Разбойник, ставший легендой

Алексей ШБ

История, повествующая о судьбе разбойника по прозвищу "Дракон". Оказавшись на волоске от смерти, протагонист получает помощь от неизвестной силы, которая разными способами спасает его жизнь в день, казалось бы, неизбежной казни. Интересом к данному случаю загорается правитель континента, который предлагает простить разбойнику все его прошлые преступления, при условии, что тот согласится оказать помощь королю в одном важном деле, неблагоприятный исход которого может кардинально изменить все положения сил на центральном континенте.

Глава 1. Печально известный

Хотелось бы мне рассказать свою историю. Так, с чего бы мне начать? Пожалуй, начну с самого важного дня в моей жизни. Стояла просто восхитительная погода! Яркое солнце согревало своими жаркими лучами всех и каждого, кто в этот день вышел на улицу. Одним словом — благодать. Без преувеличения. Правда, при такой температуре была неплохая вероятность солнечного удара, но даже это не могло испортить радостной картины, раскинувшейся на улицах города: толпы людей, собравшись в огромную колонну, растянутую на сотни метров, шли в одну сторону, время от времени что-то оживленно обсуждая и выкрикивая.

— Это он! Сейчас начнется!

— Все сюда!

— Ура!

Как чудесно все это смотрится со стороны! Только оглянись, и увидишь перед собой десятки, сотни улыбчивых лиц, беззаботно смотрящих в центр шествия, и радующихся словно дети. Хотя думаю, лучше сразу предупредить: все эти радостные возгласы предназначались вовсе не мне, а человеку, ехавшему впереди. Звали его Кристиан фон Юнион. И он считался одним из самых знаменитых и любимых герцогов королевства. Хотя я совсем не считал его достойным таких званий, но, это не отменяло того факта, что, люди продолжали с предвкушение следовать за ним, по широкой главной дороге.

Герцог был довольно молод, и обладал слегка заурядной аристократической внешностью: длинные золотистые волосы, спадающие на плечи, небесно-голубые глаза и сияющая улыбка, которая, отражая яркое солнце, вызывала серию солнечных ударов у всех тех, на кого была направлена. Везде, где бы он ни появлялся, например как сейчас, он собирал множество блаженных взглядов. Многие люди даже бросали работать, чтобы взглянуть на своего герцога поближе. Поэтому было не удивительно, что за ним всегда бегали толпы поклонниц. В общих чертах я мог бы его описать как самого умелого ловеласа королевства.

Неслучайно, в это время я также ехал по главной дороге, но вместо блистательно-белого жеребца, как у Кристиана, я находился в бронированной карете, с небольшими щелями для доступа свежего воздуха, через которые я и глядел на всю уличную картину. Наверное, может показаться, что я принц, король или кто-то в этом роде, раз меня сопровождает такой известный человек и за мою жизнь так сильно беспокоятся, что приходится ездить в защищенной стальными пластинами карете.

Реальность, какой бы она сейчас не казалась, была не такая сияющая, как золотые доспехи герцога. Меня сочли чрезвычайно опасным преступником, и прямо сейчас я направлялся на собственную казнь. А бронированная карета обеспечивала уверенность, что никто не успеет меня убить, до вынесения официального приговора. Так как недоброжелателей у меня водилось нещадно, такие мысли были явно не лишними.

Под стук колес и ревущий шум толпы на меня напали размышления. Как только мы приедем к центральной площади, меня тут же должны будут передать в руки палачу. Там мне зачитают все мои прегрешения, предложат сознаться в преступлениях, и вдобавок отпустить грехи. Затем придет очередь для казни, которая, по плану, произойдет на закате. Все это будет выглядеть как приятное вечернее развлечение для скучающих жителей города.

И люди так и не будут знать, что мне пришлось испытать в пыточной камере, перед тем, как чертов герцог убедил меня поспособствовать ему, и согласиться на признание во всех своих преступлениях. Лиловые шрамы, оставленные после столкновения плоти и железа, были умело спрятаны льняной рубашкой, которая сейчас покрывала мое тело.

С трудом верится, что при таком раскладе, произошел самый значимый день в моей жизни. Но я думаю, происходящие дальше события дадут некоторые ответы.

Главная дорога была не настолько длинная, чтобы путь от замка до центра занимал половину дня, однако мы то и дело останавливались, чтобы милостивый герцог мог выслушать просьбы своих подданных или взять несколько взяток от чиновников. Это случалось так часто, что занимало просто уйму времени, так что, согласно расчетам, уже ближе к закату мы оказались перед деревянной платформой, на которой была установлена виселица, а рядом стоял мускулистый палач в красном наряде и капюшоне, скрывающем лицо. Громила был занят тем, что тщательно проверял вдоль и поперек весь незамудреный механизм виселицы — дабы избежать неожиданных поломок, и принести сегодня герцогу огромное количество славы. Событие было достаточно значимое для всего города, потому и подготовка себя оправдывала. Количество зевак было настолько велико, что они уже перестали помещаться на площади, которая, к слову, вполне могла вместить внутри целый фестиваль. Я не знаю, было ли такое обильное количество вызвано особой любовью к герцогу, либо наоборот, это была чрезмерная неприязнь ко мне, но если бы кто-то попросил меня примерно назвать их количество, то я не раздумывая, назвал бы число в районе тысячи-двух.

Со стороны герцога послышалась отчетливая команда. Повозка резко остановилась и я впечатался лицом в бронированную стену. Как руки, так и ноги у меня были закованы в туго стянутые цепи, так что мысли о побеге давно покинули мою голову, и я терпеливо ждал, пока страж отворит дверь. Когда один из сопровождающих приблизился ко мне, то путем пары движений, слегка ослабил цепи на ногах, чтобы я мог свободно ходить, однако попробовать бежать в такой ситуации — все еще плохая затея. Как только меня вывели наружу, то вслед за ярким, бьющим по глазам светом (который только усиливался натертой до блеска броней герцога) я услышал неразборчивый крик толпы. Буйство жителей, с каждым моим шагом распалялось все сильнее и сильнее, и до меня донеслось море разнообразных оскорблений и обвинений; также, некоторые недовольные были настолько озлобленны, что пытались кидать в меня гнилые овощи, либо того хуже — камни. Но стоило герцогу поднять руку, как вся злоба мгновенно утихла и сменилась умиленным выражением, направленным уже в его сторону.

В напряженном молчании, прерываемом лишь тихими, ворчливыми комментариями, меня проводили на платформу. Затем сопровождающий встал в стороне, а передо мной возник человек в светлой робе священника и маленьких очках на лице. В его суховатых руках была крепко зажата священная книга. Он тут же заговорил со мной сердечным голосом:

— Сын мой. Готов ли ты покаяться в своих грехах?

— Да… я готов… — произнес я, с трудом выговаривая слова, которые в меня силой вбивали в течение двух недель.

— Хорошо. Первый шаг к избавлению, это осознание своего греха, — кивнул он и поспешил раскрыть книгу. — Именем трех Богов: отца-хранителя, матери всеобщей и стража-ястреба, что под небесами, я, их скромный слуга вынужден просить о…

Дальше он был занят чтением длинной-предлинной проповеди. Проведя все ее время стоя, у меня начали затекать сильно ослабшие ноги. При том, нудный голос священника явно ситуации не красил. Отпущение грехов я уже начал воспринимать как очередную пытку. Переминаясь с ноги на ноги, чтобы хоть как-то помочь своему положению, я одновременно с этим подавляя в себе просто немыслимое желание послать все к чертям, и нагрубить священнику. Но за прошедшие две недели мне успели доходчиво объяснить, что меня примерно ждет, если я так поступлю во время развернувшейся казни. А потому мне оставалось только сохранять смирение.

Но стоило проповеди закончиться, как я вздохнул с облегчением, и как мне показалось, также поступила большая часть народа. Даже светящийся благодатью на протяжении всей казни герцог, стал отчего-то более счастливым.

Казнь медленно, но верно переходила в свою кульминацию. Гомон жителей вскоре утих и сменился молчаливым предвкушением. Меня подвели к центру платформы, поставив прямо на деревянные створки, тут ко мне подоспел палач. Невольно я заметил на его руке клеймо в виде рассеченного пополам круга — знак бывших преступников, которые были пойманы короной, и, понеся наказание, решили служить правителю. В общих чертах — предатели, отношение к которым, однозначно, было крайне негативным со стороны любого преступного сообщества.

Рука палача нависла над моей макушкой, следом я, почувствовал, как вокруг моей шеи затягивается веревка. Во время повешения человек умирает, прежде всего, от перелома шеи, так что я, наверное, даже не почувствую боли. Вернее я на это надеялся. Палач уже закончил необходимые приготовления и сейчас терпеливо ждал в сторонке, у рычага, который должен был распахнуть деревянные створки, те самые, что у меня под ногами.

Герцог Кристиан фон Юнион не мог не воспользоваться моментом, и не толкнуть какую-нибудь вдохновленную речь. Поэтому догадываться, зачем он слез с лошади и подошел к эшафоту, нужды не было. Его золотые доспехи переливались в закатном солнце, а красный плащ грациозно развевался на ветру, создавая поистине величественный вид. Набрав полную грудь воздуха, он начал говорить:

— Дорогие жители нашего славного города Граника! — грандиозно прокричал он голосом, который, на мой взгляд, был слишком уж приторно-противным, но в ответ на его вступление прозвучала волна радостных возгласов. Настолько смазливая картина, что меня начало тошнить от всей этой «сладости».

— Сегодня знаменательный день в истории нашего города. Наконец-то будет казнен опасный преступник, которого мы все с вами знаем под прозвищем «Дракон»!

Опережая возникнувшие вопросы, стоит сразу объяснить, почему я получил такое прозвище: драконы, прежде всего, известны как коварные и жадные существа, что ради своих эгоистичных целей не гнушаются жечь деревни и заниматься прочими принеприятнейшими вещами. А также они чрезвычайно опасны, я бы даже сказал «смертельно опасны». Ну и мою врожденную увертливость тоже можно отнести, к одной из особенностей летучих змиев. Сие прозвище мне дали после одного громкого события, которое, я, может быть, поведаю в иной раз. Факт того, что меня ассоциируют с таким могущественным созданием, меня радовал. Настолько, что я даже когда-то сделал себе очень дорогую татуировку в виде длинношеего дракона, который и по сей день тянется от моего левого глаза и, пролегая через всю спину, спускается до поясницы. Притом широкие, раскрытые крылья располагаются симметрично на лопатках. И это в свою очередь стало моей «визитной карточкой», по которой меня начали узнавать по всей территории центрального континента.

— Я, ваш милостивый и самоотверженный герцог, немногим ранее получил шокирующие известия, что сей мерзкий преступник задумал наведаться в наши края, чтобы устраивать здесь беспредел и разрушения. Для предотвращения сего, я самолично возглавил отряд по его поимке, и после длительного преследования, нам, наконец, удалось обнаружить драконье логово. Оно просто кишело такими же мерзкими отбросами, и, несмотря на то, что битва была неравной, благодаря храбрости и благородству наших воинов, нам удалось разгромить его шайку без потерь, а самого Дракона взять живым.

Под конец рассказа, толпа взорвалась бурными овациями. Им видимо нравилось слушать то, что говорит герцог, но для меня вся эта ложь была просто невыносима — так извратить реальную историю для собственной выгоды. Стоит начать хотя бы с того, что наша встреча произошла случайно и даже слишком нелепо — они просто обнаружили меня в одном из придорожных игорных домов, который герцог посещал. Но, наверняка, герцогу не положено тратить все свои деньги в таких заведениях, поэтому он решил не портить свою репутацию и выдумал новую, правдивую легенду, попутно приумножая свою боевую славу. Из всех слов, он, наверное, был честен только когда говорил о неравной схватке. Может это не относилось к знати, но перед посещением подобных заведений, во избежание конфликтов, я был вынужден сдать все свое оружие на входе. Тогда-то наши пути и пересеклись. Припрятанный нож-игла не был чем-либо, что способно причинить существенный вред закованным в латы телохранителям, которых то по количеству было много больше меня. Следовательно, я, как всегда попытался сбежать через окно, умело пользуясь своей змеиной увертливостью, но думаю, по сложившейся ситуации уже понятно, чем все это закончилось.

— После поимки преступника, мы заперли его в темнице на целую неделю. (А где же фраза: и каждый день пытали раскаленным железом?) Видя свою неизбежную участь, он принял правильное решение проститься с жизнью, сознавшись в своих грехах. Под напором слезливых уговоров бывшего тирана, я, будучи правильным человеком, не смог отказать ему в данной возможности.

Снова порция лжи, и снова эти громогласные возгласы, восхваляющие милосердие и блистательную натуру герцога. Честное слово, мне становиться тошно от всей этой безостановочно льющейся лести. И от желания все ему испортить, меня отговаривали лишь мысли о том, что в ближайшие минуты мне будет уже все равно.

— А теперь, тот, кого некогда боялись на всех семи континентах, стоит прямо перед вами, готовый с покорностью принять свою судьбу.

Конечно, про семь континентов он наврал, но мне все равно приятно, наконец услышать, что среди всей этой лжи, нашлось пару слов восхваляющих меня. Преступником я мог считаться лишь в центральном континенте, да и то не настолько опасным, чтобы за мою голову была назначена заоблачная награда. И к слову, за свою жизнь я повидал немало различный вариантов карты мира, нарисованной разными мастерами, и в любой из них, количество обозначенных континентов равнялось шести, откуда в речи герцога взялся еще один континент, сколько бы я не пытался, понять не мог. Вероятно, он просто был еще глупее, чем я мог себе представлять.

— И что же вы скажете, добрые жители Граника. Как следует поступить с тем, кто безжалостно грабил и убивал стариков, женщин и детей?

Ну а это уже полная чушь. Будучи разбойником, я и правда грабил, убивал и занимался прочими плохими делами, число которых не счесть. Но даже у людей, занимающихся разбоем, есть своя гордость, а потому я предпочитал сражаться лишь с равными себе соперниками, хоть и не гнушался пользоваться нечестными методами, когда начинал проигрывать. Простых людей, тем-более стариков, женщин или детей я никогда старался не трогать. А вот герцог явно не сдерживался в выражениях, видимо для того чтобы меня запомнили наихудшим из всех преступников Граника. Стоит ли говорит, что на заданный подобным образом вопрос, может найтись только один ответ.

— Смерть! — Убить! — в унисон слились голоса множества жителей.

— Повесить его!

На лице герцога проскочила садистская ухмылка, но он быстро скрыл ее в золотом воротнике доспеха. Восстановив прежнее выражение лица, он объявил:

— Я услышал ваши желания! И пользуясь своим правом, как нынешний герцог фон Юнион, я вынужден отдать приказ о повешении, — герцог перевел взгляд на платформу. В это время толпа радостно ревела еще пуще прежнего.

Затем он кивнул палачу и тот, что есть сил, дернул за рычаг. Часть жителей, что были эмоционально послабше, зажмурились. Створки заскрипели, а затем начали потихоньку расходиться, и спустя пару секунд…

…Вжиииик! Кхрррр…

… остановились на полпути. Мое тело уже ненамного опустилось вниз, но веревка была все еще в расслабленном состоянии. Герцог заметив, что казнь не совершилась, подал палачу еще один сигнал, требующий тянуть рычаг.

Мускулистые руки палача напряглись и еще сильнее надавили на рычаг, но деревянные створки были сделаны на славу и никак не хотели опускаться, несмотря на прилагаемые усилия. Они лишь сильно скрипели и оставались в прежнем положении, следовательно, рычаг был опущен лишь наполовину.

— Хм… Наверное что-то застряло в створках — проверьте, — герцог взмахнул красным плащом и отдал приказ паре караульных.

Те, под бурный аккомпанемент недовольной толпы оттащили меня в сторону, не стягивая веревки, а сами принялись копошиться в деревянных створках. Для того чтобы обнаружить неисправность, у них ушло чуть-более пятнадцати минут, однако я все-таки услышал деревянный треск и последующий за ним облегченный вздох от одного караульного. Затем палач, для проверки, пару раз попробовал дернуть за рычаг — створки удивительно легко летали вниз-вверх.

— Давайте продолжать, — прозвучали слова герцога, и я снова оказался стоять на створках.

Третий по счету сигнал герцога, напряжение… Палач сильно давит на рычаг, и пол уходит у меня из под ног… Я невольно закрыл глаза. Сейчас-то все закончится.

Натяжение веревки…Темнота… острая боль в шее, которая ослабевает и переходит сначала на спину, а затем в ноги…. А потом вообще растекается по всему телу. Подо мной находилось что-то, на ощупь напоминающее сырую землю. Запах застоялого города тоже никуда не подевался. Однако вокруг было на удивление тихо. Это и есть — смерть? Хотя постойте…

…Мне кажется, или я слышу привычный шум улиц?

Я попробовал открыть глаза, однако то, что я увидел, не оправдало моих скорых ожиданий, и оказалось совсем не восхваляемыми всеми небесами, и даже не адом, а намного, намного хуже — это была та же самая центральная площадь со всеми собравшимися на ней людьми. А я, вместо того чтобы болтаться на веревке, оказался на земле, прямо под деревянной платформой эшафота. Звеня цепями, я приподнял свои руки, и смог нащупать моток веревки, обмотанный вокруг своей шеи. Веревка стала гораздо короче, а ее конец теперь валялся на земле, подле моих ног.

Вокруг встала напряженная тишина, никто из присутствующих, включая вечно бурлящую толпу, не был в состоянии сказать ни слова. Я как бы на тот момент не решался даже дышать. Причина была проста: крепкая веревка, которую делали специально для повешений, каким-то чудом не выдержала моего веса и порвалась. Я ведь был не тяжелым, и весил как любой нормальный взрослый мужчина.

Минутное молчание было прервано возгласом герцога, который самым первым оправился от шока, он тут же попытался найти объяснение ситуации:

— Насколько я могу судить, это — знак. Знак того, что Боги хотят, чтобы преступник с честью покинул этот мир. Я прав, святой отец?

Священник, поспешил выйти из ступора и тут же заговорил слегка неуверенным голосом, соглашаясь с герцогом:

— Вы как всегда правы, Ваше святейшество.

— Хорошо, — герцог кивнул и лучезарно улыбнулся, — Видимо Боги решили указать нам, на наше неразумное поведение. Все-таки Дракон был отличным воином, невзирая на то, что пользовался своей силой не по назначению.

Люди начинали потихоньку принимать все его слова на веру. А улица постепенно обрастала голосами, вновь оживившихся горожан. Герцог решил, что смог их убедить, а потому снова решил блеснуть своим красноречием:

— А, как всем нам известно — настоящему воину надлежит пасть от клинка и повешение не принесет ему чести, — торжественно произнес он, и продолжил уже тихим голосом, — поэтому я прошу вас всех немного подождать, пока сюда не доставят плаху.

Люди в толпе отвели свой взгляд от виселицы и принялись, как ни в чем не бывало, оживленно болтать между собой. А один из солдат, получив наставления, бегом направился до самого замка, чтобы принести все оборудование для будущего обезглавливания. Я же остался стоять на лестнице у виселицы, все еще связанный цепями по рукам и ногам. И временами ловил на себе как подозрительный взгляд герцога и сомневающийся взор священника, так и любопытство простых жителей.

Солнце уже зашло за горизонт, и небо окрасилось в темно-синий цвет. Где-то вдалеке показался блеск звезд. С наступлением вечера по площади стали зажигаться факелы, чтобы обеспечить лучший вид на будущее обезглавливание. Герцога явно не волновало, что по обычаям такие казни как обезглавливание проводят либо на рассвете, либо на закате, когда Боги через небесное око ближе всего находятся к миру людей. Скорее всего, он просто хотел поскорее со всем этим покончить, и поэтому закрывался волей Богов в своей речи, чтобы обмануть наивных жителей.

Совсем скоро появилась небольшая группа людей, несущих с собой плаху, топор для палача, широкий белый платок и деревянную бадью. Жители в спешке расступились и освободили свободное место на площади, где уже начали приготовления ко второй казни.

Плаху установили в центре площади, не так далеко от эшафота, рядом положили бадью, а палачу вручили топор, который, на мой взгляд, был далек от идеального: древко было кривоватое и слегка гнилое, а по шаткому, проржавевшему лезвию можно было с уверенностью сказать, что его давно не точили, да и вряд ли оно вообще когда-либо обслуживалось. Я уверен, что такой плохой топор они выбрали не случайно — хотели заставить меня помучаться, за то, что я им доставил столько неудобств с этой казнью. Широкая улыбка, озарившая лицо герцога при виде топора, только подтверждала мои догадки.

Я опустился на колени, а следом моя голова улеглась на плаху. Взгляд был направлен вниз, так что приходилось высоко поднимать глаза, что бы хоть чуть-чуть разглядеть, что происходит вокруг. Когда все было готово для проведения казни, где-то сбоку от меня вновь донесся надоевший за весь день голос герцога:

— Так как смерть через обезглавливание — привилегия лишь достойных, обычай требует задать вопрос: есть ли здесь кто-нибудь, кто считает, что преступник по прозвищу Дракон не заслуживает смерти? И готов ли тот человек сам держать ответ перед Богами за свои слова?

Я точно увидел краем глаза, как все собравшиеся крестьяне почти в унисон покачали головой. Это меня сильно огорчило. Нет, ну конечно было бы странно, учитывая мою репутацию и то, что им наговорил герцог, если бы несогласные нашлись, но то, что они не стали даже задумываться об альтернативном варианте, тяжелым грузом скопилось на сердце. Ну, да и ладно, все равно скоро меня это не будет волновать.

— Тогда, я прошу палача, совершить наказание.

Герцог махнул ладонью и вслед за этим жестом дернулись и руки палача…

— Вжууух… — звук рассекаемого лезвием воздуха.

…И я снова не умер. Лезвие оказалось в нескольких миллиметрах от кончика моего носа. Затем топор вообще выпал из рук палача на землю. Недовольные возгласы не заставили себя ждать.

— Ну что на этот раз?

— Только не снова…

— Это что, какое-то представление?!

— Да этот палач просто новичок — пусть его святейшество сам казнит преступника!

Было слышно, как в толпе людей, прождавших от самого заката, начинаются разнообразные волнения. Даже присутствие всеми любимого герцога не могло исправить положение. Кристиан явно пришел к тому же выводу, поэтому и спросил у палача, слегка раздраженным голосом:

Конец ознакомительного фрагмента.