Таблетки от жадности

Светлана Алешина, 2002

«…красный «Фольксваген» продолжал ехать с прежней скоростью, только протяжно засигналил встречному грузовику. Мне подумалось, что Дмитрий Сергеевич, спеша к своей больной матери, хочет, чтобы его пропустили, невзирая на то, что для водителя «КамАЗа» это при всем желании невозможно. Видя стремительно приближающийся «Фольксваген», тот в свою очередь яростно засигналил и резко затормозил. Но толку от этого не было никакого: машина санитарного врача на полной скорости врезалась прямо в два огромных колеса «КамАЗа». Оглушительный звук, казалось, потряс небо и землю. На мгновение мы все точно окаменели…»

Глава 2

Так получилось, что программа «Женское счастье» в тот вечер немного смахивала на курсы для домохозяек в кулинарном техникуме. Наверное, тема приготовления разного рода деликатесов для нас, женщин, чрезвычайно важна и животрепещуща. Наверное, готовить для каждой женщины не только повседневная, в той или иной степени приятная обязанность, но еще и точка приложения своих творческих сил, фантазии и вдохновения. Участниц телепередачи ничуть не интересовали проблемы ресторанного бизнеса, печальные рассказы о необходимости сводить концы с концами, готовить великолепные блюда из продуктов не всегда первоклассных, обороняться от поборов разного рода проверяющих организаций.

Собравшиеся в телестудии дамы вежливо, но равнодушно выслушали довольно робкие и сбивчивые рассказы Надежды Андреевой на эту тему, и первый же вопрос, который прозвучал в тот вечер, начинался словами: «Скажите, а как вы готовите…» Моя программа, таким образом, превратилась в обмен рецептами блюд.

Я думаю, Кошелев, наш шеф, пришел бы в ужас от такой телепередачи, но он, по счастью, ее не видел. В ту пятницу вечером он укатил на все выходные куда-то за город, на берег Волги, потому что, как он выразился, жара его уже достала, и хотелось бы от нее отдохнуть, а заодно и от телевидения, от бесконечных проблем, которые ему как заведенному приходится решать. Итак, Кошелева в студии в тот вечер не было. И как нам с этим повезло, я начала догадываться, когда уже по окончании программы осталась наедине с Надеждой Андреевой в студии, казавшейся полутемной, после того как выключили слепящий телевизионный свет.

Сердце мое противно екнуло, когда в толпе расходившихся после эфира женщин я разглядела синий милицейский мундир, как выяснилось, принадлежащий не кому-нибудь, а нашему старому знакомому майору Белоглазову. Рядом с майором стоял Валерий Гурьев, наш криминальный репортер, и тут у меня еще тоскливее засосало под ложечкой, ибо я знала, что визит этих людей вместе ничего хорошего нам не обещает. Когда студия наконец окончательно опустела, двое мужчин неспешным шагом направились к нам.

— Извини, Ирина, — проговорил Валера, едва приблизившись ко мне. Вид у него был напряженный и очень серьезный, так что у меня не оставалось сомнений: опять что-то случилось в нашей будто притягивающей несчастья программе. — Хотел я тебя предупредить, чтобы ты не пускала Андрееву в эфир, а вместо этого показала бы что-нибудь старое, да не успел. Но я опоздал, и, когда позвонил, мне сказали, что передача уже началась.

Я смотрела на него, приоткрыв от изумления рот. Отменить эфир, показать что-нибудь старое, в то время как восемьдесят пять человек, заплативших хорошие деньги за право попасть на студию, ждут исполнения своей заветной мечты хоть раз оказаться на теле-экране… Или Валера Гурьев перегрелся на солнце?

— Где мы можем побеседовать с гражданкой Андреевой Надеждой Алексеевной? — тон майора Белоглазова был, как всегда, образцово сухим и официальным.

— Да где угодно! — Я пожала плечами, кивнув на студийный столик и стулья.

Недолго думая, майор уселся на один из них, вытащил из кожаной папки лист бумаги, ручку и кивком головы предложил сесть напротив себя ничего не понимающей хозяйке ресторана «Олененок». Та послушно опустилась на жесткий студийный стул. Мы все, включая оставившего камеры Павлика и подошедшего откуда-то Костю Шилова, застыли вокруг в напряженных позах, ожидая, что теперь будет.

— Гражданка Андреева Надежда Алексеевна, так? — начал майор.

Спрошенная подтвердила.

— Проживаете: улица Брянская, дом 65, квартира 24, верно?

Снова едва слышное, но твердое «да».

— Вы являетесь владелицей ресторана «Олененок»?

— Да, конечно.

Майор, удовлетворенно кивнув, стал записывать эти сведения на лист бумаги.

— Знакомы ли вы с Дмитрием Сергеевичем Верейским, санитарным врачом городской санэпидстанции?

При упоминании этого имени я вздрогнула, и Надежда Андреева тоже немного побледнела.

— Разумеется!..

— Когда последний раз вы виделись с ним? — Майор смотрел на Надежду Алексеевну пристально, не отрываясь.

— Сегодня днем он инспектировал мой ресторан.

— В котором часу он от вас уехал?

— Не помню, — Надежда Андреева нервно вздохнула. — Часа в два или три.

Майор сделал небольшую паузу, прежде чем задать следующий вопрос:

— Во время его нахождения в вашем ресторане употреблял ли он какое-нибудь из имеющихся там блюд?

— Разумеется! — Казалось, хозяйка ресторана удивлена тупости вопроса. — Мы его накормили обедом, все, как положено. Надеюсь, вы не собираетесь квалифицировать этот обед как дачу взятки?

Милиционер некоторое время смотрел на Андрееву пристально и серьезно, словно не слыша иронии в ее словах.

— Были ли в числе съеденных Верейским блюд, — тут он вытащил из кожаной папки еще один лист, стал читать по нему, — рыбный суп с овощами, спагетти с рыбой и орехами, рисовые крокеты с ветчиной, жаркое со спаржей и сыром-брынзой, лечо с грибами, крем-брюле с арманьяком, сбитые сливки с ананасами?..

Майор остановился, вопросительно уставившись на хозяйку ресторана.

— Конечно! — невозмутимо отвечала она. — Все это он ел.

Майор Белоглазов снова как-то странно, пристально посмотрел на нее, потом удовлетворенно кивнул и, не говоря ни слова, принялся писать что-то все на том же листе бумаги.

Мы все в это время стояли в напряженных позах вокруг него в нетерпеливом ожидании объяснений, что бы все это значило. Я не раз поднимала вопросительный взор на Валеру Гурьева, который, по-видимому, был в курсе происходящего. Но он только показывал глазами на склонившегося над листом бумаги майора, давая понять, что тот сам все объяснит. Я злилась на Валерину бессердечность, но поделать ничего не могла.

А майор, закончив рисовать буковки в одной бумаге, принялся делать то же самое в другой и третьей, будто издевался над нами. Наконец кончив свою писарскую работу, он протянул одну бумагу Надежде Андреевой, другую — мне, третью — Валере Гурьеву и сказал:

— Вот, ознакомьтесь и подпишите.

В моем протоколе в замысловатых милицейских выражениях было изложено содержание предыдущего диалога, и от моего имени удостоверялось, что я его слышала и подтверждаю изложенные в нем факты. Недоумевая, зачем все это нужно, я подписала протокол. Вместе со мной то же самое сделали Надежда Андреева и Валерий Гурьев. Майор с удовлетворенным видом принял от нас бумаги, аккуратно сложил их в свою кожаную папку и только после этого торжественно объявил:

— Гражданка Андреева Надежда Алексеевна! На основании имеющихся у следствия улик, подтверждаемых и вашими собственными показаниями, вы арестованы по подозрению в преднамеренном убийстве Верейского Дмитрия Сергеевича, санитарного врача городской санэпидстанции.

И пока мы все, ошарашенные словами майора, стояли, точно пригвожденные к месту, Белоглазов взял хозяйку ресторана за локоть и медленно повел ее к выходу из студии. Надежда Андреева молча и безропотно подчинилась. Прошло некоторое время, прежде чем мы, опомнившись, бросились за ней следом. А что, собственно, могли мы теперь сделать?

Майор Белоглазов преспокойно вывел Надежду Андрееву во двор телецентра и усадил в стоявшую там милицейскую «Волгу» — хорошо хоть не в «воронок» с зарешеченными окнами, на котором перевозят матерых преступников. Потом «Волга» преспокойно выехала за ворота телецентра и скрылась за поворотом, а мы так и остались стоять, где стояли, потрясенные, растерянные, расстроенные.

— Пойдем, присядем, Ирина, — услышала я рядом с собой голос Валеры Гурьева. — Что теперь здесь, у ворот, стоять.

Я послушалась, и мы вчетвером уселись на лавочку в нашем крохотном, но очень ухоженном скверике во дворе телецентра.

Жаркий июльский день погас, на улице сгущались сумерки. Ослепительное солнце-мучитель скрылось за горой, небо на этом месте оставалось светло-голубым с редкими золотисто-розовыми облачками; с противоположной же стороны небесная лазурь приобретала поминутно все более густеющий темно-фиолетовый оттенок. Дул ласковый теплый ветерок, сидеть на лавочке в скверике было удивительно хорошо и приятно, несмотря на терзающую душу печаль по поводу происшедшего.

— У меня в голове не укладывается, — сказала я наконец. — Надежда Андреева — убийца! Они это что, серьезно?

— Абсолютно серьезно! — подтвердил Гурьев. — Понимаешь, у милиции настолько серьезные и неопровержимые улики, что майор просто не мог поступить иначе, как сразу же арестовать хозяйку ресторана. Тем более что она, как дура, сразу во всем призналась и рассказала именно то, что следствию было нужно.

Я изумленно смотрела на Гурского. Циничный тон его реплики сильно смутил меня.

— Подожди, Валера, я что-то ничего не пойму, — сказала я. — Почему это Надежда Андреева созналась, как дура? В чем, собственно, она созналась?

— Фактически в убийстве Верейского, — ответил Валерий. — И майор не преувеличивает. На основании улик и ее показаний твоя Надежда Андреева уже, считай, осуждена, так что ни один адвокат ее теперь из тюрьмы не вытащит.

— Да уж, Ирина, — саркастически проговорил Павлик, — везет тебе. Вечно на твоей программе что-нибудь случается!

— Вот я и говорю! — поддержал его Валера Гурьев. — Я совсем немного не успел, опоздал тебе позвонить, предупредить, чтобы ты отказалась от эфира с Андреевой. Тогда бы для тебя все сейчас было просто и понятно. И что хозяйка ресторана в тюрьме, нам никакого дела нет. А теперь получается, что ты, Ирина, матерую преступницу в своей программе показала, да еще как раз в день совершения ею страшного преступления.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и, хотя вечер был приятно теплый, меня всю затрясло, точно в лихорадке. Боже мой, опять влипла! Что за злой рок преследует мою программу? Вечно, чуть ли не каждый раз происходит на ней какое-нибудь криминальное ЧП, и мне приходится отмазываться от обвинений в связях с преступным миром. Господи, да что же это за проклятие на мне такое!

— Ирина, ты только не паникуй и не сходи с ума! — успокаивал Валера Гурьев, внимательно наблюдавший за выражением моего лица. — Сделанного не воротишь, программа уже прошла в эфир, ее не вернешь. Славно, что Кошелева сегодня нет, у нас до понедельника есть целых два дня для восстановления нервного тонуса после происшедшего. А вернется Кошелев, мы найдем, что ему сказать. Отмажемся, Ирина! — обнадеживающе восклицал Валерий. — Не в первый раз!

Но я, не реагируя на заверения Гурьева, сидела на лавочке, понурив голову и глубоко задумавшись. Что-то во всем этом, рассказанном Валерой, меня никоим образом не устраивало.

— Все равно, — сказала я, — не могу поверить, что Надежда Андреева убийца. Валера, ты говоришь, у милиции есть какие-то неопровержимые улики. Ты знаешь точно, что это за улики?

— Прежде всего было сделано вскрытие, — начал Валера, — которое показало наличие в крови Верейского сильнодействующего яда, что, несомненно, и послужило причиной смерти.

— Яда! — ахнула я. — Тогда все понятно. Помнишь, Павлик, ты говорил, что столкновение было слишком слабым, чтобы от него умереть?

— Конечно, — кивнул оператор. — И мне тогда показалось, что это не простое ДТП.

— Постойте-постойте! — Валера Гурьев смотрел на нас с нескрываемым удивлением. — А вы откуда знаете про ДТП?

— То есть как это откуда? Мы все трое его своими глазами видели!

— Вы все трое? — Валера ошарашенно смотрел на нас. — Вы видели, как разбился Верейский? Ну ни хрена себе! Тебе, Ирина, действительно везет на несчастья!

— Ладно, может быть, — поспешила согласиться я. — Давай рассказывай дальше. Что это был за яд?

— А хрен его знает! — Гурьев пожал плечами. — Мне называли его, но я не запомнил. Там какая-то химическая чертовщина, три-хлор-метил-этил… Мозги на этом вывихнешь.

— Так, понятно, — я кивнула, хотя по-прежнему ничего не понимала. — А при чем же здесь Надежда Андреева? Арестовывали бы того, кто подсыпал ему этот яд, а не хозяйку ресторана!

— Так в том-то и дело, что в милиции думают, будто это она и подсыпала яд, — сказал Валера Гурьев тоном воспитателя детсада, объясняющего маленькой девочке элементарные вещи. — Подсыпала во время обеда, которым кормили санитарного врача после осмотра им ресторана.

— Однако! — возмутилась я в ответ. — Наши правоохранительные органы не любят слишком долго искать подозреваемых.

Но Валера, казалось, не уловил моей иронии.

— Понимаешь, Ирина, — сказал он грустно. — Улики против Надежды Андреевой у милиции неоспоримые. Я выяснил совершенно точно, что в тех пробах, что брал Верейский и доставил в лабораторию его начальник, анализ обнаружил вот этот самый яд, три-метил-хрен знает что, который был найден в теле Верейского судмедэкспертизой. Так что теперь милиция Надежду Андрееву ни за что не отпустит, ни под залог, ни под подписку о невыезде. Улика против нее классическая, как в учебнике по криминалистике.

Я продолжала молча таращить глаза на Валеру, не зная, верить ли мне своим ушам.

— А у милиции было вообще очень мало проблем с раскрытием этого преступления, — продолжал между тем Валера. — Примерно через полтора часа после того, как произошло это ДТП, где погиб Верейский, в милицию позвонил некто по телефону доверия. Солидный мужской голос, начальственные интонации… Сообщил три вещи: во-первых, в теле Верейского надо искать вот этот самый три-хрен-метил, во-вторых, что санитарный врач обедал в ресторане «Олененок», а в-третьих, предложил непременно позвонить на городскую санэпидстанцию, где покойный работал, и затребовать результаты анализов проб, доставленных из ресторана «Олененок». Милиция сделала все, как ей посоветовали, и действительно, в пробах из ресторана обнаружили тот же самый яд, что и в теле санитарного врача.

— То есть как это яд в пробах? — проговорил ошалело Павлик. — Мы же все, чем угощали врача, ели вместе с ним!

— Что ели? — непонимающе спросил Валерий Гурьев.

— Обед этот мы ели! Вместе с санитарным врачом! Он еще выламывался, как придурок, ничего не хотел в рот брать, а его уговаривали. Если его отравили чем-то с этого обеда, почему ничего не случилось с нами?

Тут мы все замерли с открытым ртом, и меня, как и остальных, вдруг начало мутить, словно у всех нас начались симптомы отравления.

— Черт бы побрал эти рестораны! — процедил сквозь зубы Павлик. Вид у него был совершенно зеленый, казалось, еще немного, и его стошнит. — Приходишь туда, платишь за обед сумасшедшие деньги, а тебя или накормят какой-нибудь дрянью или вовсе отравят!

Прошло некоторое время, прежде чем мы сообразили, что если до сих пор нам не стало плохо, значит, мы и не отравились вовсе, и эта беда, похоже, нас миновала.

— Ах да, — сказал Валера. — Ты же, Ирина, перед эфиром наверняка побывала в «Олененке», и там, конечно, тебя покормили.

— Именно! — сказала я. — И не только меня, но и Павлика, и Костю Шилова. И мы сидели за одним столом с Верейским и ели то же самое, что и он. Однако с нами, как видишь, все в порядке. Как же тогда получилось, что санитарный врач отравился, а в пробах блюд обнаружен яд?

— Да, ничего себе вопросик! — Гурьев задумчиво поглядел на синеющее вечернее небо. — Настоящий детективчик получается, распутывать которые ты так любишь, Ирина.

Мы помолчали. Подозреваю, что ребята чувствовали такую же растерянность, как и я сама.

— Ну, допустим, — сказал вдруг молчавший до сих пор Костя Шилов, — отравить его могли при помощи блюда, которое он ел один, но к которому не притронулись остальные.

— А что, были такие блюда? — Валера Гурьев насторожился. — И вы можете вспомнить, какие именно?

Тут мы немного растерялись, вопросительно посмотрели друг на друга. Вдруг Павлик хлопнул себя ладонью по лбу:

— Вспомнил! Крем-брюле он один ел! А эти две ресторанные дамы все приговаривали: «Кушайте, это специально для вас».

От этих слов Павлика у меня, признаться, похолодело в груди. Потому что я вспомнила, что именно так оно и было и у хозяйки ресторана была замечательная возможность накормить ядом санитарного врача.

— Ну вот видите! — сказал Валера удовлетворенно. — Все сходится, и милиция не так уж не права. Андреева подсыпала яд в блюдо, которое было предназначено специально для санитарного врача, и я уверен, что если бы вы даже попросили отведать того крем-брюле, вам под каким-нибудь очень вежливым предлогом отказали бы.

— Они нас как подставу использовали, — мрачно сказал Павлик. — Мол, раз мы вместе с санитарным врачом за одним столом сидели, значит, обед нормальный, и никакого яда в нем нет. Они же знали, что мы приедем, и соответственно подготовились.

Я задумчиво посмотрела на Павлика. Что-то в его умозаключении меня не устраивало.

— Они знали, что мы приедем, — сказала я, — но они не знали, что приедет санитарный врач. Проверка была внештатная и без предупреждения. Так они, во всяком случае, сами утверждают.

— Может, врут? — предположил Павлик. — Такое вранье было бы им очень на пользу.

— Надо будет проверить это на санэпидстанции, — сказал Валера. — Там-то уж точно врать не будут.

— А может быть, отравила не Надежда Андреева, а шеф-повар? — вдруг сказал Костя Шилов. — Ведь крем-брюле делала именно она, это по ее части.

— Это еще ничего не доказывает, — возразил Гурьев. — И не снимает подозрений с хозяйки ресторана. Шеф-повар ее подчиненная, могла быть в сговоре с хозяйкой и действовать по ее указанию.

— Но она могла сделать это и сама, по своей инициативе, — сказала я. — Вот чего никак не могло быть, так это чтобы Надежда Андреева могла подсыпать яд так, чтобы никто из поваров этого не заметил. Кухня у них не настолько велика, и в ней всегда куча народу.

— Подсыпала, когда крем-брюле был уже готов! — упрямо настаивал на своем Валера.

— Исключено! Готовый крем-брюле покрыт глазурью, туда ничего не подсыпешь.

— Ну, может быть, — нехотя согласился Валера. — Только это опять же означает сговор между хозяйкой и ее шеф-поваром. Что, кстати сказать, выглядит даже естественней. Свой человек, общая для обоих проблема содержать ресторан… Наверняка они вместе это преступление задумали и вместе его осуществили.

— Хорошо, но шеф-повар не был своим человеком в ресторане, — возразила я упрямо. — В тот день в ресторане был другой, приглашенный шеф-повар из ресторана «Кристина».

— Серьезно? — Валера Гурьев снова напрягся. — Ирина, дорогая, что же ты молчала о такой важной детали?

— Конечно! — воскликнул Павлик, которого вдруг осенило. — Ведь если шеф-повар в тот день был приглашенный, он мог отравить Верейского по чьему-нибудь заказу, а Надежду Андрееву использовать как подставу.

— Знаете, кто еще мог отравить санитарного врача? — сказала я. — Официант, который накрывал на стол. Когда Верейскому стало плохо с животом, он принес ему бокал вина, и Верейский его выпил. В этом вине вполне мог оказаться яд.

— Да! — подхватил мою идею Павлик. — И этот официант вполне мог действовать по указанию своих хозяев.

Вывод Павлика очень не понравился мне. Валера Гурьев тем временем задумчиво смотрел на нас.

— А официант мог знать, что у Верейского заболит живот и ему захочется выпить вина?

— Ну, он мог не знать, но предполагать что-нибудь в таком роде… — отвечала я не очень уверенно. Возражение Валеры казалось мне очень веским.

— Слушайте, мы так и будем теряться в догадках, пока не определим мотивы убийства! — сказал Костя Шилов. — Это же золотое правило криминалистики: во всяком убийстве прежде всего искать мотивы, заинтересованных лиц, затем проверять их алиби на момент преступления.

— Замечательное правило! — отозвался несколько раздраженно Валерий Гурьев. — Может быть, ты знаешь, где искать эти мотивы?

— У знакомых Верейского, — Костя пожал плечами. — Насколько я знаю, поиски убийцы всегда начинают с бесед с родными и близкими жертвы.

— Хорошо бы еще до них добраться! — проворчал недовольно Валера Гурьев, и я вдруг поняла, насколько он прав. Мы ведь не следователи уголовного розыска и не можем отправиться домой к Верейскому, начать там задавать вопросы убитым горем родным. У нас должен быть какой-то обходной путь, и этот путь надо еще придумать.

— Вот что, ребята! — сказала я решительно. — Костя, конечно, прав, нам придется беседовать с родными санитарного врача. Но сейчас нам до них все равно не добраться, так что мы должны предпринять кое-что другое.

— Да? И что же? — Валера смотрел на меня с кривой усмешкой на губах.

— Надо вернуться в ресторан Надежды Андреевой и побеседовать там с оставшимися работниками. Не очень-то я верю, что мы многое там узнаем, но поехать туда мы все равно должны! Так, который теперь час?

Я глянула на свои часы, но они показывали двадцать пять минут седьмого, чего быть никак не могло. В половине седьмого только началась наша передача. Я поднесла часы к уху. Так и есть, они стояли, ничего похожего на тиканье не доносилось из блестящего позолоченного корпуса.

— Двадцать минут одиннадцатого, — отозвался Валера Гурьев, без лишних вопросов понявший смысл моих манипуляций. — Поздно уже.

— Для ресторана еще нет, — возразила я. — Костя, ты не мог бы сейчас отвезти нас в ресторан Надежды Андреевой? Нам сегодня непременно нужно побывать там.

— Ресторан, наверное, закрыт и опечатан милицией, — заметил Гурьев.

— Наверное, — согласилась я. — А может быть, и нет. Но съездить и посмотреть — неужели это так трудно? Я сегодня все равно не смогу уснуть из-за всего происшедшего. Костя, ну, пожалуйста!