Кровь ангелов. Левиафан. Книга 2

Алексей Фролов

Впервые за тысячи лет у Древних появился шанс взять реванш, и Карн, смертный, чей клинок направляет сама судьба, поведет в бой остатки некогда величайшей армии во Вселенной против вероломных Иных Богов… Так должно было случиться, но мир вновь изменился и парень уже не уверен, на чьей он стороне и ради чего проливает золотую кровь небесного воинства… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5. Дорога Одина

Осень брала свое, немилосердно вырывая из окружающего ландшафта любые воспоминания о цветущем лете. Грязно-коричневые холмы, покрытые плотным ковром пожухлой травы с редкими вкраплениями скрюченных облетевших деревьев, сменились сплошной стеной дремучего сосняка. Потом на смену засыпающему лесу пришли старые приземистые домики захолустного поселения, которые вскоре вновь уступили место уже знакомыми холмами.

Карн смотрел в окно мерно покачивающейся электрички и думал о том, почему все так странно в этом мире. Люди сознательно отказались от родства с природой в пользу сочащихся ядом железобетонных лабиринтов. Они сменили деревянные дома, построенные с душой, теплые, дышащие, ЖИВЫЕ дома на пустые каменные коробки, похожие одна на другую, как шахматные клетки. И каждый теперь старался забиться поглубже, отгородившись от окружающего мира экранами мониторов, разговорами о зарплате и своей кухонной независимостью.

Все были недовольны тем, как живут. В интернетах и во время застолий под аккомпанемент пьяного икания не прекращались споры о религии, истории и вездесущей политике. Кто-то кричал, что Сталин — герой, а другой с пеной у рта доказывал ему, что Джугашвили — маньяк и убийца. Кто-то был абсолютно уверен, что битва на Куликовом поле поставила крест на татаро-монгольском нашествии, но ему упорно возражал очередной «ярусский», мол, никакого нашествия вовсе не было, а школьные учебники бессовестно врут. А в соседней комнате уже едва не махали кулаками, ведь кому-то казалось, что Путин — чуть ли не Господь Бог, тогда как другой все бы отдал, чтобы пустили порулить Навального. И все все знали, и знали лучше других. И не забывали напомнить о своем высшем образовании (а то и двух).

Между тем дни слагались в месяцы, а месяцы в годы — и ничего не менялось. Люди только говорили и говорили, пытаясь разговорами заполнить зияющие пустоты в своих душах. Но разговоры у них всегда были столь же пусты, как и те души.

А там, за пределами городов, запутавшихся в непролазной сети радиоволн и искореженных идеалов, стояли леса. Вековые исполины скребли небо своими раскидистыми ветвями, а у корней этих непоколебимых громад кипела жизнь. Тут было все — кров и еда, свобода и честь. Неглупый человек, имеющий пусть даже базовые навыки выживания и желание учиться, без труда сумеет прожить в одиночку в самом суровом климате. Спросите Шамана, того, который хохочет.

Карн понял это абсолютно отчетливо, когда почти два года не покидал пределов города, а потом неожиданно для самого себя присоединился к компании старых друзей, отправившись в поход. Нормальный такой поход, через лес, вдоль речек и озер, по непролазным чащобам с тридцатикилограммовым рюкзаком за плечами и ножом на поясе. Они тогда прошли всего-то сорок километров по пересеченке, но для современного городского жителя это нехилое испытание. А для большинства — и вовсе невыполнимое. Как ни прискорбно.

Шли почти восемь часов, пока не достигли пункта назначения — озера идеально круглой формы, припрятанного запасливой матушкой-природой в глубине старого смешанного леса. Водоем был красив той естественной дикой красотой, которую не встретить близ крупных городов. Глубокий, с резким обрывистым берегом, он совершенно не был приспособлен под человека. Правда, народные умельцы из ближайшего села смастерили из сухостоя пару вполне приличных лесенок, по которым можно было довольно удобно спуститься к воде. Вроде там даже рыба водилась, но ее никто не ловил.

И лежа на туристическом коврике подле костра, глядя в увядающую синеву вечернего неба, слушая тихий разговор слегка подвыпивших друзей, Карн понял, насколько ненавидит города. Насколько ему противна сама мысль о возвращении к повседневной суете — бесполезной работе, навязанным устремлениям, никому не нужным амбициям.

Они готовили еду прямо на костре, заваривали в котелке иван-чай и никто слова не сказал ни о политике, ни о религии. Но им действительно было, о чем поговорить! Было о чем искренне посмеяться. Было, чему порадоваться. Они были счастливы, пусть даже не каждый понимал это. Пусть даже сам Карн понял это далеко не сразу.

А когда они шли через бурелом, сквозь заросли крапивы в человеческий рост, под палящим небесным оком, без труда прогревшим воздух до тридцати градусов, им еще хватало сил на шутки. И никто не стенал, даже девчонки. Девчонки наоборот — были веселы и улыбчивы, а когда разбили лагерь, они тут же принялись за готовку. Парни же в течение получаса натаскали столько дров, что в итоге даже осталось. Никто не командовал, но каждый занимался делом. Карн, например, выточил несколько осиновых кольев на случай наступления нежити, и он был безусловно убежден, что именно эти колья помогли им спокойно пережить ночь.

А ведь он пошел в поход простуженным, у него над верхней губой даже повылезали эти мерзкие пузырики. В ночь перед походом удалось поспать всего три часа и, померив с утра температуру, он увидел на градуснике роковые цифры 37,7. Уже думал слиться, а потом плюнул и собрал рюкзак.

В первые часы на солнцепеке он чувствовал себя плачевно — дыхание учащенное, суставы ломит, в голове гул. Он действительно заболел. Но когда они вышли к лесному озеру, парень неожиданно понял, что слабость и дурнота отступили, а следующим вечером он вернулся в город абсолютно здоровым.

По этому поводу можно рассуждать долго, но для Карна все было предельно просто. Как и для любого участника того памятного похода. И сколько всего интересного они повстречали на своем пути! Наткнулись на заброшенный пионерский лагерь (ни дать ни взять — Припять), посетили слет бардов, и ни на метр не сбились с маршрута, хотя пользовались лишь распечатанной картой, на которой и дороги то не были обозначены.

Он еще долго вспоминал тот поход, в буквальном смысле зарядивший его жизненными силами. И не страшно, что до того дня он не знал половину команды — прощались они все с искренними улыбками, обнимались тепло и по-дружески. Потому что там, вне пресловутой зоны комфорта, где душ заменяет река, а теплую постель — туристическая пенка и спальник, там нет всех этих глупых условностей. Там каждый становится тем, кто он есть. И все очень быстро узнают друг друга. И очень быстро сближаются.

Карн не сомневался — именно этого не хватает цивилизованному (в еще каких кавычках) миру. Настоящей дружбы, искренней близости. Свободы быть собой, быть настоящим рядом с такими же, как ты, НАСТОЯЩИМИ…

— Не грусти, бро! — Локи в своей манере, то есть — без лишних вступлений, грубо вынул парня из омута воспоминаний. — Твоя глуповатая улыбка должна бы намекнуть мне, что ты думаешь о чем-то хорошем, походу вспоминаешь. Да только глаза все равно грустные, как у брошенного котенка. Так что не обманывайся зря.

— Че те надо? — скривился Карн, не отрываясь от окна. — Такой поток сознания мне сбил!

— Скучно ему, — пояснил Эрра, сидевший напротив Карна и тоже с головой погруженный в созерцание проносящихся мимо пейзажей. — Вот и балаболит.

— А вообще, я вот понять не могу, — Карн нехотя вернул милые сердцу образы прошлого в кладовую памяти, возвращаясь к реальности, — на кой черт тащиться на электричке, а потом полпути пешком топать? А еще Тот говорил, что лодку будем нанимать! К чему такие сложности, мы же спешим. Нельзя попроще как-то? На машине сразу по маршруту…

— Нельзя, — отрезал бог мудрости. Он сидел рядом с Эррой, уставившись в раскрытую книгу. «Введение в педагогическую деятельность» — гласила надпись на форзаце. Но то была лишь обложка, на самом деле в потрепанную корку советского учебника Тот вложил один из своих бесценных фолиантов на арамейском. Такой вот конспиратор!

— Почему нельзя? — не унимался Карн. Тревожная мысль о том, что Нисса у Ангелов, на время перестала грызть оголенные нервы, но не спешила гибнуть в пучине эмоциональных наслоений и вновь расправляла черные как смоль крылья.

— Потому что! — Тот очень не хотел отрываться от своей книжки, но, ощутив на себе пристальный взгляд Карна, понял, что такое объяснение парня не устроит. Поэтому был вынужден снизойти до развернутого ответа. — Пойми, Один древнее любого из нас, его не зря зовут Отцом Всех. Он не Древнейший, но ближе всех стоит к богам працивилизации, таким как Кром, Маргуш, Моай, Кичевалиду, Хтиа. Ты вряд ли хотя бы слышал эти имена.

— Гримнир многое перенял от наших великих предков, — вступил в разговор Эрра. Бог войны оторвался от созерцания мира вне прокуренного вагона электрички и уставился на свои руки. — Ему ведомы тайны, от которых даже Тот сойдет с ума. Многие уверены, что он всесилен, но… это не так. Просто в отличие от нас он знает, как заставить законы Творца действовать себе на пользу. Себе, и больше никому.

— Дорога Одина, — продолжил Тот, судя по выражению лица — не особенно довольный тем, что его перебили, — это тайный путь, которым он когда-то прошел, скрываясь от всего мира. Благодаря изысканиям Локи мне удалось точно определить вехи этого пути и вектора направлений. Мы сможем попасть к Всеотцу лишь повторив Дорогу Одина с точностью до метра. И в строго отведенное время.

— А путь этот пролегает только через Ра? — поинтересовался Карн. На самом деле ему было плевать на нюансы, он лишь хотел поскорее найти этого «супербога», чтобы получить от него Сердце Хрунгнира и добраться до Башни Солнца в Гелиополисе, где держат Ниссу.

— Нет, не только, — покачал головой Тот. Как всегда, он быстро увлекался лекцией, особенно когда собеседник задавал ему правильные вопросы. А правильными в его понимании были только те, которые предполагали многосложные развернутые ответы с большим количеством отсылок. — Он также проходит через Лимб, и даже через Дуат.

— А как я проберусь через Дуат? — удивился Карн.

— В гробу, — без тени улыбки ответил Тот, возвращаясь к своей книге. — Как однажды сделал мой светлейший братец.

Парень не понял аллюзии, но предпочел больше не допекать Тота, который в последнее время демонстрировал явные признаки нервозности. Карн в очередной раз доверился богам и не сомневался, что у них есть четкий план. Значит, всего то и нужно, что безоговорочно ему следовать.

Через пятнадцать минут они вышли на безымянной станции, хотя вроде бы такого не может быть, ведь у каждой станции есть название, правда?.. На платформу кроме них никто не сошел. Они заглянули в местный кооперативный магазин, где сотни мух, облюбовавших все — от шоколадных батончиков до «свежих» булок — удивленно воззрились на нежданных гостей своими непроницаемыми фасетками. Взгляд продавщицы (как водится, дамы малообъятной) также был исполнен удивления. Еще бы, «городские» были здесь редкими гостями!

Собственно, все необходимое они закупили еще ночью в супермаркете. На Карне, например, были новенькие камуфлированные штаны, черный рашгард и облегченные берцы. За спиной — шестидесятилитровый рюкзак, под завязку забитый предметами первой необходимости. Остальные выглядели примерно также, даже Эрра сменил шик и стиль на практичность и удобство.

В сельском магазине они закупили только воду, которую не хотелось тащить с собой из города. Каждый получил по пятилитровой пластиковой бутылке и они двинулись в путь.

Дорога Одина, сворачивая с железнодорожного полотна, вела вдоль проселочной грунтовки, а потом скрывалась в чащобе и уходила дальше, сквозь лес и через поле за ним. На станцию они прибыли в восемь пятнадцать и к обеду ноги у Карня изрядно ломило. Не то, чтобы он нечасто ходил в походы. Ходил, конечно, как любой нормальный парень его возраста, но случалось это не чаще двух-трех раз в год, и такой периодичности было явно мало, чтобы подготовить его к подобным марш-броскам.

К счастью, вскоре Тот обратил внимание на отдышку Карна и пот, нескончаемым ручьем заливавший парню глаза. Несмотря на тень, которую дарили ветвистые кроны, жара стояла неимоверная. Синоптики, в очередной раз бросив свои замысловатые кости, пообещали, что на солнце днем будет плюс двадцать пять. Температура почти нереальная для этого сезона. Хотя в последние годы климат все чаще выписывал такие фортели, причем по всему миру. Глобальное потепление? Карн полагал, что дело не только в съедаемом ядовитыми выбросами озоновом слое.

Конец ознакомительного фрагмента.