Принцип неизбежности

Алина Аркади, 2023

Моя поездка задумывалась как невинное приключение перед началом семейной жизни с тем, кого одобрил отец. Но женщины в семье Островских, сами того не желая, неизбежно становятся магнитом для неприятностей. Поэтому, помогая незнакомцу, я даже представить не могла, что окунусь в мир, от которого меня старался уберечь отец. И вот я мчусь по лесной дороге в компании раненого мужчины, не предполагая, что впереди меня ждут опасность, тайны не моего прошлого, сложный выбор и… любовь.

Глава 8

Открыв глаза, резко подскакиваю, отчего меня ведёт в сторону, бьюсь бедром об угол стола, почти взвыв от боли и потирая ушибленное место, а затем застываю. Тру ладонями лицо и не сразу понимаю, где я, но мужское тело на диване напоминает, что меньше, чем за сутки я нажила себе кучу проблем. Хочу посмотреть, который час, но телефон разряжен и не подаёт признаков жизни.

Присаживаюсь на край, осматривая повязку раненого и понимая, что он лежит в первоначальном положении. И пока ощупываю его живот, рядом раздаётся щелчок, а подняв глаза, сталкиваюсь с дулом пистолета. Секунда липкого страха, а затем я медленно поднимаю руку и отвожу пистолет в сторону, отмечая, что Глок проснулся и смотрит на меня вполне осознанным взглядом.

— Фу! — получается слишком резко. — Брось каку! — бью по мужской руке, отбираю оружие, вынимаю обойму, проверяю ствол на наличие патрона и откладываю на тумбочку.

С интересом проследив за моими манипуляциями, он вскидывает бровь. Действие, совершённое на автомате, грозит мне разоблачением, а я не представляю, как отреагирует Глок на фамилию Островская. Если даже Женя в курсе, что Парето — человек непростой, где гарантия, что мужчина передо мной не слышал о нашей семье. Он вполне мог контактировать с отцом или иметь общие дела, или же того хуже — быть по разные стороны. И в случае последнего ему лучше не знать, кто я такая.

— Откуда знаешь Чайника? — Немой вопрос в моих глазах даёт понять, что впервые слышу это прозвище. — Доктора.

— Знакомый поделился контактом.

— Как избавилась от машины и трупа?

— Знакомый помог.

— Нихуёвые знакомые для девятнадцатилетней девчонки, — ухмыляется, но сразу же шипит, когда убираю повязку, чтобы посмотреть на швы. К счастью, они не разошлись, и кровь больше не сочится.

— Как себя чувствуешь? — игнорирую его выпад в попытке соскочить с темы.

— Так, будто меня шили, потом куда-то тащили, а потом вновь шили.

— В принципе, так и было, — делаю новую повязку и накладываю квадратный пластырь, который закрывает ранение. — От физического напряжения швы разошлись, пришлось стянуть. Одна из капельниц уже отработана.

— Знаешь, что интересно… — привлекает моё внимание, а мне приходится поднять взгляд, — Чайник, озвучивая рекомендации, даже не усомнился в твоих способностях. Не спрашивал, не уточнял, лишь передал пакет, точно зная, что ты сможешь всё сделать. Напряжённый рядом со мной, к тебе обращался спокойно, без надрыва и настороженности. Он точно знал, что ты не выдашь его. И меня.

— Вчера я видела его впервые в жизни.

— А общались так, словно знакомые целую жизнь. Или же есть некто, кто замолвил за тебя словечко?

— Можно и так сказать.

Одна моя фамилия говорит сама за себя, открывая нужные двери, как и говорил Гриша.

— Так кто же ты, Дефектная? — Его пальцы ползут по моей шее, и, сцепив их, он притягивает меня, оказавшись на расстоянии пары сантиметров от моих губ.

— Почему дефектная?

— Потому что любая сыкуха, увидев в тачке мужика со стволом и пулей в брюхе, бросится прочь, а не будет искать варианты помочь, да и ещё и избавляться от трупа. Так что дефект имеется — неспособность прислушаться к здравому смыслу.

— У меня это, скорее, генетическое.

— Как это?

— Это как собачка рождается собачкой. Вариантов родиться кем-то иным у неё нет. — Не знаю, понимает ли Глок аллегорию, но на дне непроницаемого взгляда вспыхивает нечто осознанное. — Да и помогла я тебе только по настоянию подруги.

— И где подруга? Я вижу только тебя.

— Отправила домой. Слишком впечатлительная, чтобы наслаждаться картинкой трупа. Кстати, кто он?

— Лишний элемент.

— Предполагаю, что он оказался в багажнике раньше, чем ты получил пулю. Назревает второй вопрос: кто в тебя стрелял?

— А ты второй труп не видела? — Мужчина напрягается, бегает взглядом, силясь вспомнить события вчерашней ночи.

— Нет.

— Значит, либо не заметила, либо…

— Он не труп. И я так понимаю, что это значительно добавляет проблем.

— В правильном направлении мыслишь. С логикой всё в порядке, с чувством самосохранения проблемы, да? — дышит мне в губы, пока я, вытянувшись по струнке, сохраняю равновесие, чтобы не свалиться на него. — Расскажешь мне что-нибудь о себе, Аннушка?

— Может, начнём с тебя? Чтобы я понимала, во что вляпалась и к каким знакомым обращаться в случае критической ситуации. — И сейчас подразумеваю отца, которому звонить не собираюсь при любых раскладах, потому что его гнев будет посерьёзнее недовольного мужчины передо мной. — Чем ты занимаешься?

— Решаю проблемы людей за очень большие деньги. Радикально.

— Киллер, что ли?

— Вроде того. Ко мне обращаются, когда работу нужно сделать быстро и чисто.

— И тихо?

— Не всегда. Некоторые заказчики требуют представления — громкое послание обязательно дойдёт до адресата. Моя работа не всегда освещается СМИ, но и такое бывает. — Хищный оскал пронзает догадкой.

— Несколько дней назад. Клуб «Melta». Два парня в мужском туалете. Твоя работа?

— Точно, — садится на диване, выпуская из душного плена мою шею. — Ты была там. Слишком запоминающиеся глаза.

— В женский была километровая очередь, а подругу тошнило.

— А ты там была не ради меня? — сжимает пальцами мои щёки, обхватив второй рукой за талию и прижав к себе настолько тесно, что я с трудом дышу. — С оружием ты обращаться умеешь, — бросает взгляд на тумбочку, — трупов не боишься, знакомыми не обделена. Новый игрок? Или засланный казачок?

— О чём ты? — едва произношу, не выпускаемая из захвата Глока.

— Милая девочка, бросившаяся на помощь раненому, чтобы вызвать доверие и оказаться рядом. А дальше? Раскинешь передо мной ноги? Или нет, — хищный оскал, приправленный похотливым взглядом, пугает, — встанешь на колени по первому требованию?

— Я с тобой спать не собираюсь. У меня не было мужчины, и с какой целью встают на колени, не понимаю.

Тёмные брови ползут вверх, Глок удивления не скрывает, а затем по комнате разносится низкий смех, обрывающийся неожиданно.

— Могу помочь устранить это недоразумение.

Зрачки мужчины расширяются, заполняя почти всю радужку, дыхание учащается, а раздувающиеся ноздри показатель, что «помощь» он готов оказать прямо сейчас. Приблизившись, проводит носом по моей шее, шумно втягивая запах, а затем, оставив влажный след языком, движется к ключице, второй рукой забираясь под кофточку и сжимая грудь. От смеси страха и неизвестности начинает трясти. Пытаюсь вырваться, но Глок фиксирует пятерню на моей талии, сжимая до боли нежную кожу и впечатывая в себя.

— Формы у тебя что надо, — мурлычет, нырнув пальцами под бюстгальтер и очертив сосок, который тут же становится твёрдым. — Отзываешься мгновенно. — Укус на шее показывает, что мужчина готов зайти дальше, даже несмотря на ранение, отбирающее силы. — Так что, Аннушка, готова стонать и хрипеть? Одного раза достаточно. Сегодня. Как только оклемаюсь, мы продолжим. Буду трахать, пока голос не сорвёшь. — Хищный оскал в сумме с затвердевшим членом, упирающимся в мой живот, убеждает, что каждое его слово будет воплощено в жизнь.

От волнения и неизбежности сказанного часто сглатываю, облизывая пересохшие губы. Жест не остаётся незамеченным, и Глок настойчивее лапает мою грудь. Но когда мужская ладонь скользит по животу, чтобы нырнуть в брюки и коснуться самого сокровенного, начинаю биться в его руках, словно птичка, попавшая в силки.

— Не надо… — Скудный писк, вырывающийся из меня, заставляет мужчину взглянуть в моё лицо. — Пожалуйста, не надо… — В глазах застыли слёзы, которыми он озадачен.

— Реально целка?

Киваю, не имея возможности произнести короткое слово, потому что горло сковало напряжением. Внезапно его руки пропадают, даря свободу, и я, подскочив, выбегаю из комнаты, а затем и из дома, чтобы оказаться в машине. И только сейчас приходит осознание, что я один на один со взрослым, опасным мужчиной. И почему я решила, что он будет благодарен лишь за одно своё спасение? Такие, как Глок, берут всё, осушают до дна, а затем уничтожают. Дура, поправшая предупреждение отца и ввязавшаяся в опасную историю.

«Обещаю не ввязываться в сомнительные авантюры, не знакомиться с подозрительными личностями и не совершать опрометчивые поступки». Трипл, Аннушка.

«Я всегда думаю головой». Задницей я думала, когда решила помочь человеку, этой самой помощи не заслуживающему.

Провернув ключ, наслаждаюсь рокочущими звуками большой машины, представляя, как давлю на газ и сваливаю к чёртовой или любой другой матери подальше от Глока. Искать меня он не будет, а если улететь домой уже сегодня и оказаться под крылышком папы, то все поиски будут напрасны. Окидываю взглядом домик с чёрными квадратами окон и глушу машину.

Бросить его сейчас, значит, проиграть самой себе. Но Островские всегда идут до конца, каким бы устрашающим этот самый конец ни был. Неслучайно он встретился на моём пути. Случайности неслучайны, как бы ни хотелось верить в стечение обстоятельств и насмешку Вселенной. Значит, он должен был случиться в моей жизни. Пусть довольно неоднозначно и не вовремя, сопровождая своё появление не очень позитивными моментами, но именно так в нашу жизнь приходит то, что отведено.

Выхожу из машины, попадая в кромешную тьму и едва различая ступени, и пробираюсь в дом. Уже с порога слышу тяжёлое дыхание Глока, а когда глаза привыкают к темноте, понимаю, что он сидит в той же самой позе, что и до моего ухода.

— Нужно было уехать, — разрезает тишину негромкими словами. — У тебя, кстати, была уже такая возможность. Неоднократно.

— Сдох бы без меня.

— Бывало и хуже. Выползу. — Уверенный тон — словно плевок и обесценивание усилий, направленных на его благополучие. — О помощи не просил.

— Просил, — вспоминаю, как шептал одними губами с мольбой в глазах. — Когда я уговаривала подругу бросить тебя. В тот момент мне было плевать, выползешь ли ты, — зло выплёвываю.

Молчит, отвернувшись и, скорее всего, пропустив мои слова, чтобы не реагировать.

— Спасибо, — хриплое и настолько тихое, что любой посторонний звук мог бы его заглушить.

И я уже открываю рот, чтобы съязвить, наигранно удивляясь благодарности, которая ему несвойственна, но останавливаю себя.

— По-моему, рана сочится. Посмотри.

— С удовольствием, но в темноте это проблематично. Телефон сел, даже фонарик не включить.

— Справа от тебя, во втором ящике фонарь. За дверью генератор, переключи тумблер слева внизу.

Следую инструкциям, подсвечивая путь, а выполнив указание, радуюсь освещению. И пусть генератор издаёт не совсем приятный звук, но и его можно потерпеть, если есть возможность не передвигаться на ощупь. Медленно подхожу, оценивая настроение Глока и отмечая, что похотливость схлынула, оставив передо мной мужчину, которому требуется помощь. Именно немая мольба, застывшая на дне почти чёрной бездны, заставляет сесть на край и, придвинув лампу, рассмотреть повязку. Верхний свет отсутствует. Чем это обусловлено, уточнять не желаю.

Убираю пропитанную кровью повязку, отметив, что швы не разошлись, но края повреждены чрезмерным стягиванием.

— Постарайся не делать резких движений, иначе рана не затянется. Швов всего шесть, но они помогут ткани не расходиться. — Решаюсь посмотреть на него, отмечая сосредоточенность и серьёзность. Надеюсь, он меня услышал, иначе придётся торчать на краю мира вечность. У меня нет столько времени.

— Сообразишь какую-нибудь еду?

— В готовке не сильна, — сразу предупреждаю, чтобы мужчина не ждал от меня изысков. — Но по дороге закупилась в супермаркете. По мелочи, но пару дней протянем.

— В шкафу возле генератора армейские сухпайки. Достань две банки с надписью: «Каша рисовая с говядиной». Она готовая, просто разогрей.

Следующие двадцать минут готовлю «ужин», который, признаться, пахнет аппетитно, но внешний вид не внушает доверия. Приношу Глоку тарелку, вручая вилку и ставя на тумбочку воду, а затем наблюдаю, с какой жадностью он поглощает еду.

— Почему не ешь? Очень вкусно.

— Не уверена, — с сомнением разглядываю содержимое тарелки.

— Попробуй.

И я пробую, отмечая, что он прав — язык проглотить можно. Жуём в тишине, наслаждаясь скромной трапезой. И мужчина рядом кажется не таким ужасным, и лес не таким страшным, да и ситуация в целом решаема. Вот что значит вкусный ужин: градус озадаченности снижается по мере того, как насыщается тело.

Конец ознакомительного фрагмента.