Сообщество

Алина Глинская

Юный сородич, сын отреченного мятежника, сирота, от которого цинично отказалась религиозная мать, как и все сородичи, проходит жесткое обучение в академии измерения. По ходу взросления он находит истинных друзей, обуздает биоэнергию, однако, судьба норовит преподносить сюрпризы, и юноша, не имеющий «Пути», находящийся под угрозой усмирения, сталкивается с чудовищной угрозой, способной уничтожить обитаемые миры. В ходе горестных утрат юноша задается вопросом: а зло ли то, что лишь желало свободы?

Глава первая

В тот вечер, все сородичи достигшие семилетнего возраста, впервые были «вырваны» из своих семей, и отправлены в так называемый «Делириум». Им предстояло четырехлетнее обучение различным наукам, а после их ожидал ритуал избрания, группы, и всяческие опасные испытания.

Сородичи усваивают информацию в сотни раз быстрее людей. Им хватает всего четыре года, чтобы полностью освоить не только школьные, но и вузовские знания. Само измерение имеет довольно обширные размеры. Академия, располагается на относительно небольшом островке, названном в честь всего измерения. На самой вершине островка, располагается главное здание академии, которое по своему строению, напоминает средневековый замок с колообразной крышей. Окруженный высокими темно-серыми стенами, замок, похоже простоял там целые века. На той же вершине, располагаются три отдельных здания, где обучаются и проживают все юные сородичи. Каменные стены первого здания, украшены желтыми гобеленами и геральдикой «Деменции». Второе здание, украшено красными гобеленами и геральдикой «Амока». Ну а третье здание, пестрит радужными гобеленами и геральдикой «Мании».

На уровне пониже, также располагаются различные здания: от библиотек и резиденций групп, до различных рынков и магазинов. В самом измерении, никогда не бывает дня и утра, веками, там царит лишь одна лунная ночь. Для людей, Делириум может показаться крайне холодным местом, однако для сородичей, такая температура считается вполне нормальным явлением. Большинство растений измерения, как правило, считаются «ночными», они вполне прекрасно обходятся и лунным светом. Однако жизнедеятельность декоративных растений, приходится поддерживать биоэнергией, или же безвредным искусственным освещением.

Сородичи презирают «нечистую кровь», именно поэтому все сородичи, без каких-либо исключений, являются чистой «породой». Конечно же, это вовсе не означает что «нечистых» сородичей не существует, однако, из-за «кровавой охоты» они вынуждены вести весьма незавидный образ жизни. Первый грязнокровный, зародился в одно время с первыми сородичами. Из-за оскверненной биоэнергетической утробы, органы и лейкоциты прежде «здорового» сородича сильно мутировали. В отличии от других сородичей, мутант не имел пола, однако он имел возможность самовоспроизводиться, т.е размножаться практически «почкованием» используя при этом так называемое «гнездо». Такой мутант практически бессмертен, однако, ему требуется значительно больше пропитания, а питаются они, как правило, сырой плотью, и совершенно не важно, чьей именно. Клыки сородичей, как правило сокрыты в деснах над обычными зубами. Их количество обычно варьируется от 29 до 32. Сами клыки сородичей сравнимы с акульими клыками, однако, клыки сородича немного уже и вытянутее. У мутантов же, ротовая полость похожа на челюсть Миноги. Да и сам их внешний вид, способен вызвать внезапное отторжение.

Мутанты не имеют биоэнергетики, это означает, что они могут свободно разгуливать при дневном свете, не боясь смертельных болезней.

Избрание

В громадном зале, освещенном множеством свечей, собралась целая сотня юных сородичей. Все они шептаясь, томились на дубовых длинных лавках, пока очертания темных и невзрачных фигур, поспешно выносили из зала все обеденные столы.

Наконец, на кругообразном пьедестале в самом конце зала, появились сиры. Первый сир, был облачен в темное облачение с геральдикой «Мании», второй в темное облачение с геральдикой «Деменции», ну а третий в темное облачение с геральдикой «Амок» соответственно.

Лица сиров были скрыты, однако голоса их вводили в холодное оцепенение всех присутствующих. Как только сиры заговорили, все в зале мигом стихли, ни один сородич, ни юный, ни более старший, не имел права говорить без разрешения сиров.

— Грядет новое поколение… — Томно заговорил один из них — ни один из вас, чья душа будет избрана и отдана великим духам, не должен опозорить ни своего имени, ни имени своего сира, ни имени своего духа. Все вы знаете, какое наказание ждет того, чья душа посмеет опозорить нашего великое Сообщество… принимая Путь духа, вы обязуетесь следовать и покоряться его воле до конца своей жизни. Вы не должны оспаривать решения духов, ибо только лишь им, ведом Путь которого вы достойны. — И да примут вас великие духи, и да укажут они вам Путь, в духовную вечность и покорение. Пусть души ваши обретут Путь, приводящий нас к вечной истине. И на смертном одре, пред лицом старости, болезни и смерти, не отречетесь вы от вечной, животворящей истины. Ибо, отрекаясь от истины, вы отрекаетесь от духов и предаете собратьев своих. Пусть сила ваша умножиться, а душа ваша найдет прибежище в покровительстве великого духа. Да будет так.

«Да будет так» — повторили остальные сиры.

— Во время ритуала, прошу вас говорить лишь в пол голоса, вы не должны мешать избранию. Выходите по очереди дети мои, оставайтесь на своих местах и не толпитесь у пьедестала. Смиренно ожидайте своей очереди, соблюдайте правила, и помните, что первыми выходят те, кто ожидает на первых местах.

Первым юным сородичем, вышедшим к пьедесталу, был светловолосый юноша с глубокими и пронзающими голубыми глазами. Среди всех сородичей в зале, он был единственным кто практически не слушал сиров и болтал в свое удовольствие.

Он также наплевал на очередь, и хотя в порядке «мест», он должен был выйти вторым, он как ни в чем не бывало оттолкнул русоволосую девочку, и не обращая никакого внимания на ее нападки, ринулся первым.

— К черту ваши правила! — Кричал он — Не хочу ждать!

Сир Мании недовольно вздохнул, он грубо схватился за плечо прыткого мальчика, и оттолкнул его прочь с пьедестала.

— Я обращу тебя в пепел мальчишка! — Пригрозил он — Вернись на свое место! Живо!

— Спокойно, Морок! — Грозно фыркнул сир Амок — Я вижу в нем прыткость нашего духа…

— Вы не убьете меня при всех сир, это было бы преступлением. Так что пропустите меня! Я иду первым!

— Какая дерзость! — Ахнул сир Деменции.

— Мне нравится этот мальчишка! — Рассмеялся сир Амок — Назови свое имя, мальчик.

— Нейтан. Для вас просто Нейт, господин. — Мальчишка покосился на сиров — Для вас, не для них.

— Кажется Нейт, твой путь уже очевиден. Взойди же на пьедестал, и прими великого духа.

Сиры недовольно расступились. Как только дерзкий мальчишка взошел на пьедестал, сиры прочли молитву к трем духам, а затем повеселили на шею мальчика тяжелый золотой амулет с громадным прозрачным камнем посередине.

Сиры снова склонились в молитве, уже через несколько минут, некогда прозрачный амулет приобрел яркий и насыщенный красный цвет.

— Дух Амок избрал тебя! — Восторженно воскликнул сир Амок — Освободите мальчика от оков амулета, и подведите его ко мне!

Невзрачные помощники, поднесли сиру Амок чашу, наполненную священными водами из благословлённого духами колодца. Сир нисколько не колеблясь, схватился за кинжал и незначительно порезав собственное запястье, добавил в освященную воду несколько капель своей крови. Вода тут же приобрела красный цвет, который поразил прыткого мальчишку своей странной, приобретенной густой массой.

— Выпей! — Приказал ему сир — Не оставляй ни одной капли!

Мальчишка послушно выпил все содержимое чаши. Он рухнул на пол и забился в конвульсиях ревя словно подраненное животное, юные сородичи в зале страшно напугались, казалось, будто мальчик вот-вот погибнет. Однако, не тут то было, ритуал был болезненным, но все же боль в скором времени проходила, а на смену ей приходила сила, сила которую Дух даровал своим «детям».

Когда мальчик поднялся с пола, юные сородичи ахнули: его некогда светлые волосы и брови, стали рыжими. Глаза мальчишки стали выразительнее, а его тело, приобрётшее биоэнергию, стало выглядеть крепче. Кроме того: на нем появились различные узоры бледного красного цвета, они символизировали сильную биоэнергетику тела мальчика.

Сам мальчик похоже, чувствовал себя отлично. Боль, и конвульсии оставили его, а потому и с пола он поднялся уже будучи окрепшим.

— Возрадуйся, дитя Амока! Да благословен будет твой жизненный путь, и пусть деяния твои, прославляют силу и величие духа Амок!

Следующей на пьедестал, взошла та самая русоволосая девочка, которую взбалмошный Нейт так беспардонно оттолкнул в сторону. Она оказалась второй, чью душу снова избрал дух Амок. Девочка пережила ритуал более стойко, но все же не безболезненно. Ее некогда нежные русые волосы, приобрели выразительный голубой оттенок.

Поразительно, как ритуал меняет юных сородичей, но неизвестно, в лучшую ли сторону. Ритуал стар, как и само измерение, первыми сородичами, основавшими Делириум — были первородные, именно они и ввели священный ритуал для будущих поколений. Три священных духа являются создателями всего народа сородичей, многие принимают их за богов, однако они велят своим «детям» не кланяться.

Первородные не были сородичами, они были могущественными духами, которые пожертвовали своей оболочкой, чтобы их первые «дети» смогли зародиться. Они пытались создать совершенный народ, не знающий потребностей и смерти, однако дух, в чье Измерение они вторглись, помешал их планам и осквернил биоэнергетическую «утробу» в которой зарождались первые сородичи. Он также, был вынужден пожертвовать своей оболочкой, чтобы вырваться, и испортить биоэнергетику зарождавшихся сородичей.

Так, в планах совершенный народ, появился на свет ослабленным, требующим пропитания, и страшащимся солнца.

Путь большинства юных сородичей был уже определен, все ещё неизбранных сородичей в зале, остались лишь единицы. Наконец, подошла очередь очередного мальчика, невзрачного на первый взгляд, но необычного при более близком расстоянии.

Все сородичи в зале, обретали отличительный внешний вид лишь после ритуала, однако этот мальчишка явно не был похож на других, даже на тех, кого уже избрали. Его волосы и брови были черны как уголь, казалось, будто они переплетались с томными тенями вокруг. Глаза мальчика были выразительными, в кромешных тенях, казалось, будто желтоглазая рысь, в ожидании затаившись, пристально наблюдала за очередной добычей. Само лицо мальчика имело правильные, благородные черты и довольно сильные скулы со слегка впалыми щеками.

— Назовись. — Сир Амок с любопытством разглядывал мальчика — Ты не похож на остальных… — Заметил он — У тебя другой взгляд…

— Освин Палтер, господин.

— Освин… сын Гаруса Палтера…

«Это же сын отреченного» — зашептались все вокруг.

— Тихо! — Утихомирил их сир — Освин, сын Гаруса Палтера, готов ли ты принять великого духа?

— Разве у меня есть выбор? Что если я откажусь?

— У нас нет выбора мальчик, — Вмешался сир Деменции — ни у кого из нас.

— Ты не можешь отказать, мирись с неизбежностью, это величайший дар, Освин. — Взойди на пьедестал, и пусть духи укажут тебе твой путь.

Освин не желал принимать путь, однако давлению сиров противиться было не позволительной роскошью. Переминаясь с ноги ногу, юноша пребывал в сомнительных и долгих раздумьях.

— Ну же… — Недовольно подтолкнул его сир Мании — Остальные ждут своей очереди.

Юноша вновь замешкался, поддавшись недовольным взглядам, он все же ступил на пьедестал и позволил торопящим его сирам начать священный ритуал. Все проходило, как и прежде: сиры склонились в молитве, пока остальные сородичи в томительном ожидании неотрывно глядели на амулет. Прошло уже больше десяти минут, но амулет все также оставался бесцветным. Все вокруг уже было забеспокоились, однако амулет неожиданно засветился: сиры чуть было не свалились в обмороки — амулет приобрел черный цвет.

— О великие духи! — В ужасе восклицали они.

Глаза растерянного юноши испуганно забегали.

— Почему вы кричите? — Потерянно протянул он — У меня что-то на носу?

— Отреченный! — Дрожащими голосами кричали сородичи — Он такой же, как и его отец!

— Мама будет в ужасе… — Тяжко вздохнул Освин.

— Надеюсь Освин, ты понимаешь, что это значит. Ты будешь жить отдельно ото всех, и если духи не изберут тебя, ты не пройдешь испытания и будешь усмирен. Твоя судьба будет лучше судьбы твоего отца, тебе позволят жить.

— Если вы называете усмирение жизнью, то я лучше предпочту смерть, как и мой отец!

— Кошмар! — В панике кричал сир Деменции — Он так юн, и уже начинает восставать!

— Уведите его. — Приказал сир Амок — Так будет лучше для всех нас…

Несмотря на то, что Освин оказывал отчаянное сопротивление, его увели. Он оказался в сером здании, окруженном каменной изгородью. Как только Освина практически «выбросили» во двор здания, он тут же почувствовал себя словно в тюрьме. И хотя ворота были открыты, стражи мертвых не упускали его из виду. Здесь, их было намного больше, они следили за каждым его движением, и не упускали из виду даже мельчайших деталей.

Двор здания не напоминал Освину основное здание сородичей: все здесь было унылым и серым, даже статуи, и те были какими-то жуткими. Стражи же, были крайне серьезными, казалось, будто они пожирали Освина взглядом, в своих мыслях представляя его уже мертвецом.

Освин стоял у маленького фонтана, который похоже, не работал уже многие годы. В его зеркальном отражении, Освин угрюмо рассматривал самого себя: грязные разводы и пятна на некогда чистой поверхности, напоминали юноше тюремную решетку, за которой будто взаперти, прятался его несчастный, опустошенный взгляд…

— Освин! — Послышался тихий зов — Подойди сюда!

Освин последовал зову тихого шепота. Голос вывел его в задний дворик здания, где все казалось уже более-менее «живым»¸ однако все таким же унылым: освещение было минимальным, статуи изображавшие деятелей в темноте казались жуткими, а каменная плитка под ногами, выложенная из мелких камней, напоминала Освину мозаику, серую и бессмысленную.

Во дворе были деревья, в отличии от красочных деревьев, искусственно выращенных в дворах Амока, Деменции и Мании, здешние деревья были темными и неухоженными, казалось, что их жизнедеятельность больше не поддерживалась энергией, да и некогда красочные листья их, уже погибали.

Освин обнаружил небольшую брешь в каменном заборе, похоже, что и реставрация в данном месте, не проводилась уже очень, и очень давно. Во тьме ему удалось разглядеть чье-то лицо: это был светловолосый мальчишка смазливой внешности, с довольно завораживающими разного цвета глазами. Его правый глаз был зеленым, а левый же, имел голубоватый оттенок. Лицо мальчишки были приятным и приветливым: розоватые губы, негустые брови, невысокий идеально гладкий лоб, небольшой нос «кнопочкой», и милые ямочки на щеках даже от самой легкой улыбки. Одет мальчишка был по-простому: ничем не примечательная льняная рубаха с ручной вышивкой в виде клевера с семью лепестками. В темноте, Освин также заметил небольшой отблеск от серебряного кулона на его весьма крепкой шее: это был точно такой же клевер, вероятно обозначающий нечто важное.

— Кто ты? — Удивился Освин.

— Я Эш. — Представился мальчик — А ты тот самый оскверненный да?

— Отреченный. — Исправил его Освин.

— А, да. Прости.

— Почему ты говоришь со мной?

— А почему ты спрашиваешь?

— Ну, знаешь, там в зале, все тыкали на меня пальцем и шептали разные глупости. Они боятся меня, также как и отца.

— А почему это я должен бояться тебя? Ты злой?

— Нет. Но они меня жутко разозлили.

— Они просто глупцы, Освин. — Успокаивающе произнес мальчик — Я не считаю тебя опасным, я полагаю, что сородичей не стоит линчевать, только за то, что они другие. Если верить моим расчетам: то мы все другие, следовательно, если опираться на их суждение, то мы все должны линчевать друг друга. Противоречие, парадокс? Несложно ответить.

— Ты странно разговариваешь…

— Это ничего, главное чтобы ты уловил суть.

— А что это за клевер у тебя на шее? Никогда раньше не видел такой.

— Моя мать подарила, на удачу. Она часто говорила мне, что удача помогает нам попасть на небеса, прежде чем дьявол узнает о нашей смерти. — Она умерла. — Признался Эш — Охотники убили ее, а мой отец бесследно исчез. Меня растит доктор Оллин, он Бромакс.

— Ого. Извини что спросил. — Извинился Освин — А что такое Бромакс?

— Да нет, ничего. Бромаксы — это народ. Они живут в Акрониме. Доктор классный, но он немного странный, иногда говорит стихами и никогда не снимает своей странной маски и какой-то мешковатой фигни.

— Ты никогда не видел его лица?

— Нет. Он говорит, что из-за чувствительных тканевых клеток, Бромаксы находясь в других измерениях вынуждены защищать свою кожу. Если он будет ходить здесь, также как в Акрониме, то умрет от бактерий или даже простого воздуха. Их кожа здесь, вне Акронима, может что угодно пронести в организм. Я стараюсь не говорить с ним об этом, знаешь, он очень болтлив.

— Значит, никто даже не знает как они выглядят?

— Если ты побываешь когда-нибудь в Акрониме, то узнаешь. Я изучил их историю, и могу смело предположить, что их кожа практически прозрачная. Жуть, правда? Все внутренности, какие бы они у них не были, видны. — Скривился Эш — А где твои родители?

— Мать живет в Олоне. А отца казнили за то что он не хотел принимать усмирение, я практически не знал его.

— А если тебя тоже попытаются усмирить, что ты будешь делать?

— Выберу смерть. — Твердо ответил Освин.

— Хм. — Задумчиво хмыкнул Эш — Может быть, все не так плохо как кажется на первый взгляд. Ладно, мне пора, не хочу снова выслушивать трех часовую лекцию доктора. Увидимся завтра, Освин.

Освин был единственным отреченным среди сверстников, в здании их было также немного, всего около девяти человек. В огромной комнате, с двадцатью кроватями, Освин спал абсолютно один. Той ночью, он впервые почувствовал себя одиноким, это было странное ощущение для него: отсутствие друзей, родителей, только в четырех пусть даже и просторных стенах, ощущалось это странное чувство пустоты внутри. Жалел ли он себя? Нет. Скорее полагал, что заслужил это. Всю последующую ночь мысли не оставляли его в покое, он глядел на звезды, и мысленно говорил с ними. Ему становилось легче, когда он рассказывал о своей боли, пусть даже и звездам. Он действительно верил в то, что они слышат его, и он вовсе не сокрушался об их молчании, ему не нужно было ответа, он желал лишь стать услышанным.

На следующий день, Освин под отдаленным надзором стражей, направился в корпус главного здания. Всех юных сородичей ожидали новые учения, однако до настоящей практики было ещё далеко. Когда Освин вошел в огромный кабинет, то тут же почувствовал себя неловко: все без стеснения осуждающе смотрели на него, сородичи то и дело шептались и беспардонно указывали на него пальцем.

Освину хотелось провалиться под землю, лишь бы избежать осуждающих взглядов. Даже наставница, и та подивилась его появлению. Освин ощущал себя потерянным, ему хотелось затеряться в толпе, однако даже там, ему было не скрыться.

Практически все места были заняты, а те, что были свободны, не внушали Освину доверия: сородичи задвигали свободные стулья, тем самым давая понять, что отреченному нет места среди сородичей.

Освин уже хотел было уйти, однако положение спас добродушный Эш. Невзирая на остальных, и нисколько не побоявшись осуждений, Эш помахал растерянному Освину, и позвал его занять свободное место рядом.

— Двигай сюда! — Позвал его он.

Освин двинулся к Эшу, его поступок, полностью затмил все осуждающие взгляды вокруг. В тот момент, когда Освин сел рядом с Эшом, страх покинул его сердце, и заставил его перестать бояться осуждений. Можно сказать, что Эш изменил его, и хотя он не знал об этом, для Освина этот поступок, был сравним с героизмом. Героизм, в понятии Освина, не был загнан в рамки спасения кого-либо. Не обязательно спасать жизни, чтобы быть героем, достаточно всего лишь оставаться человеком. Хотя в данном случае, правильнее будет сказать: «сородичем».

— Спасибо, Эш.

— Фигня. — Весело отмахнулся Эш — Ничего, скоро они привыкнут. А если нет, то мы уберем их тела в мусоросжигатель.

— Что?

— Это была шутка. От доктора нахватался, он тот ещё «шутник».

— Тихо! — Нервно закричала наставница — Сегодня мы будем изучать правила «Лицедейства», все вы, будете обязаны выучить их! Отговорки не принимаются! Доставайте пергаменты, и записывайте все, что я скажу!

— Почему она такая нервная? — Тихо шепнул Освин Эшу.

— Она же «Амок» — Шепотом ответил Эш — Они те ещё психи…

Сама наставница на вид была довольно мила, однако внешний вид, как говорится, бывает обманчив. Она была черноволоса, довольно стройна, на вид не так уж и стара. У нее было «правильное», овальное лицо, с казалось бы, идеальной кожей. Под её прямоугольными очками, угадывались довольно большие карие глаза, с зеленоватым ободком вокруг. Её строгая одежда, полностью соответствовала постоянно нахмуренному выражению ее лица. Всегда, практически каждые пять минут, она умудрялась отыскивать какие-либо изъяны, которые, как правило, обязательно выводили её из себя.

— Я миссис Стэнли, и отныне, в моем кабинете, я ваш царь и ваш Бог! Никаких жвачек! Никаких шуточек и разговоров! Все мои слова должны быть записаны, а если вы будете отлынивать, то хороших отзывов и оценок вам не видать! Я могу, как и возвысить вас, так и беспощадно уничтожить! Вам все понятно!?

— А ты Эш? — Снова тихо шепнул Освин.

— А что я?

— К какому пути ты принадлежишь?

— Записываем! Правило первое: «Все сородичи сообщества обязаны соблюдать Лицедейство. Несоблюдение правил и законов грозит неминуемой смертной казнью или суровым неоспоримым наказанием.

Эш на мгновенье отвлекся.

— Мания.

— Эй ты! Блондинчик смазливый! — Наставница обратилась к Эшу.

— Я? — Переспросил он.

— Да, ты! Закрой свой рот пока я не вырвала тебе язык, и не запихнула его куда подальше!

— Эм… простите, миссис Стэнли.

— Идиот! — Смеясь воскликнула голубовласая девица.

— Ты тоже закройся, каракатица. — Озлобилась наставница — Все закрыли рты! Записываем второе правило! «Ни при каких обстоятельствах не показывать истинной сущности в местах наиболее крупных скоплений людей. Запрещается раскрывать факт о существовании сообщества кому-либо из людей. Не соблюдение данного правила грозит смертной казнью»

— Кто это такая?

Освин оглядел голубовласую девочку. Она была довольно красива, но ее грубый тон, и довольно хладнокровный взгляд, словно так и кричали: «Не подходить». Кончики ее длинных, голубых волос завивались, а ее негустые, аккуратные голубые брови, прекрасно сочетались с ее красивейшими голубыми глазами, и слегка загнутыми черными ресницами. Все время, пока девочка записывала слова наставницы, она не переставала грызть своих изящных губ кораллового цвета. Впрочем, несмотря на всю ее отличительную красоту, губы были единственным изяществом в ней, и то, ее дурная привычка заметно портила всю «картину».

— Это Морринг Вэйсон… — Нахмурившись прошептал Эш — Она Амок, правда, не такая уж и злая…

— Она довольно симпатичная.

— Забудь. — Пресек Эш — Она слишком… эгоистична и хладнокровна… да и к тому же, она грубая…

— А это кто?

Освин указал на девочку, не менее удивительной внешности: она была красивой, но судя по ее без эмоциональному лицу, все же довольно холодной. У нее были густые волосы фиолетового цвета, которые локонами ниспадали на ее хрупкие плечи, обрамляя тонкие, и удивительно изящные черты лица. Цвет ее кожи, имел не сильно заметный светло-синеватый оттенок, совсем не такой как у других. Ее глаза также были другими: они имели прекрасный, яркий фиолетовый оттенок, несравнимый ни с одним другим. Вокруг ее глаз, красовались две темные, идентичные друг другу татуировки в виде солнца. В каждом ее движении, даже самом малейшем, угадывались невероятные легкость и изящество. Она была подобно загадочной нимфе: хрупкая, невероятно прекрасная и несравнимо изящная. В отличии от Морринг, тон девочки был элегантным и воспитанным. Целое скопление культурности, ощущалось в каждом произнесенным ею слове. Кстати говоря, некоторые отличительные татуировки сородичей, на самом деле являются лишь особой пигментацией кожи, которая приобретается во время ритуала избрания.

При виде девочки, Эш слегка покраснел. Кажется, что он немного смутился.

— Флорайн д’Эсте — Пребывая в мечтаниях, протяжно произнес он — Она тоже принадлежит к Мании… невероятно красива… утончена и тактична…

— Тогда мне все ясно…

— Я… ну знаешь… у меня такой голос… а она такая… пам-пам, тыры-тыры… аминокислоты, адроны, токсины, и наконец, аэробины!

— Эш… — В удивлении застыл Освин — Ты что, только что пел? Или я окончательно свихнулся? А может это наоборот, ты свихнулся?

— Прости. — Тяжко выдохнул Эш — Я всегда пою, когда нервничаю…

— Записываем следующее правило! — Продолжала говорить наставница — «Связи с грязнокровными запрещены! Любой сородич, независимо от своего положения, за нарушение данного правила будет казнен! Все грязнокровные отступники, должны нещадно истребляться!»

— Проклятье Эш, ты меня здорово напугал. Вот что, как только эта мегера замолкнет, сходим прогуляться, кажется, тебе стоит развеяться…

— И правда… — Огорченно шепнул Эш — Я знаю одно интересное место, думаю, тебе понравится.

После окончания занятий, Эш привел Освина в удивительное место. Они стояли на каменном берегу, за стенами Делириума. Впереди был лишь бесконечный темный океан, по поверхности которого плыли облака и звезды. Тихая гладь отражала лунный свет, создавалось впечатление, будто луна потонула в вечном океане, но все же сумела пробиться с самых бездонных глубин. Луна, была в измерении словно солнцем, ее свет был таким ярким, что казалось, будто все вокруг было лишь сказкой.

На небесном горизонте так же виднелись и другие планеты, одна из них: томно серая, была настолько близка, что все ее кратеры и неровности, можно было с легкостью разглядеть издалека. Она занимала большое небесное пространство, но все же, не могла затмить луну. Все небо было усыпано звездами, они словно драгоценные камни, раскинулись по небесам, сверкая разноцветным хрустальным свечением.

Бездонная, бесконечная, вечная красота, несравнимая ни с чем другим.

— Это единственное место здесь, где можно выйти к океану. — Тихо заговорил Эш — Я единственный, кто о нем знает.

— Я никогда не думал, что здесь так красиво. — Осматриваясь признался Освин — Там, где меня заставляют жить все так уныло, что я уже перестал верить в прекрасное.

— Как можно не верить в красоту, когда вокруг ее так много… — А в доброту? Ты все еще веришь в нее? Сородичи отнеслись к тебе… не самым лучшим образом.

— Благодаря тебе, я смог поверить в доброту, а теперь и в красоту. Проклятье, кажется, во мне проснулась сентиментальность.

— В ней нет ничего плохого, Освин. По правде говоря, я рад это слышать. Надеюсь, что я смогу стать тебе другом.

— Ты уже им стал, Эш. Могу я задать тебе вопрос? Ты боишься смерти?

— Если я когда-нибудь погибну, то буду знать, что сделал все возможное, чтобы спасти тех, кто мне дорог. Я не испугаюсь смерти, я уйду из жизни свободным.

— Это вдохновляет. И откуда это только в тебе.

— А почему ты спросил?

— Я много думал, с тех пор как духи не избрали меня. Я размышлял о том, что в будущем мне возможно придется умереть. Я боялся усмирения больше чем смерти, но благодаря тебе, я перестал бояться. И если мне придется умереть, чтобы избежать этого, то я с радостью приму смерть. Как ты сказал: я уйду из жизни свободным.

— Возьми.

Эш снял со своей шеи тот самый клевер, и вытянув ладонь вперед, протянул его Освину.

— Ты хочешь отдать его мне? Но ведь, это подарок от твоей матери… — Я не смогу его взять.

— Возьми его Освин, ты нуждаешься в удаче больше чем я.