Жгучие травы и темные воды

Алена Воскресенская, 2022

В Безымянном королевстве готовятся к войне с соседней республикой – надо во что бы то ни стало заполучить доступ к Серому морю и его торговым путям. Но у Светлейшего канцлера другой план решения этой задачи. Для его реализации не хватает лишь ключа к зашифрованным чертежам взрывного устройства. Обладательница секретных сведений ведет свою игру, но однажды ее находят убитой. Смогут ли канцлер и его сторонники добиться желаемого? На кону стоят не только их жизни, но и судьба всего королевства.

Глава 1. Две недели до взрыва. Альтаир

Взвившуюся над дорогой пыль первыми заметили деревенские мальчишки. Наступила самая макушка лета, дождей давно уже не было, стояла сушь. Мужики с любовью и надеждой посматривали на налитые колосья пшеницы, чуть еще зеленоватые, но ровнехонькие, один к одному, обещавшие сытую зиму. Трава на луговинах иссохла и шелестела под знойным ветром, не приносившим ни малейшего облегчения от воцарившейся духоты, не спадавшей даже к раннему утру. Полноводная по весне река сократилась вдвое, обнажив широкие песчаные берега, и не спеша катила серо-зеленые воды вдаль к вылинявшему небу.

Поэтому-то на растрескавшейся дороге поднималась пыль даже от копыт старенькой кобылки деревенского старосты, низкорослой и тощей, как и сам хозяин, а уж от целого взвода солдат плотно встало огромное облако, которое и приметили разомлевшие от жары и спрятавшиеся в тень развесистого дуба пастушки. О том, что это именно военные люди, а не бродячий цирк или торговый караван, мальцам подсказал нестерпимый блеск надраенных кокард и мерный шаг, не сопровождаемый, однако, маршевыми песнями. Причина молчания становилась понятной при первом же взгляде на одуревших от жары, запыленных и пропотевших солдат, с ненавистью стиснувших зубы со скрипевшим на них песком и щурившихся от невыносимо яркого полуденного солнца.

Когда догадка переросла в убеждение, с мальчишек как рукой сняло дремоту, и они помчались в деревню наперегонки, сверкая грязными босыми ногами, с воплями: «Солдаты! Солдаты идут!»

Опустевшие от жары дворы мигом наполнились встревоженными жителями. Женщины в светлых рубахах и цветастых юбках стояли на крыльцах домов или у калиток, не решаясь выйти дальше, прикрывали рты кончиками платков, повязанных на головах, с напряжением всматривались вдаль. Мужчины собрались на небольшой, ровно утоптанной площадке вблизи колодца, служившей местом для немногочисленных деревенских сходов, и негромко переговаривались.

— Опять пришли по закромам шарить, — раздраженно проговорил коренастый крестьянин с окладистой пышной бородой и густой шапкой кудрявых волос. — Еще урожай не собрали, а им, ненасытным, все мало.

— Да нет, там целый взвод, не иначе, как к войне дело, — возразил ему другой — долговязый мужик, сложивший руки на груди. — Точно пришли парней в солдаты забрить.

— Дак не осень еще! — не согласился третий, раскуривший коротенькую глиняную трубочку крестьянин, в перепачканном кровью кожаном фартуке, по виду — мясник. У него подрастало трое сыновей, и слухи о возможной мобилизации всегда волновали его. — Нет, за хлебом и мясом пришли, черти окаянные. — Он презрительно сплюнул в сторону. — Ты им, Гаврила, шиш, а не харчи, — обратился он к старосте, невысокому щуплому мужичонке с седоватой бородой.

— Так и скажи, урожай еще не собрали, нет у нас ничего, — поддакнул соседу первый говоривший. — В прошлый раз они так прошлись по амбарам, что самим в пору было зубы на полку класть.

— Так а что я сделаю, если там солдаты? — произнес дребезжащим голосом староста. — Вдруг король и вправду готовится к войне с проклятыми республиканцами…

Все мужики, не сговариваясь, повернулись на юг и погрозили кулаками.

–…Тогда и парней забреют, и хлеб заберут, — мрачно закончил долговязый.

Так что когда вся измученная зноем солдатская процессия достигла первых домов, ее встречали нахмуренные и настороженные лица, впрочем, разглядывавшие не без интереса отдельных ее представителей.

Особое внимание деревенских жителей привлек явный предводитель процессии, высокий худощавый мужчина средних лет, облаченный в офицерский мундир и восседавший на великолепном гнедом жеребце. Раскрасневшееся лицо всадника можно было бы назвать красивым и даже утонченным, если бы не шрам на левой щеке, растянувшийся от глаза к уголку рта, немного приподнимавший его и придававший, таким образом, выражение постоянной злой усмешки. Темные глаза офицера с презрением рассматривали толпу, собравшуюся у колодца; руки в холщовых перчатках сжимали поводья и небольшой хлыстик с кожаным кнутовищем. Богатая упряжь лошади, щедро изукрашенная рукоять клинка и его дорогие ножны, а также сапоги всадника, изготовленные из очень хорошей кожи, выдавали в нем человека обеспеченного, высокого происхождения, это подтверждал и надменный взгляд, выискивавший среди деревенского люда старосту.

— Эй, кто здесь главный? — хриплым от усталости голосом с раздражением спросил офицер. Мужики помялись и толкнули вперед старосту, несмело придвинувшегося к визитерам.

— Я, господин, — дрожащим голосом негромко сказал старик, смущаясь и комкая в руках засаленный картуз. — Дозволено ли будет спросить, кто вы и что делаете в наших краях?

Всадник, раздражаясь от тихого голоса старосты еще больше, осадил нетерпеливо приплясывавшего коня и отчеканил:

— Вопросы задаю я. Солдат разместить и накормить. Коням — отдых и корм. Мне и моим спутникам — приличная гостиница. Денег на фураж и провиант получите.

Староста сконфузился еще сильнее, вместо ответа обернулся назад в поисках поддержки от односельчан и, не найдя ее, повернулся назад, но сказать от страха ничего не смог.

— Что непонятного? — пришел в бешенство офицер. — Или тебе, собаке, особые указания нужны?

В припадке гнева, потеряв всяческое самообладание, всадник размахнулся и ударил старосту хлыстом. Тот вздрогнул от неожиданности и боли, согнулся, прикрываясь руками, и залепетал:

— Не гневайтесь, господин, все сделаем, все сделаем, все найдем, накормим, разместим, — и от ужаса перешел и вовсе на бессвязное бормотание, но с места не сдвинулся.

К офицеру подъехал второй всадник, тоже высокий, но светловолосый и светлоглазый, с небольшой бородой, выглядевший несколько моложе своего спутника. Лицо его было спокойным и доброжелательным, взгляд ясным, несмотря на усталость от трудной дороги. Одет всадник был в штатское, однако выправка выдавала человека с военным прошлым, что подтверждалось и тем, как он уверенно держался в седле, и клинком в потертых ножнах, бившимся о бок наездника. Впрочем, левую руку он держал несколько скованно, так что человек с наметанным глазом без труда предположил бы наличие раны или даже увечья.

— Капитан, эдак мы ничего не получим, — негромко сказал он. — Люди перепуганы. Позвольте мне поговорить с ними.

Офицер раздраженно сделал неопределенный жест рукой, уступая место товарищу. Тот выехал чуть вперед и ласково спросил старосту:

— Как зовут тебя?

Тот, вжав голову в плечи, как будто ожидая нового удара, несмело ответил:

— Гаврила я, господин, староста местный.

— Любезный Гаврила, — продолжал тем же спокойным тоном второй всадник, — сделай милость, перестань трястись и выслушай, что нам надо. Солдатам требуется место, чтобы поставить палатки, да чтоб невдалеке река была и защита от солнцепека. Жара у вас стоит неимоверная, а мы люди к ней непривычные. Понимаешь?

— По… понимаю, — заикаясь закивал староста.

— Солдаты все пешие, покормить их надо хорошенько, оголодали они на сухарях. Деревня-то у вас крепкая, ты уж подсобери им на кашу с подливой и хлебца посвежее. Поди найдется? И выпить, но не так уж чтоб в голову ударило по пеклу.

— Найдется, — уже увереннее согласился старик.

— Ну а нам четверым, — всадник небрежно указал назад, — нужна хорошая гостиница, чтобы отдых был и еда приличная, и коням уход.

Староста, подслеповато щурясь, поглядел за спину всадника, и сказал:

— Постоялый двор у нас тоже имеется, как же иначе, через нас и торговый люд проходит, и господа с поручениями проезжают. Только вот… — заикнулся он снова, опасливо глядя на темноглазого офицера и опять вжимая голову в плечи, — только вот солдаты у нас отродясь не останавливались.

Он жалостливо всхлипнул и вновь обернулся назад, глядя на односельчан.

— Ну не останавливались, а теперь остановятся, — теряя терпение, ответил второй всадник. — Так покажи же нам, где разместиться, мы устали от долгой дороги и порядком напеклись на солнце.

Староста бухнулся на колени прямо в пыль и неожиданно громко запричитал:

— Господин, не погуби, ой, только не погуби!

Молчавшие раньше мужики за его спиной заволновались и стали перешептываться.

— Да что такое! — с изумлением вскрикнул штатский. — Клянусь честью, я терпелив, но и моему терпению скоро придет конец.

— Вы слишком терпеливы, Альтаир, — прошипел первый всадник. — Пара хороших ударов приведет его в чувство.

И он было замахнулся вновь, как староста вскочил на ноги и заголосил:

— Солдаты ж ваши луговину всю вытопчут, запасы все подъедят, баб наших перепортят, как же мы дальше-то жить будем! Ой, не погуби, господин!

Он вцепился в свои жидкие седые волосенки и снова бухнулся в пыль.

Штатский, мученически закатив глаза, не торопясь спешился и, подойдя к старосте, ухватил его за локоть, поднял и поставил перед собой.

— Солдаты здесь ненадолго. За прокорм оплатим. Баб не обидим, — глядя прямо в глаза старику, четко и громко, так, чтобы услышали все мужики, произнес он. — Покажешь куда идти, или разговор снова будет вести капитан?

Староста, услышав заветные слова «ненадолго» и «оплатим», засуетился и беспрестанно кланяясь, поманил нескольких мужиков из толпы, по ходу раздавая им указания. Всадники, обменявшись взглядами, с облегчением вздохнули. Капитан позвал взводного и негромко стал ему что-то объяснять, а штатский вернулся назад. Кони прибывших расступились, и жители деревни, наконец, получили возможность рассмотреть оставшихся двоих примечательных членов этой устрашающей для них процессии.

Третьим всадником был юноша лет семнадцати, с небольшими светлыми усиками и нежным лицом, скромно, но прилично одетый. На боку у него висела сумка с письменными принадлежностями, а к седлу был приторочен небольшой сундучок с довольно увесистыми для его размеров замками. Его пегая кобылка была ладной лошадкой, но с великолепными жеребцами первых двух всадников не шла ни в какое сравнение. Несмотря на свой юный возраст и общую утомленность от дороги и жары, юноша хорошо держался в седле и насмешливо посматривал на поднявшуюся суету. Вместе с тем, в его движениях иногда проявлялась некая неловкость, это можно было заметить по тому, как он нерешительно оборачивался назад или нарочито внимательно рассматривал деревенские окрестности.

Причиной же этой неловкости, очевидно, был четвертый всадник, а вернее сказать — всадница. Ее, скрытую доселе от взглядов рослыми конями и крупными фигурами мужчин, деревенские заметили не сразу, а рассмотрев — взволновались еще больше. Всадница была невысокой женщиной выдающейся красоты, восседала она на небольшой ухоженной лошадке по-мужски, фигуру подчеркивал хорошо скроенный серый дорожный костюм из дорогой ткани. Каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу и спрятаны под изящную шляпку, с которой спускался светлый прозрачный шарф, защищающий ее обладательницу от солнца и пыли. Лицо ее привлекало правильностью черт, темные глаза смотрели дерзко, а небольшие, но пухлые губы были плотно сомкнуты, что придавало всему облику дамы независимый и даже вызывающий вид. Во взглядах, бросаемых на всадницу исподтишка деревенскими мужиками, сквозило неприкрытое восхищение; женщины же из близлежащих домов, которым удалось ее разглядеть, с неудовольствием отметили ее ладную фигурку, плотно обтянутую камзолом и брюками. Мужская одежда представлялась им и вовсе делом недопустимым, что заставляло их кривиться еще больше, а всадницу, замечавшую устремленные на нее взоры — плотнее поджимать губы и напускать на себя еще более независимый вид.

Впрочем, взаимное разглядывание скоро прекратилось, поскольку к всадникам подошел один из деревенских, вызвавшись проводить их к постоялому двору, и процессия направилась по главной дороге дальше на юг. Солдаты же, нарушив с позволения взводного строй, с нескрываемой радостью и облегчением устремились на предоставленный в их распоряжение луг, на ходу разоблачаясь и бросая вещи. Самые нетерпеливые, на бегу раздевшись до исподнего, ныряли в реку, с наслаждением охлаждаясь в ее прозрачных струях и смывая грязь долгого перехода.

Всадники же вскоре добрались до небольшого постоялого двора и, оставив коней на попечение шустрого мальчонки, вошли внутрь. Провожатый поклонился и ретиво удалился, предоставив гостям действовать в дальнейшем самостоятельно.

Внутри гостиницы было довольно чисто и светло, хотя обстановка отличалась простотой, если не сказать скудостью. Навстречу путешественникам уже спешила хозяйка, немолодая, полная, но проворная женщина, с внимательным взглядом и учтивой улыбкой.

— Отдельную комнату для дамы и нам что-нибудь поприличнее. Воды помыться. Через час — обед, — в свойственной ему отрывистой манере скомандовал офицер, не утруждаясь приветствиями. Хозяйка быстро согнулась в поклоне и собралась уже уйти с распоряжениями, как внезапно была остановлена словами дамы.

— Нет, — неожиданно промолвила красавица певучим голосом.

— Что — «нет»? — недовольно поинтересовался офицер, а остальные мужчины удивленно посмотрели на нее.

— Нет — это значит, что я не останусь в этом клоповнике, — холодно пояснила дама. Она прошлась по трапезной, оглядев грубо сколоченные столы, развешанные под балками связки острого перца, лука и чеснока, и встала у окна, сокрытого до половины белой узорчатой занавеской.

Хозяйка в недоумении посмотрела на капитана.

— В деревне, конечно, есть еще одна гостиница, но, добрые господа, я не советую вам туда заселяться, — торопливо заговорила старая женщина. — «Синий огонь» пользуется дурной славой в наших местах, посетителей опаивают там страшным зельем, это может плохо кончиться для вас всех.

Офицер махнул рукой, оборвав речь хозяйки, и обратился к даме.

— Мы довольно терпели ваши прихоти весь этот путь, показавшийся нам чересчур длинным, — с нескрываемым раздражением произнес капитан. — И вот когда мы наконец достигли того места, где, я надеюсь, мы вскоре распрощаемся, перестаньте изводить нас своими условиями. Другой приличной гостиницы в деревне нет, так что следуйте наверх и там извольте ожидать прибытия канцлера. В противном случае я привяжу вас в конюшне рядом с вашей кобылой, и пропадите вы пропадом.

Произнеся эту слишком многословную для него тираду, мужчина подошел к даме и схватил ее за локоть с намерением оттащить к лестнице, но она отстранилась и твердо ответила ему:

— Не пойду. Пусть я прибыла сюда и не по своей воле, но вам было сказано сопровождать меня со всей возможной учтивостью. Так что оставаться в этом клоповнике, как я и сказала раньше, я не собираюсь.

— А где же вы тогда заночуете, госпожа? — взволнованно спросил юноша.

— В этой деревне наверняка найдется какой-нибудь приличный дом, где лучше следят за чистотой и где я не буду вынуждена оставаться под одной крышей со всяким сбродом, — ответила дама, не отводя взгляда от окна. — Вот хотя бы там, — она изящным жестом отодвинула занавеску и указала на дом, стоявший на пригорке в небольшом отдалении.

Офицер, стараясь успокоиться, стиснул зубы так, что заходили желваки. Подошел его светловолосый товарищ и, взглянув в окно на пригорок, обратился к стоявшей у лестницы растерянной хозяйке:

— А чей это дом, добрая женщина?

Та, в волнении теребя в руках фартук, ответила:

— Там живет вдова с двумя детьми. Дом у нее и вправду хороший, живет она в достатке, но поверьте, господа, в моей гостинице нет никаких клопов, все постели чистые и ужин достойный.

— Вдова, — усмехнувшись, отвернулась от окна красавица. — Вот и чудно! Едва ли она откажет в приеме несчастной женщине, тоже лишившейся мужа, не так ли?

Ирония, сквозившая в ее голосе, была столь явственна, что офицер поморщился от ее слов и что-то злобно пробормотал себе под нос, а юноша вновь сконфузился и стал внимательно рассматривать кухонную утварь на полках в трапезной. Светловолосый мужчина спокойно взглянул на спутницу и ответил:

— Ну что ж, если так вам угодно. Только помните, что когда светлейший канцлер повелел относиться к вам со всей учтивостью, он не преминул напомнить, чтобы мы не спускали при этом с вас глаз. Посему приюта у вдовы мы будем искать с вами вместе. Вы же, господа, — он повернулся в сторону офицера и его юного спутника, — оставайтесь здесь и насладитесь заслуженным отдыхом. Я навещу вас позднее.

Юноша вежливо поклонился, на его лице явно читалось нетерпеливое ожидание возможности подняться в комнату.

— Вы слишком добры, Альтаир, — раздраженно потирая лоб, сказал офицер. — Эта змея еще попортит вам кровь. Впрочем, дело ваше. Увидимся за ужином. Хозяйка, веди — повернулся он к женщине, по-прежнему ожидающей у лестницы.

Та с поклоном пригласила гостей наверх, и двое последовали за ней.

— Прошу, — Альтаир лаконичным жестом указал даме на дверь. Та метнула на него злобный взгляд и вышла на улицу. Он поспешил за ней и в дверях столкнулся со старостой, который тут же втянул голову в плечи и попытался остаться незамеченным.

— Да ты мне как раз и нужен, любезный Гаврила, — обрадовался Альтаир. — Отведи-ка нас вон к тому дому на пригорке. Дама пожелала остановиться на ночлег там.

Староста смутился, замялся и попытался что-то объяснить, но вновь лишился дара речи и только как рыба открывал и закрывал рот.

— В чем проблема? — нахмурился светловолосый.

— Господин, а почему же вы… это очень хороший постоялый двор, — чуть не плача забормотал староста.

Альтаир покачал головой и, ничего не объясняя, направился вслед за дамой, решительно шагающей на конюшню. Староста последовал за ними.

— Госпожа! — окликнул даму ее светловолосый спутник. — А лошадки-то останутся здесь. Им клопы не страшны, — насмешливо пояснил он, глядя, как брови красавицы изумленно поползли вверх.

— Так что же это я… пешком пойду туда? — возмущенно проговорила она.

— Так тут недалеко, так ведь, Гаврила? — весело обратился к старику Альтаир. — Прибавим же шагу и получим долгожданный для нас всех отдых.

Дама молча всплеснула руками, но упрямо двинулась к пригорку. Альтаир и староста последовали за ней.

Пока они шли к дому вдовы, Альтаир рассматривал деревню. Селение производило на него двоякое впечатление. Часть его была представлена крепкими, добротными домами, хотя и с глиняными, но белеными стенами, с аккуратными голубыми ставенками. Окошки были задернуты чистыми занавесками, а подворья окружены ровными крепкими заборами, из-за которых выглядывали любопытствующие темноволосые головенки ребятишек и мелькали светлые рубахи женщин. Другие же постройки заросли бурьяном и смотрелись откровенно заброшенными, с торчащими гнилыми досками и провалившимися соломенными крышами. Невдалеке стояла небольшая старинная церквушка с одной маковкой, рядом прилепилось крохотное одноэтажное строеньице.

Когда путники подошли к нужному дому, староста помялся на пороге, затем забарабанил в калитку и дребезжащим голосом завопил:

— Ольга! А, Ольга! Выйди, это я, Гаврила, дело есть!

Ответом было молчание. Даже собаки не лаяли, хотя Альтаиру показалось, что за высоким забором звякнула цепь и мягко затрусили чьи-то лапы.

— Ольга! — вновь заголосил староста. — Вот проклятая баба, — тихо добавил он. — Нет с ней никакого сладу, упрямая!

— А давайте-ка попробую я, — насмешливо сказала дама и решительно толкнула калитку. Та отворилась, и красавица уверенно ступила на вымощенную плоским камнем дорожку, ведущую прямо к дому. Мужчинам ничего не оставалось, как следовать за ней.

Пока они шли, Альтаир осматривался и подмечал идеальный порядок, царивший на подворье. Всюду чувствовалась крепкая хозяйская рука: в чисто выметенных дорожках и аккуратно сложенной поленнице; в ровных, словно проведенных по нитке, грядках с наливающимися сочными овощами; даже курицы не разбредались по всему двору, а неспешно прогуливались квохча возле курятника. Слева от дома стояли небольшой сарай и летняя кухонька, а справа притулилась банька. Сам дом производил приятное впечатление и разительно отличался от всех других, увиденных Альтаиром в деревне: деревянный, двускатный, с общей крышей для жилой части и хлева, с высоким каменным подполом, резными наличниками и неожиданными крохотными клумбами под окнами, на которых весело пестрели садовые цветы.

У самого входа и вправду был цепной пес — острый слух не подвел Альтаира, но охранник сидел неподвижно, высунув красный мокрый язык, и молча следил за незваными гостями огромными светло-карими глазами.

Не успели посетители ступить на крыльцо, как дверь без скрипа распахнулась и на пороге появилась женщина, очевидно, та самая Ольга, судя по тому, как староста стал ей приветственно махать скрюченными руками. Оценив жалкий вид Гаврилы и след от хлыста, багровеющий через все его лицо, хозяйка перевела строгий взгляд серых глаз на посетителей, сложив руки на груди.

Насколько ее дом был непохож на все другие деревенские постройки, настолько и сама хозяйка, как увидел Альтаир, отличалась от местных женщин. Светлые волосы не были покрыты платком, но тщательно зачесаны гребешком и уложены в тугой узел на затылке. Вместо белой рубахи и цветной юбки, едва прикрывавшей лодыжки, женщина была одета в глухое светло-синее льняное платье в пол, подчеркивающее ее высокий рост и стройную фигуру. Спину она держала прямо, взгляд был открытый, но в нем не просматривалось ни капли любопытства, а лишь, напротив, настороженность и явно выраженное желание поскорее избавиться от незваных гостей.

— Ольга, вот ты где, — задребезжал староста, — я зову-зову тебя, а ты не откликаешься.

Хозяйка промолчала, ожидая продолжения.

— Гости к нам пожаловали издалека. Солдаты его величества и вот господа сопровождающие, — с полупоклоном в сторону приезжих сообщил старик.

— Ну а ко мне какое дело? — ответила Ольга.

— Жить у тебя хотим, — вмешалась приезжая дама, с усмешкой выступая вперед. — Пустишь?

Хозяйка пристально посмотрела на красавицу, и на ее лице промелькнуло что-то очень быстрое, почти неуловимое, как рябь на воде от легкого ветерка, сменившись затем прежним непроницаемым выражением.

— Надолго? — помолчав, спросила она, не сводя глаз с приезжей.

— Мы ждем вестей от светлейшего канцлера либо его личного прибытия, — сообщил Альтаир. Староста, услышав это, тихонько ахнул. — Рассчитываем на три-четыре дня, максимум на неделю.

Ольга окинула быстрым равнодушным взглядом мужчину и снова посмотрела на даму. Та как ни в чем ни бывало, по-свойски поставила одну ногу в хорошеньком кожаном ботинке на ступеньку и помалкивала в ожидании ответа.

— Проходите, — кратко сказала, решившись, хозяйка, и староста облегченно вздохнул.

— Ну, я пошел, добрые господа, ежели чего, мой дом у самой церкви, рядом с отцом Михаилом, батюшкой нашим, — скороговоркой произнес он, последние слова договаривая практически на бегу. Но его уже никто и не слушал, поскольку Ольга прошла в дом, а гости последовали за ней.

В доме, как и во всем подворье, царила совершенная чистота. Полы были выскоблены добела, пахло травами и свежим хлебом. Обеденный стол, располагавшийся справа от входа, был накрыт скатертью, его украшал глиняный кувшин с охапкой полевых цветов. В углу у окна стояла небольшая конторка, на которой ровными рядами лежали бумаги и бухгроссы, в глубине у печи виднелся шкаф с посудой и кухонной утварью, начищенной до блеска. Печь, не топленная по случаю жары, выделялась недавней побелкой, на ней были развешены травы, чей аромат донесся до гостей сразу при входе. Угол за печью был отделен занавесью, оттуда раздавался приглушенный шепоток, по-видимому, там находились спальные места. Слева стояло несколько сундуков, накрытых вышитыми салфетками, вдоль окон — две широкие лавки.

— Что, госпожа, может лучше вернуться в гостиницу? — насмешливо спросил Альтаир спутницу, осмотрев простую, хоть и безукоризненно чистую обстановку дома.

— А вот и нет, — беззаботно ответила та, проходя дальше и без приглашения усаживаясь за стол. — Мне тут очень нравится. Чувствую себя как дома, знаете ли.

Альтаир недоверчиво хмыкнул, ибо знал, как выглядит поместье дамы, откуда ее забрали в это вынужденное и неприятное для всех путешествие. Но дом Ольги ему и вправду понравился, а сама хозяйка, несмотря на холодный прием, производила достойное впечатление. Одним словом, он решил остаться, поскольку и сам изрядно утомился от дороги и жары и мечтал глотнуть чего-нибудь холодного и хотя бы на часок прилечь отдохнуть.

— Тогда позвольте представиться, добрая хозяйка, — решил проявить любезность Альтаир. — Я — Александр Альтаир, чиновник особых поручений при светлейшем канцлере. Моя спутница — Мелисса Бек, графиня Атмаара.

— Графиня, значит, — ровно произнесла хозяйка, и гость уловил едва заметное волнение на ее лице. — Добро пожаловать, ваше сиятельство, — сопроводила она свои слова непринужденным полупоклоном, неожиданно элегантным для женщины низкого сословия. — И вам, господин, добра, — Ольга отвесила легкий поклон и ему с таким же равнодушным выражением лица. — Извольте присесть, — пригласила она, словно не обращая внимания на то, что Мелисса уже давно сидела за столом, скривив рот в легкой усмешке, — сейчас вам накроют обед.

Ольга на мгновение скрылась за занавесью и вернулась оттуда вместе с миловидной высокой девочкой лет десяти, с длинной русой косой и серыми глазами. Сходство между ними было столь очевидным, что позволило Альтаиру с уверенностью предположить их родство.

— Аннушка принесет вам умыться, — распорядилась хозяйка, и столько нежности было в этом неожиданном для внешне беспристрастной Ольги ласковом обращении, что Александр утвердился в своей мысли о родственной связи между женщиной и девочкой.

Сама хозяйка, тем временем, ненадолго вышла из дома и, пока Аннушка подносила гостям медный таз, кувшин с водой и белоснежные полотенца, вернулась с темноволосой симпатичной смуглянкой в светлой рубахе и пестрой укороченной юбке. Девушка с любопытством оглядела гостей и поприветствовала их низким поклоном, после чего стала быстро накрывать на стол. Альтаир с облегчением освободился от камзола и отстегнул клинок, обмыл руки и лицо и позволил себе, наконец, немного расслабиться. Аннушка поднесла ему кружку холодного узвара, и он, сделав глоток, почувствовал, что напряжение последних дней слегка его отпустило. Мелисса сидела напротив, постукивая холеными пальцами по столу, и казалась вполне спокойной и мирной, но Альтаир знал, что спокойствие ее обманчиво. «От этой женщины всегда нужно ждать подвоха», — мысленно напомнил он себе. «Расслабляться нельзя, еще ничего не кончено. Вот только когда прибудет светлейший…»

Мысль о том, что канцлер, скорее всего, не прибудет сам, а лишь пришлет гонца с дальнейшими указаниями, ему очень сильно претила, но такой вариант был более вероятным, чем приезд светлейшего в эту дыру. И женщина эта, и ее тайна, порученные его попечению, а сверх того — ее внезапные капризы и прихоти — все это очень не нравилось Альтаиру, он, признаться, в который раз уже пожалел об оставленной военной стезе и полученной следом должности специального порученца. Но он понимал, что ему нет пути назад, как знала теперь о его несчастной доле и милая Аннушка, поливавшая ему из кувшина, но не дрогнувшая ни единым мускулом при виде его искалеченной левой руки.

От невеселых мыслей его отвлек аромат поданной еды, и стало видно, что в доме, несмотря на простую обстановку, действительно был достаток. Смуглянка поставила перед гостями несколько плоских тарелок со свежими овощами, травами и сырами, добавила пару теплых лепешек, но главное, что приковало внимание сильно проголодавшихся путников, булькало в большом глиняном горшке и представляло собой чудеснейшую мясную похлебку с картофелем и специями, что по деревенским меркам было непозволительной роскошью. Но гости над этим долго раздумывать не стали, и даже графиня на какое-то время перестала напускать на себя высокомерный вид и накинулась на еду, обжигаясь и глотая крупные куски. Немного погодя Альтаир опомнился и обратился к Ольге, стоявшей поодаль и негромко переговаривавшейся со смуглянкой:

— А что же ты, добрая хозяйка?

— Мы поедим позже, — сухо ответила она и, прервав беседу с девушкой, скрылась за занавесью. Смуглянка вернулась прислуживать за столом и, судя по тому, какие заинтересованные взгляды она бросала на рослого, видного Альтаира, то была не прочь оказать ему и другого рода услуги.

Мелисса заметила эти взгляды и насмешливо фыркнула, но насытившись, пришла в благожелательное состояние духа и не стала вслух комментировать увиденное. Альтаир же в полном молчании закончил трапезу и с блаженством откинулся на спину, сдержанно поблагодарив в отсутствие хозяйки смуглянку за сытный обед. Та блеснула белозубой улыбкой и стала ловко собирать посуду со стола, стараясь продемонстрировать все прелести стройной фигуры. Однако эта демонстрация была вскоре пресечена взглядом строгих глаз Ольги, которая вышла из-за занавеси с ребенком на руках. Девушка вспыхнула, потупилась, молниеносно закончила уборку и, повинуясь одному лишь кивку, скрылась в спальном отделении.

— Вам, графиня, постелят там, — хозяйка указала за занавесь. — Вам, господин, придется расположиться на этой лавке, но, — поспешила добавить она, — не извольте беспокоиться, она вполне широкая и мы для мягкости добавим вам перину.

— Все в порядке, добрая хозяйка, — с улыбкой ответил Альтаир, — мне доводилось ночевать и в условиях куда как менее приятных, чем в твоем уютном жилище.

Он поглядел на ребенка на руках у Ольги. То была девочка с прелестным личиком и буйными каштановыми кудрями. Карие глазки искрились любопытством, на губах играла очаровательная улыбка. Малышке на вид было лет пять, и Альтаир про себя отметил, что девчушка довольно велика, чтоб находиться на руках у матери. Однако стоило Ольге опустить ребенка на пол, как все прояснилось: девочка сильно хромала, и, несмотря на всю ее резвость и детскую непоседливость, было понятно, что любое передвижение сопровождается сильной болью.

Графиня тоже проследила за ребенком с какой-то неизвестной для Альтаира прежде отчужденностью и даже некой задумчивостью, но накатившаяся вновь усталость и нега после сытного обеда не позволили ему поразмыслить над метаморфозами в выражении лица Мелиссы, и он разрешил себе подумать об этом позднее.

Графиня же, вполне освоившись в своем временном пристанище, теперь заявила, что желает помыться.

— Распорядись принести горячей воды, хозяйка, — с прежней надменностью сообщила она. — Да побольше, побольше! Мне кажется, что за время нашего путешествия я собрала на себе всю пыль юга. И скажите, любезный господин Альтаир, — повернулась графиня к своему спутнику, — когда же доставят мои вещи?

— Мне нужно сообщить об этом взводному, — пожал плечами тот.

— Так поторопитесь, — холодно заметила Мелисса. — Или вы предложите мне после мытья остаться в своем первозданном виде?

— Матушка, — тихонько обратилась к Ольге сероглазая Аннушка, прежде скромно сидевшая на лавке и посматривавшая на гостей издали, — мы могли бы отправить с таким поручением Антона.

— Зови его, — согласилась мать. — Где расположились ваши люди, господин? — обратилась она к Альтаиру.

— Здесь недалеко, на лугу. Если бы нашелся клочок бумаги и карандаш, я бы отправил посыльного с запиской, и тогда вещи графини незамедлительно доставят.

Ольга прошлась к конторке и подала Альтаиру лист бумаги, перо и чернильницу. Пока он писал коротенькое сообщение взводному, то про себя отметил, что хозяйка далеко не так проста, как могло бы показаться. И как следовало быть деревенской вдове, которая осталась одна с двумя детьми.

Когда он закончил писать, в дом вошел босой парнишка лет двенадцати со смышленым, хоть и чумазым лицом. Альтаир отдал ему записку, объяснив, где найти солдат, а сам, несмотря на непреодолимое желание улечься на обещанную хозяйкой лавку и уснуть на пару часов, решил отправиться в гостиницу и обсудить дальнейшие планы с капитаном. В доме тем временем суетились с лоханью и горячей водой.

— Воспользуюсь моментом и навещу капитана, любезная графиня, — громко заявил Альтаир.

— Будьте спокойны, в мыльной пене и без одежды я никуда не сбегу, — ядовито согласилась Мелисса.

— Надеюсь, вашего благоразумия на это хватит, — кивнул ей порученец. — Не в ваших интересах сейчас усложнять и так весьма затруднительное положение.

Графиня промолчала, проигнорировав последнее замечание. Альтаир же продолжил, обращаясь к Ольге:

— Насчет расходов не изволь беспокоиться, хозяйка. Мы все возместим.

Та просто кивнула в ответ и, подхватив на руки младшую девочку, покинула дом. Альтаир, потоптавшись на месте, с неудовольствием надел опостылевший камзол, подумав о том, что и ему не лишним было бы сменить белье, пристегнул клинок и собрался было последовать за хозяйкой прочь из дома, как вдруг кое-что увиденное на несколько мгновений его задержало.

В темном углу возле двери обнаружилось еще одно очень существенное подтверждение того, что Ольга и вправду не так проста. Практически незаметный для посторонних глаз, но не укрывшийся от цепкого взгляда бывшего солдата, который распознал бы оружие в любом возможном, даже самом неожиданном предмете, стоял заостренный с одного конца толщиною в палец метровый стальной прут.