Ковчег

Алиса Аве, 2020

Проект «Декоративные дети» обеспечивает общество идеальными, генетическими выверенными гражданами. До тех пор, пока на мир не обрушивается Катаклизм. После разрушения городов единственной надеждой на спасение становится Ковчег, плывущий по небу. Но никто не знает, что происходит со спасёнными в его стенах. Шестнадцатилетняя Яра попадает на Ковчег и сталкивается с тем, во что превратился давно забытый проект.

Глава 4. Старый Великан и бессменный Лидер

Лишь те-то и друзья, не на словах — на деле,

Кто наши кандалы и на себя б надели.

Хисроу

Впереди колонны раздалось шипение. Кто-то споткнулся, подавил вскрик боли. Стройный ряд на несколько мгновений распался. Девочки оттаскивали вогнутую чёрную деталь.

— Разваливаемся, — хихикнула мне в затылок N-130.

— Жалко как, — выдохнула я.

— Того и гляди рухнем.

— Прям на головы жаждущим попасть сюда.

— Ты понимаешь, что это бесполезно? Они за секунду чинят.

— Бесполезно, но приятно. Кажется, сто тридцатый. Посвящаю этот люк тебе, Эн! — звать N-130 Надин при всех я не могла, мы с ней договорились на Эн. Моё имя сократить ещё больше было сложно. Поэтому я разрешила Эн никак меня не называть.

Девочки слышали нас. Они оглядывались, украдкой, выпучивали глаза, так мы смеялись, когда Стиратели рядом. Из головы длинной змеи, которую мы формировали в коридоре, раздался оклик, колонна снова вытянулась по линеечке, мы потопали учиться. Сперва попоём, после попотеем.

За непроницаемыми стенами нашего яруса должно восходить солнце. Я прикрыла глаза и представила: серо-синяя ночь, утро едва потревожило небо, пробилась сквозь рваные сонные облака рябь первых лучей. Рассвет тронул развалины, прокрался в низкие кривые дома, коснулся босых ног, грязных пальцев, окрасил серость в нежные тона. Люди спали, отгоняя наступающий день мрачными снами, но рассвету не терпелось. Он хотел украсить мир, показать, что красоту нельзя уничтожить. Красота нужна природе, в ней возрождение. Рассвет кричал поднимающимся солнцем: «Проснитесь! Очнитесь! Взгляните, как красиво!»

Там, внизу, я часто встречала новый день, пока мои спали. Мама бы оттаскала меня за волосы, если бы узнала, как я рискую. Хотя… могла и отправить рисковать дальше. Я забиралась на единственную сохранившуюся высотку. Когда-то их называли небоскрёбами. Разрушенный остов мог лишь пощекотать нервы, никак не небо, рёбра этажей торчали в разные стороны, выбитые окна походили на гнилые зубы, покорёженный лифт заменял сердце. Я называла эту высотку Старым Великаном и часто карабкалась в его разбитый череп, швыряла оттуда камни. Иногда до меня долетали крики. Я кричала: «Простите!» и кидала ещё. Вдруг попаду в чью-то голову? Классно, если Максу. Скорее всего, мне просто хотелось, чтобы камни достигали целей, и я выдумывала крики. Старый Великан издавал много разных звуков, как больной старик, доживающий тяжёлый век, кряхтел, скрипел, гремел и кашлял. Меня не беспокоили его стоны. На продуваемой ветрами макушке Великана я оставалась наедине с собой, отбрасывая тоску, которая обычно сжирала меня в одиночестве. Я боялась остаться совершенно одна на всём белом свете, увязнуть в крошащихся развалинах, заблудиться среди покошенных домишек, из которых неожиданно пропали озлобленные жители и ещё более злые крысы. Швыряя камни, я выкидывала из себя тоску огромными каплями. Пусть. Я и так одна. В семье из пяти человек я совершенно одинока. Пусть мир опустеет. Не станет матери, которая вечно орёт, которая бьёт по голове щербатой расчёской, ненавидя даже мои волосы. Не станет Макса, пинающего ногами и словами. Марка, что растекался лужей перед всеми, старался угодить каждому. И даже Тома, любимого Тома, который совсем забыл о сестре и целиком отдался поцелуям с Ханой.

Порой, взбираясь по Старому Великану, я боролась с желанием отпустить руки, полететь. Я думала, момент полёта растянется, раздвинет время, и я увижу отца. Всё сожмётся в одну точку, и мы навсегда останемся с ним. Рук я не разжимала, стискивала зубы, хмурилась, лезла. Рассвет приходил, пронзал небо. Великан озарялся нежностью розового, вносил в краски утра свои ржавые оттенки. На моих волосах вспыхивали золотистые искры, камни светились, рассекая воздух. Счастье пряталось в глупости, в бешеном блеске глаз, который я после старательно прятала от мамы.

Ковчег лишил меня Великана, камней и рассвета. Первый люк я открутила от скуки, грохот разнёсся по всему отсеку. Ноги превратились в крылья, я бежала к спальному месту без оглядки, тряслась под термопокрывалом от беззвучного смеха, постепенно переходящего в истерику. Я не забывала о наказании, было приятно обмануть систему.

— Кто споткнулся, посмотри, — я слегка повернула голову, шепнула через плечо.

Эн кивнула. Распахнула и без того большие глаза, вскинула брови.

— О, — протянула она, — можно было и догадаться. Магда.

— Сильно? — встрепенулась я, — Покажи. Только осторожно.

— Хромает. Сейчас, — Эн коснулась меня, ткнула пальцем в спину.

Зрение заволокло фиолетовой дымкой. Я увидела начало колонны. Магда всегда пряталась в середине или в конце шеренги, чтобы не привлекать внимания, но её вытаскивали, тащили вперёд. Так легче было её контролировать. Она не отличалась расторопностью, постоянно отставала, задумывалась, уставившись в лишь ей известное никуда, получала под рёбра. В начале ряда ей приходилось перебирать ногами быстрее, смотреть, куда идёт. По бокам ведь возвышались два Стирателя. Но Магда умудрялась спотыкаться.

— Ну почему именно ты, — вздохнула я. — Чёртов люк, — и чёртова я, этот люк скрутившая.

— N-130, физический контакт запрещён, — раздалось над ухом. Эн приглушённо застонала. Мир вновь обрёл привычные монохромные краски Ковчега, связь со зрением Эн оборвалась.

Мы поползли дальше. По коридору между спальным отсеком и лифтовой зоной я могла пройти с закрытыми глазами. Кишка без углов и выемок, иди себе вперёд. Самый большой лифт уже ждал нас, огромное табло показывало время 05:10. Магде достанется, из-за неё мы опаздывали. В просторную лифтовую зону тянулись другие колонны: старшие дети шли без стражи, их вёл выбранный предводитель, обычно самый крупный из группы. Справа появлялись девочки, слева мальчики. Мы делали вид, что не видим их. Они — что нас не существует. Детей делили по возрасту: мы, шестнадцатилетние, младшие, семнадцать лет — средние, восемнадцать — старшие. Отличались мы и причёсками. Новички, среди которых пыхтела я, лысые. У средних — короткие ёжики волос, в восемнадцать девочкам позволяли носить низкие короткие хвостики. Старшим мальчикам на висках выбривали затейливый узор. Мальчишки заходили в лифт первыми. Я считала группы. Чем старше, тем малочисленнее.

Мы ждали очереди, лифт стремительно поднимался-опускался и отделял группы.

— Не косись, — шепнула Эн.

— Не подглядывай! — огрызнулась я, — Смотрит?

— Ещё как!

Стиратели выволокли Эн, старательно растолкав нас локтями, повели вперёд, к Магде. Шлемы усиливали звуковосприятие.

— Ты будешь виновна в её смерти, — прошипело рядом. Я знала, кто это, мне даже не надо было оборачиваться. Кью-622. Она умела читать мысли. Сперва мне казалось, мы подружимся, обе любопытные и шустрые, но Кью показывала лучшие результаты и не маралась о неудачников вроде меня. При этом не упускала шанса мило пообщаться, в своем особом понимании милого общения.

— Будешь шариться у меня в мозгах — умрёшь первая, — я улыбнулась Кью.

— Ты идиотка, X-011, — последовала ответная улыбка, — Подставишь всех нас. Мне придётся доложить.

Кью, безусловно, известно о моих ночных вылазках. Удивительно, что она молчала полгода, не выдала меня Стирателям. Девчонки боялись Кью и её способности пробираться в потаённые уголки мозга. Она доносила. Я не понимала: мы постоянно перекидывались комплиментами, угрожали друг другу, ругались. Но обо мне она молчала. Кричала, надрывалась, грозилась и неожиданно отступала. Я говорила: «Забудь», и она и вправду забывала.

— Отвали, — пропела я сквозь зубы.

И опять Кью сделала шаг назад.

Она говорила вовсе не о люках. Возможно, выходки с люками веселили её не меньше, чем остальных. Бесило Кью другое — конкретный человек и моя связь с ним.

Зенон замыкал шеренгу старших мальчиков, нависал над ними могучей скалой. Он мотал головой, совершенно не боясь Стирателей. Обводил взглядом все группы и останавливался на мне, едва заметно дёргал головой: «Привет».

Привет, Z-033. Сегодня я ещё жива.

Лифт шуршал, будто кто-то сминал бумагу у уха. Мы покачивались, пристёгнутые к полу длинными тросами. Стиратели не следили за нами в лифтах. Пояса удерживали нас, бежать в замкнутом пространстве некуда. Я разглядывала собственные ноги. Тканевая обувь в лифте становилась особенно интересной. Я изучала идеальную гладкость синтетической ткани, мерцающие линии, с их помощью достигалась анатомическая точность облегания, обеспечивалась амортизация и, что немаловажно, впитывались запахи.

Кью-622 сильно качнулась, толкнула меня плечом. Она знала причину внезапной крайней заинтересованности обувью. Она успешно использовала способности, тогда как я за прошедшие полгода раскрыла разве что новые грани наглости и тревоги. «Муха летает свободна и легка, — запела я мысленно, — муха не знает, что вот моя рука. Муху прихлопну, чтобы она знала: свободной муха никогда не бывала». Я могла петь сколько угодно, но яд Кью просочился в мысли: «Ты никчёмная, Х-011». Я представила муху с лицом Кью, а сама согласилась с ней — мне предстоял утренний позор.

Первый месяц никто не блистал. Нет, не так, первый месяц мы в основном мучились сильнейшей болью в суставах, головной болью и провалами сознания. Кью с подпевалами частенько в красках вспоминали мой грандиозный провал и на всю спальню удивлялись: «Как она жива до сих пор?» Девочек и мальчиков уносили целыми партиями. Стиратели для этого и находились на утренних экзекуциях. Погибали дети всех возрастов, мы представляли, что их относили в большие печи на самом нижнем этаже Ковчега. После развеивали над полями, которые безуспешно пытались восстановить жители нижнего мира. Жители нижнего мира — люди из колоний, постепенно мы привыкли называть непринятых Ковчегом именно так. Как же я ненавидела себя за то, что свыклась с обитанием здесь!

Старший Стиратель продолжал появляться на занятиях. Стиратели перешёптывались:

— Никак наглядеться не может.

На Ковчеге не допускалось вольнодумие. Чёрные шлемы явно не любили человека с вывернутым лицом — Старшего Стирателя, медики открыто боялись. Иногда вместе с ним на балконе появлялся мужчина, Старший Стиратель подталкивал его к перилам. Мужчина вглядывался в основание пирамиды, что-то говорил и уходил. Я косила глаза как могла, вытирала слёзы, чтобы настроить фокус и рассмотреть этого человека, но ни разу не получилось. Мужчина мерцал, стоял на месте и одновременно словно подпрыгивал — фигура его дрожала и растворялась в воздухе, появлялась снова. От дребезжания становилось дурно, я стонала и пыталась выдернуть провода из запястий.

— Ты сопротивляешься, Х-011. Поэтому больно, — твердил приставленный ко мне медик. Он промокал лоб салфеткой, трусовато оглядывался, после чего промокал и мой лоб той же салфеткой.

— Я стараюсь!

— Плохо стараешься. Не понимаю, чего тебя держат так долго.

После туманной встречи с отцом, ничего выдающегося не происходило. Укусы в поясницу и виски набирали силу, на экранах бешено скакали цифры и диаграммы. По телу бежал ток, от вводимых инъекций мир растекался радужными пятнами и не желал приходить в норму. Язык не поворачивался называть эту часть жизни обучением, я долго не могла смотреть на людей: они теряли форму, походили на медуз. Фразы, обращённые ко мне, ползли медленно, приходилось подставлять правое ухо, чтобы лучше слышать. Левое ухо ловило другие звуки: разговоры из детства, которые я не должна была помнить, далёкое перешёптывание Стирателей, властный женский голос откуда-то сверху. Этим голосом говорил сам Ковчег, он сопровождал меня из пирамиды и оставался со мной до позднего вечера. «Если не получится контролировать, необходимо уничтожить». Я переводила для себя: если не научишься пользоваться способностями, тебя ликвидируют.

В один из самых тяжёлых дней в наш блок и пробрался Z-033. Я свернулась калачиком на узкой кровати, тихо звала маму. Прижимала колени к груди, в животе клокотала бездна. По спальному отсеку сновали плоские роботы-уборщики, у них было много работы, вязкой и вонючей. Я смотрела сквозь ресницы на чёткие движения: они работали слаженно, скользили по полу в темноте, мерцая боковыми сенсорами. Огни сливались в мутные линии, оставляли след. Я пыталась схватить их, но на самом деле даже рукой не шевелила. Когда перегнулась через край, чтобы добавить роботам масштаба бедствия, Зенон вырос передо мной.

— Ты должна расслабиться, пропустить их в своё тело. Иначе тебя ликвидируют.

Я упала с кровати, я часто с неё падала, совсем как с полки дома.

— Яра? — тут же проснулась Надин. Магда тоже зашевелилась. Я с трудом выбралась из-под покрывала.

— Спите, я опять упала.

Зенон растаял в воздухе так же, как появился. Я, оглядываясь по сторонам, побежала к дверям, Магда сорвалась следом, вцепилась в меня, удержала.

— Спи, говорю, иди!

— Час!

Магда повторяла «час-час» и тащила меня к кровати. Она напоминала, что в это время выходить из отсека запрещено. «Магда куда умнее, чем кажется», — давно усвоила я. Но и я не спятила, Зенон был здесь, тот парень, что дал мне, полумёртвой, воды, вытащив из кучи мёртвых тел. Несмотря на комендантский час, появился как призрак, наговорил ерунды. Как он прошёл Стирателей? Магда всё же доволокла меня к кровати.

Через три дня я решилась на вылазку. У меня чесались руки, да и другие части тела, так хотелось что-то сделать и обязательно в запретное время. Раз Зенон может, почему бы и мне не попробовать? Я долго думала позвать с собой Магду или Надин-Эн, но решила подвергнуть опасности только свою жизнь. За поясом царапала живот вилка из столовой. Приборы нам выдавали вполне обычные, не из ковчеговой самораспадающейся синтетики. Сигнал о нарушении сработал сразу, как только я вышла за дверь спального отсека. Я застыла с вилкой наперевес, попыталась превратиться в моль, не вышло. Я слышала топот тяжёлых ботинок. Стиратели мчались к нарушителю. Что-то подхватило меня, подняло в воздух. Я взлетела! Чуть не выронила свое опаснейшее оружие. Ноги мои исчезли, я пропала по пояс, испарилась целиком.

Меня быстро несли прочь от Стирателей. Оцепенение обхватило голосовые связки, иначе я бы верещала громче сирены. Жуткий бег прекратился в одном из изгибов коридора. Решётка вентиляции висела чуть криво. Она отодвинулась, меня затолкали в шахту. Затем в пятую точку упёрлись чьи-то ботинки — подошву ни с чем не перепутать. Я упёрлась руками и ногами, давление усилилось.

— Да кто…

— Замолкни!

— Но…

Ботинок надавил сильнее.

Стиратели грохотали по коридору, сирена булькала, заливалась. Я пыхтела, стараясь отодвинуть стены вентиляционной отдушины и отодвинуться от ног того, кого я не видела, но уже почти ненавидела. Удалось немного отстраниться, я проявилась: руки-тело-голова — всё вернулось!

— Ярус минус 8, блок АА2, спальня девочек младшей группы. Вызов ошибочный. Повторяю: вызов ошибочный. Прислать команду инженерных роботов. Неисправность системы слежения. Ярус минус 8, блок АА2.

— Я предполагал, что ты не блещешь умом, но чтобы настолько, — раздалось за спиной.

— Плюнуть бы в твоё наглое лицо, но увы, я его не вижу.

Я неуклюже разворачивалась в узком пространстве. Ботинки изрядно потолкали меня, полумрак шахты на миг озарился, я взглянула в глаза Зенона.

— Ну, плюй! — ухмыльнулся он.

— Как ты это делаешь?

— Я только что спас тебя. Во второй раз, кстати. Хоть притворись, что благодарна.

Теперь уже я попинала его. Шахта загудела от моих попыток отомстить.

— Перестань, Яра. — он перестал ухмыляться, — Нас найдут.

— Ты невидимка, — прошептала я и перестала толкать его ногой, — Вот как ты пробрался в нашу спальню тогда! Я не спятила!

— Чтобы обмануть систему, недостаточно быть просто невидимым. Мне повезло больше, я могу контролировать вес.

— Ешь и не толстеешь? — я еле удержала смех. От раздражения не осталось и следа: я встретила человека-невидимку!

— Становлюсь лёгким, идиотка.

Все так и есть, идиотка. Но ему-то не нужно об этом знать.

— Вылезай, — заявила я. — Мне надо на воздух. И откуда ты знаешь моё имя?

— Ты сама сказала, — он не собирался выползать. — Помнишь, я нашёл тебя среди тел, думали, что ты мёртвый мусор. Ты ведь тоже запомнила, как меня зовут.

— Да… — я снова пнула его. Ничего я не помнила.

— Меня зовут Зенон. Угомони ноги. — серьезно попросил он, — Я сейчас вылезу, возьму тебя на руки и донесу до спального отсека.

— Сама дойду.

— Ты подтверждаешь, что идиотка.

— А за руку держать для твоих способностей недостаточно?

Зенон завозился, полез наружу, помог выбраться и не взял на руки. Я снова исчезла. Только в этот раз могла разглядеть очертания Зенона.

— Классная у тебя способность, — не удержалась я.

— Низшая.

— Что это значит?

— Невидимость считается низшей способностью. Вы ещё не раскрыли свои, поэтому вам не объясняли. Пока на ваших браслетах предварительный код, основанный на сочетании основных генов. Как раскроешься, он закрепится или обновится.

— Почему нельзя оставить нам имена? — я с радостью ухватилась за его готовность отвечать на вопросы.

— Они не зря Стиратели. Стирают имя, прежнюю жизнь, а если не годишься, то всего тебя, — он сжал руку сильнее. — Ты должна постараться.

— Я слышала уже.

— Ликвидацией всё не заканчивается. Ты не знаешь. Есть переработка.

Я остановилась. Это слово я тоже слышала, пугало оно больше, чем угроза смерти.

— Зенон, — я проговорила его имя едва слышно, — кажется, одного из моих знакомых, он давно прошёл Церемонию, так вот его переработали. Что это значит?

— Это значит нижний ярус. Ты была там, в лаборатории. И в концентрационном отделении, в отходнике — среди трупов.

— Вы этим занимаетесь в отходнике, — я ухватилась за слово, не за смысл, — подтираете за ними?

— Мы сортируем тела — худшее назначение на Ковчеге. Тех, кто не подходит Ковчегу, не утилизируют. Из тел выделяют полезные… вещества. Ну там… В организмах людей ведь и золото есть, ты знала? Мало, но когда у тебя поставка особей налажена. А ещё гены. Какие-то спящие, я не помню, как правильно.

Зенон объяснял мне страшные вещи, но я не испугалась, не удивилась даже. Принимала все как есть, заранее смирившись. Мы привыкли смиряться заранее — отличный навык, если хочешь выжить.

— Их выдёргивают из трупов и смотрят, вшиты в них способности или нет. — Зенон тоже обладал этим навыком, он говорил отстраненно, словно не про людей вовсе, — Если вшиты, их изымают и пытаются встроить в организм тех, кто ещё жив. Скрестить несколько способностей или привить пустому, обычному то есть. Только паре человек удалось выжить после такой операции.

Никогда ещё коридор так быстро не заканчивался. Мы стояли возле дверей, я не отпускала его руки.

— Мужчина возле Старшего Стирателя? — предположила я.

— Как догадалась?

— Он странный. Страннее, чем мы все. И Старший держит его при себе. У него не было способностей?

— Он упросил Старшего Стирателя пощадить его, сам лёг под нож. Вышло что-то уникальное.

— Откуда ты всё это знаешь?

Зенон долго не отвечал, я дёрнула его за руку.

— Возможно, это и есть мой знакомый, — я попыталась растормошить его, — по возрасту вроде бы подходит. Его случайно не Филипп зовут?

— Здесь нет настоящих имён, — напомнил Зенон.

— Вот бы это оказался он! Так ты его знаешь?

— Мы лежали в лаборатории вместе. Имени его не знаю, — Зенон говорил обрывисто.

— Тебе он не нравится.

— С чего ты решила?

Я пожала плечами. Зенон хмыкнул.

— Он близок к Старшему Стирателю, а его, как ты уже, наверное, поняла, не за что любить.

— Гений-учёный, собирающий драгоценные крупицы среди мусора, — пропела я слова учителя. — Без него Ковчег не Ковчег, как и без Лидера.

— Не думай о них, — оборвал меня Зенон, — думай о себе.

Пальцы разжались. Я стала проявляться, он схватил меня за запястье.

— Если ты не раскроешься, — он перешел на шепот, — они проведут с тобой тот же эксперимент.

— И… — не испугалась я, — у тебя появилась способность? Невидимость, да?

— Да. Однако им неинтересна невидимость.

— Ты поэтому используешь её, чтобы прокрадываться в спальню к девчонкам? — мне нравилось сыпать вопросами.

Зенон улыбнулся красивой стремительной улыбкой, озарившей лицо светом и мгновенно угасшей. Удивительной улыбкой невидимки.

— Хоть какой-то толк. Кстати, вот держи.

Он достал из кармана лазерную отвёртку.

— Лучше вилки?

Я вцепилась в подарок и спросила:

— Ты умеешь свистеть?

— Неожиданно. А ты что, не умеешь?

— Я могу только шипеть, — я выдавила из себя сипящую трель. — Виртуозно получается, скажи?

— Ты собираешься испортить весь Ковчег? — улыбка почти вернулась.

— Хочу добраться до верхние ярусы.

— Если я буду свистеть, сбегутся Стиратели. Ты опять не подумала.

— Но ты придёшь снова обезвесить меня?

— Приду, — он усмехнулся, — обезвесить…

Когда я смотрела на вершину пирамиды и видела Зенона, становилось легче. Я думала, какой следующий люк или щиток мы испортим, и отстранялась от боли. А ещё ободрялась в те дни, когда на балконе появлялся бликующий человек. Я убедила себя в том, что это Филипп. Не могла разглядеть и рисовала в воображении знакомые черты, стараясь учесть возрастные изменения. Человек возле Старшего Стирателя перестал быть каким-то мужчиной, став другом из родного мира. Я вознамерилась любым способом пробраться наверх и найти его. «Да, это определённо Филипп, — твердила я, — брат Ханы». Моя логика сложила цельную картину: мальчик, семья которого подкупила распределителя. Гордый, красивый, радостный своей Церемонией, тем, что он может помочь семье. Обман обнаружился, и он выпросил для себя шанс. «Филипп узнает меня, я напомню, и он расскажет, что такое Ковчег на самом деле. Обязательно!» В моем воображении он отвечал на вопросы также охотно, как и Зенон.

— Я! — вопли Магды я узнавала за версту. Она отвлекла меня от внутреннего общения с Филиппом и Зеноном. «Ну что ты орёшь?» — повернулась я, несмотря на то, что провода тянули меня обратно к монитору.

Магда уставилась в одну точку. «Я! Я! Я!» — твердила она без остановки. Взгляд её и без того отстранённый совершенно опустел. Она кричала и кричала, пока голос не сорвался.

— Магда, не надо! Только не умирай, — я протянула к ней руки, но ближайший Стиратель ударил по ним изо всех сил. Большой палец согнулся под невероятным углом, перчатки Стирателей твердели, когда доходило до наказаний.

— Не помогать друг другу!

Магда мотала головой от боли. Она подняла руки к лицу жестом, словно хотела потереть глаза. Вместе со взмахом рук оторвалась её платформа, разлетелась на куски. По щекам Магды потекла кровь.

— Я!

Крик ознаменовал торжество силы над болью. Я ощутила мощь, идущую от Магды, и ярость. Глаза её застилала кровь, она почти ничего не видела. Девочки прекратили занятие, все глазели на Магду.

— Держись! — не выдержала я.

Она слышала меня, обернулась, глаза превратились в кровавые пятна. Я снова подняла руки, провода, сжимавшие виски и поясницу, выдернуло — Магда дёрнула их через расстояние. Я упала на платформу, позади закричала Эн. Магда пыталась освободить нас. Присоски-щупы вырвало вместе с кусками плоти. Мой медик уже вкалывал мне обезболивающее, другие бежали к Магде.

— Умница, М-591, замечательная способность! — они пытались подойти, Магда откидывала их поворотом головы.

— Эпсилон-22, сдержать!

Верхний ярус пирамиды пришёл в движение. К нашему основанию спускалась колба-транспортник, в ней переминался с ноги на ногу мальчишка, короткий зелёный хвост топорщился на макушке. Мальчик разминал кулаки. Шагнул из транспортника, растопырил пальцы. Магда на разломанной платформе сломалась. В буквальном смысле. Как мой палец. Хрустнула шея, голова упала на грудь, ноги подогнулись.

— Полегче, Эпсилон-22, — голос шёл сверху, Старший Стиратель командовал с балкона, слегка облокотившись на перила.

Пол дрогнул. Магда упала. Медики обступили её, остановили Стирателей, стекавшихся со всей пирамиды.

— Жива. Результат положительный. Транспортник сюда, — за Магдой прилетела горизонтальная колба. — Эпсилон-22, на место.

Мальчик направился к вертикальной стекляшке. Я следила за ним, он выглядел довольным.

— Сволочь, — выдавила я, — ты сделал ей больно.

Стиратель придавил меня к платформе.

— Пусть твоя колба разлетится, пусть ты упадёшь вниз!

Стиратель сжал мне губы, но мысль нельзя заткнуть. Эпсилон вошёл в колбу и начал подниматься. Я страстно желала, чтобы он разбился, желала наказания хоть для кого-нибудь из них. Пусть разлетится к чертям. Ненависть поглотила меня, хотелось кричать совсем как Магда: «Я!» Колба затряслась. Я видела это! Видела испуг в глазах зеленохвостого. Он прижался носом к стеклянной стенке, смотрел на Магду. Решил, это она. «Ну, давай же!» — я отдалась злобе без остатка. Стекляшка сорвалась вниз. Поломанный палец чуть не оторвало от вспыхнувшей боли. Моё страстное желание смазалось. Я не смогла… Он ведь такой же, как и мы. Его используют. Он смирился, он получает удовольствие от мучения другого. Но я не хочу становиться такой. Я распласталась на платформе. Колба медленно набирала высоту.

Магду уложили в транспортник. Вспышка моих способностей осталась незамеченной.

— Сперва к Старшему Стирателю. После — в медицинский блок проверить зрение.

Магду повезут на балкон. Со мной происходило что-то непонятное, злость уступила место чувству, которое я не допускала, которое презирала в других. Я вдруг позавидовала Магде. С той же страстью, с какой я желала смерти Эпсилону, я теперь жаждала оказаться на её месте. Дурацкие способности, дурацкая я!

Магда, прости меня! Права Кью, я никчёмная…

Магда раскрылась за день до назначения. Детей из старшей группы должны были распределить по местам постоянной работы. Они заслужили стать полноценной часть Ковчега и трудиться на благо всех его обитателей.

Мы посылаем тебя в бой,

Пой хвалу, пой!

Все как один стоим за тобой,

Мы за крепкой стеной!

Ты победишь, наречённый герой,

Насмерть грудью стой!

Ты был помазан кровью святой,

И своей, и чужой!

Мы посылаем тебя в бой,

Пой хвалу, пой!

Жизнь оборвётся красной дугой,

Выйдет следом другой!

Мы защищаем мир войной,

Выверенной давно,

Не возвращайся только домой,

Выбранный нами изгой.

Ты там увидишь разум иной,

Смехом встречающий боль,

Пой же хвалу, радостно пой!

Мы помолчим над тобой.

Кто придумал эти гимны? Мы пели неровным хором, за красотой исполнения никто не следил, в нас вдалбливали лишь веру в слова. Среди гимнов Ковчегу этот нравился мне больше всего. Остальные тексты повторяли в разных вариациях строку «Да здравствует бессменный Лидер, поднявший нас из пепла в небеса». Его требовалось петь восхищённо, с глупыми выражениям лиц. Зато этот короткий, напоминающий топот наших ног по коридорам Ковчега, мы пели с яростью. В нём написали правду: избранных, тех, кто на самом деле всем безразличен, кидали в чужие войны, я сделала такой вывод из нудных лекций учителя. Скорее всего, эту песню придумали до Катаклизма, может, и во время той опустошительной войны, когда одни люди стремились донести до других истину, но истин оказывалась много и никому не подходила чужая. Обычно я лишь открывала рот, чтобы не портить и без того фальшивящий хор, но это восхваление пела во весь голос. Сегодня, правда, горло сжимали нервные спазмы, из-за случившегося с Магдой слова приобрели особое значение.

Стиратели курсировали между рядами, высматривали, кто не поёт. Они согнали все группы, друг за другом вывели младших, средних, старших обоих полов. Я заметила Зенона. Он что-то говорил парню с кудрявой чёлкой.

— Вит, — кивнула в его сторону Эн. Произнесла имя одними губами. Я подняла бровь: «Откуда знаешь?»

— Подглядела, — она чуть сжала губы и повела плечом, я распахнула глаза. Вит ей нравился!

Кроме Вита к Зенону были обращены взгляды ещё пяти или шести парней. Они умудрялись общаться под надзором Стирателей. Старшим разрешались послабления? Или они уже ничего не боялись? Зенон даже позволил себе взмахнуть рукой в сторону пустого возвышения — мы ждали гостей с верхних ярусов. Особых гостей. Дети из старшей группы сегодня получали назначение, ради этого к нам спускался человек, которого мы славили в дурацких гимнах. Лидер.

Нас выстроили в бескрайнем зале, залитом светом. Как давно мы не видели небо! Голубое, чистое, полное свободы, оно простиралось слева от меня, близкое и далёкое. Солнце в зените, день в разгаре, мы распеваем вызубренные тексты, встречая Лидера.

Полгода я представляла Лидера страшной, тёмной фигурой, Ковчегом в человеческом обличии, с чёрными глазами, длинными пальцами с изогнутыми когтями, порой пририсовывала в воображении крылья, как у летучих мышей под крышей моего дома. Перепончатые, обросшие короткими волосками, огромные. Представляла, что Лидер выйдет, окружённый дымом или, наоборот, ярким сиянием, выставит жуткий палец и каркнет: «Смерть!» Или зашипит. Или молча отдаст приказ Стирателям убить нас всех. Вместо Лидера к нам вышел Старший Стиратель, вот уж точно жуткий человек. Шрамы на лице шевелились, он улыбался. Я ожидала, что вслед за ним выйдет его вечный мигающий спутник, но, когда Старший Стиратель кивнул, приветствуя собравшихся детей, за его спиной опустился экран.

— Лидер обращается к детям Ковчега!

Лидер не осветил детей Ковчега присутствием. На экране появилось прекраснейшее лицо из всех видимых мной. Лидер оказался женщиной с светящейся кожей, белоснежными зубами, точёным носом и удивительной синевы глазами. Нас обнял нежный, ласковый голос.

— Дети мои, в назначенный час я рада приветствовать каждого! Я слышу ваши песни и радуюсь достижениям. Вы — мост в будущее, которое я создала. Вы понесёте мою мечту из сердца Ковчега в возрождающийся мир!

— Да здравствует бессменный Лидер! — пропел Старший Стиратель.

— Да здравствует бессменный Лидер! — подхватили мы.

Где он, возрождающийся мир? Я, видимо, жила на другой планете. Рядом гордо возвышалась Ди, показавшая отменные результаты уже на втором занятии. Она могла наводить галлюцинации, дотронулась до медика, и он очутился в её доме на земле. Мотал головой и спрашивал: «Где я? Как я тут оказался? Помогите!», пока их не растащили. За ней — не менее гордая Кью, читающая мысли, Стиратели часто уводили её наверх, работать отдельно. Эн — по правую руку, она тоже стала проявлять силу, ментальную, которую называла «подглядыванием», стабильно развивалась. Я значилась в конце списка в младшей группе девочек. Об успехах мальчишек-сверстников мы не догадывались, пересекались в столовой и коридорах но, разумеется, не общались.

— Начнём с ежегодного назначения. Оставшиеся представители старшей группы добились большого прогресса, успешно прошли промежуточное испытание и готовы стать полноценными членами Ковчега.

Лидер откинула рыжие блестящие волосы, растянула губы ещё шире и стала зачитывать коды. Ни одна мышца не напрягалась на идеальном лице, не заламывалось ни единой морщины или складочки, свидетельствующей об эмоциях. Не лицо, а маска — красивая и равнодушная. Цифры звенели в воздухе, мы не запоминали собственные коды, в новых же вовсе запутались. Названные не подходили к возвышению, на котором всё так же улыбался Старший Стиратель, оставались на месте.

«Р-76 — наблюдение. S-342 — служба чистоты. A-1052 — обслуживание транспортников. С-029 — верхний ярус».

Ковчег обслуживали дети. Суперспособности на службе быта и чистоты летающей тюрьмы. Зачем было учить или мучить, что они делали на самом деле, чтобы в итоге отправить нас чистить душевые или транспортники. Я кипела от негодования. Хотя в голове вертелось назначение Р-76 и С-029. Наблюдение и верхний ярус? За кем будут наблюдать и какой способностью надо обладать, чтобы попасть наверх?

— V-157 продолжает службу в отходнике, он показал себя отличным помощником лаборатории.

Эн чуть сжала мне запястье. Она опять подглядывала. Судя по её реакции, назначение получил Вит.

— Z-033 также остается закрепленным к отходнику.

Лидер говорила о Зеноне, я поняла это по холоду, пробежавшему по лысому затылку. Надо бы спросить у Эн, догадалась ли я.

Коды сыпались с экрана бесконечно. Старший Стиратель продолжал улыбаться. Мы стояли, ноги отваливались.

— Поздравляю старшую группу с назначением! Служите во благо Ковчега. Служите во благо новому обществу. Переходим к группе средней, скажу кратко: от всего сердца желаю вам достойно пройти предстоящее испытание.

Не успела я поломать голову, что там за испытание, как Лидер перешла к младшей группе.

— По традиции чествуем младших, тех, кто радует нас достижениями. D-789, Q-622, N-130, на вас должны равняться девочки. Особо отмечу М-591, — она говорила о Магде, — девочка открылась вчера, исключительные способности, медики помогают ей восстановиться. Направим же наши мысли к ней и поблагодарим за вклад в общее дело.

«Тебе же плевать на нас всех!» — думала я, отчего-то появилось желание погрызть ногти, так часто делала Магда, когда волновалась.

— Мальчикам же следует тянуться к результатам, — продолжила Лидер. — Помните, каждый плодотворный день ведёт к новой жизни, любое поражение приводит к катастрофе. Поздравьте лучших из вас и порицайте худших! O-81, J-207, К-091, B-13, ваши неудачи удручают меня. X-011, ты совсем не заботишься о завтрашнем дне!

Я задохнулась на вздохе. Она назвала меня. Она смотрела прямо на меня. Старший Стиратель смотрел на меня. Они знали меня, в момент, когда код X-011 прозвучал в светлом зале, я перестала быть серой массой, я вновь стала пристыженной, безмозглой, негодной Ярой. «Не надо так, мама… Я больше не буду!»

— Я больше не буду, — прошептала я вслух, чувствуя, как позор зловонием распространяется от меня ко всем собравшимся. Кью кривилась, она так смеялась надо мной.

Изображение Лидера сменилось плывущими облаками.

— По традиции младшая группа поощряется встречей с родственниками, — торжественно произнёс Старший Стиратель. — Сейчас вы увидите небольшой фильм о том, как ваши счастливые семьи получили вознаграждение за правильных детей!

Правила не запрещали плакать, но мы все научились плакать с сухими глазами. Небо на экране стремительно опускалось, пока не уткнулось в вершины гор. Я не могла поверить! В мире где-то осталась зелень, много зелени, пусть даже бурой! Вот же она покрывает горные склоны, спускается к земле, стелется вдаль и вширь. Транспортник опустился среди деревьев. Короткие видео показывали обрывками, зелень сменилась блеском воды, озеро или река — не понять, транспортник на берегу. А вот знакомая пыль и камни. Люди бежали к транспортникам. Тряпьё вместо одежды делало всех похожими. Лишь по лицам детей мы понимали, кто-то узнал близких. Из транспортников сгружали серебристые ящики.

— Яблоки, — сказала Ди.

Яблоки, виноград и апельсины. Как же я захотела апельсин, видела его один раз. Зелёный лук и незнакомые кучерявые тонкие листья. Ящики вручали подбежавшим, мелькали разные пейзажи, от постоянной смены кадров, ярких, красочных, заболела голова. Вместе с провизией спустили прозрачные контейнеры с лекарствами. Нам показывали праздник щедрости.

— Ваши родные сделали правильный выбор. Они подарили Ковчегу вас, Ковчег подарил им жизнь.

«Ковчег подарил им шанс выжить», — мысленно поправила я Старшего Стирателя.

Я сделала ещё шаг вперёд, на экране крупным планом показали лицо матери. Она улыбалась. Стиратели обступили нас со всех сторон, толкнули меня обратно. За их плечами картинка сменилась несколько раз, и я увидела Тома.

— Том! — воскликнула я, подпрыгнув на месте, будто он мог меня увидеть.

Том получил ящик и контейнер и побежал к толпе. Я разглядела мать и Марка, Макса с ними не было, зато рядом стояла Хана. Том вручил ящики ей. Почему он не дал их матери? Почему мать так умиленно смотрела на него?

Стиратели теснили нас, дети махали руками, прыгали, как я, чтобы увидеть знакомые лица. Транспортники втягивали трапы, акция щедрости заканчивалась. Местности замелькали в два раза быстрее, вновь показалось небо и залило голубой широтой экран. Звук так и не включили. Представление заняло от силы минуты три.

— Пусть лица родных вдохновят вас работать прилежнее! — провозгласил Старший Стиратель. Мне снова показалось, что он смотрел на меня в упор.

— Тех, кто получил назначение, я прошу остаться. Стирателям сопроводить среднюю и младшую группы по блокам.

Старшие обходили нас по обе стороны, Стиратели уводили остальных по рядам, чтобы не возникало столпотворения в лифтовой зоне. Тут я осознала, как много на Ковчеге детей и как много шлемоносцев. Я ждала очереди и внимательно следила за получившей назначение группой. Старший Стиратель что-то им объяснял, каждому в отдельности. Они не смотрели в покрытое шрамами лицо, головы у всех опущены. Покидали зал по одному, без всякого сопровождения. Последним остался Зенон. Старший Стиратель сделал ему знак подойти ближе.

Чёрные шлемы дошли до младших девочек, мы поползли на занятия. Я обернулась в последний раз, остановилась, Ди наступила мне на пятки. Стиратель схватил меня за локоть.

— Вперёд!

Возле Старшего Стирателя мерцал человек, его сопровождающий с балкона. Они говорили с Зеноном, я успела заметить, как парень сжал кулаки.