Влепить пулю в медный лоб?

Алина Николаевна Болото, 2017

Кто ваш друг: робот или человек? Или не друг, а враг?Ниночка не собиралась расследовать убийство, она просто хотела наладить личную жизнь. Но с отпуском вышла заминка, а с возлюбленным возникла проблема.

Влепить пулю в медный лоб?

«С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб!» — замечательные слова! Их произнесла одна взволнованная дама в каком-то старом фильме, когда мужчина окончательно вывел ее из себя. Я ее понимаю! О, как я ее понимаю!

Я вела себя очень прилично, просто примерно. Я вовремя явилась на работу, и нежно поздоровалась с его секретаршей:

— Здравствуй, Людочка!

Людочка оскалила тридцать два своих свежеотбеленных зуба в улыбке милосердия:

— Здравствуй, Ниночка!

Да, я Ниночка! Я точно Ниночка, как бы это не хотел забыть мой неверный возлюбленный.

— Шеф у себя? Хочу отпуск попросить.

— Да нету его, не приезжал еще. У него с утра встреча с клиентами! — секретарша была хорошо выдрессирована и стояла насмерть. Само собой, грудью.

— Ну, что же, зайду позже! — и я отправилась в диспетчерскую. В диспетчерской не было ни души, если не считать Додика. Додика опять никто не взял на выезд. Почему мне всегда так не везет? Почему у всех все хорошо, а меня с личной жизнью облом, а теперь еще и Додик — напарник.

— Вызова есть? — мне не хотелось обращаться к диспетчеру. Должна же я хоть что-то иметь с Додика, если жизнь все равно не удалась.

— Два, — сообщил он. — Один в центре города, второй на окраине, оба не экстренные, категории «Б». Куда поедем?

— Додик, ты меня любишь?

Я очень хотела услышать ответ, но тут включился диспетчер:

— Нина, сегодня твоя очередь ехать на окраину!

Конечно! Если не везет так уж во всем. Почему мне сегодня на окраину?

— Я иду в гараж выводить «шмеля»! — Додик скользнул мимо меня так быстро, что я даже не успела дать ему пинка. Сколько раз я его учила, что на вопрос «Ты меня любишь?» — нужно отвечать: «Да! Ибо ты самая прекрасная женщина в мире!» Да, денек обещал быть прескверным!

Когда я спустилась, Додик уже выгнал машину из гаража. Конечно, он опять остановился возле поста охраны. Что он находит в этой идиотской музыке, которую слушает наш новый охранник? Ведь ни писка, ни визга! Один бух-бух, да изредка скрипка пиликает. Отстой! Но Додик млел. Он даже не сразу отреагировал, когда я плюхнулась рядом с ним на сидение и велела: «Поехали!» Пришлось самой активировать сенсорную панель. И мы поехали. Ну, куда можно ехать в такое паскудное утро? На небе — ни облачка. Еще восьми часов нет, а солнце уже палит вовсю. И кондиционер, как обычно, кто-то расфокусировал. Ну, какая зараза, лимит себе на квартиру перевела? Ведь узнаю и убью! Ведь договаривались же — ни-ни, все девушки скромные, все на своей зарплате. Грешно воровать друг у друга!

— Додик. Подуй на меня!

Он посмотрел на меня одним глазом, а вторым при этом ухитрялся смотреть на дорогу:

— Охлаждение салона не входит в мои обязанности! — фраза прозвучала так, словно он хотел сказать: «Об этом не знают только такие дуры, как ты».

— Тогда остановись, я куплю мороженое!

Додик послушно остановил «шмеля» у лотка с мороженым, и я выбрала себе свое любимое эскимо с курагой. Продавщица была незнакомой, но улыбалась приветливо: машины нашей фирмы здесь все знают. Шеф временами велит ремонтировать всю бытовую технику в округе бесплатно. Не, ну понятно, у самого карманы трещат от денег, а девочки пусть работают задаром!

Мороженое было вкусным, но настроение не улучшилось. Говорили же мне девки из наладочного отдела: не связывайся, ох, не связывайся же ты с этим козлом! Не послушалась! Любовь большая и светлая снизошла внезапно! На что я рассчитывала, дура?

Машина затормозила так резко, что я чуть не уронила эскимо себе на колени.

— Ты что, Додик?!

— Он вывернул внезапно, из-за угла!

— Он-то вывернул, да ты куда смотрел?!

На самом деле Додик был не виноват. Эта чертова раскоряченная «пантера» наверняка ездит с глушителем всех сигналов. Они, уроды, и впрямь мало заметны! До тех пор, пока не влепят в лоб. «В ваш медный лоб?»

Нет! Не буду так о себе. У меня, слава богу, лоб беленький и красивый, а вовсе не медный. Но, если бы эта дурацкая «пантера» долбанула нашего служебного «шмеля» хоть в лоб, хоть в бок, хорошего было бы мало.

Я сунула в рот остатки эскимо, вытерла губы и руки салфеткой и поцеловала водителя в щечку:

— Додик, умница!

— Зачем ты это сказала? — моя внезапная нежность вызвала у сопровождающего резкий приступ нинофобии. Почему мне никто не верит? Я же такая добрая, теплая, пушистая…

Машина, свернув на кривобокую улочку, остановилась у вполне приличного двухэтажного особняка, обнесенного бетонным забором. Над забором торчали игольчатые лапы голубых елей, видимо, хозяин считал, что эти деревья необычайно импозантно смотрятся. Особенно, когда слева и справа от его домостроения почти что развалины домов, а на другой стороне улицы — сплошные бараки. Валил бы ты, милый, в более благополучный район города, вместо того, чтобы облагораживать депрессивные окрестности!

Мы выгрузились. Додик обвесился снаряжением, а я подкрасила губы и прорепетировала улыбку.

— Хозяина нет дома! — сообщил Додик, без труда открывая замок на массивной калитке. — Наладчиков вызывала вчера вечером домашняя система. Здесь наш Р-16-й, и потому мы имеем право допуска в отсутствие хозяина.

— Не мог раньше сказать? Я бы помаду поэкономила!

— А тебе по форме положено являться на вызов в макияже! — Додик уже тянул сумки со снаряжением в сторону входной двери. От калитки до самого дома было метров пятнадцать, и все эти пятнадцать метров над нашими головами маячил ярко-зеленый пластиковый навес. Что за радость жить в коттедже, если даже во дворе вместо неба над головой пластик? Хорошо еще, хоть над елками купола не поставили, и возле стволов какой-никакой газончик разбит. А то вообще, как у нас на фирме, где одна сплошная синтетика! Шеф считает, что мы должны пропагандировать передовые технологии. Это ему за пропаганду платят, а мы должны любоваться этой фигней в рамках служебных обязанностей!

Входную дверь Додик открыл столь же просто и быстро. Хоть наша фирма и не специализируется на замках, но всю начинку смежникам поставляем тоже мы.

Едва мы вошли, в залитом солнечным светом холле вспыхнуло искусственное освещение, видимо, барахлила не только базовая техника, но и осветительные линии. Ни один нормальный человек не захочет жечь свет среди белого дня, потому что слишком дорого.

Но вызывали нас не для банального ремонта. Где-то здесь находится Р-16: на кухне или в кладовой. Вообще-то Р-16-го положено содержать в специализированном помещении, чтоб температура и влажность были выдержаны в соответствии с инструкцией.

— Э… — я не успела задать вопрос, потому что увидела, как мой спутник опустил сумки на пол и зашагал в сторону открытой двери. Но не кухонной (кухня обычно находится в левом крыле дома), а гостиной. И опять, не успел он еще дойти до двери, как в комнате вспыхнул свет.

Додик остановился на пороге. Я подошла следом и увидела Р-16-го, вернее, то, что от него осталось. На середине комнаты в полу зияла нехилая дыра, в которую ножками свешивался диван. Из четырех кресел три были перевернуты, от одного остался только подлокотник. Голова Р-16-го лежала на остатках разбитого аквариума между дохлыми рыбками и усыхаюшими водорослями, тело обломками микросхем устилало мокрый ковер. Голубые глаза Р-16-го смотрели скорбно и недоуменно, во лбу застрял кусок металлического каркаса от аквариума.

— Вызывай полицию! — велела я Додику и села прямо на пороге. Мой спутник поплелся куда-то в глубину дома, на ходу сообщая полиции наш адрес.

***

Спасибо им, полиция примчалась довольно быстро. Узнав, что погиб не человек, а робот, они как-то поскучнели. Протокол составляли лениво. Только, когда офицер полиции попросил Додика поставить свою подпись, я вмешалась. Я сказала, что у робота нет такого права — подписывать протоколы, и за всеми разъяснениями можно обращаться ко мне — дежурному наладчику и робопсихологу. Офицер секунд пять всматривался в лицо Додика, потом шепотом ругнулся и подал протокол мне. Я поставила свой личный опознаватель, а в заключение еще и подпись.

Все. Формальности почти завершены. Теперь обломки робота полиция привезёт на фирму, и наши специалисты выяснят, чем это Р-16-го разорвали на куски. Роботов этого поколения уничтожить вовсе не просто, мы их делали с высокой степенью надежности. Против одиночного выстрела оболочка корпуса устойчива, да и против очереди тоже. Понятно, что использовали взрывчатку. Но зачем?

Известить хозяина об уничтожении его робота и о порче дома — полиция взяла эту невеселую миссию на себя.

Я спросила офицера — могу ли я узнать о ходе расследования, однако полицейский пообещал известить фирму, когда расследование будет завершено. Мне это не очень-то понравилось. У нас было всего пять Р-16 на весь город, если остальных тоже подорвут, то я, чего доброго, останусь без работы. Нет, конечно, хватает четырнадцатых и даже пятнадцатых, но их не сравнить с Р-16-м.

Р-16 — это универсал. Мы вообще-то готовили их, как компаньонов и нянек. Он может возиться с детьми и присматривать за пожилыми людьми, выгуливать собак и беседовать о Моцарте, Я сама гуляла с Р-16 под ручку по нашим кабакам, и, надо сказать, нас ниоткуда не выставили. Вот возлюбленного моего за робота пару раз принимали. Выражение лица у него, что ли, соответствующее? Или сыграл свою роль тот факт, что мы вздумали развлекаться в двух шагах от заведения «Ревнителей морали»? Моралисты роботов не любят. Они даже на кухонные автоматы кидаются, если охранники не досмотрят. И контора у них неподалеку от места преступления… Может, это их рук дело?

***

Я возвращалась в машину с какими-то сумбурными мыслями. Я знала, что девяносто девять горожан из ста посчитали бы меня безнадёжной идиоткой, но робоналадчики и одинокие дамочки меня бы поняли. Р-16 слишком похож на человека, хотя человеком не является. Привязываешься к нему, не хуже, чем к собаке. Ну, чего врать, я сама настраивала трех из пяти наших роботов, и жили они у меня, мерзавцы, на квартире. Правда, соседи написали шефу кляузу на мое аморальное поведение, но мусор у меня выбрасывался регулярно, цветы поливались систематически, и свеженькие салатики я вкушала каждый день.

Черт, я не посмотрела характеристики — это ж кого из них грохнули?! Лица-то у них у всех одинаковые. Характер разный. Мне скажут, какой может быть характер у робота? Может. Вон Додика никто на выезды брать не хочет! А за что? Милейшее существо!

Я уже минут десять сидела в автомобиле, а «милейшее существо» все еще не появлялся. Ну, чем можно заниматься в доме, в котором тебе ничем не приказывали заниматься?! Осветительные линии чинить?

— Додик, ты где?! — рявкнула я в переговорник.

Переговорное устройство — это часть нашей фирменной одежды. Так получилось, что в штат фирмы шеф набрал девушек, а на охране решил сэкономить. У нас всего четыре охранника, те, что осуществляют наружное наблюдение. Так что, Р-15-е — это наше все: водитель, грузчик, охранник, подсобный рабочий. Конечно же, не новенькие, только что с конвейера, а списанные, изрядно помотавшиеся по клиентам.

Надо сказать, что купить робота обслуживания могут себе позволить очень немногие, и все они проживают не в нашем городе. В нашем городе роботов берут в аренду, иногда — с правом последующего выкупа. Погибший Р-16 не был выкуплен, он все еще числился за нашей фирмой. Поэтому я полагала, что шеф назначит свое, служебное расследование. Конечно, Р-16 был застрахован на немаленькую сумму, но чтобы выколотить свои страховые деньги, надо доказать, что гибель робота не связана со служебной халатностью сотрудников фирмы.

***

Когда Додик, наконец, появился, он показался мне чуть более рассеянным, чем обычно. Я понимаю, что приписывать роботам человеческие свойства смешно, но мы все так делаем. Все, я имею в виду, наладчики.

Просто Додик выглядел так, словно одновременно сажал несколько самолетов в аэропорту Донецка и просчитывал шахматную партию.

— Звонила секретарша, — сообщил Додик. — Сказала, что шеф подписал тебе десять дней отпуска.

Вот сволочь! Хочет меня убрать подальше! Небось, уже с кем-то закрутил! А я, чтоб глаза не мозолила! И даже не мне велел сообщить, а Додику. Боится, что я скажу что-нибудь, подходящее к случаю. А я таки скажу! Заморочил голову девушке и в кусты?! Вот говорила же мне подружка из отдела рекламы — не связывайся с вышестоящими, не делай из них вышележащих!

— С которого числа у меня отпуск? — поинтересовалась я, пока Додик сдавал машину назад, стараясь при этом не задеть полицейские автомобили.

— С сегодняшнего дня.

Думаю, Додик не понял, почему я перешла на украинский. Ругаться на украинском языке — одно удовольствие. Выражение: «щоб ты крячкою сив» трудно перевести дословно. Чтоб ты сел, как утка? Как-то не так звучит, не эффектно.

— Ты же хотела в отпуск? — встрял Додик, когда я, наконец, перестала воспроизводить идиоматические выражения и перевела дыхание.

— Да, но кто мне теперь оплатит сегодняшний вызов, если я уже в отпуске? Кто мне оплатит моральный ущерб от созерцания останков Р-16?!

Ненавижу начальство! Зачем путать личные дела с бизнесом?

— Стой!

Додик так резко ударил по тормозам, что я опять чуть не влетела в лобовое стекло.

— Я таки добьюсь, чтоб он мне оплатил сегодняшний день! Конечно, ремонта и наладки не было, но я хотя бы проведу служебное расследование. Давай вон к тем баракам!

***

Мы заехали на тротуар, потому что, не смотря на разрисованный цветочками щит «Кафе Яблонька», стоянки там не было. Машины были. Автобусы, которые привозили людей с кладбища. Кафе «Яблонька» зарабатывало на хлеб с маслом обслуживанием поминок. Два приземистых одноэтажных здания спереди огораживал забор из сетки. Судя по звукам, кафе еще и содержало подсобное хозяйство, потому что, где-то рядом, кукарекали петухи и гоготали гуси. Мы прошли сквозь группу траурно одетых людей, которые жадно ловили несущиеся сквозь раскрытую дверь ароматы наваристого борща и жареной рыбы. Траур трауром, но в предвкушении поминального обеда народ явно глотал слюнки.

Заказать, что ли поминки по Р-16-му? Хороший был робот!

Два зала в кафе были уже готовы к приему посетителей, официантки таскали груженые подносы на последние столики.

— У вас можно перекусить? — спросила я ближайшую девушку в фирменном фартучке.

— Извините, залы заказаны, — ответила она. — Если хотите, можете сесть во дворе под навесом.

Мы с Додиком вышли из полутьмы зала и направились к пластиковому столику. Теперь только сетка забора и куст вьющихся роз отделял нас от тротуара, где толпились участники поминок. Но через минуту их, наконец-то впустили в зал, и мы с Додиком остались одни. С нашего столика очень хорошо был виден особняк напротив и две полицейские машины, все еще стоящие у его ворот.

Пересмотрев меню, я решила, что кофе с печеньем, это как раз то, что может позволить себе девушка, которая думает о своей фигуре.

Когда официантка подошла, чтобы принять заказ, я показала ей купюру, заранее вынутую из сумочки.

— Скажите, сегодня у ваших соседей напротив шума не было?

Девушка посмотрела вначале на купюру, потом на меня.

— Сегодня нет, а вечером, часов в девять, вроде бы петарды запускали. Я вчера была во вторую смену, поэтому слышала. Обычно там всегда тихо.

— А машин не было видно?

— А машины обычно не с центральных ворот подъезжают. Гараж выходит на соседнюю улочку, поэтому нам отсюда не видно.

Она получила свою купюру и принесла кофе с тремя печеньками. Додик очень внимательно смотрел, как я отщипываю крошки от печенья и вдруг спросил:

— Ты же вроде худеть собиралась?

Я чуть не поперхнулась крошкой. Вот так, болтаешь языком в девичьей компании, думаешь, что говоришь по секрету, а тут тебя роботы подслушивают!

— С чего это тебя заинтересовал объем моей талии? — спросила я напрямик.

Конец ознакомительного фрагмента.