Майор Киборг

Алинда Ивлева (2024)

Какие мрачные тайны может скрывать лес возле старого дома, доставшегося в наследство следователю Римме Лебедевой? Местные говорят, что эти места прокляты. А загадочные жёлтые шары — блуждающие души убитых много лет назад. Римма решает разобраться в запутанном деле, иначе домик с таким «приданым» вряд ли продаст. Вскоре она понимает, что оказалась здесь совсем не случайно.

Глава 3

Римма заскочила домой перед возвращением в деревню. Заварила в керамическом чайнике лавандовый чай, вышла с чашкой на застекленную лоджию. Оттолкнула пластиковую створку и вдохнула вечерний переспелый воздух. С двадцать пятого этажа были видны лишь макушки малоэтажек и россыпь домиков частного сектора, будто Творец раскидал зерно для небесных курей. Брызнуло гуашью аметистового колера светило по крышам, выстрелило сквозь угрюмые тучи цветом физалиса, погладило нежно лучом щеку Риммы, скользнув по стеклу, исчезло. Отправилось на ночной покой. И тут же из-за туч показалась седая луна. Римма допила чай, закрыла окно, и достала колоду карт.

Пыхтела и коптила свечка, одна за другой выпадали карты Звезда, Луна, Отшельник. И так раз за разом. Метафорические показывали ту же картинку. Римма злилась, потому что не могла найти ответ. Женщина, со способностями, что-то скрывает, но кто она? Кто она? Римма отложила карты, поблагодарив. И встала в позу столбового стояния. Лучший способ концентрации и расслабления одновременно, по мнению Риммы. Эта практика когда-то подняла ее с койки, когда врачи предвещали инвалидность. Сначала, казалось, по коже лица побежали муравья, щекоча лапками. После легкого головокружения рассеялся шум в ушах, приятное тепло разлилось в груди, а живот затрепетал. Туман в голове испарился и отчетливо появился образ девушки в длинном расшитом платье. В лесу. Слышно незнакомую речь. Эхом ржание коня. Римма почувствовала запах трав. Ты кто? Обернись! Повернись, я приказываю. Молю, посмотри на меня! Девушка, словно услышав, медленно повернула голову. Ну, здравствуй! Чуйка не подвела! Это ведь ты была на телеге. Ты! Куда же ты направлялась? И кто мальчишка?

Римма почувствовала, как под жирком, где-то в подвздошье ее рыхлого, при ближайшем рассмотрении напоминающего пареную репу живота зажгло. В ушах зазвенело, будто приближается тройка коней с бубенчиками. Хлопок в ушах такой, если бы соседский мальчишка из тринадцатой квартиры решил бы подшутить над ней, у уха рванув хлопушку. Помутнение, поплыли желтые круги. Лимонные, мандариновые, цвета спелого авокадо, апельсиновые, тыквенные пузыри. И друг за другом лопались, словно мыльные. Под ложечкой засосало. Выделилась слюна. Римма знала — это после прихода отходняк. Отходняк. Да. Иначе не назвать, наверное, он такой у алкашей. Женщина осторожно распрямилась и потянулась, мысленно попрощавшись с видениями, пытаясь зафиксировать в памяти детали. В такие моменты она радовалась, что завязала с холотропным дыханием. Те приходы были сродни наркоманским, изучила тему досконально в больнице после сильных обезболов. И ускользала в холотропной практике нить расследования, приходили люди из прошлых поколений, сбивали с толку своими действиями, и Римма путалась, кто свои. Кто чужие, так, поболтать пришли. Но встреча с «иногентами» всегда была яркой по ощущениям, и эта тонкая, хлипкая грань, когда ты между жизнью и смертью. Иногда в реальность возвращаться не хотелось. Этим практика опасна. Были не вернувшиеся. И майор Киборг прекратила, ведь сидит, не дремлет внутри боец, которому надо спасти планету. После каждого закрытого дела Римма говорила себе: «Все, хватит! Пенсия, санаторий, имеешь право! Последний злодей и на покой». И в тот же день. Если не час. Появлялся новый холодный.

⠀

Римма открыла глаза сфокусировала взгляд на затухающей, казалось, подмигивающей свече. В одном ухе по-прежнему шумело, но она привыкла. К бесконечному белому шуму после аварии. Другое как локатор, зато чутко стало улавливать непривычные звуки, иногда она слышала четко звонок, который раздастся через минуту или шаги человека, идущего по лестнице, хотя жила со звукоизолированными стенами в дальнем углу межквартирной площадки. Женщина долго привыкала к своим необычным способностям, а когда привыкла — стало тошно от себя. Изгой, инок, пришелец. И кому я могу понравиться? Только таким же, как Серж. Человеку нравится копаться в кишках, взвешивать печенку, принюхиваться к мёртвой плоти с упоением маньяка и рассматривать. Иногда ей чудилось, что на нее он смотрит также. Как на труп. Сергей, вспомни… Сейчас он позвонит, раз, два…

— Алло. Ну что?

— Как ты это делаешь? Хотя, Римуш, ты завещала уже свое тело для изучения?

— Ты щас серьезно? Вот по этому вопросу позвонил? — она прижала трубку к уху плечом, доплелась до ванной и включила воду на полную.

— Нет, але, не слышу. Я по важному вопросу, и да, утра не подождать. Ты вот обмолвилась про двадцать девять трупов. Помнишь?

— Нет, не припомню. — Римма выключила воду и напряглась. Испугавшись, что начались провалы в памяти.

— Ты ведь рядом, так?

— Ну да, — в динамике что-то брякнуло, зашипело, и через минуту уже бренчал домофон.

Долговязый, одетый как всегда с иголочки, в любое время дня и года Сергей бережно снял с шеи кашне, повесил на крючок, снял перчатки, затем кашемировое полупальто натянул на плечики, разулся и аккуратно, по направлению носками к двери поставил начищенные ботинки. Римма ждала, вздыхая и поджимая губы. Как только гость захотел пройти в комнату, преградила грудью проход указывая кивком на кухню.

— Ненадолго! Чай, улун?

— Спасибо!

— А улунов не держим, цейлонский байховый, у бабы Феклы экспроприировала в чулане. Запасы, видать с 60-х еще. Она поставила перед патологоанатомом когда-то бывшую желтой картонную коробку с изображением слона в попоне. В надежде, что ухажер начнет понимать шутки. Но Сергей развернул коробку, понюхал, прищурился, поднес к настенной лампе, покрутил как древний артефакт. И вынес вердикт:

— Новодел.

— Ясно, — Римма тут же выкинула пустую упаковку в мусорное ведро, едва улыбнувшись.

— Так вот. Про двадцать девять трупов.

— Помедленнее, я записываю.

— Что ты, в самом деле, Римуш. Ну ладно, раскусила, не говорила. Нарыл сам. Полез чисто из изыскательных соображений почитать в архивах информацию о тех местах, что было. Чего не было. И вот какой казус обнаружил. Зачитываю, присядь. «Осенью 1977 года обернулась для работников следственных органов г. Д страшным потрясением. Один из грибников набрел на небольшую поляну километрах в пяти от городской черты, где увидел подозрительные холмики. Бдительный гражданин обратился в милицию, и уже через день прибыли сотрудники местного УВД. Следственная бригада обнаружила в лесополосе тайное кладбище — было обнаружено 29 расчлененных тел без гробов». Ну ты понимаешь, меня заинтересовала изначально следующая инфа. Поэтому стал копать.

— Понимаю, не злоупотре..блять вниманием, — Римма намеренно сделала акцент на последних двух слогах. Сергей дернул плечами, будто терпел по-маленькому и продолжил читать: — «Это было ЧП союзного масштаба. Москва немедленно взяла дело под контроль, о находке был уведомлен сам министр Щелоков. Дело строго засекретили. Прибывший из столицы комитет следователей высокого ранга взял расследование в свои руки, но местные сотрудники УВД, бывшие на хорошем счету, принимали участие в расследовании. Выяснилось, что все тела похоронены без одежды, скелеты принадлежали подросткам и молодым людям — самому старшему ориентировочно двадцать два-двадцать пять лет на момент смерти. Большая часть — девушки. Трупы были закопаны не в один день — степень их разложения однозначно указывала на то, что могилки появлялись постепенно в период более десяти лет. Самая свежая могила (которая и привлекла внимание грибника) была выкопана не раньше, чем полгода назад».

— Занимательно…

Римма встала, с трудом разогнув больную ногу и принялась расхаживать по кухне, не замечая кумачового бархата восхода. Заря заискрилась перламутром, женщина прищурилась от яркого света и лишь, когда рассвет скрылся за бродячей стаей серых туч, задумалась о смысле жизни. На что она с Серегой потратила бесценную ночь? Широко зевнув, посмотрела на него, кивающего носом, но все такого же «с иголочки» как из стерильной лаборатории колба: продезинфицированный, уютный, надежный.

— Твоя версия? — отогнала дурные мысли после ночного бодрствования Римма, напялив маску делового мента.

Сергей очнулся, тряхнул головой, снял очки, которые оставили глубокий след на его тонком длинном носу. Потер переносицу, потом очки салфеткой. Покрутил во все стороны глазами. И буднично ответил:

— Без эмоций если, попахивает какими-то медицинскими опытами. Все, повторяю, все тела были изувечены. Травмы, подтвердила экспертиза, были нанесены всем при жизни. Кроме одного. Тридцатого. Это я накопал в газетенке. Эту находку к делу не приобщили. Мол, своей смертью умер, и ладненько. Дело закрыли, тела перезахоронили где-то, наверняка, среди бесхозных. Знаешь, почему?

— Чуйка меня никогда не подводит. Щас… — Римма постучала по лбу пальцем. Так дятел долбит по дереву, в поисках пропитания. Тук-тук-тук, думай, Римма, просыпайся. — Стопудово, сидели в засаде, ждали, а никто не пришел. Как пить дать. Ни трупаки прятать, ни выкапывать. А на тела запросов не было. В точку? — Римма просияла.

Сергей не удивился и лишь попросил кофе. Еще, чёрного, с чайной ложкой сахара с горочкой. Он всегда ей напоминал, любимой женщине патологоанатома Павлинского. Но ей было не важно, что он любит и как. Ее заботили только злодеи и раскрытия, отчеты и поиски.

— Одну, да, спасибо! Как всегда, Римуш, лучшие сыщики последнего столетия отдыхают. Проверили все картотеки хранилища, подняли все заявления — ни одного совпадения. Ни улик, ни преступников.

— Ясно, так и знала, Тупак какой-то, тело есть — дела нет. Какие планы? Я хочу смотаться к месту, где их нашли. И у деда порасспрашивать, че он там нес про желтые шары, вот чую, все это как-то связано.

— Да, и вот еще на сайте нарыл про твои места. Все в ту же версию упирается. Пропал парнишка. Непростой мальчонка, чиновничий внук. Пошел с бабкой в лес на часик по грибы-ягоды от дач недалеко. Бабка вернулась, но одна. Помутнение с ней случилось, говорит, в лес одна уходила. И волонтеры подключились, и просто добрые люди. Ты рассказывала про находку Зотова, а этот случай прям вписывается в его теорию. Сначала мальчонка увязался за бурундуком, с его слов. Бабушка не реагировала, и он воспользовался моментом. Чем дальше уходил в лес, тем больше видел разных птиц, которых не встречал, оленя, еще каких-то зверей. Они его не боялись. Потом он почувствовал, что воздух стал тяжелый, по показаниям, такой бывает перед грозой. Мальчонке лет десять и верю в то, что доходчиво мог объяснить, что с ним произошло. Уверен. Чем дальше уходил в чащу, тем больше было непривычных звуков, шорохов, вскриков. Но страшно ему не было. Он ориентировался на солнце и шел по нему. Пока оно было видно над деревьями. А потом наступила тьма и тогда он испугался. Но почти сразу увидел мужчину с факелом. Он взял его за руку и долго вел куда-то. Пока не вышли в степь. Буквально так мальчик и описал это место. Сразу из леса в голую степь, с клочками травы и стелющимися кустами. Паслись кони, бегали между палаток дети в странных одеждах. Вышли женщины и забрали его в один из домиков. По его рассказам: кормили копченым конским мясом, говорит, ел раньше — узнал. И зажаренным на костре сыром. Хлеб был невкусный. Пресный с какой-то шелухой. А разговаривали люди в странных длинных одеждах на незнакомом языке.

— Жемайтский диалект, да?

— Не знаю, Римуш, но стенограмма где-то хранится с его допросом.

–Тебе завтра на смену на смену Павлинский?

–Когда ты называешь меня по фамилии, означает одно — Мавр сделал сове дело, Мавр может идти. Сергей посмотрел на наручные часы. — Римуш уже сегодня.

–Еще кофе?

–Нет из ушей льется. Не знаю, что ты задумала, но это у тебя отпуск, мой закончился. Помог, чем смог. Будь осторожна. Знаю ведь, не уймешься.

***

Такси подкралось к рядку ив, между которыми мелькнула дорожка. Римма рассчиталась с водителем и шмыгнула на алею. Вскоре показался облупленный профильный забор с табличкой “Психоневрологическая больница с интенсивным наблюдением”. Калитку открыл охранник, при предъявлении “корочек” он мгновенно потерял интерес к посетителю и указал на главный административный корпус. По щебенчатой тропинке, она направилась к приземистому зданию из серого кирпича, кивающего козырьком. Охранник успел доложить, ее уже встречал на полуобвалившемся крыльце главврач больницы, склонив голову в поклоне, будто не из полиции прибыли, а сама Королева английская. Поприветствовав, сразу провел посетительницу в кабинет. Навстречу с застывшей улыбкой по коридору прошел худосочный человек, сходу не скажешь — женщина или мужчина, огромные штаны и растянутый свитер болтались на теле. Стеклянным взглядом он проводил майора, та почувствовала опасность и по спине промчался холодок по лопаткам от взгляда сумасшедшего.

— Этот на поправку уже, свободное перемещение.

— Меня интересует Прохоров Андрей Борисович, поступить должен был к вам в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году.

–Хм-м, задачка, — круги, словно темные патчи под глазами, стали еще более ярко-выраженными под глазами врача. Он задумался, извинившись, вышел.

Римма уселась за стол, поглядывая во двор из окна. Наблюдать за психами на прогулке ей не доставляло удовольствия, она отвернулась и глядя на маятник в настенных часах, впала в транс. Так-так-так… Снова пришла с разговором синяя дверь.

— Да, сохранилось кое-что, — выдернул резким появлением из транса доктор. — Знаете ли, бывший главврач учреждения не сдавал вещи пациентов, и не выкидывал. Утверждал, что помогают в научных исследованиях. От Прохорова осталась школьная тетрадь в клеточку. Я бы назвал их записками сумасшедшего, но, когда пришел на смену Дмитрия Петровича, он попросил сохранить ее. Был уверен, что когда-нибудь за тетрадочкой придут.

— Почему? — Римма, сидя за столом подалась вперед. — Ваш предшественник что-то еще сообщил?

— Он часто беседовал с Прохоровым, говорил, занятный собеседник. Но чаще говорили о старшем брате. Тот был на нем буквально помешан. У шизофреников, знаете ли, ярко выражен синдром мании преследования. Прохоров был уверен, что брат желает его смерти, потому что он много видел. Знал. Но я считаю, что это психоз. Но доктор оказался прав в одном, — врач, покопавшись в сейфе за спиной среди папок, выудил замызганную тетрадь и положил перед следователем. — Где-то в 90-х годах сюда на лечение поступил некий бывший уфолог. Он видел желтые шары, эти же шары в каком-то лесу видел и Прохоров. Это их и сблизило. Масляков, м-м, минуточку, сейчас вспомню, или Маслов. Уфолог гонялся за ними повсюду, природа появления их ему казалась вовсе не мистическим явлением. Утверждал, что это духи-проводники в другое время, — психотерапевт был очень серьезен. Римма подумала, что сотрудники психушки сами отчасти сумасшедшие. Другим здесь не выдержать.

— О, вспомнил, — лицо доктора вспотело, покрылось бордовыми пятнами, глаза лихорадочно заблестели, — Маслаев, мм-м, — поднял вверх палец, — шизофрения по маниакально-депрессивному типу. Маслаев, кстати, научил друга грамоте. Это заняло годы, но у Маслаева из-за специфики болезни был большой запас терпения. Прохоров изучил алфавит и смог писать простые слова, — вот, на первых страницах видны его первые потуги. — Римма взяла тетрадь и открыла сразу в середине.

— А скажите, Прохоров умер своей смертью? В больнице?

— Почему умер? Я это сказал? — доктор опустил очки на кончик пористого носа. — Его здоровья хватит на нас с вами, всех переживет. Прохоров был выписан из больницы ввиду того, что болезнь регрессировала в достаточной степени, чтобы больной не представлял угрозы для себя и общества. А тетрадочку оставил на хранение. Но…маленькое примечание, несколько листов он все же вырвал. А здесь, сами видите… — Римма равнодушно полистала взад-вперед, просмотрев содержимое: каракули, бессвязные словосочетания и неологизмы. — Слышал от Маслаева, которого ученик продолжал навещать до его кончины, Прохоров отослал копии записей по почте в ГУВД в г. Д с припиской «секретно и важно». На удивление, В ГУВД приняли, к-хм, «секретную» корреспонденцию, как положено, и отправили в архив. Это все слов Маслаева. Он уже был стариком, заговаривался, не очень-то ему и верил.

— Спасибо вам, очень помогли. Скажите, а велика вероятность, что у вас хранится адрес пациента, который здесь лечился почти 50 лет назад? Ведь в деле должны быть все данные? — майор Лебедева выстроила в голове уже определенную цепочку, ведущую к преступнику, оставалась маленькая деталь — желтые шары. Уточнила про адрес лишь проверить свою версию.

— Ваш вопрос меня поставил в неудобное положение? — доктор прошел по вытянутому кабинету с темно-синими, переходящими в зеленый, стенами к окну. Почему-то, будто с опаской выглянул в окно. Повернулся к Римме с выражением лица, сменившим предыдущее, словно до этого своего движения он ходил в маске, а теперь ее снял. В мимике майор Лебедева прочла шипучую смесь эмоций: от ликования до детского удивления, толика укоризны в сдвинутых бровях и лихорадочный блеск в глазах. Такой блеск последний раз она видела на допросе. Во взгляде му…гражданина, человеком его назвать она не смогла бы, расправившегося со своей соседкой. Он ее сперва задушил. Откромсал голову маникюрными ножничками. На расчленение ушло больше недели. Замотал жертву в ковер. А сверху присобачил голову, рот бедняги забил астрами. На которые у пи… был устойчивый поллиноз. А соседка любила астры. И каждый раз их высаживала под окном после уничтожения злобливым соседом. Римма придирчиво осмотрела врача психушки с ног до головы. Хоть ты тресни, даже с опытом и годами, не научилась вычислять маньяков. Холодный, звериный, лихорадочный блеск в глазах — лишь киношный штамп. Но то, что доктор не в себе — считывалось. Римма привстала. Ожидая от собеседника любой реакции. Автоматически рука потянулась к кобуре, которую она успешно оставила в сейфе, как и пистолет. На столе под бумагами нащупала ручку и плотно сжала в кулаке. Доктор прошелся до двери, не глядя на майора, открывая и закрывая дверцы стеллажа. Выдохнул. Успокоился.

— Вспомнил! — он торжествующе поднял палец вверх.

— Уф. Я уж думала, пригласить кого, плохо человеку, — Римма хмыкнула в кулак. Забыв, что из него топорщится ручка. Уже со сломанным корпусом. Она поспешно ее отложила. — Так что вы вспомнили?

— Где-то сохранились его рисунки. Очень качественные, надо заметить. О-о. Пойдемте, — доктор указал на дверь. — Прошу, — пропустил гостью вперед, — сейчас налево, мимо столовой, в конце коридора холл, там столик с шахматами, а над ним. Сами, собственно, увидите.

Римма напряглась, но виду не подала.

Дошли до аппендикса в конце коридорной кишки. Он освещался лишь сквозь квадратики решетки и листву деревьев скудными солнечными лучами. В углу между сутулым стеллажом с книгами и шваброй в эмалированном ведре прикорнул столик с облупленным лаком. Ножки его были привинчены к полу болтами. Римма сразу вспомнила допросную в отделе. На столике покоились запылившуюся шахматную коробку. Она вопросительно посмотрела на довольного собой доктора с застывшей между седыми усами и козлиной бородой улыбкой. Он взглядом учителя указал на стену. Римма почувствовала боль в ноге, состоявшей сплошь из железа и шарниров. Сморщилась. У кого-то травмированные конечности болели на погоду, у нее — от удивления. Всегда! Организм, побывавший на краю жизни, больше не был способен удивляться. Для него это всегда было как шок на повторе. Кровь внутри будто густела, тело костенело, а нога адски горела и ныла одновременно. Но Римма научилась жить, со временем, не удивляясь ничему. Но не в этот раз.

Прочла мантру на этот случай, лично сконструированную из молитв, междометий, песенных куплетов. И более пристально вгляделась в картину на стене, с которой не сводил глаз главврач.

⠀

На полотне в рамке явно гуашью изобразили пару. Идущую по лесу, взявшись за руки. За ними дом с синей дверью. А перед ними золоченые шары. Они были так детали прорисованы, эти шары-огни, что Римма могла поклясться: внутри каждого видела глаза. Не одного и того же человека. Разных.

— Что это за…? — только и выдавила она.

— Картина! — констатировал факт доктор, удивляясь ее вопросу.

— И без вас знаю, что на ней? Я уже догадалась, кто автор. Он как-то трактовал писанину.

— А как же. Это души невинно убитых.

— Кем?

— Ну эти вопросы вы, должны задавать не мне. К-хм. Это больше по вашей части. И, как вам сказать, он художник с больным воображением, он так видел, — глаза мужчины поблекли. Он будто сдулся. — Что ж, надеюсь, был вам полезен?

— Более чем. Я это забираю, — Римма сняла картину со стены.

Врач пожал плечами.

–А, кстати, адрес Прохорова запишите. Запамятовал, уверен, у вас прекрасная память и считывается сразу — вы незаурядная личность. Господину Прохорову повезло. Вы!… — доктор всадил очки в глазницы, и вперился как ящерица сквозь линзы на Римму. Не моргая. Волосы на затылке зашевелились, хотя Римма была не из пугливых. Путь ее в органах был долгий. Послужила и кинологом в начале карьеры, и в группе захвата, потом учеба, оперотдел, снова учеба. Отдел убийств. Римма при своих исходных данных: трудолюбии, целеустремленности и отсутствию семьи, детей могла сделать карьеру. Легко могла бы сидеть в главке с погонами генеральши. Но звания ее интересовали мало, как и деньги. Она никогда не думала о насущном, где жить, что есть. Главное — методично раскрыть очередное дело с минимумом затраченного времени и энергии. Головоломки — ее страсть. Для считывания психологических портретов и общения с неприятными особями у нее в отделе была барышня. Подружка, бывшая сокурсница Зотова из академии. Толковая девица, но этот ярко-алый маникюр, напоминающий по цвету артериальную кровь. Бр-р. Римма мотнула головой, зафиксировав цепочку мыслей. Остановилась на крови. Связь. Родство. Забыв попрощаться и не дав закончить мысль лекарю душ, она устремилась, припадая на покалеченную ногу, в кабинет врача. Схватила тетрадь, картину запихнула под широкую кожаную куртку. «Благо"оверсайз", под нее при желании можно было и Павлинского запихнуть» — думала Римма, вызывая такси.