Russian леди лучше всех на свете

Алина Кускова

Миллионер и гражданин мира Отто-Александер фон Шпигель объездил все страны. Но только в России он понял, что такое настоящие приключения. Не успел он ступить на гостеприимную российскую землю, как его немедленно ограбили. Но интуристу повезло – его миллион попал в теплые, заботливые руки. О, эти русские женщины! Они не только умеют останавливать на скаку лошадей и бесстрашно входить в горящие избы, но и не пасуют перед самыми настоящими бандитами. На самом деле Оле Пироговой было совершенно все равно, кому достанется миллион фон Шпигеля. В свертке с деньгами она обнаружила визитку молодого человека, с которым твердо решила прожить долго и счастливо. А за это никакого миллиона не жалко…

Глава 2

А бандиты должны быть сволочными гадами и жить по гадским законам

На окраине небольшой подмосковной деревеньки шли бандитские разборки. Стены старого дома сотрясались от звука брани, исключительно нецензурной. Посредине просторной комнаты, из которой, собственно, и состоял дом, сидела привязанная к скрипучему стулу веревками дама с золотыми зубами и смачно материлась. Над ней навис длинный тощий мужчина бандитской наружности с шипящим утюгом в руках. Поодаль стоял маленький пухленький человечек и нервно подмигивал даме правым глазом.

— Это что?! — Нервный человечек потряс перед дамой розовым лифчиком на вешалке, выуженным из пакета.

— Бюстик, — пробасила дама и сплюнула на пол.

— Бюстик?! — разъярился человечек и топнул толстой ногой. — А деньги где? В Караганде?!

— Шеф, зуб даю, не знаю, как так получилось, — басила дама.

— Бегемот! — закричал шеф. — Припечатай ему, чтобы в следующий раз знал! Хотя, — шеф склонился над огорченной физиономией зубастой дамы, — вряд ли у Слона будет следующий раз.

— Верблюд! — заголосила дама. — Жизнью клянусь! Я все поправлю!

— Что твоя жизнь? — презрительно бросил шеф-Верблюд, сорвал с головы дамы парик, бросил его на пол и вытер об него ноги. — Вот так будет и с тобой, Слон!

— Я все поправлю! Клянусь! — уверял товарищей Слон, вертя бритой макушкой. — Я запомнил девчонку и номер машины!

— Запомнил?

Шеф кивнул Бегемоту:

— Развяжи его, поговорим.

Тот кинулся исполнять приказ.

— Значит, так. — Верблюд заложил руки за спину и принялся мерить шагами комнату. — Мы потратили на твою экипировку энную сумму денег, выследили миллионера-эксцентрика, выведали его слабость к дебелым бабам, подстроили вашу встречу, организовали процесс соблазнения, подкупили персонал отеля. Зря?! Все это зря?! Ты знаешь, сколько стоит один клофелин?! Муська заломила за него бешеные бабки!

— Я тоже не сложа руки сидел! — активно оправдывался освобожденный Слон. — Эта эксцентричная сволочь меня щупала за задницу! — Он стянул через голову блузку с легкомысленными рюшами и отстегнул с волосатой груди бюстгальтер, набитый ватой. — И за эти, — Слон презрительно откинул экипировку на пол, — как их там, груди! Во! Еще чуть-чуть — и я сменил бы ориентацию!

— Еще чуть-чуть — и ты сменишь белый свет! — заявил Верблюд и резанул Слона по шее ребром ладони.

— Мамой клянусь! — закричал Слон. — Я найду пакет с деньгами!

— Шеф, он врет, — заметил тощий Бегемот. — У него нет мамы, он детдомовский. И папы нет.

— А ничего, — прищурился шеф, — это даже хорошо. Некому будет оплакивать.

— Верблюд! — вскричал Слон. — Я помню: девчонка — симпатичная блондинка, тощая, с огромными глазами. Я бы в такую влюбился, — кисло улыбнулся он.

— А, — расплылся в улыбке Бегемот, — влюбился бы, да?

— Без сантиментов, стадо олухов! — поморщился шеф. — Любовь — это сказки для романтических девиц! А бандиты должны быть сволочными! Гадами мы должны быть! Гадами, и жить по гадским законам. Давно пора забыть, что Мотя Левушкин работал няней в детском саду. Теперь он Бегемот! Злой и страшный Бегемот! И ты, Слон, — не Никита Баргузин, бывший продавец мороженого в зоопарке! После того как мы организовали свою бандитскую фирму, ни слова о прошлом! Поняли, подлецы и негодяи?! Гады и сволочи в хорошем смысле этого слова!

— Поняли, шеф! — хором ответили бандиты.

— То-то, — вздохнул Верблюд. — В этой жизни приходится крутиться и стремиться к незанятым нишам на рынке труда. Я тоже сейчас забыл, что я ведущий специалист отдела трудовой занятости населения. Нашел вам и себе такую нишу! А вы?! Все испохабили, деньги похерили, в девицу чуть не влюбились…

— Мы все исправим, шеф, — хором ответили бандиты.

— Ладно, черти, — смилостивился Верблюд, — говори, Слон, какой там у девчонки номер на машине.

— Так, значит, у девчонки, — Слон поднял глаза на потолок и принялся вспоминать, — машина белая «шестерка», старая, битая, ржавая…

— Совсем как наша! — обрадовался Бегемот.

— Потому я и перепутал, — объяснил Слон. — Девчонка симпатичная…

— Это мы уже слышали, — поморщился шеф.

— Номер автомобиля 77 и еще одна циферка, — тяжело вспоминал Слон. — 7 и 7 я запомнил, это мой год рождения, а третья циферка ни к чему не лепилась…

— Найду, прилеплю тебе ее на лоб! — разозлился Верблюд. — Придется снова ехать к Муське, у нее есть база данных ГИБДД. Если девица — москвичка, то мы ее быстро найдем. Вряд ли она успела обнаружить забытый пакет с деньгами. Все эти девицы такие рассеянные. — И шеф зло посмотрел на Слона.

— А что я? — проревел тот басом. — Пришлось войти в женскую роль.

— Если не найдем деньги, следующая твоя роль, Дездемона, станет последней!

Яркое солнце жизнерадостно брызнуло в окно и попало прямо на Лялькино лицо. Она поморщилась и открыла глаза.

Пирогова почему-то решила, что проспала, газеты все раскупили, фальшивомонетчики ее сдали, и с минуты на минуту к ней в квартирку нагрянет ОМОН для того, чтобы засадить бедную девушку за решетку. Вскочила с постели, наскоро оделась и бросилась бежать к газетному киоску. Ей повезло, читать свежую прессу любили не все, особенно с утра.

Оля скупила кипу газет и отправилась домой, озираясь по сторонам. Во дворе было тихо и спокойно. Возле ее подъезда дежурил Паша Птицын, уныло переминаясь с ноги на ногу. Его помятый вид свидетельствовал о бессонной ночи.

— Привет! — обрадовался Птицын появлению Ольги. — Как дела?

— Отлично, — натянуто улыбнулась Оля, не зная, о чем с ним говорить. Болтать о Капитолине не хотелось, о найденном миллионе рассказывать первому встречному было глупо. Но Пашка не был первым встречным. Рассказать или не рассказать?

— А у меня отвратительно, — признался Птицын. — Капа больше не хочет иметь со мной ничего общего.

— Не может быть, — постаралась утешить приятеля Оля, но вышло довольно глупо.

— Может, — кивнул белобрысой головой Птицын, — она нашла другого.

Оля удивилась. Она прекрасно знала о сердечных делах подруги и про нового бойфренда не слышала. Капитолина не могла скрыть от нее этот примечательный во всех отношениях факт. Если бы подруга кого-то действительно встретила, то Оля знала бы об этом через пять минут. У Капитолины Семеновой не было подушки, в которую она могла плакаться, — для этого она использовала подругу Олю, поверяя ей все свои секреты. Неужели, подумала Оля, пока она бегала за свежей прессой, Капитолина успела обзавестись новым кавалером? И где она его нашла? Еще так рано.

— Я позвонил ей сегодня, — признался Птицын, — и она сказала, что мое место в ее сердце уже занято каким-то Лимоном. Ты не знаешь, что это за фрукт? Я бы с ним разобрался.

— Понятно, — процедила Ольга. — Не переживай, Паша, я сама с ним разберусь.

— Так я могу надеяться? — обрадовался Паша.

— Надейся, — пообещала Пирогова и отправилась домой к телефону, вправлять мозги сбрендившей подруге.

О том, что существует такая болезнь, как белая горячка, Оля знала не понаслышке. Ее сосед по лестничной площадке регулярно страдал от ее приступов. Оля поначалу помогала ему ловить вредных зеленых человечков, бегавших по соседской жилплощади, но вскоре ей это надоело, и она стала вызывать специалистов. Сосед обижался и подолгу с ней не разговаривал, но после очередного лечения благодарил. Хватало его ненадолго, вскоре человечки вновь носились по его квартире, а он звал соседей на помощь. Неприятная болезнь — белая горячка.

Но у Капитолины ее другая разновидность — золотая лихорадка. О ней Оля читала в произведениях классиков, но сталкиваться с ней в жизни еще не приходилось. Судя по поведению подруги, теперь придется. Вряд ли они станут искать зеленых человечков, это еще более запущенный случай. Лихорадочный блеск в глазах, горячее дыхание и во время приступов — пачки долларов, которые мерещатся по всем углам. Ах нет, Капитолине мерещатся евро. Да и не мерещатся, а спокойно лежат в брачной корзине. Лежат ли?

Ольга набрала номер подруги.

— Привет, — ответила Капитолина. — А почему ты не спрашиваешь, как дела у нашего «лимончика»?

— Потому что о нем меня уже спрашивал Паша Птицын, которому ты наговорила какую-то ерунду.

— Глупости, — сказала Капа. — Птица — уже отрезанный ломоть. Я теперь не бесприданница! С такими деньжищами я таких Паш найду не меньше десятка. Да я с таким «лимоном»…

— «Лимон» может быть фальшивым, — оборвала ее Оля.

— Обалдеть! — Слышно было, как подруга плюхнулась на корзину. — Не может быть! Я об этом не подумала!

— Вот теперь думай. Но я советую позвонить Паше и извиниться за свое непозволительное поведение. Нельзя обижать такого хорошего парня, он к тебе так трепетно относится.

— А я трепетно отношусь к «лимону», — шепотом сообщила Капа и закричала в сторону: — Бабуля! Посиди на корзине, я к Пироговой сбегаю! Сейчас прибегу! — быстро сказала она Ольге и бросила трубку.

Пока Семенова бежала, Ольга разложила газеты и начала их изучать. Среди объявлений не попадалось ни одного о пропавшем миллионе. Были, конечно, сообщения об обанкротившихся фирмачах и финансистах, но, как справедливо предположила Оля, к ее находке эти сообщения не относились. Уголовная хроника тоже не сообщала о поисках фальшивомонетчиц. И что самое неприятное, ничего не говорилось об очередной победе отдела организованной преступности, о поимке бравыми сотрудниками каких-нибудь фальшивомонетчиков. Но, возможно, и то, и другое было скрыто от глаз простого обывателя и направлено конкретно на того, кто нашел деньги? На нее, на Ольгу Пирогову. Она пригляделась еще раз ко всем прочитанным объявлениям и информационным сообщениям. Ничего похожего на то, что она ожидала, ничегошеньки.

Значит, деньги все-таки фальшивые, и ей их подбросили уголовные элементы.

— Ничего подобного! — с порога заявила Капитолина, пробежала к столу, заваленному газетами, и плюхнула на него пачку сотенных купюр. — «Лимончик» чистый и настоящий!

— Что это? — Оля посмотрела на пачку сотен.

— Это деньги, которые мне дали в обменном пункте за сто евро, — воодушевленно поделилась Капа.

— Зачем ты взяла чужие деньги? — всплеснула руками Ольга. — Как ты могла?! Нужно сейчас же бежать обратно в пункт и менять деньги на евро, а евро положить в корзину!

— Сейчас, — хмыкнула Капа, — разбежалась! Если куда и бежать, так только за барахлом. Конечно, на эту сумму не особо и разбежишься, но хоть что-то купить тебе придется. Или ты хочешь, чтобы тебя и дальше принимали за нищенку и давали милостыню?

— Не хочу! — испугалась Оля.

— Тогда собирайся, пойдем по магазинам. Тут в одном маркете распродажа! Я пробегала мимо, глазела на их витрины, а там такие цены…

Капитолина сгребла сотни к себе в кошелек и тут только обратила внимание на разложенную прессу.

— Ты что, читаешь по воскресным утрам газеты? И в таком количестве? Пирогова, у тебя, случайно, нет температуры?

Реакция Капы была вполне предсказуемой. Газет Семенова никогда не читала, книг тоже. Последний том, под названием «Преступление и наказание», Капитолина держала в руках в школьные годы, но прочитала только о преступлении. До наказания Капа сознательно не дошла, Раскольников ей был чрезвычайно симпатичен. На этом ее путешествие в мир книг завершилось. Зато она начала другое, более занимательное. Капа с фанатичным интересом разглядывала картинки в гламурных журналах и интересовалась современными веяниями в мире моды.

— И что, — пораженно оглядывая кипу, произнесла она, — ты все это прочитала?!

— Не все, — обрадовала ее подруга, — только объявления.

— Мама милая, — облегченно вздохнула та, — а я-то испугалась! Аж в озноб кинуло!

— Озноб у тебя, Капитолина, по другому поводу. — Ольга подошла к подруге и усадила ее на стул. — Ты больна!

— Ты намекаешь на мои случайные связи? Так случай был всего один, и после него я с Птицыным… — Капа закрыла себе рот рукой и обомлела. — Значит, Птица тоже болен?

— Павел совершенно здоров — в отличие от тебя. И я не намекаю, а прямо говорю: ты больна золотой лихорадкой. Птицын рассказал, что ты заявила про свой «лимон» в сердце.

— Ха! — усмехнулась Капитолина. — А я-то подумала! Лялька, как ты меня напугала! Естественно, я сказала ему это для того, чтобы он не путался под ногами. Или ты хочешь взять его третьим лишним? Нам все-таки следить за Бессоновым, выяснять, кто забыл деньги: его жена или любовница.

— Любовницы такими не бывают, — с сомнением в голосе опровергла Оля. — Но ты права, пока не нужно привлекать к нашему делу Пашу.

— А я о чем? Нет, правда, когда я вижу кучу денег, что-то вроде лихорадки у меня возникает. Но я сразу беру себя в руки. Хочешь, я тебе отдам эти сотни? — Капитолина достала деньги и протянула подруге.

— Не нужно, — сказала та, отвернувшись к газетам. — Оставь себе в качестве вознаграждения.

— Почему себе? Мы же собиралась пойти на распродажу.

— Никуда мы не пойдем, — возразила Оля и кивнула на газеты. — Будем искать завуалированное объявление типа «Кто нашел миллион, просьба вернуть по такому-то адресу».

— Какой же дурак, нашедший миллион, его вернет? — хмыкнула Капитолина.

— Мы вернем, — решительно сказала Оля Пирогова.

— Да, — согласилась с ней подруга, — мы дуры, мы вернем.

Стремление подруги к справедливости всегда оберегало Капитолину от сомнительных поступков. Но она не считала желание присвоить чужие деньги сомнительным. Наоборот, Капитолина свято верила, что ее поймут и не осудят все те, кто миллиона еще не находил, но не теряет на это надежды, то есть все остальное человечество. А раз за нее все человечество, значит, она совершает правое дело. Жалко, конечно, подругу, видимо, врожденное чувство справедливости сказалось на ней не лучшим образом. Заболела не она, Капитолина Семенова, а Оля Пирогова. И с ней следует вести себя осторожно, как с душевнобольной. Вот только Капитолина где-то слышала, что дурак, признавший себя дураком, якобы таким не является.

— Да! — повторила она для чистоты эксперимента. — Мы дуры!

— Нет! — горячо возразила подруга. — Мы не дуры, мы честные люди!

Все верно! Лялька серьезно больна!

— Хорошо-хорошо, — согласилась Капитолина, слышавшая и про то, что с душевнобольными нужно вести себя очень мягко и стараться их не раздражать. — Мы честные дуры!

И подруги склонились над объявлениями.

Старая раздолбанная «шестерка» шелестела шинами по московским дворам. В ней сидели три асоциальных элемента и перебрасывались непонятными фразами.

— Похожа?

— Нет.

— А эта?

— Только в профиль. Стой! Стой! Ржавый белый «москвич»!

— Ты же говорил, что у нее «шестерка»?!

На листке календаря, обозначавшем прискорбную дату провала операции под названием «Эксцентрик», значились тридцать три адреса, с неимоверным трудом выуженные из базы ГИБДД. Один из адресов находился поблизости, и сидевшие в машине бандиты присматривались к шнырявшим прохожим. Их интересовали худые блондинки с огромными глазами, возможно сидевшие за рулем автомобиля отечественного производства.

— Похожа! Похожа! — закричал Слон и, выскочив из не успевшей остановиться машины, грузно упал на обочину.

— Мужчина! — обрадовалась его внезапному появлению худосочная блондинка с выпирающими вместо груди ключицами. — Вы не ушиблись?

— Мама дорогая, — прошептал Слон, поднимая на нее глаза. — Обалдеть!

— Давайте я вам помогу! — кинулась к нему блондинка.

— Давайте, — согласился Слон и придурковато улыбнулся.

— Идиот! — крикнул вслед шеф.

— Пакетик! — радостно сообщил Бегемот, оставшийся сидеть рядом с шефом на переднем сиденье.

— Какой пакетик? — Верблюд недоуменно пригляделся к тощей девице. — У нее сумка!

— Не у нее, — толкнул шефа в бок Бегемот. — У того типа!

Объяснять нормально Мотя по кличке Бегемот не мог. Когда его захлестывали эмоции, он выражался односложно и резко. Иногда выражался нецензурно. Шеф поглядел на воодушевленного товарища и проследил за его взглядом. Бегемот смотрел на ближайшую помойку, в одном из контейнеров которой рылся нищий. Ничего особенного в этом не было, такие люди рылись буквально на каждом шагу, но не у каждого из них в руках оказывался битком набитый пакет с деньгами.

— «Санта-Лючия» — суперлечебница для неврастеников», — прочитал на пакете шеф и покрылся красными пятнами. — Наш пакет! Я его лично приобрел в барнаульском поезде!

— Наш пакет для неврастеников, — поддакнул Бегемот и хищно улыбнулся.

— Что он с ним делает?! — возмущенно воскликнул шеф, глядя на то, как нищий достает из контейнера поношенные женские панталоны и с любовью засовывает в пакет.

— Пополняет добром, — охотно пояснил шефу Бегемот.

— Маскирует деньги, что ли? — предположил тот.

— Маскирует, — согласился с ним Бегемот. — Будем брать? Или дождемся Слона с девицей?

Они посмотрели на мило ворковавшую парочку и скривились.

— Никитос! — позвал Слона шеф и толкнул Бегемота к дверце. — Наш дедушка нашелся!

— Будем брать! — повторил Бегемот и выскочил из автомобиля.

На глазах ничего не понимавшей девицы двое парней поймали бывшего артиста Суконкина и усадили в свой автомобиль. Суконкин, откопавший в куче мусора ценные вещи, кричал и сопротивлялся.

— Дедушка наш, — пожал здоровенными плечами Слон, обращаясь к блондинке. — Он того самого, не стоит обращать внимания. Так я позвоню-ю-ю-ю?!

Последнюю фразу ему пришлось выкрикнуть в окно: шеф рванул с места, газанув на всю катушку.

— Позвоните, Никита Сергеевич! — закричала ему вслед блондинка и пробежала за автомобилем весь квартал.

Прижатому на заднем сиденье двумя бугаями Суконкину пришлось выслушать целую лекцию о вредности любви и перечень болезней, которые от нее случаются. Бомж пытался вставить свое веское слово из монолога Ромео и Джульетты, но его никто не стал слушать. Оскорбленный Суконкин замкнулся в себе и решил ответить этим отсталым от искусства людям полным молчанием.

Верблюд остановил автомобиль в пустом дворе среди старинных построек, припарковавшись в малозаметном месте. После этого обернулся и выхватил у Суконкина пакет, который тот нежно прижимал к сердцу. Актер стерпел это надругательство над свободой личности и надул губы. Бугаи перегнулись через него к шефу и принялись разглядывать вещи, которые тот выуживал из пакета. Поношенные панталоны оказались самым безобидным предметом в скопище дерьма, которое фетишист Суконкин собирал по всем помойкам. Вытащив последнюю дурно пахнувшую вещицу непонятного содержания, Верблюд зажал нос пальцами и прогнусавил:

— Деньги где, падла? Деньги где?

Обиженный Суконкин отвернулся от шефа и презрительно прочитал монолог короля Лира.

— Ты куда их дел? Я не понял.

Слон схватил алкаша за грудки и принялся трясти как грушу. Вместе с ними затрясся весь автомобиль.

— Подожди, — остановил его шеф. — Слушай, придурок, давай поговорим по-хорошему. Мы не желаем тебе зла, ты только скажи, куда спрятал деньги из этого пакета?

— Вы, случайно, не миллион ищете? — пропищал Суконкин голосом Капитолины.

— Он еще издевается! — возмутился Бегемот. — Можно, я его убью?

— Тогда мы никогда не узнаем, куда он спрятал наш миллион, — процедил Верблюд, стараясь успокоиться и посмотреть на ситуацию со стороны. Для этого он вышел из машины и обошел ее со всех сторон. Следом вышел Слон.

— Шеф, зуб даю, его и рядом не было! Была девчонка!

— А может быть, это он и был в переодетом виде? — прищурился Верблюд. — Ты же переодевался в бабищу, и тебя не раскусили. «Вы, случайно, не миллион ищете?» — повторил шеф пискляво. — Ага! Думать надо, рассуждать логически.

— Падлой буду, но на ту девчонку он не похож, — не соглашался Слон.

— Шеф! — крикнул Бегемот из машины. — Я выброшу мусор? Воняет!

— Выбрасывай, — отмахнулся от него Верблюд. — Только постарайся донести хлам до мусорных баков. Мусорить в чужом дворе — лишний раз привлекать к себе внимание. Конспирация, господа бандиты, и еще раз конспирация. Так о чем это мы? Ага! Девчонка. Значит, этот вонючка…

Суконкин не стал дожидаться окончания сентенции шефа. Как только длинный силуэт Бегемота замаячил возле помойки, Суконкин сорвался и резвым зайцем выскочил из автомобиля. Виртуозно петляя в старых московских дворах, он окончательно запутал следы, нырнув на людный проспект.

— Упустили, — разочарованно пропыхтел шеф, остановившийся перед проспектом.

— Да он добежит до первого мента, и его сразу схватят, — обнадежил запыхавшийся Слон.

— Нас, — шеф при этом многозначительно посмотрел на своих подопечных, — тоже могут схватить.

— Нет, ну мы знаем, где его помойка, — рассудил Бегемот. — А где его помойка, там и наши деньги.

— Молодец, негодяй и тунеядец! — обрадовался шеф. — Учись, Слон. Значит, так: сегодня обыскиваем все окрестные помойки…

Половина воскресного дня пролетела впустую. Капитолина маялась и вертелась на стуле. Изучать чужие объявления, которых в кипе газет было нескончаемое множество, ей давно надоело, к тому же хотелось припасть к заветной корзине и, как Царь Кощей, который над златом чахнет, пересчитать свои запасы. В том, что запасы не чьи-нибудь, а ее, Семенова нисколько не сомневалась. Мысль о том, что люди находят клады и получают вознаграждение, вселяла определенную надежду, однако не грела Капитолинину душу. Глядя на воодушевленную подругу, с маниакальным упорством изучавшую объявления о пропажах и находках, ей делалось немного не по себе, но приходилось жертвовать своими интересами.

— Вот! Вот! — тыкала пальцем Пирогова. — Тетенька потеряла на рынке кошелек и просит вернуть его за вознаграждение.

— Вряд ли в ее кошельке был миллион, — пожала плечами Капитолина, — да и с рынком какая связь?

— Действительно, никакой, — вздохнула, соглашаясь, Оля. — Может быть, она пишет как-то завуалированно?

— И далось тебе это невыговариваемое слово! — досадовала Капа. — Придется признать, что твоя идея с объявлениями ни к чему не привела. Никто миллион не терял, никто его не просит вернуть обратно. Я же говорю: это адресная благотворительность.

— Тогда почему мы нашли в пакете визитку Бессонова? — не сдавалась Оля.

— Правильно! И почему я ее нашла, не знаю! Мозги у меня отключились на это время, надо было ее съесть! Но кто же знал, что ты окажешься такой сознательной?

— Я чувствую, — прошептала Оля, собирая газеты в стопку, — что он в этом деле как-то замешан. И от него каким-то образом зависит моя судьба.

— Зависит. Ну сказала! Разве судьба может зависеть от здоровенного толстого лысого мужика?

— Завтра и увидим, — закивала головой Оля.

— Завтра? А как же работа? — испугалась Капитолина.

Испугалась она не из-за работы: Капа трудилась в магазине продавцом в косметическом отделе и могла поменяться сменами. Она испугалась слишком скорой развязки. Окажись Бессонов мужем той дуры, что потеряла деньги, придется действовать наперекор подруге. А Пирогова и так больная на голову, стоит ли усугублять?

— Пойдем, проветримся на свежем воздухе, — предложила Капитолина. — У меня есть два билета в театр! С Птицыным еще собиралась сходить. Только перед этим я бабуле позвоню, узнаю, как у нее там дела.