Бытие и безумие [и драконы]

Алиен Уриэль, 2023

А У (Алиен Уриэль) – это имя главного автора из авторского коллектива (более зо человек и более ю субличностей на сегодняшний день), создававшего эту книгу. Алиен Уриэль – лауреат международного конкурса 2021 года для людей с ментальными расстройствами "International Jonathan Swift Special Literary" за эссе «Безумие и говорящий лев». Каждый читатель становится соавтором книги, написав «Свидетельский отклик» (по образцу, предложенному психотерапевтом в рамках нарративных практик). Официальный жанр книги – классическое «творчество людей с ментальными проблемами», что не отрицает ее определенных литературных и философских достоинств. Сама книга написана в стиле metqfiction, где научные статьи чередуются с безумным потоком сознания, а субличности получают отдельное право голоса. При всем своеобразии текст, с одной стороны, сохраняет постмодернистскую структуру и отказывается от претензий на «великий нарратив», а с другой – демонстрирует «новую искренность» и частичный отказ от иронии и постиронии. Книга будет интересна широкому кругу читателей и тем, кто интересуется тенденциями развития современной философии, психиатрии и психологии. Книга содержит особую лексику, частично авторскую орфографию и пунктуацию, а также обсуждение полузапретных вопросов.

Часть II

Тишина и тайна

I.II.01. Безумие и вечность

Безумие сидит на камне, слева от него — ледяное пространство, справа — песчаная пустыня. Безумие и пытается левой рукой — сложить изо льда, а правой — начертать на песке слово «Вечность». Это важно, потому что в правом глазу у него застрял осколок волшебного зеркала, а в левом — магическая песчинка. Но каждый раз возникают лишь четыре буквы: изо льда складывается только — «МЕФИ», а на песке возникает только — «ЛОГО». Вечность остается неизрекаемой.

Безумие не может оперировать Вечностью, как и разум. И в этом они похожи. Но Вечность ускользает от них по-разному. Безумие ощущает ее материально, «телесно» и может даже на мгновение коснуться ее. Разум же пытается ее помыслить, и сама мысль о Вечности создает барьер, через который мысль может проникать только в одну сторону, но не возвращается обратно.

I.II.02. Безумие и сюжеты

Говорят, что есть всего четыре цикла, четыре сюжета: о долгой осаде города, о вечном возвращении (домой), о далеком путешествии и о самоубийстве бога. Но особым измерением во все эти сюжеты вплетается безумие.

Возможно, безумны осаждающие город и обороняющиеся, быть может, безумны возвращающиеся домой, вполне вероятно безумие отправляющихся на край света, и нельзя исключить безумие бога, совершающего самоубийство.

Может ли безумие само по себе быть пятым циклом, отдельным сюжетом, новым нарративом?

Возможно, оно способно создать отдельный сюжет, но только в паре с каким-то иным, новым явлением, не порожденным самим безумием. Например, с фиговым листом свободы.

I.II.03. Безумие и тошнота

Все миры вызывают тошноту. Тошноту вызывают их запах, их вкус, особенно прикосновения к их скользким внутренностям (и к ограждающим их стенам-перепонкам).

Безумие слегка уменьшает эту тошноту, вызывая другие, еще более сложные реакции.

Например, отвращение.

Но тошнота остается как неизбежный фон взаимодействия с любым из миров, и этот фон все-таки снижается благодаря мифам [см. «Безумие и миф»].

В некоторых мирах тошнота выступает как отдельный актор, действуя по собственной инициативе и соединяясь с безумием в некоторых местах.

Тошнота может вступать в химические реакции с разными средами, и в результате могут возникнуть удушливый газ, черный камень или желтая жидкость. При этом сама тошнота становится небольшим сгустком и поселяется возле горла.

I.II.04. Безумие и комната

В одну и ту же комнату нельзя войти дважды (здесь даже безумие не помощник). Так же как нельзя и дважды выйти из одной и той же комнаты.

Из комнаты вообще невозможно выйти, и потому невозможно совершить ошибку [см. «Безумие и ошибка»]. Все безумцы знают об этом и потому носят свои комнаты с собой.

Но в любую комнату можно попасть благодаря безумию, даже если у нее нет никаких дверей или окон. Это значит, что мы живем одновременно во многих комнатах, в которые когда-то попали.

Не существует двух комнат, полностью идентичных друг другу. При этом безумие толкает нас видеть одни различия и совершенно не замечать другие.

В любой комнате есть тайна [см. «Безумие и тайна»], которая не может быть раскрыта по определению. Но есть и тайные комнаты, существование которых мы можем только воображать.

I.II.05. Безумие и тайна

В каждом безумии живет одна большая тайна, несколько средних и множество малых. Эти тайны невозможно не только изъяснить словами, но даже помыслить.

Мысль от соприкосновения с такой тайной искривляется и огибает ее по длинной дуге. От этого начинает кружиться голова.

Попытка рассказать о такой тайне может вызвать полную немоту. Попытка охватить ее разумом может вызвать полную остановку всех процессов в мозге. Попытка почувствовать ее вызывает ужас [см. «Безумие и ужас»], но именно он позволяет нам выйти на новые просторы миропонимания, свидетельствуя о Ничто [см. «Безумие и Ничто»].

Тайны вызывают тревогу и в то же время приносят спокойствие, если мы касаемся их только в рамках особых ритуалов и только в особое время, и тогда тайна становится источником пророчеств.

I.II.06. Безумие и язык

Если, следуя за Хайдеггером, полагать, что язык — это дом Бытия, то для безумия язык — это тоже дом, но дом казенный, тюрьма. Язык плохо подходит для дискурса о безумии, он слишком неповоротлив и слишком жестко сконструирован. Безумию здесь трудно не только выражать себя, но и просто дышать. Оно то и дело спотыкается о конструкции языка и ищет в нем просвета, чтобы выбраться наружу.

Взаимодействуя с языком, безумие инициирует различные языковые игры, которые зарождаются в языке, но затем расползаются во все стороны.

Но язык рождается одновременно с молчанием [см. «Безумие и молчание»], он проступает сквозь молчание, которое само обретает свой собственный смысл и становится сущим только при рождении языка. Существа, не имеющие языка, не находятся в молчании, когда не издают звуков — они немотствуют.

Язык же рождает сам себя вместе с молчанием из только-только намечающегося человеческого бытия [см. «Безумие и Бытие»].

I.II.07. Безумие и идентичность

Человек с древних времен обладал одновременно многими идентичностями, причем их число постоянно росло. Уже сейчас идентичностей так много, что их трудно сосчитать.

Получается, что каждый является перекрестком многих идентичностей, на котором они сходятся, и это пересечение вызывает дополнительное напряжение.

Мы научились прятаться за идентичностями, как за бронзовыми стенами. Это — наше новое прибежище. Наш новый Vaterland.

Безумие всегда создает дополнительные идентичности. И если «безумие в целом» порождает одну большую идентичность, то каждое отдельное безумие приносит идентичность уникальную, не схожую с другими. Каждое личное безумие уникально, как форма ушной раковины, и его внешняя похожесть на другие создает иллюзии подобия [см. «Безумие и подобие»], которую нередко называют «диагнозами». Но это не должно обманывать «независимого наблюдателя», находящегося в центре галактики и рассматривающего нас в несуществующий микроскоп.

I.II.08. Безумие и эксперимент — 2

Если так называемый Стэнфордский тюремный эксперимент 1971 года достаточно хорошо известен, прежде всего благодаря самому Филипу Зимбардо, то о втором Стэнфордском эксперименте известно крайне мало, его результаты — по договоренности — были отнесены к информации конфиденциального порядка.

Это был эксперимент со студентами-медиками, которые должны были воспроизвести атмосферу психиатрической клиники. Их разделили на две группы — «медиков» и «больных», и среди «больных» провели жеребьевку: они должны были вытащить карточки с психическим заболеванием, которой им надо будет изображать максимально достоверно. У них было три дня на подготовку — изучение «своего» заболевания.

Эксперимент пришлось приостановить на шестой день из-за того, что «больные» начали демонстрировать симптомы «своих» заболеваний чересчур достоверно. После прерывания эксперимента оказалось, что почти все они теперь нуждаются в психиатрическом лечении.

I.II.09. Безумие и агрессия — 2

Есть совершенно иные подходы к агрессии, и они, в свою очередь, могут быть никак не связаны с безумием.

Эрих Фромм выделял несколько форм агрессии.

* Игровая агрессия — используется в целях демонстрации своей ловкости, умения, а не в целях разрушения (не мотивирована ненавистью или деструктивностью).

* Реактивная агрессия — защита жизни, свободы, достоинства, а также собственного или чужого имущества; возникает в случаях:

— фрустраций потребностей и желаний;

— зависти, ревности и желания мести;

— потрясения веры (в жизнь, в любовь; разочарование).

* Архаическая жажда крови.

* Компенсаторная (злокачественная) агрессия — жестокость и деструктивность, насилие, служащее «импотентному» человеку в качестве замены продуктивной жизни:

— садизм (стремление подчинить живое своей власти, сделать его беспомощным объектом своей воли);

— некрофилия (страсть к неживому);

— хроническая депрессия и скука.

Злокачественная агрессия — в сочетании с безумием — особенно опасна.

Есть точка зрения, что на уровень агрессии влияют гены:

— увеличивающие активность дофамина и норадреналина;

— снижающие активность ГАМК;

— усиливающие выработку половых гормонов;

— усиливающие действие гормонов стресса (адреналин, кортизол).

Здесь нейробиологам открывается огромный простор для размышлений о том, как это комбинируется с разными формами безумия.

I.II.10. Безумие и миф — 2

Мы уже упоминали, что бытие доступно людям только через среду мифа. Соприкосновение с бытием напрямую вызывает безумие.

Безумие же расщепляет одни мифы и порождает из небытия другие.

Мифы для безумного сознания расходятся, как множество вееров, прикрепленных к одной точке: где-то налезая друг на друга, а где-то оставляя бреши, не защищенные никаким мифом. При этом может возникнуть иллюзия возможности «объединенного мифа», но это не случается при обычных условиях. Возникновение такого мифа — кропотливая работа тысяч муравьев, пауков и пчел, а их координация является невероятно сложной задачей.

Конец ознакомительного фрагмента.