Ковчег

Алиса Аве, 2020

Проект «Декоративные дети» обеспечивает общество идеальными, генетическими выверенными гражданами. До тех пор, пока на мир не обрушивается Катаклизм. После разрушения городов единственной надеждой на спасение становится Ковчег, плывущий по небу. Но никто не знает, что происходит со спасёнными в его стенах. Шестнадцатилетняя Яра попадает на Ковчег и сталкивается с тем, во что превратился давно забытый проект.

Глава 5. Проект «Декоративные дети»

Ничто так не ранит, как обломки воспоминаний.

Неизвестный автор

Назначение обсуждалось меньше, чем произошедшее с Магдой. Стиратели делали вид, что оглохли. Может быть, им тоже было интересно, не каждый день приходилось натравливать одного ребёнка на другого. Столовая гудела. Редко когда способности проявлялись настолько ярко. И все младшие гадали, куда же назначат их. Стоило подумать, сколько из нас дотянет до назначения.

В последнее время меня мучали одинаковые сны, в них я перескакивала из чистого мира Карен, в чью жизнь я погружалась всё глубже, в тёмные подземные коридоры. Плутала под светом редких ламп в поисках выхода, упиралась в стену. Сбивала кулаки в кровь прежде, чем стена отходила в сторону, возвращая меня на светлые улицы в поток скользящих по ним мобилям. Я садилась в один из них, доезжала до очередной стены, у которой плакала девочка. Лицо её я не запоминала, скорее всего, это была Магда.

— Даже дурочка превзошла тебя, — заявила Кью. — Если тебе что-то и светит, так это служба чистоты, туалеты драить или посуду, — она выставила в мою сторону вилку. В зубах застряли волокна мяса, ей не хватало гемоглобина, поэтому назначили мясную диету. Я уныло жевала кашу с отрубями уже третий месяц.

Кью всем трещала, что я опозорилась, ведь Лидер лично выделила меня как отстающую. Кью объявила девочкам, что со мной опасно общаться. «Не замарайтесь», — так она сказала. Я показала ей язык.

— Умнее ничего не могла придумать?

— Не могла, ты мне надоела, — я запихивала за щеку очередную ложку. Вязкая субстанция склеивала зубы. — Мерзость, — я обращалась и к каше, и к Кью.

— Ты завидуешь, — хихикнула Кью.

— Отстань от неё, — Эн пнула Кью под столом.

— Ты не знаешь, о чём она думает. Пытается быть добренькой, но боится. Мы же все знаем, что ты боишься, Х-011. Тут даже мысли читать не надо.

— А как насчёт мысли о каше на твоём лице?

— Ешь сама, приятного аппетита.

Стиратель прошёл мимо, мы примолкли. Я облизывала ложку и переводила мысли в другую сторону. Кью не совсем права, меня ещё могли взять в отходник, к таким же отходам. Что такое «наблюдение» и как попадают наверх, нам до сих пор не объяснили.

— Начинай завидовать свое подружке.

Кью ненавидела Магду, которая и из лаборатории представляла угрозу лучшим показателям Кью.

— Эн, ты можешь посмотреть, что с Магдой? — как ни в чем не бывало спросила я.

— Нет, — Эн покачала головой, она сверлила взглядом свой безглютеновый батончик, — этот блокиратор на ножках Эпсилон, он там, с ними. Я как будто на стену натыкаюсь.

«Эпсилон, — я почувствовала укол совести, я же чуть не убила его, — еще немного и у меня бы получилось…»

— Что значит, у тебя бы получилось? — Кью уставилась на меня, она прочитала мои предательские мысли. — Почему ты не скажешь им, одиннадцатая? — она глядела на меня как на кусок мяса, почти плотоядно, — Это же поднимет твой статус. Скажи, что хоть что-то проявилось.

— Ты волнуешься за меня? — я приподняла брови, большего Кью не заслуживала.

— Вот ещё.

— Эн, она за меня волнуется!

— Я должна тебе отомстить за муху. Поживи пока.

— О, как это мило, Кью!

Кью ковырялась в зубах, невинно глядя на ближайшего Стирателя.

— Посмотрите, как мало старших. Пусть нас будет больше. Пусть даже Магда выкарабкается.

Даже Магда… Кью невозможно было любить.

После каши дали сладкий коктейль — сплошная пена. Мы прихлёбывали его, морщась от приторности. Я полностью освободилась от гадкого чувства. Мне страшно захотелось спать. А точнее, чтобы наступила ночь, и мы с Зеноном совершили вылазку. Вдруг в этот раз получится уговорить его доехать на лифте на верхние ярусы. Найти Магду. Найти Филиппа. Если же он не придёт, то есть «Декоративные дети». За полгода я узнала из жизни Карен о прошлом больше, чем за все занятия историей. Карен делилась яркими деталями, я трепетно выуживала их среди запутанных взаимоотношений с мужем и соседкой, с врачами и детьми, одним в животе, другим в огромной пробирке. Файлы появлялись сами собой. Я мысленно открывала следующий.

— Вы уже целовались с Z-033? — голос Кью выдернул меня из чужого прекрасного прошлого.

— Убрать! — Стиратель ткнул меня носом в лужу поливитаминного коктейля, которую я выкашляла, тряпка прилетела на затылок.

— Кью, я тебя ненавижу.

— Так целовались? — Эн тоже навострила уши, на меня глазел весь наш стол.

— Нет. — пробормотала я.

— Вот же. — фыркнула Кью, — Ну поцелуйтесь, мы посмотрим, Эн обещала нам показать.

— Не дождётесь.

— А Эн нравится его друг. — Кью говорила, как резала, — V-792. Его Вит зовут, он вроде как нюхач, запахи людей чувствует, бесполезная способность, как по мне.

— Ну а тебе кто нравится? — перебила её Эн. Она не проявляла неприязни к Кью, воспринимала все её издевки как шутки, и спрашивала искренне, — Кто-нибудь покруче?

— Безусловно, — Кью гордо вскинула голову, — человек должен приносить пользу.

— Вижу, ты прониклась идеологией Ковчега, — сказала я. — И кто он?

— D-800. Он воспламеняет прикосновением. И я точно знаю, что интересна ему.

Мы с Эн переглянулись, Кью с её отлично развитым умением периодически уводили на верхние этажи пирамиды, скорее всего там она и заприметила D-800. Вкус Кью пугал, D-800, прозванный за способности Демоном, напоминал груду камней, наспех сваленных в подобие человеческой фигуры. Огромный, широкий, с выпирающим подбородком, я видела его на назначении. Демон числился в любимчиках Стирателей, часто помогал им выполнять обязанности, наказывать провинившихся. Он получил назначение на «наблюдение». Как и Зенон, он пользовался некоторыми послаблениями.

— Он общается с твоим Зеноном, между прочим, — тут же вставилась Кью, ухватилась за мои размышления. — И он, и Вит. Слушай, может ты замолвишь за нас словечко своему парню? Устрой и нам свидания, мне и Эн тоже.

Все девочки ждали ответа, я тёрла и тёрла стол, желая раствориться в белёсой луже коктейля. И молчала.

Нас погнали на занятия, тряпку я оставила на столе. На уроке Кью подсела ко мне, она не унималась.

— Я серьёзно. Если у тебя получится, я никому не скажу, что твой планшет неисправен.

— Не понимаю, о чём ты.

— Карен Дэвис. — заговорчески произнесла Кью и постучала указательным пальцем по моему виску, — Я ведь читаю мысли, не забывай, дуреха.

Выскочка Кью вознамерилась влезть в мою голову с ногами и изрядно там потоптаться. Её длинный язык отнимет у меня и Зенона, и Карен, которую я только-только начала узнавать. Я обернулась к Кью и сказала громко и чётко:

— Больше у тебя не получится!

Стиратели появились рядом моментально. Меня кинули в карцер. Первая ошибка, не строгая, но накопишь три нестрогих — и ликвидируют. После тихого полугодия я умудрилась наворотить дел. Но сползающая с красивых губ ухмылочка Кью стоила того.

Планшет полагалось взять с собой. Смотреть занятия. Одиночная камера не отменяла обучения. Карцер представлял собой узкий горизонтальный ящик, гробик без окон, затхлый, давящий. Я тут же включила планшет: стены начали неумолимо приближаться. Чтобы справиться с наваждением, я вернулась к занятиям, то и дело натыкаясь на лицо Кью. Она сидела какая-то пришибленная, вялая. Меня воротило от неё, я выключила трансляцию. Побарабанила в потолок, звук гас мгновенно, едва родившись. Я бурчала под нос считалку, которую мы с Ханой придумали когда-то. Мы определяли, кому лезть в сточную яму за мячом Макса. Он уронил его в полную нечистот дыру, спускаться по скрипящим поручням не решился, а нам хотелось играть в мяч. Макс никогда не давал даже подержать мячик, не говоря об игре. А тут снизошел: «Достанете — будет ваш». Вонь из ямы выбивала из нас слёзы, Хана раскачивалась над краем, поглядывала то вниз, то на меня, то на поношенные штаны.

— Меня мама поругает, — страдала она.

— Меня тоже, — я собиралась с духом, — Побьёт, точно побьёт.

— Он красный, мячик.

— И весь целый. Макс выменял его у сына доктора. Говорил, что тот достал его у распределителей. За три дня работы в шахтах.

— О, поэтому он кашлял? А Макс за мяч что дал? — Хана тянула время.

— Он оставил сыну доктора целые зубы, — отвечала я.

Хана отошла от ямы.

— Давай посчитаемся? — предложила она. — Кому выпадет, тот и полезет.

Конечно, выпало мне. Считалку выдумала Хана, ликуя, указала на меня на последнем слове и посоветовала снять обувь. Голые пятки покрылись слоем грязи, штаны провоняли навсегда. Я носила их ещё две недели в наказание. И мама забыла помыть мне голову. Зато не побила, потому что не смогла перебороть отвращение.

— Вонючка Яра, — издевался Макс, — нашла клад?

Клад в отличие от меня быстро избавили от запахов. Я отдала мячик Марку, через день он, Том и Хана затеяли игру — бросали об стену, хлопали три раза в ладоши, ловили

«Раз, два, три, четыре, пять —

Вот и время отгадать:

Кому выпадет удача,

Доставать из ямы мячик?

Раз, два, три, четыре, пять —

Тебе мячик доставать!»

Считалка прижилась у детей. Они считались и смеялись, Хана в красках рассказывала историю мяча, и в те моменты вонь возвращалась, куда более нестерпимая. Кью чем-то напоминала Хану. Она любила рассказывать, что в их колонии сохранились плодородные земли, есть пара заводов, правда, не уточняла, что производят эти заводы, и даже широкая дорога. «Нам есть что предложить Ковчегу помимо детей». За это избранники Церемонии с их зоны не проходили череду унижений в дезинфекционной. Кью сохранила шевелюру, заплетала толстую косу, совсем как Хана.

«Тебе мячик доставать!» — Хана выбирала между моими братьями. Выпал Том, мой Том, любимый брат, который помогал смывать чёрную жижу с волос. Тому нравилась коса Ханы.

В Ковчеге забитые, тщательно запихнутые в укромные уголки воспоминания накрывали меня холодной волной. Карцер усилил эффект, я мёрзла, обижалась на прошлое и настоящее и желала всем оказаться на моём месте. Сама же отчаянно представляла другую жизнь в другом времени. Интересно, есть ли в действительности другие измерения? В какую стену биться, чтобы попасть туда? Я включила планшет, нашла заветную папку и перенеслась в жизнь Карен.

«Оно росло во мне. Внешне я пока не изменилась, Калеб говорил, будто объелась больше обычного, но внутри угнездилось и набирал силу то, о чём я даже думать не могла. По утрам организм делал попытки исторгнуть навязанный плод. Саманта деловито сновала за спиной, отдавала приказы ванной комнате: очистить, вызвать санитарных роботов, приглушить освещение, разбрызгать освежитель воздуха. Калеб наслаждался утренней чашкой кофе, медсестра-робот предупредительно повышала уровень звукоизоляции, и убегал на работу. Его повысили. Начальник Департамента Распределения Пищевых Ресурсов теперь добирался на рабочее место в индивидуальном мобиле. Мобиль шуршал воздушной подушкой, по дороге выводил на приборную панель записи видеонаблюдения ночной смены. Калеб мило запрашивал отчёт о прогнозах на расход пищевых ресурсов за текущий день, махал рукой Люсинде Лейн, учившей сына ползать по травке с помощью мнемосхемы для младенцев, отправлял на зеркало в нашей ванной какое-нибудь послание: «Моя любовь даёт силу тебе, пока питательные вещества наполняют силами каждого члена общества».

– Карен, вы счастливая женщина, ваш муж всегда с вами! — поддерживала меня Саманта.

Конечно, он со мной всегда. В Мираже. Его улыбающаяся физиономия то и дело всплывала в углу, пока я просматривала новости или фильм либо изучала информацию для экзамена Идеальная мать. Моя сиделка радостно сообщила, что от обязанности сдавать экзамен я освобождена. Я продолжала заниматься назло ей! Мне ведь необходимо стать идеальной мамой для идеальной девочки — Кассандры, так я решила назвать СВОЮ дочь. Не существо в моём животе, а маленькое чудо в розоватой жидкости под стеклом. Над ней уже потрудились корректоры. Несмотря на отредактированных родителей, природа в редких случаях умудрялась перетасовать хромосомы, как ей вздумывалось, допуская неприятные огрехи. Корректоры перестраховались, отбраковали слабые гены, заменили на здоровые. Мы повысили Кассандре способности к логике и вычислениям, заложили основу идеального слуха, чтобы она могла освоить любой музыкальный инструмент. Калеб настоял на большем объёме легких, высоком росте, умении видеть в темноте. Я выбрала голубые волосы, бирюзовые глаза и нежную перламутровую кожу. В своё время намучилась с золотым оттенком, что выбрали родители, да и алебастровая кожа Калеба потихоньку выходила из моды. Перламутр только замаячил на горизонте, я представила свою жемчужинку на пике популярности и уверенно обозначила запрос. Детка росла медленно, но при этом куда быстрее комка в животе, обследование которого назначили на следующий месяц.

– Минимум вмешательства, наша главная цель — естественность, — верещал доктор Пирс.

Я искала ему замену, не могла простить того, как они с Самантой со мной обошлись. Но никто из специалистов не хотел браться. В эксперименте участвовало несколько врачей, и пока ни на одного я не могла выйти. Усилий я не бросала, отмахивалась от постной мины Калеба в Мираже, искала дальше. Мне же ещё рожать… Страшное слово! Значит, нужен лучший.

– А теперь овсяный отвар, — Саманта появлялась в туалете со стаканом мутной водицы, — отлично восполняет силы».

— Маме бы такую Саманту, — сказала я Карен и повернулась на бок, стукнувшись лбом о стенку. Зачитавшись, совсем забыла, что лежу в тесном карцере, устроиться поудобнее не получилось. — За четыре беременности мама потеряла десять зубов и большую часть волос. С отваром, может, была бы добрее.

Я говорила с Карен. Почти видела её. Худую, нет, подтянутую, с длинными ногами, гладкой кожей золотого цвета. Вот бы и в самом деле такую увидеть! С волосами блестящими, уложенными прядь к пряди, никогда не путающимися. Уверенную в себе. Не страдающую болями в пояснице, надсадным кашлем ближе к ночи. Живущую в доме, который убирает сам себя. И вдобавок обитающую в каком-то Мираже, выдуманной реальности, вырывающейся прямо из глаз, и показывающей картинки, книги, людей. А я бы пригласила её к нам вниз показать трещины в земле, куда провалились здания, выжженные земли за густой колючей проволокой, что совсем не защищает от радиации, исходящей от земли, познакомить с женщинами, рожающими самостоятельно по три, четыре, пять детей и надеющимися избавиться от нескольких, чтобы прокормить оставшихся. Порой они рожали уродов, радиация играла генами куда круче природы! Я бы сказала: «Не ной! Поменяемся хоть сейчас. Ты нырнёшь в выгребную яму, я выберусь в твой чистенький мираж!»

На миг почудилось, что я в самом деле вижу Карен. Женщина с копной каштановых волос обернулась, выглянула из планшета, раскрыла идеально очерченные красные губы и сказала:

«Я решилась на убийство. Ковырялась в Мираже в своей комнате, сидя на выдвижном подоконнике, заменяющем балкон, над своими обожаемыми гортензиями. Лепестки переливались на солнце, постепенно меняя оттенки от голубого к глубоко-розовому и обратно. Я потягивала смузи из шпината, время замедлилось, в животе что-то шевельнулось, словно рыбка изогнула хвост и ушла под воду. Мираж дёрнулся, новостные кадры сбились. Я барахталась в нагромождении информации, глаза горели. Дом отследил учащение пульса, сбой в Мираже, отправил сообщение об ошибке. Мираж отключился. Смузи стекал с маленького балкона на гортензии. Я оперлась о стену. И поняла, что жизнь сломалась вместе с Миражом. Оно шевельнулось!

Кассандра уже три недели разминалась в искусственной матке. Оно же еле заметно булькнуло в животе. Напомнило о себе, воззвало к вниманию. Разрушило идиллию спокойного дня навсегда! До меня дошло: во мне живёт человек, которому никогда не стать частью общества. Я не смогу выводить ЭТО на лужайку у дома напротив Люсинды и её сыночка. Не смогу отдать в школу, её просто-напросто не возьмут, она будет отставать от детей, слабая и, наверняка, не отличающаяся интеллектом. Повзрослев, не сможет устроиться на работу по той же причине. Я останусь привязана к ней на всю её жизнь. Стандартные дети долго не живут. В худшем раскладе на всю мою жизнь…

Я не говорила с Калебом о брате, упомянула раз, и мы закрыли тему, потому что брат выбрал жить в Пятом районе. Дэвисы не могут быть связаны с кем-то из Пятого района. Но этого ребёнка… с ней жить только там. Отказаться от неё я не имею права, участие в эксперименте запрещает, значит, меня отправят вместе с ней… И Калеба, и мою драгоценную Кассандру.

Я перевернулась, оттолкнулась от стены и полетела вниз. Прямо на гортензии. Животом. Я не допущу подобной судьбы для своей семьи!

Дом заверещал сигналом тревоги. Я лежала на поломанных цветах, время уносилось далеко вместе с едва ощутимым ароматом гортензий. Веки дрожали, я обратилась в поток, горячий, тягучий. Живот сжался, затвердел. Я почти не чувствовала поясницы, ног. Нос щекотали мягкие лепестки, они перестали менять цвет, застыли на ржаво-красном. Или это брызнула кровь из носа? Я смотрела на них, близких и далёких одновременно, вспоминала брата. Он как-то прислал фото, бумажное, потёртое. На нём мальчишка лет трёх с волосами, похожими на эти лепестки: красноватыми, рыже-медными. «Это твой племянник. Его звали Тим». Дети в Пятом районе не жили долго и счастливо.

– Анита, — вдруг поняла я. Я убила девочку, которую звали бы Анита. Уверена, что у неё были бы именно такие волосы.

Живот охватило огнём. Саманта бежала ко мне. Чёртова Саманта… Спасибо…

– Живи, — прошептала я…»

— Живи! — вскрикнула я вместе с Карен, планшет погас. Я не могла успокоиться, слёзы катились ручьями. Лежала в темноте опустевшая, мысли вытекли со слезами. Стиратели явились примерно через два часа, проверили пульс, посветили в глаза. Их удовлетворили слёзы.

— Комендантский час уже действует. Мы можем проводить тебя для вечерних гигиенических процедур.

— Отведите меня в отсек, если позволено.

Ноги не слушались. Планшет нёс один из стражей. Я не могла понять Карен, не могла понять мира, что мне открывался. Кто же впихнул эту папку в мой планшет? И отмеряет, что мне узнать.

В спальне я завернулась в покрывало с головой, давясь плачем. Кто-то ещё всхлипывал в темноте, мы все здесь были, как Карен, одинокие и балансирующие на краю смерти. Я почти уснула, когда чужие всхлипы приблизились.

— Верни, — Кью сдёрнула с меня покрывало, села на край кровати. Зелёный свет от ночного освещения придавал ей болезненный вид. — Прости меня и верни!

— О чём ты? — я потёрла глаза, ни к чему ей видеть мою слабость.

— Я не могу, — она закрыла рот рукой и снова всхлипнула.

— Кью, что случилось? Я после карцера совсем без сил. Чего ты хочешь?

— Я не могу. Я знаю, это ты сделала. Верни.

— Кью…

Кью приблизилась ко мне, нос к носу.

— Твоя Магда мечтает о платье в цветочек, держится за эту мысль и поэтому до сих пор жива, — Кью указала пальцем вверх, имея в виду лабораторию. — Демон, он хочет кого-то побить, прямо сейчас, неважно кого. Святая Эн боится обмочиться каждый раз при входе в пирамиду, сейчас лежит и думает об этом. Та вот хочет к мамочке, — Кью тыкнула пальцем в полумрак, — всё пытается понять, что же она сделала не так. Вот ту изнасиловал Стиратель, потому что их ограничивают в связях так же, как и нас, а у него кровь кипит, он так об этом думает. Пока ты прохлаждалась в карцере, он обещал выбить ей глаз, если она станет кричать. Наш занудный учитель мечтает о личной встрече с Лидером. Он нас ненавидит, хочет выхватить у Стирателей оружие и убить тупых детей. И все они, — Кью опять ткнула в темноту спальни, — боятся, что не смогут выдать результат.

— Зачем ты мне это говоришь? — я пыталась отстраниться от Кью, но она подвигалась ко мне.

Губы ее дрожали.

— Я не знаю, как ты это делаешь, Х-011, но верни мои способности!

— Я ничего с тобой не делала! — я вырвала у неё одеяло.

Конец ознакомительного фрагмента.