хотелось быстрее очутиться дома, он опасался, что попадёт от отчима, да и идти по тёмному грозовому лесу было страшновато. Небо разорвал ветвящийся ослепительный зигзаг. На миг в лесу стало светло как днём. Тотчас ударил гулкий, оглушительный раскат грома, и ливень хлынул, как всегда, резко и сильно, словно открыли кран. Тугие потоки стегали по плечам и голове. Старенькая, много раз латанная матерью одежда тут же намокла.

Мальчуган припустил быстрее, едва угадывая полузаросшую тропку во мраке леса. Он уже преодолел самую тяжёлую часть пути: глубокий скользкий от дождя овраг, заросший ивняком и ольшаником, по дну которого журчал разливистый ручей. С трудом держась руками за ветви колючего кустарника и постоянно оскальзываясь на глинистом склоне, он взобрался наверх. Теперь до деревни осталось совсем немного. Нита заспешил. «Главное не потерять тропинку, — думал он, — в такой темноте найти её будет совсем невозможно, а там и заблудиться ничего не стоит».

Ветер по-прежнему ярился, завывая на разные голоса в кронах могучих деревьев. Молнии раз за разом били и били в одно и то же место, где-то впереди и вроде бы совсем рядом. Стоящая возле тропы могучая многовековая липа с большим, почти от самой земли, дуплом страшно заскрипела и с глухим нутряным шумом рухнула на землю позади паренька, едва не задев его сучковатыми ветвями. Нита отпрыгнул как заяц и, буквально проломившись сквозь подлесок, выскочил на поляну. Снова раскатисто ударил гром. Полыхнула молния, на миг залив всё вокруг ярким лучистым светом. Мрак задрожал, будто в нём раскрылась дверь, и на самом краю света и тени проявилась тёмная фигурка, точно вычерченная серым карандашом на чёрной бумаге. Нита даже замер от неожиданности.

Девчонка, невысокая, очень тонкая, как былинка, лет двенадцати-тринадцати, с серебристым ободком на голове, словно вот только что возникла здесь, в зарослях леса, и стояла теперь посреди поляны. Даже её платье несуразного покроя, слегка великоватое, не было смочено струями хлещущего ливня. Нита решил, что это ему просто кажется. Он потряс головой, зажмурил глаза и ущипнул себя за руку. Девочка не пропала как наваждение, когда в свете очередной вспышки молнии он снова увидел поляну перед собой. «Это ловушка, — подумал мальчишка, — не зря же об этом Изначальном Лесе так много болтают в селе». Не то чтобы он был сильно напуган, скорее не знал, что делать в такой ситуации. Да и девочка вела себя необычно, она словно не замечала его и, что ещё более странно, не боялась сумрачного, тёмного, холодного леса и дождя, который лил с неба всё сильнее. Она не пыталась хотя бы укрыться под деревьями или в кустах. Девчонка спокойно оглядывалась по сторонам, не делая попытки спрятаться, убежать, позвать на помощь. Мощь природы не внушала ей опасений. Она относилась к происходящему со спокойным ожиданием, так, точно не знала, как ЕЩЁ может быть в лесу.

Первым желанием Ниты было убежать. Он передёрнул насквозь промокшими озябшими плечами и уже сделал шаг назад, всего один и очень маленький, но потом подумал, что никогда не простил бы человека, если бы тот вот так же исподтишка глядел на него, оказавшегося в ночном лесу, и даже не попытался помочь, узнать, в чём дело. Пришлось шагнуть вперёд и решительно, стараясь, чтобы голос не задрожал и не сорвался, окликнуть девочку.

— Привет! Ты как здесь очутилась?

— Не знаю, — она повернулась в его сторону и посмотрела на него круглыми изумлёнными глазами. Глаза были большие, тёмные, со странным мерцанием в глубине.

— Я — Нита. А тебя как зовут?

— Ата.

— АТА?! — изумился мальчуган. — У нас есть Ата! А ты где… живёшь? — он чуть замешкался, сам себе ужасаясь.

— Не знаю, — повторила она.

— Не знаешь? Ты что, заблудилась? — Нита уже совсем ничего не понимал.

— Наверное, — девочка пожала плечами.

— Давай я отведу тебя в село, — Нита решил быть стойким до конца.

Она молчала. Внутренне сжавшись, он подошёл и протянул к ней руку, ожидая всего что угодно: что вот сейчас рука пройдёт сквозь девчонку, что он коснётся мёртвой холодной кожи, — и, внутренне вздрогнув, задел её тёплое, уже слегка намокшее плечо.

— Пойдём, — ещё раз повторил он, заставляя её сделать шаг за собой. Всё ещё не до конца уверенный, что это не мираж, не наваждение. Девочка послушно пошла за ним.

Староста, к которому среди ночи в окно постучался рыжий худой и длинный парнишка, выглянул не сразу. После показавшейся Ните бесконечной паузы за ставнями зажёгся блёклый огонёк свечи и косматая голова Гетана появилась в распахнувшемся окне.

— Чего стряслось? Чего расшумелся? — рыкнул он, разглядев худенький размытый мальчишечий силуэт, выхваченный из темноты зыбким пламенем свечи.

— Она говорит, что она — АТА! А у нас ведь есть Ата, — затараторил Нита, — а что с ней делать, я не знаю! А она в лесу была одна! Ночью!

— Ну-ка, не тарахти, — остановил его Гетан, — заходите в хату, разберёмся, — староста пытался разглядеть в сумраке двора ту, о ком говорит усыпанный веснушками, неугомонный, вечно попадающий в переделки пацан.

В избе при ярком свете девочка казалась ещё меньше. Совсем юная, худенькая в своей просторной одежде, она не спеша прошла внутрь, с сосредоточенным вниманием оглядываясь по сторонам, словно никогда в жизни не бывала в подобных помещениях.

— А ты что в лесу делал? Ночью? — сурово сдвинул клочковатые серые брови Гетан, дюжий светловолосый мужик лет сорока с открытым, чуть простоватым лицом.

— Так я домой шёл, а Теруд Фавстович меня сегодня задержал, заказов много было. А тут она… Ну, я привёл. Сразу к вам. Что же, не нужно разве было?

— Ты… кто? — обратился староста к девочке, подходя к ней поближе со свечой, пламя билось дикой привязанной птицей, раскидывая повсюду изломанные пляшущие тени.

— Ата. Мне нужно… к себе…

— Где ты её нашёл? — внимательно оглядывая девочку, спокойно и с достоинством сидевшую на лавке и продолжавшую добросовестно разглядывать всё, что её окружало, спросил староста.

— Сразу за логом, как к селу подойдёшь, — сглатывая неизвестно откуда появившийся комок в горле, торопливо пояснил Нита, — там ещё поляна такая, как по тропке идти, и ещё липа с дуплом была… упала, — переступая с ноги на ногу, пробормотал он.

Присесть староста ему не предложил.

— Я иду, а она как появится… стоит, — стушевался юноша.

— Понятно, брысь домой, — скомандовал Гетан.

— А к нашей Ате, — замялся зеленоглазый паренёк, — не нужно забежать?

— Домой, я сказал, без сопливых разберёмся! — свёл брови Гетан. — И не болтал чтоб! — добавил он. — С Натаном я сам поговорю.

Уже на пороге сеней Нита столкнулся с их сельской Атой.

— Доброго здоровья… вечера, — с запинкой пробормотал он, — сразу же смутившись под её пристальным, словно до костей прожигающим взглядом.

— И тебе того же, юный друг, — она посторонилась, пропуская его наружу. — Поторопись, как бы тебе не опоздать, — и точно растворилась за дверью.

Ата, вроде сельской знахарки-ведьмы, была в каждом поселении. Ата — даже не имя, скорее род занятий. Ата — и всё. Большего у неё никто и не спрашивал, да и попробуй у такой спроси. Одни глаза, прожигающие насквозь, чего стоили: тёмно-зелёные, с каким-то огоньком, пляшущим внутри — таких не было ни у кого в селе. Они завораживали и пугали. Поговаривали, что Ата может взглядом зажигать огонь, да много чего ещё рассказывали про неё. Слухи ходили разные.

Нита и сам щеголял с зелёными глазами, но у него они были обычными, чаще всего серыми, и только иногда отдавали зеленью. И его взгляд не заставлял никого отшатываться в сторону. А под внимательным испытующим взглядом Аты не могли спокойно стоять даже серьёзные кряжистые мужики из их деревни, даже сам староста Гетан отводил глаза или жмурился, когда разговаривал с ней, точно смотрел на яркое солнце в зените. Сам же Нита ни разу так и не смог выдержать этот взгляд. Да и вообще старался не попадаться ей навстречу, благо жила она на отшибе, как и положено, ближе к лесу, и из дома практически не выходила. Селяне виделись с ней редко и только по делу. Ну, если заболел кто, или что случилось там. Тогда шли, конечно, что поделаешь. А так зачем же… судьбу испытывать.

Ата была всегда. В их селе Ата была ещё молодая, на вид ей можно было дать лет тридцать-сорок. Высокая, худощавая, с длинными густыми пепельно-серыми волосами, схваченными серебряным обручем с крупным агатом. Но мать Ниты как-то сказала, что помнит её такой, ещё когда сама была совсем маленькой девчонкой. Так что сколько ей лет на самом деле, никто, наверное, не знал.

А вот в соседнем селе Омот Ата была очень старая. И выглядела как дряхлая старуха. Нос крючком — как положено, волосы седые, изжелта-белыми клочками. Руки все скрюченные, ссохшиеся, трясутся. Страх, да и только. Правда, саму её Нита никогда не видел, но мальчишки постарше по вечерам на речке рассказывали такое, что только держись…

— Чур меня, — поспешно сплёвывая, прошептал Нита и припустил к дому. Теперь уж точно взбучка от отчима обеспечена. Гетан ещё когда поговорит, а Натан — он уже сейчас за всё спросит. Может, и не торопиться вовсе, а посмотреть, чем там у старосты дело кончится. Но, вспомнив пронизывающий, тяжёлый взгляд вновь пришедшей, не решился и уныло поплёлся домой. Странная девочка из леса не выходила у него из головы.

«Ата, надо же! А красивая какая! Разве Ата может быть такой маленькой? И ведь не боялась совсем. Откуда она там взялась? В лесу глухой ночью?» Нита готов был поклясться, что, когда он выскочил на поляну, там вовсе никого не было. «Так откуда же она появилась?»

Над селом стояла глухая ночь. Было тихо. Даже собаки во дворах спали, от грозы забившись в конуры поглубже. Ливень резко, как всегда, закончился. Небо прояснилось, и крупные разноцветные посвежевшие звёзды показались за торопящимися уплыть рваными клочковатыми облаками. Нита задумчиво шёл по улице между невысокими деревянными домами с крытыми серым тёсом крышами, блестящими от недавнего дождя, думая о том, что с ним произошло: о маленькой Ате и пытаясь понять, что бы это всё значило.

* * *

Нита видел сон. Ему снились ночь и темнота; или это была не ночь, но темнота уж точно была. Такая, какой в жизни и не встретишь. Полная, всепоглощающая тьма, истыканная тонкими колючими алмазными точками. Они не давали света, откуда ему взяться в абсолютном, сплошном мраке. Яркие крапинки, рассыпанные по бархатной мгле, просто были, чтобы подчеркнуть её беспредельность и всеобъемлемость. Нита летел среди них, но они не приближались и не отдалялись — он парил в этом пространстве, где не было ни верха, ни низа, только безбрежная, бесконечная чёрно-смоляная бездна. Он торопился, хотел успеть; во сне он понимал, что должен спешить, но полёт был медлителен и непреходящ. Мир вокруг словно замер в своей неподвижности, не меняя очертаний, не давая никакой возможности что-либо исправить. Чернота засасывала Ниту, притягивала его цепкими невидимыми нитями, оплетая его волю, душа сознание; она поглощала, выпивала его, с каждым мгновением вздымаясь вокруг всё более и более угрюмыми клубами мрака.

Проснулся Нита в липком поту. Солнце стояло невысоко; на сеновале, где он обычно спал летом, было светло от пробивающихся под застреху косых лучей. Но паренька била дрожь, казалось, нити сгустившейся темноты тянутся за ним, не желая отпускать. Тонкие, почти невидимые, но очень прочные и всепроникающие. Нита передёрнул плечами, отгоняя видение, и спрыгнул с лестницы вниз — пора было приниматься за обычную работу.