Сердце Охотника

Алена Занковец, 2022

Продолжение романа "Сердце Волка". Вера, Никита, Алекс, Лесс. Каждый из них вовлечен в игру, ставки которой растут каждый день. Теперь, чтобы выиграть, нужно бежать быстрее, верить сильнее и любить так, словно это последний день в их жизни.

Глава 5. В гостях

Вера

Встретив меня, Заяц очень вежливо попросил сесть на заднее сиденье жигулей, припаркованных через дорогу. Снял со своей шеи клетчатый шарф и завязал мне глаза. Это было самовнушением, или шарф действительно пах заячьей шерстью — как чучело русака, которое когда-то стояло в кабинете отца?

Странное ощущение, думала я, слушая, как отъезжает мой автобус. События прошлого лета словно повторялись, но с некоторыми изменениями — следующий виток спирали. Меня снова похитили (пусть и не так нагло, как это сделал Никита), я снова ехала в машине неизвестно куда. Мои глаза снова были закрыты. И если следовать этой логике, куда меня привезут? В заячью нору? Никита найдет меня там? Ведь зайцы отлично умеют запутывать следы.

И вот мы едем и едем, уже, наверное, несколько часов. Я лежу на заднем сиденье и смотрю в потолок. Ну как смотрю? Глаза-то у меня по-прежнему завязаны. Кажется, что за окном идет снег. Или мне просто этого хочется?..

Никита, ну разве не глупость: я нахожусь сейчас в неизвестной машине, с неизвестным зверодухом, у которого неизвестные намерения, а перед глазами постоянно одна и та же картинка. Ночь. Отблески тлеющего костра играют бликами на нашей коже. Мы лежим на песчаном пляже, на покрывале, смотрим на низкие яркие звезды и под шепот воды о чем-то тихо разговариваем. Твоя голова — на моей вытянутой руке, а моя вторая рука лежит поперек твоего живота… Моя душа рвется к тебе. Я знаю: ты рядом. Я слышала твой голос, но… но… но… Такое ощущение, что каждый день, проведенный без тебя, рвется одна из миллиарда связывающих нас ниточек.

Наконец, Заяц позволяет мне выйти из машины и снять шарф, я застываю на месте.

С высоты пригорка открывается сюрреалистичный вид: детский рисунок, а не реальность. В лощине, кусочек которой отрезала широкая река, лежит небольшой, со всех сторон зажатый лесом город. Если в этом месте и существуют Заячьи домики, то они потерялись среди кварталов, не похожих друг на друга, как лоскуты самотканого одеяла. Приземистые бараки размером с гараж, низкие глиняные коробочки, расписные терема, многоэтажный кирпичный дом-свечка…

— Прошу вас, — провожатый указывает ладонью на дорогу, сбегающую с холма к городу.

Но я не двигаюсь с места.

Жители… С ними тоже что-то не то. Деталей не рассмотреть, но в их движениях улавливается то излишняя резкость, то непривычная глазу плавность — или все вместе. Даже долетающий до меня гул напоминает скорее не о городе, а о… зоопарке.

— Зверополис… — заворожено произношу я.

— Мы называем этот город Озвереловкой, — с гордостью поправляет меня Заяц. — Но у людей, конечно, свое название.

Невероятно!.. Я столько времени прожила бок о бок с Волками — да я полюбила одного из них! — что думала, зверодухами меня не удивишь. Но целый город!.. Кого там только нет! Вот те, вертлявые, с бурыми шевелюрами, возможно, Бобры. А вон те, что ходят группой, вперевалочку. Утки?!

Может, я сплю? Но я чувствую, как легонько меня подталкивает в спину ветер, как закатное солнце тепло касается макушки. Делаю шаг вперед — и слышу, как скатываются по гравию задетые ботинком камешки. Это происходит наяву. Наверное, нечто подобное чувствовали люди, впервые полетевшие в космос. Восторг на грани с эйфорией. И где-то в глубине души — страх. Потому что этот город — этот мир — совершенно не похож на мой. Он неуправляем, живет по другим законам, которых я не знаю. И кем в этом мире является человек? А если этот человек — дочь Охотника и возлюбленная изгнанного из стаи Волка?

Но пока зверодухи не кажутся опасными. Учуяв меня, перебегают на другую сторону дороги. Оборачиваются, когда я прохожу мимо. Долго смотрят вслед — я вижу это в отражении витрин. Город зверодухов. Здесь они чувствуют себя в безопасности.

Некоторые жители так похожи на людей, что об особенности их генов я догадываюсь лишь по взглядам. Но есть и те, которых «идентифицирую» с легкостью. Трепетные Лани с большими, чуть раскосыми глазами. Невысокого роста, крепко сложенные Кабаны с такими короткими шеями, что их головы кажутся вжатыми в плечи. И Лоси — вот в ком звериный ген угадывается с первого взгляда. Огромные — в полтора раза выше меня. С крупной головой, короткими густыми волосами, длинными ногами — степенные, медлительные. Вот они-то, увидев меня, дорогу не переходят. И даже не оборачиваются. А когда мы встречаемся взглядами, то опустить голову хочется мне. Именно они кажутся царями этого города зверей.

— Мы пришли! — радостно сообщает Заяц, и я останавливаюсь у широкой веранды одноэтажного деревянного дома.

Он находится особняком от других зданий. Сзади на него наступает лес.

Заяц долго возится со связкой ключей, прежде чем находит нужный. Я оглядываюсь и успеваю заметить, как в доме напротив за шторой скрывается детское личико.

Что ж, в прошлый раз тюрьма была попроще. Пусть моя жизнь и похожа на спираль, зато она, по крайней мере, сделала виток вверх, а не вниз.

— Располагайтесь, — предлагает мне Заяц. — Еда в холодильнике. Наверняка вы проголодались.

Я вежливо благодарю.

— Очень красивый дом… — и это самая длинная фраза, сказанная мной Зайцу с момента нашей встречи.

Дом действительно красив. Уютная кухня, просторная гостиная, застланная ковром. Занавески на широких окнах. На подоконниках кадки с цветами. Прохладно, но напротив дивана — камин.

–…Только вы не подскажите, что я здесь делаю?

— Просто гостите в этом дружелюбном городе, — так же вежливо отвечает провожатый, при этом его верхняя губа вздрагивает, обнажая длинные передние зубы.

Я не чувствую в этом угрозы — похоже, Заяц просто нервничает, — но мне все равно становится не по себе от его неосознанной демонстрации пропасти между нами. Я словно в одной клетке со зверем — но кем-то более страшным, чем русак.

— То есть я могу в любой момент уйти?

— Можете попробовать, — почесав за ухом, отвечает Заяц.

— Но мне хотя бы можно выходить на улицу?

— У меня нет рекомендаций на этот счет. Но, следуя собственному чутью, я бы не советовал так рисковать. По крайней мере, сейчас, когда ночь так близко.

— Пожалуй, ночью я буду спать.

— Это верное решение. А теперь позвольте откланяться, — и Заяц в самом деле коротко мне кланяется.

— Позволяю, — машинально выпаливаю я, хотя, наверное, стоило бы ответить иначе.

Наблюдаю, как Заяц спускается по ступенькам крыльца, и бросаюсь к холодильнику. Чего там только нет! Но только не нормальной еды. Ни мяса, ни рыбы. Сооружаю себе здоровенный бутерброд с творожным сыром и свежими овощами, завариваю чашку чая и ужинаю в кресле, не включая света, глядя в темнеющие окна.

Сумерки быстро густеют. Волнение неприятно скребется в солнечном сплетении. Что происходит там, по ту сторону стекла? Я не вижу ни одного светового пятнышка, ни единого зажженного фонаря, но слышу далекий шум шагов, голоса. Сползаю ниже по спинке кресла — такое странное чувство, когда хочется казаться незаметной, даже если я одна в доме.

Потом появляется луна, круглобокая, с голубыми прожилками. Слепит меня даже сквозь занавески. Смотрит, словно живая, ощущение настолько сильное, что в первые секунды кажется, будто это она медленно опускает ручку входной двери.

А потом я спохватываюсь. Вжимаюсь в кресло. Не дышу.

Дверь распахивается, являя мне мужской силуэт в проеме, затем тихонько ударяется о тумбочку у стены и замирает.

— Дверь не заперта. Ждешь кого-то? — раздается в кромешной тишине знакомый голос.

— Чуда… — отвечаю я и чувствую, как пол уходит из-под ног.

Алекс

Ночь я провел у Зайцев. Слишком близко от тюрьмы, слишком близко от Волков. Да и Зайцы, как выяснилось, те еще хранители секретов. Но в последнее время мне так фартило, что появился кураж: ну, где же дно у моего везения? Когда я оступлюсь и вывихну ногу? Или хотя бы простыну?..

Я чихаю — громко, до звона в ушах, — и меня накрывает хохот, от такой вот иронии, но еще больше от того, что я слышу за хлипкой стенкой звуки падения, точно яблоки сыплются с веток. Небось, Зайцы испугались моего чиха и посваливались с многоэтажных кроватей на пол. Картинка перед глазами встает такая, что смех едва ли не перерастает в истерику. Хохочу до боли в солнечном сплетении, до слез. Но, думаю, по-настоящему Зайцам становится не по себе, когда я внезапно замолкаю.

Я лежу на крохотной кровати, где помещаюсь, только поджав ноги, и смотрю в черный прямоугольник той кровати, что надо мной.

Дикарка.

Я же хотел тебя отпустить. Да я отпустил тебя! Тогда, в лесу, возле железнодорожной станции. Так зачем же ты снова и снова возвращаешься ко мне?.. Я уже не верю в предназначение, не верю в предопределение. Только почему этой ночью, находясь в сотнях километров друг от друга, мы снова будто связаны? Мы словно точки на листе бумаги. Не рядом, не вместе. Не приблизиться. Но если листок сложить, мы совпадем. Вот что я чувствую.

Переворачиваюсь на бок. Жесткая наволочка пахнет травой и шерстью. По чердаку топают мыши — так громко, что это слово тоже надо писать с большой буквы. Мыши, Зайцы, Волки… Как все перемешалось…

Когда-нибудь я займусь этим зоопарком. Но сначала — Дикарка. Только представлю, как нахожу ее, запертую в далекой дикой Озвереловке, измученную, уставшую, не понимающую, чего от нее хотят… Только представлю ее взгляд… Аж мурашки по коже. И вот я переступаю порог ее светлой темницы, сжимаю ладонями плечи — они такие хрупкие! — затем притягиваю ее к себе… Чувствую биение ее сердца. Или это мое? Или теперь оно одно на двоих?..

Черт!

Разжимаю кулаки и выпускаю одеяло.

Как бы я хотел снова испытать это чувство: когда тело уже не состоит из молекул, а превращается в сгусток энергии и желания. Только теперь все иначе. Она выбрала Самца. Она предпочла зверодуха самому близкому, самому верному ей мужчине. Она предпочла зверодуха мне, Охотнику!

Я сбрасываю с себя одеяло и вскакиваю с кровати. За стеной сразу начинается суета. Вхожу в Заячью спальню. Утро едва зачинается, в тусклом свете комнатушка и в самом деле кажется норой. Воздух спертый, неприятный.

— Мне нужен провожатый, — грозно говорю я, хотя этим трусишкам хватило бы и моего шепота.

Молчат. Небось, и уши поджали.

— Считаю до трех, а потом начинаю отлавливать вас по одному, — говорю я первое, что взбрело в голову.

Писки, топот, вздохи, хныканье.

— Раз… — опираюсь о косяк двери так, чтобы перекрыть выход — сделать это несложно. — Два…

Интересно, какой страх в них пересилит: пойти с Охотником или быть им пойманным? Мне даже любопытно.

— Три! — уже рычу.

— Я пойду… — слышится из глубины комнаты.

— У тебя пять минут на сборы. Возьми чего пожрать — и побольше. Если проголодаюсь, сожру тебя.

Выхожу на крыльцо. Стремительно светает. Вижу у двери с десяток пар обуви. Несмотря на маленький рост, лапы у Зайцев что надо. Примеряю лапти — или что это? Мда… Но все лучше, чем в сырых дырявых ботинках.

Свежо. Глубокое синее небо мельчает к горизонту. Над рекой на светло-голубом прорезается розовая полоска, отражается от зыбкой поверхности воды. Тихо — если не считать возни на кухне позади меня. И вдруг со стороны леса раздается неторопливая звонка песня дрозда: низкие свисты и короткие трели.

Я слушаю эту песню, которая почему-то проникает не в ушные раковины, а в сердце. Впитываю кожей прозрачный воздух. Ощущаю на щеках легкое дыхание весны.

— Я готов… — раздается за спиной.

— Заткнись и слушай, — отвечаю я.

И он покорно замирает. Но теперь вместо песни дрозда я слышу собственные мысли. Они орут, как базарные бабы, заглушают остальные звуки. Да что со мной происходит?! Я словно трансформируюсь во что-то аморфное и податливое. Песни лесных птиц, запах хвои, рассветы над рекой — все это и раньше волновало меня. Но сопровождалось привкусом крови на губах, гулким биением сердца в погоне за добычей. Я был как сжатая пружина, как взведенный курок. А теперь стою в центре деревушки зверодухов, в окружении леса и не чувствую пустоту и легкость рук, которые не держат ружья.

Заточение сделало меня слабым. Связь с Лесс сделала меня слабым. Неудача с Дикаркой — в эту же корзину. Но больше всего меня ослабил страх. Я боюсь желать чего-то по-настоящему, потому что желание отправляет меня в Провал.

Я должен снова стать сильным!

— Пойдем, — сплевываю на сырую землю и так уверенно спускаюсь с крыльца, словно прекрасно знаю направление.

— В Озвереловку? — тоненько переспрашивает тощий Заяц-подросток — но не двигается с места.

Возвращаюсь на крыльцо и отвешиваю зверодуху тяжелый подзатыльник. Заяц, перелетев через ступени, чудом удерживает равновесие.

— Нет, веди меня к трассе. И шевели лапами!

Через реку мы перебираемся вброд, чуть поодаль. Когда входим в лес, солнце уже пронизывает его золотистыми спицами. От этого света кажется, что еловые стволы сочатся жидким янтарем. То там, то здесь серебрятся лужицы талого снега. Сквозь мох и опавшие иголки пробиваются подснежники. Над ними снуют насекомые. Поют птицы. Где-то в глубине леса слышу тяжелый треск сучьев: сквозь бурелом продирается лось.

Я был лишен этого целых семь месяцев. Запахов, звуков, ощущений — свободы. Лесс — интересная особь. Я буду скучать по ней, как скучал бы по собачонке. Или ручному волку. Но больше никогда, никогда не позволю посадить себя на цепь.

Как же мне хочется задать Зайцу один вопрос!.. Ведь Заяц знает ответ. Его слух с моим не сравнить. Но если я прав, то меня тоже услышат. Поэтому я просто внимательно наблюдаю за провожатым, но чаще вижу его спину, чем лицо. А спина у него не красноречивая.

Вот иду — и думаю. Иду — и прикидываю варианты… В итоге решаю не рисковать и задаю совершенно другой вопрос:

— А в Озвереловке есть бордели? Ну, чтобы с выбором. Хочешь — Зайчиху, хочешь — Козу…

Заяц замирает. Я улыбаюсь уголком рта. Ну невозможно не дергать того, кто так очевидно пугается.

— Это не для личных целей, — поясняю я, перепрыгивая за Зайцем по кочкам. — Просто интересно, как это у вас устроено. Вот у людей же можно азиаточку или черненькую. А у вас как?

Заяц резко оборачивается — теперь от неожиданности остановиться приходится мне.

— Да не знаю я, как там — в Озвереловке! Мы просто Зайцы! Живем на опушке леса. Растим овощи. Растим детей. А вы постоянно вмешиваете нас то в одно, то в другое. Мечтая жить в мире, мы соглашаемся на ваши условия, а в итоге нарываемся на войну с обоими фронтами. Это нечестно!

— Говоря «вы»… — я склоняю голову на бок и прищуриваю глаза, — это ты кого имеешь в виду?

— Охотников и Волков!

— То есть ты… вроде как… объединил нас в одну группу? — я стою и улыбаюсь. У меня на такую несуразную наглость даже злиться не получается.

— Волки… Охотники… Вы обращаетесь с нами одинаково!

— О-о-о! — я очарован. Просто слов нет. — Бедный Зайчик… Ну иди ко мне, обнимемся…

В этот момент у Косого, к его счастью, наконец срабатывает инстинкт самосохранения, и зверодух топает по первой яркой траве дальше.

Лес редеет.

Перед заходом солнца сквозь поскрипывание старых елей и птичье пение я начинаю различать гул автотрассы. Еще через полчаса мы, измотанные и голодные, выходим к дороге.

Как давно я не вдыхал запах бензина! Сейчас он кажется мне не менее приятным, чем аромат весеннего леса. Я провожаю пролетающие мимо машины с блаженной улыбкой полоумного. Вскоре на одной из таких машин улечу и я.

Но сначала надо избавиться от Зайца.

Шевелю носком лаптя прошлогоднюю пожухлую траву и подбираю еловую ветку.

— Домой, значит, хочешь… — стою спиной к зверодуху, но словно позвоночником ощущаю его поспешный, короткий кивок.

Обламываю веточки, пока в руках не остается утыканная иголками липкая палочка. Широко и мягко взмахиваю ей. Оборачиваюсь.

— Я же не зверь какой, все понимаю: братики ждут, сестрички. Так что… буду твоей Феей-крестной. Держи! — протягиваю ему палочку.

Заяц бочком приближается на шаг, косится на подарок.

— Бери-бери! — ласково настаиваю я. — Это не простая палочка, а волшебная. Она вернет тебя домой.

И без того огромные глаза Зайца расширятся. Он втягивает голову в плечи, но палку берет — осторожно, двумя пальцами.

— Да не так! Тот конец, что потверже, должен смотреть вверх, — советую я. — А теперь — взмахни! Ну, давай же!

Не отрывая от меня взгляда, Заяц легонечко трясет палочкой, словно снег с нее стряхивает.

— Та-а-ак, — задумчиво подпираю кулаком подбородок. — Не срабатывает… Наверное, чтобы попасть домой, ты должен еще что-то этой палочкой сделать, кроме как помахать ей… Точно! Ты должен нарисовать мне схему проезда до Озвереловки.