Таблетки от жадности

Светлана Алешина, 2002

«…красный «Фольксваген» продолжал ехать с прежней скоростью, только протяжно засигналил встречному грузовику. Мне подумалось, что Дмитрий Сергеевич, спеша к своей больной матери, хочет, чтобы его пропустили, невзирая на то, что для водителя «КамАЗа» это при всем желании невозможно. Видя стремительно приближающийся «Фольксваген», тот в свою очередь яростно засигналил и резко затормозил. Но толку от этого не было никакого: машина санитарного врача на полной скорости врезалась прямо в два огромных колеса «КамАЗа». Оглушительный звук, казалось, потряс небо и землю. На мгновение мы все точно окаменели…»

Глава 3

Ресторан не был ни закрыт, ни опечатан милицией, он работал в обычном режиме. Окна, когда мы подъехали, светились разноцветными огнями, из его нутра доносилась негромкая музыка, а на парковке, днем почти пустой, теперь выстроились в ряд дорогие автомашины, так что Костя едва нашел место, чтобы пристроить нашу «Волгу». По унылой физиономии швейцара Николая нетрудно было догадаться, что он уже в курсе всего случившегося.

— Кошмар, что делается! — сказал он, кивая нам как старым знакомым. — Наша хозяйка — убийца! Эти менты вообще очумели!

— А что, ресторан работает в обычном режиме? — поинтересовалась я. — Закрывать его после случившегося не собираются?

— Завтра придут закрывать, — отозвался уныло Николай. — Нас всех отправляют в принудительный отпуск за свой счет.

— А почему завтра?

— Почему-почему, — швейцар выглядел немного раздосадованным моими вопросами. — Милиция его закрыть не может, это же не место происшествия, верно? Закрывать придут с санэпидстанции. Но для этого нужно постановление главного санитарного врача города, оно будет только завтра.

— Понятно, — сказала я. Не в первый раз я сталкивалась с проявлением неповоротливости бюрократической машины и уже разучилась удивляться этому. — Скажите, а нам сейчас можно войти внутрь? Нам не столько покушать, сколько надо бы поговорить с работниками.

— Поговорить? — лицо швейцара сделалось недоверчивым. — Не знаю, не знаю… Сейчас у всех и так эта история на уме, Вера Семеновна и вовсе в шоке. Не уверен, что она согласится с вами беседовать.

Я почувствовала, что швейцар попросту не хочет пускать нас в ресторан, узнав, что мы пришли задавать вопросы. В тот момент я очень пожалела о своей откровенности, да было уже поздно.

Видя мою растерянность, на выручку пришел Костя Шилов.

— Слушай, командир! — сказал он решительным тоном. — Ты скажи, ресторан сейчас переполнен?

— Да нет, — отозвался швейцар. — Теперь лето, жара, а в жару у нас никогда много народу не бывает.

— Ну так мы пройдем, посидим за столиком, ладно? Ты не боись, мы здесь никому вреда не причиним.

Казалось, швейцар не очень верил этому, однако напористость Кости сработала, и Николай пропустил нас в ресторан.

Оказалось неправдой, что там было мало народу: приглядевшись, мы обнаружили только два или три свободных столика. Подошедший к нам незнакомый официант усадил нас за один из них и вежливо склонился, ожидая заказа. Пока Павлик разглядывал меню, поминутно глотая слюну, я спросила:

— Скажите, а официант… такой молодой, с галстуком-бабочкой, он что, уже ушел домой?

— Официант? С галстуком-бабочкой?

Я и сама понимала нелепость своего вопроса. Стоявший передо мной официант был также далеко не стар, одет точно в такую же белую рубашку с короткими рукавами, а под подбородком красовался крохотный черный галстук-бабочка.

— Понимаете, он обслуживал обед во время визита к вам санитарного врача, что-то около полудня.

При упоминании санитарного врача лицо официанта омрачилось. Несколько мгновений он пристально смотрел на нас, потом вдруг, точно вспомнив, сказал:

— Ах да, ведь вы же Ирина Лебедева и тоже были на этом обеде! Да, этот официант сейчас здесь, только он очень занят. Вы хотите, чтобы именно он вас обслужил?

— Мы хотим с ним побеседовать. И еще мы хотим побеседовать с вашим шеф-поваром.

— Не знаю, не знаю, — вид у официанта мгновенно стал точно таким же отчужденным, как только что у швейцара. — Вера Семеновна сейчас очень занята. И потом она в шоке от случившегося, поэтому не уверен, что она сможет с вами побеседовать. Сейчас я пойду передам ей вашу просьбу, а пока, — тут он любезно улыбнулся, — быть может, вы закажете ужин?

Разумеется, мы заказали ужин. Вернее сказать, это сделал Павлик, удивительным образом забывший свои недавние опасения, что его в этом ресторане отравят, а мы только поддакивали его предложениям заказать тот или другой деликатес. Признаться, после происшедшего не только у меня, но и у моих спутников особого аппетита не было. Наконец мы сделали заказ — Костя Шилов вовремя напомнил Павлику, что это не дармовой банкет и за каждое блюдо придется расплачиваться своими кровными, — и нам стали накрывать на стол. Едва мы приступили к ужину, как к нам подошел еще один официант, в котором мы без труда узнали того самого, что угощал санитарного врача вином.

— Вера Семеновна буквально на десять минут отпустила меня, — сказал он, присаживаясь за наш столик. — Какое ужасное несчастье, правда?

Я пристально вглядывалась в его довольно симпатичное юношеское лицо, пытаясь уловить лицемерие в его глазах, тоне его речи. Но нет, официант выглядел совершенно искренним и никак не походил на скрывающегося за маской лицемерного сочувствия убийцу.

— Милиция считает, что Дмитрий Сергеевич Верейский был отравлен именно в вашем ресторане, — начала я.

— Да, я знаю, — официант понуро кивнул. — Но это какая-то нелепость, вы понимаете? Наша хозяйка — и вдруг убийца! Зачем? Для чего?

— У нее могли быть скрытые мотивы, — заметила я, — о которых мы с вами ничего не знаем.

— Какие мотивы? — официант смотрел на меня, широко раскрыв от изумления глаза.

— Вот это я и пытаюсь выяснить.

Официант, пожав плечами, стал рассеянно смотреть на стол, видимо, соображая.

— Да ну, бред! — вымолвил он наконец. — Врач ничего не нашел у нас, был в принципе всем доволен.

— Могли быть личные мотивы.

— У хозяйки? Думаете, они были знакомы?

Я неопределенно пожала плечами. Думаю… Что я вообще тут могу думать? Вся история — полный мрак, ничего непонятно, абсолютно не за что зацепиться.

— Да ну, — продолжал официант. — Если бы она и впрямь хотела убить его, она бы делала это где-нибудь, но в собственном ресторане, и не ядом, а как-нибудь еще. В случае яда все подозрения тут же на нее и падают.

— А откуда вы знаете, что Верейский был именно отравлен? — спросил Валерий Гурьев

— Так нам сообщили, — ответил грустно, ничуть не смутившись, официант. — И по-моему, вы сами это только что сказали. Разве нет?

Я кивнула. Валере не повезло — факир был пьян, и фокус не удался.

— А вам известно, что в присланных на санэпидстанцию пробах найден тот же самый яд, что и в теле Верейского? — спросила я.

Официант в ужасе вытаращил на меня глаза.

— Нет, про это нам ничего не сообщили, — проговорил он едва слышно. — И что, это правда?

— Разумеется! — ответил вместо меня Валерий. — Потому-то милиция с такой уверенностью и арестовала Надежду Андрееву. Классическая улика, если хотите.

— Да, ничего себе классика! — проговорил официант. Вид у него был совершенно потрясенный.

— И вот тут-то и начинается самое интересное, — сказала я. — Верейский был отравлен в вашем ресторане за обедом, это факт. Но мы трое — я, Павлик и Костя Шилов — тоже ели этот обед, и с нами ничего не случилось. Значит, яд находился именно в том блюде, которое ел только один санитарный врач, но к которому не притронулся ни один из нас, верно?

— Да, но… — Официанта, казалось, шокировал спокойный тон моих рассуждений. — Вы что, всерьез уверены, что кто-нибудь из нас мог подложить ему яд?

— Но ведь сам собой он не мог оказаться в еде, правильно? Остается прикинуть, вспомнить, какие блюда ел только один Верейский и кто ему их подавал.

— Ну, и какие же это блюда? — на лице официанта возникло крайне отчужденное выражение.

— Их несколько, — я пристально поглядела ему в глаза. — Крем-брюле, которым кормила его шеф-повар, жаркое со спаржей и сыром-брынзой, что, кстати сказать, приносили ему с кухни вы…

— Да вы что, спятили?!

— И еще стакан вина, — невозмутимо вторил мне Валера Гурьев, также не сводя глаз с официанта. — Стакан вина, которым вы угостили санитарного врача, когда у него начался приступ тошноты. Никто не видел, откуда вы принесли это вино, как откупоривали бутылку, как наливали…

— Да вы что! — вдруг вскричал молодой человек, вскакивая с места так, что стул, на котором он сидел, отлетел в сторону. — Вы что, думаете, это я, да? Это я его отравил? Да вы спятили, не иначе!

И он стремительно, нервной подпрыгивающей походкой помчался прочь от нас по направлению к кухне, зацепившись по пути за чей-то столик, торопливо извинился, едва не сшиб с ног своего коллегу, идущего с подносом, полным посуды. Сидящие в ресторане с изумлением смотрели то на него, то на наш столик. У меня уши горели от стыда, от того, что я вдруг оказалась в центре общего скандального внимания.

— Темпераментный юноша, — криво усмехаясь, заметил Павлик. Однако и он был шокирован необычным поведением официанта.

— При этом выглядит совершенно искренним, — заметил Гурьев. — Ни одного прокола, совершенно не за что зацепиться.

Мы несколько смутились, когда вдруг обнаружили, что к нам приближается шеф-повар Вера Семеновна. Подошла, остановилась возле нашего столика, и я заметила, что глаза у нее воспаленно-красные, заплаканные.

— Что случилось? — спросила она нас. — Чего такого наговорил вам Сережа? Он прибежал, глаза дикие, руки трясутся. Что с ним?

— Нет-нет, ничего, — попыталась я успокоить ее. — Присядьте, пожалуйста, нам нужно задать вам несколько вопросов.

Некоторое время Вера Семеновна переводила недоверчивый взгляд с одного из нас на другого, потом все-таки уселась на стул, который ей любезно пододвинул Костя Шилов.

— Вы ведь знаете, какое приключилось несчастье, — начала я. — Убийство санитарного врача, в котором обвинили Надежду Андрееву.

Вера Семеновна кивнула, поднесла скомканный платочек к носу: мне показалось, что она вот-вот снова заплачет.

— Только вы поймите, все это глупость, — сказала шеф-повар. — Не могла Надя этого сделать, незачем ей это все было.

— Меня это убийство тоже близко касается, — сказала я, — поскольку Надежда Андреева участвовала в моей программе как раз в тот день, когда в вашем ресторане был отравлен санитарный врач.

— Но почему вы думаете, что он был отравлен именно в нашем ресторане? — горячо возразила шеф-повар. — Будто, кроме как через еду, и отравиться нельзя.

— Сережа не сказал, что во взятых у вас пробах найден тот же самый яд, что и в теле Верейского?

На мгновение Вера Семеновна замерла с приоткрытым от ужаса ртом.

— Но это же бред! — проговорила она. — В нашем ресторане отравить санитарного врача!..

Я внимательно разглядывала женственное, интеллигентное лицо Веры Семеновны и все пыталась представить, что вот сидит передо мной убийца. Но это никак не укладывалось в голове. И всякие пошлые рассуждения, что внешний вид вообще обманчив, что многие люди великолепнейшие актеры, а уж женщины особенно, казались мне в данном случае совершенно неубедительными.

— А можно узнать, — спросила я, — какие у вас сложились отношения с Надеждой Андреевой?

— Хорошие, — шеф-повар смотрела на меня, не скрывая удивления. — Мы дружим уже несколько лет.

— Да уж, — проговорил вдруг молчавший до сих пор Валера Гурьев. — Сегодня на ток-шоу Надежда Андреева говорила только о ресторане да о рецептах и ни слова о личной жизни. Она вообще замужем или как?

— Конечно, замужем, — отвечала Вера Семеновна, удивленно глядя на нас. — Мы с ней через мужей-то и познакомились.

— Вот как? И чем же занимается ее муж?

— А, Юрий… Вообще-то он менеджер на заводе «Серп и молот».

— Хорошо получает?

— Ну, в общем, да. Понимаете, они с моим мужем друзья еще со времен Политеха. Потом ее Юрка устроился на завод «Серп и молот» и так там и крутится. А мой Генка чего только не перепробовал. И перевозками занимался, и водкой торговал, и цветы выращивал… Вот пять лет назад решились открыть ресторан.

— Так, понятно, — сказала я. — Значит, ваш муж директор ресторана «Кристина», а вы его шеф-повар, так?

— Конечно! — улыбнулась Вера Семеновна. — Как в горбачевские времена говорили, у нас семейный подряд.

— А у Надежды Андреевой?

— У нее… Понимаете, в ресторанный бизнес ведь я ее затянула. У нее образование вообще-то педагогическое. Тоже долго не могла приличную работу найти. И вот мы, когда открывались, к себе ее взяли, сначала менеджером, бухгалтером, экономистом в нашем ресторане, помогать моему Генке сводить концы с концами. А потом это дело ей так понравилось, что она решилась открыть собственный ресторан.

— А на какие деньги? — несколько хамовато спросил Павлик.

— На кредит в банке, — Вера Семеновна смотрела на Павлика недоумевающе. — Мы с Генкой за нее поручились, и ей дали кредит.

— Она с ними рассчиталась? — спросила я.

— Да, месяца три тому назад.

Я про себя подумала, что Павлик не так уж не прав и версия с кредитом вполне возможна, только проверять ее надо не нам и не сейчас.

— Скажите, — спросил Гурьев, — а во время отсутствия собственного шеф-повара ресторана «Олененок» вы всегда его заменяете?

— Нет, — Вера Семеновна покачала головой, — этим летом первый раз. Прежде в подобных случаях обязанности шеф-повара исполнял кто-нибудь из других поваров.

— А почему в это лето пригласили именно вас?

— Ну, потому что мне сейчас все равно делать нечего, — улыбнулась Вера Семеновна. — Понимаете, наш ресторан «Кристина» сейчас закрыт на капитальный ремонт, и я оказалась не у дел. Вот и решила заменить Виктора Вениаминовича, ему все равно из-за жары в Карелию ехать.

— Это было заранее решено?

— Конечно! — шеф-повар снова улыбнулась. — Мы еще зимой, когда с Генкой обдумывали предстоящий капитальный ремонт, так уговорились: начнется жара, у Надежды Виктор Вениаминович пойдет в отпуск, а я на его место, Генка же всерьез займется рестораном. Ему еще в прошлом году ремонт был нужен, но мы никак денег наскрести не могли, вот на это лето и отложили.

— Понятно, — сказала я рассеянно, не зная, правда, что думать, какие выводы делать из полученной информации.

— Скажите, а с Дмитрием Сергеевичем Верейским вы давно знакомы? — спросил Валера Гурьев.

Радостное выражение на лице Веры Семеновны сменилось тревожным недоумением.

— Вовсе мы с ним не были знакомы, — ответила она. — Только в лицо знали, потому что он как-то наш ресторан «Кристина» инспектировать приходил.

— О проверке на сей раз в «Олененке» были предупреждены заранее?

— Что вы, нет! — Вера Семеновна покачала головой. — Наоборот, совершенно неожиданно приехал, подошел к главному входу и предъявил швейцару удостоверение санитарного врача. А наш Николай удостоверениям не очень-то доверяет. Ну, вы сами понимаете, при нынешнем уровне оргтехники любые корочки подделать не составляет труда.

— И Николай позвал вас, верно?

— Слава богу, что позвал! — чуть лукаво улыбнулась Вера Семеновна. — Он вообще собирался его вышвырнуть, мало ли какие типы тут с удостоверениями ходят!

— Однако на санэпидстанцию вы все-таки позвонили, — сказала я, — хотя и узнали санитарного врача в лицо?

— Надя настояла, — сказала шеф-повар. — Она-то видела его впервые. Но на санэпидстанции сказали, что все нормально, даже посоветовали накормить его получше, особенно каким-нибудь тортом, где побольше крема, он такое любит. Кто же знал, что так получится…

Вера Семеновна тяжко вздохнула и потупилась, мы тоже на некоторое время замолчали. Я думала, что историю, рассказанную шеф-поваром, мы уже один раз слышали, и вроде бы не находилось причин не верить. Но тогда выходило, что мы из сегодняшней беседы не узнали ничего: ни новых улик, ни мотивов, все глухо. Впрочем, тут арифметика была четкая: если ресторанные работники причастны к этому убийству, мне они про это не скажут, не сознаются, их причастность нужно узнавать иным, окольным путем. И этот путь мог лежать только через знакомства самого Верейского, до которых надо еще придумать, как добраться.

Признаться, в тот момент досада на собственную беспомощность и неспособность что-нибудь выяснить были так велики, что я подумала: а почему, собственно, должна я кого-то жалеть? Почему бы не взять и не применить к Вере Семеновне шоковую терапию? И наплевать мне, что сидит она передо мной с таким честным и искренне удрученным видом — мало ли какие непризнанные гении актерского мастерства скрываются вот так по жизни!

Конец ознакомительного фрагмента.