Incarnum

Алексей Сергеевич Банный, 2022

Астрея – огромный, дикий и хищный мир, в котором каждый шаг может стать последним. Но именно Астрея оказалась выбрана стать приютом последнего осколка человечества. В синих лесах планеты выросло несколько человеческих городов-колоний, способных выживать в изолированных условиях.Выбравшие судьбу переселенцев люди спрятались от опасностей новой планеты за стенами, но жизнь в этих городах всё равно подчинена страху, а неповиновение карается изгнанием.Молодой революционер Денис приходит в себя в лаборатории научного комплекса. Последнее, что он помнит – случайное убийство девушки и его собственная казнь…

1. Пробуждение.

Год двадцать шестой от посадки «Колыбели».

Мрак, холод и непробиваемые стены… И стыд — нескончаемый, непереносимый, выжигающий. А затем опять невыносимый холод и теснота стен его тюрьмы, сменяемые всполохом огня, в котором утонул едва слышный за сиренами и гулом толпы крик той девочки. Отчаянный крик, снова и снова, в бесконечном хороводе из тьмы и холода, смешанных со стыдом.

Он кинул ту бутылку с зажигательной смесью не глядя, в полицейских, перекрывших дорогу к площади, и не заметил, что толпа демонстрантов уже продавила в том месте тонкую цепь кордона. Как она оказалась в первых рядах? Совсем молодая шестнадцатилетняя девушка, почти ребенок. Хотя… На улицы ведь и идут в основном молодые и горячие, не равнодушные к словам рвущихся наверх политиков. Идут, чтобы своей юностью проложить старикам дорогу к власти, веря в идеалы, о которых им твердят в социальных сетях.

Бутылка разбилась рядом с ней, превратив несчастную в живой факел. Находившиеся рядом мужчины, также задетые огненными брызгами, отпрянули в стороны, спасая самих себя, а у оттиснутых от этого места полицейских не оказалось ни средств, ни возможности спасти охваченного огнем человека. Затушить смесь не так-то и просто. Потому он мог только смотреть, как сгорающая заживо девушка с криком катается по асфальту, еще надеясь на помощь и спасение. И на эти пару минут все в протестующей толпе замерли. А потом, едва юная жертва затихла, кто-то выкрикнул пару неразборчивых слов, и толпа взорвалась яростью, ринувшись в решительный штурм, как и рассчитывали кураторы этого шествия. Им нужна была хоть чья-то кровь, чтобы склонить это противостояние в свою пользу, и брошенная бутылка должна была стать той самой провокацией, после которой власти перешли бы от сдерживания к разгону и дали бы повод для мести.

А в итоге этот повод дал он, собственноручно убив человека. Хотел ли он этой смерти? Конечно же, нет, но ту злосчастную бутылку с зажигательной смесью бросил сам, без принуждения. За деньги бросил, за те гроши, которые заплатил какой-то пиджак лидеру их ячейки, чтобы привлечь на эту акцию группу парней, знающих, как завести толпу. Вот только девочка эта стала овцой на заклании, и от этого на душе было так мерзко и пусто, что хотелось выть. Хотелось отмотать время назад и послать все это многолетнее увлечение бунтарством и подпольем к черту на рога. Но уже было поздно.

Сколько раз от уже видел ее смерть? Сто? Тысячу? Сто тысяч? Полет бутылки, вспышка выпущенного на свободу пламени, безумный крик. Раз за разом, с короткими перерывами на мрак и холод. И ни одного шанса, никакой возможности прекратить эту пытку беспомощностью и жгучим чувством стыда. Сотни раз он пытался удержать свою руку, но бутылка все равно улетала. Он пытался кричать в надежде привлечь внимание и спасти ту девочку, но она все равно каждый раз вспыхивала свечой, и каждый раз он хотел отвести от неё взгляд, но смотрел — только на нее, ровно до тех пор, пока тело, объятое пламенем, не замирало на асфальте под ногами равнодушной толпы. А затем снова бросал в нее бутылку.

А потому, когда вместо брошенной бутылки в глаза ударил яркий белый свет, он не поверил своим ощущениям. И тут же осознал, что больше не чувствует сдавливающих границ его тюрьмы. Больше не чувствует казавшегося вечным мрака. Свет смыл все даже сквозь сомкнутые веки. И, уже зная, что это будет до невозможного больно, он все же открыл глаза.

— Тише, тише, не спеши. — Мужской голос показался таким громким, что отозвался в голове вспышкой боли. — Рано тебе смотреть еще. Дай тесты до конца проведу, и свет выключу. Потерпи.

Мужчина бубнил что-то еще, перемежая успокаивающие слова неразборчивыми терминами, о чем-то спрашивал, но смысл вопросов ускользал от сознания, упивавшегося звуками, запахами, режущим светом и ни с чем не сравнимым ощущением тела, хоть и привязанного к какой-то плоской поверхности — тем самым ощущением, которое он никогда прежде не замечал.

— Имя-то свое хоть помнишь? — продолжал тем временем мужчина.

Имя… Конечно, он помнит свое имя, всю жизнь же с ним прожил, пусть и не очень длинную. Родным стало, в подкорку въелось.

– — А возраст помнишь?

И возраст тоже очень просто: двадцать пять… или нет, в двадцать пять он только из армии вернулся, а это было… Когда же это было? До того, как он случайно сжег ту девочку, или после? Мозг лихорадочно начал собирать крупицы воспоминаний, но они были чудовищно разрознены и упрямо не хотели вставать на свои места, рвали разум ярким калейдоскопом картин, не давая хоть на секунду задержаться на одной из них и осознать увиденное. Распятое тело начала бить крупная дрожь, и свет сменился очередным пленом тьмы, на этот раз пустой и гулкой, лишенной опостылевших видений.

В следующий раз свет был не таким ярким, скорее даже приятным. Он не резал глаза, а потому можно было оглядеться, не опасаясь повторения вспышек боли. Он находился в операционной. Ничем иным небольшое помещение, заставленное медицинскими приборами всевозможного назначения и шкафами с инструментами и препаратами, быть не могло, только операционной.

— Очнулся? — поинтересовался тот же мужчина, что был в прошлое его пробуждение. — Имя вспомнил?

— Денис… — прозвучали вместо полноценного ответа невнятные, каркающие звуки. — Где я?

— Хорошо. За голос не переживай, через пару дней связки заработают на полную, и сможешь говорить, как раньше. Возраст тоже вспомнил?

— Двадцать девять. Где я, черт возьми?!

— Да, все сходится. Дай глаза посмотрю. — Мужчина уже второй раз проигнорировал простой вопрос, склонился над Денисом, и безжалостно ослепил ярким лучом карманного фонаря. — Фиолетовые… Это уже, брат, даже не закономерность. Это стандарт.

Невзрачный мужчина средних лет был одет в темно-серый медицинский костюм привычного для больниц кроя, Денис видел такие почти на каждом враче или санитаре всю свою жизнь, чтобы сейчас ошибиться. Незнакомец обладал довольно субтильным телосложением и совершенно неприметными чертами лица, разве что короткая темная бородка резко выделялась на бледной коже.

— Ты кто такой? — с трудом выдавил из себя Денис. Голос по-прежнему отказывался ему повиноваться.

— Вадим Семенов. Группа пробуждения. — Мужчина дежурно улыбнулся, будто проводя давно заученный ритуал, вот только в его серых глазах не было ничего, кроме усталости. — Что последнее помнишь, Денис?

— Лабораторию помню. И как усыпляли. Я что, не умер?

— Умер, брат, умер, только с пользой для человечества. — Вадим почесал аккуратно подстриженную бородку и принялся отвязывать Дениса от стола. — Около недели твое тело будет иногда давать сбои: обделаться можешь неожиданно или кровь носом пойдет. Но ты не пугайся, за неделю обычно сознание полностью берет его под контроль, и все это проходит. Наружу выйдешь только после итогового осмотра, уж не обессудь. Для твоего же блага это надо.

— Не рассказывай мне о моем благе! Сам решу! — зло бросил Денис, но пожилой лаборант вновь проигнорировал его слова, и продолжил монолог как ни в чем не бывало.

— Твой куратор из группы адаптации тебе покажет, где столовая и спортивный зал. В зал ходи обязательно, быстрее тело заработает, а то сейчас у тебя все мышцы едва живы. Надо их разбудить, так что себя не жалей. Все, одевайся и выметайся, мне сегодня еще три заготовки обработать! Одежда на стуле у выхода.

Вадим помог ему подняться, проводил до стула с одеждой и вернулся к столу. Денис скептически оглядел мышиного цвета брюки и кофту, такие же кеды без шнуровки и начал одеваться. В глубине души всколыхнулась давно забытая нелюбовь к любой униформе, но он подавил это чувство: идти совсем без одежды ему хотелось еще меньше. Тем временем в стене напротив выхода открылась неприметная дверка, и на стол буквально вывалилось туго стянутое розоватой пленкой в позу эмбриона тело молодой, совершенно лысой девушки. Вадим взял с манипуляционного столика скальпель, ловко надрезал пленку, расправил тело девушки на операционном столе и деловито принялся крепить ее руки фиксационными ремнями.

— Пассажир три семь пять ноль девять, — сообщил синтезированный голос.

Вадим отвлекся от лежащего на столе тела и подошел к одному из шкафов, единственному в помещении с глухими металлическими дверями. На одной из створок находилась панель с цифрами и небольшая прямоугольная ниша. Вадим ввел код на панели и через несколько секунд извлек из этой ниши матово-серый, по виду свинцовый блин толщиной не более сантиметра й и около десяти сантиметров в диаметре.

— Что это? — Денис не смог удержаться от вопроса.

— Ты почему еще здесь? — тут же отреагировал Вадим. — Оделся? Брысь отсюда!

Денис набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказать плешивому старикашке всё, что он думает о его манерах поведения, но легкие обожгло холодом. Он закашлялся и подчинился, нехотя покинув лабораторию. И только оказавшись в коридоре с низким потолком, увешанным разной толщины проводами, смог в грубой форме высказаться о происходящем, хотя его уже некому было услышать. Пожав плечами, Денис медленно зашагал по коридору, держась одной рукой за стену. Тело с трудом вспоминало такие, казалось бы, простые и привычные вещи, как ходьба, речь, повороты головы, но тем не менее, вспоминало, и к концу недлинного, не более тридцати метров, коридора, он уже мог сносно идти, не рискуя ежесекундно упасть.

Коридор вывел его в холл, такой же маленький и тесный, как и помещение операционной. Разница между ними состояла только в том, что у холла не было никакой обстановки, разве что небольшое черное устройство слева от запертой переборки привлекало внимание своей очевидной ненужностью на светлой стене. Денис без колебаний направился именно к нему.

— Приложите к сенсору ладонь левой руки, пожалуйста. — Женский голос, явно синтезированный, резанул по ушам.

Денис молча протянул левую руку, приложил ладонь к загоревшемуся неярким синим светом дисплею. В течение пары секунд ничего не происходило, а затем на светодиодном табло прибора появилось число тридцать семь тысяч пятьсот восемь, и синтетический голос продолжил:

— Денис Егорович, добро пожаловать в научный комплекс «Колыбель»! Как выйдете в общее фойе, следуйте указателям. Вы приписаны к блоку «сигма», комната сто семнадцать.

Динамик замолчал, давая понять, что инструкций больше не будет, и Денис отправился искать свою комнату. Очень хотелось засыпать кого-то вопросами, но интуиция подсказывала, что будет еще и вводный инструктаж, и все то, что так любят бюрократы и военные устраивать для вновь прибывших. Разум его тем временем отчаянно пытался сопоставить те отрывочные еще воспоминания с окружающей действительностью.

Денис помнил, как через неделю после акции протеста, в которой он случайно убил девушку, их конспиративную квартиру в Москве накрыли силовики. Наверняка тот же политик, который их нанял, и слил властям информацию, но это пока не важно. Об этом можно будет подумать потом, когда станет понятно, где он находится и как отсюда выбраться. Он помнил суд, необычайно скорый и показательный, который приговорил его и еще троих соратников к смертной казни. Для властей они были не борцами с тоталитаризмом, а обычными террористами, так что приговор его не удивил.

Помнил, как из зала суда их сразу же отвезли в центр эвтаназии и привели приговор в исполнение — холодно, по-деловому. Власти уже совсем перестали стесняться и миндальничать в этом вопросе: слишком много было в стране и просто недовольных, и открыто бунтующих, чтобы тянуть с казнью трех человек дольше необходимого. Ни тебе последнего желания, ни камеры смертников для раскаяния. Стул с ремнями, укол в вену, и темнота через пару минут. Денис даже толком и не успел прочувствовать весь процесс. Единственное, чего он совсем не ожидал, это проснуться живым после смертельного укола. Не могли же случайно перепутать препараты на казни бунтовщиков и террористов.

Холл в отличие от тесного коридора с низким потолком поражал размахом и простором. Огромный восьмиугольник не менее пятидесяти метров в поперечнике, с небольшим фонтаном в центре, лавочками и даже какой-то декоративной растительностью. Но больше всего Дениса поразил купол потолка, идеально белый и очень высокий. Это помещение абсолютно не походило на тюрьму, даже несмотря на то, что люди в этом холле сплошь были одеты в точно такие же костюмы мышиного цвета, что и он. Все они, обритые наголо, передвигались вполне свободно, надзирателей или охранников видно не было. Это что угодно, но точно не тюрьма. Скорее уж действительно научная станция. Только оставался вопрос: что изучают на этой станции и для чего здесь именно он? Для каких опытов?

С этой мыслью Денис не спеша добрел до фонтана и опустил в него ладонь. Обычная, довольно прохладная вода, разве что оставляет на коже легкую маслянистую пленку. Пить, наверное, не стоит, но для фонтанчика и такая ведь сойдет. Денис протер лицо влажной рукой и еще раз огляделся. В каждой из стен был проход: один узкий, с автоматической дверью, над которой красовалась аккуратно выведенная буква «Л», и семь широких, уводящих в такие же широкие, светлые коридоры. Над каждым из этих проходов также была буква почти забытого им греческого алфавита. Когда в последний раз он видел эти буквы? Пожалуй, в студенческие годы. Денис нашёл глазами букву «сигма», приблизился к ней на пару шагов и замер, осененный внезапной догадкой.

Он был гладко выбрит. И этого не могло быть. Последний раз он брился перед выходом на акцию, чтобы полнолицевая маска его респиратора не вызывала неприятных ощущений. Потом неделю они с товарищами сидели на квартире, не высовывая носа на улицу, потом облава, суд, казнь… Он прекрасно помнил, что к моменту казни щетина уже начала превращаться в маленькую бородку, а теперь ее не было. Денис еще раз коснулся лица, словно, не веря своим первым ощущениям, но почувствовал лишь гладкую кожу — непривычно, ненормально гладкую для привыкшего к постоянному бритью взрослого мужчины. Еще одна странность в копилку.

Блок «сигма» оказался длинным коридором метра в три шириной, который через каждые десять метров пересекали коридоры куда более узкие. Денис заглянул в ближайший к нему правый коридор, и удивленно присвистнул: двадцать дверей, по десятку на каждой из сторон, на расстоянии двух метров друг от друга, и еще одна дверь в самом конце этого коридора. Он огляделся, заметил таблички с номерами у входа в каждый коридор и направился в третий справа, к своей комнате.

Когда открылась дверь, Денис еще раз удивленно присвистнул: Маленькая аскетически обставленная комната, в которой были только кровать, тумбочка и небольшой шкаф с зеркальной дверью, никак не вязалась в его сознании с жилищем осужденного или подопытного. Это помещение было комфортным, даже несмотря на скудную обстановку и скромные размеры. В нём даже находились отделенные тонкой перегородкой туалет и душевая. Денис не без интереса рассмотрел себя в отражении. Он, вроде бы, стал чуть выше и шире в плечах, хотя никогда и не отличался крепким телосложением. От привычной субтильности осталась только присущая ему худоба, да и та уже не столь сильно выраженная. Всегда заостренные скулы смазались, щеки стали чуть больше, кто-то не поленился сбрить все волосы с его головы, вместе с бровями. Но в целом он видел все того же себя: тот же чуть вздернутый нос, тот же разрез глаз, почти та же улыбка, только более правильная, без искривления, оставленного перенесенным в детстве воспалением нерва. И еще зубы все на месте.

Денис подошел ближе к зеркалу и оскалился, осматривая свой рот. Все зубы были на месте. И все зубы были настоящими — не коронки, не имплантаты, а самые обычные зубы. И этого тоже не могло быть. Никак не могло. Он точно помнил, что передние резцы и левый клык должны были быть искусственными: потерял их еще в двадцать, неудачно подравшись с хулиганьем из соседнего района. Денис с силой стукнул ногтем по клыку и почувствовал боль. Зуб был настоящим, и это уже начинало пугать, как и странный ярко — фиолетовый цвет глаз. Они всегда были карими, откуда взялся этот оттенок? Линзы? Химия? Ответов не было и не предвиделось.

Его внимание привлек огромная, ультратонкая видеопанель, занимавшая всю противоположную входу стену, — практически последняя новинка техники. На ней транслировались виды дикой природы. Денис никогда не был поклонником подобных передач, но сейчас невольно засмотрелся на размеренный полет капель воды незнакомого ему водопада.

Водопад сменился густым лиственным лесом, и Денис позволил себе отвлечься. Его внимание привлек планшет, лежавший на подушке заправленной кровати. Обычный планшет, хоть и с логотипом известного и модного производителя, но даже не самой последней модели. Денис активировал устройство, и на экране тут же высветилось требование положить левую ладонь на сенсорный экран. Он прошел авторизацию и углубился в изучение устройства, но толком ничего не нашел — только пару десятков электронных книг различных жанров, от фантастики до любовных романов, пару игр, и все. Ни браузера, ни социальных сетей, ни всего того, к чему так привык человек двадцать первого века. Денис переложил планшет на тумбочку, с нескрываемым удовольствием растянулся на кровати и прикрыл глаза, надеясь разложить по полочкам взбесившиеся воспоминания.

Три дня его никто не беспокоил. Денис пару раз выходил в холл, но ни с кем не разговаривал, больше наблюдал. Люди серых костюмах выглядели растерянными, и вызвать их на разговор не удавалось, да ему не очень-то и хотелось. Денис смог навести порядок в воспоминаниях навести, но объяснить происходящее с ним сейчас эти воспоминания не помогли. Они обрывались сразу после укола, который должен был стать для него фатальным, и возобновлялись уже на столе того весельчака в лаборатории. Зато он заметил, что примерно раз в полчаса из той маленькой двери, ведущей в лабораторию, выходил человек — лысый, потерянный, с ошарашенным взглядом. Он входил и неуверенными шагами направлялся к блоку «сигма». Единственным человеком, с которым ему удалось за это время перекинуться хоть парой фраз, был старик в медицинском костюме, выдававший в столовой странную белую пасту вместо еды. Правда, на любые вопросы он отвечал предложением пройти за свой столик.

А на четвертый день на панели вместо видов природы появилось строгое, лишенное эмоций лицо женщины лет пятидесяти, одетой в ту же темно-серую униформу сотрудников.

— Доброе утро. Через пять минут в помещении для приема пищи блока «сигма» назначено собрание жильцов. Убедительная просьба не опаздывать. С собой взять выданный планшет.

Денис, только вышедший из душа, наскоро оделся и направился в указанное место. Ему очень не хотелось опоздать на мероприятие, которое могло дать ответы хотя бы на некоторые из терзавших его вопросов. Столы в просторном зале по случаю общего сбора были убраны, оставлены только плотно составленные стулья, и Денис, пользуясь тем, что пришел одним из первых, занял место в третьем ряду. Напротив, в том месте, где должна была располагаться линия раздачи, возвышался невысокий подиум, и на нем за маленьким обеденным столиком сидела та самая женщина, что была на мониторе. За ее спиной был установлен большой экран, явно приготовленный для презентации. Денис приготовился к ожиданию, но женщина подняла голову, оторвав взгляд от своего планшета, и удовлетворенно кивнула.

— Все собрались? Давайте начнем. — Повинуясь ее жесту, свет погас, а на экране появилась схема комплекса. Денис достаточно успел изучить это место, чтобы узнать планировку. — Для начала приветствую вас на научном комплексе «Колыбель». Меня зовут Ершова Ирина Игоревна, я куратор проекта.

— Что это за место? — выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Это научная станция. На ней мы готовим отряды для формирования колоний человеческой цивилизации. Это очень важная и почетная миссия.

— Мы что, в космосе? — раздался еще один выкрик из зала.

— Вы будете ставить над нами опыты? — Денис тоже решил не молчать и задал не дававший ему покоя вопрос.

— Мы не в космосе. — Ирина Игоревна на секунду улыбнулась, но тут же взяла себя в руки. — И на Землю мы никогда не вернемся. И нет, молодой человек, вы не подопытные. Вы — колонисты.

Молчание, которое повисло в зале, было красноречивее любых слов.

— Я понимаю, что для большинства из вас эта новость очень неожиданная. Но позвольте, я все же расскажу вам немного предыстории. В две тысячи семьдесят втором году с орбиты Земли был запущен корабль-ковчег с колонистами на борту. Сто тысяч человек на борту. И сейчас мы с вами находимся на планете с кодовым именем «ка два ноль девять б». Но мы назвали ее Астрея, — на правах первооткрывателей, так сказать. Сейчас идет двадцать шестой год от посадки на поверхность. Формирование колоний началось три года назад.

— Подождите, — бесцеремонно перебил ее Денис. — Что значит — не вернемся на Землю?

— Молодой человек. — Голос Ирины Игоревны остался профессионально спокойным. — Это значит именно то, что значит. Земля находится в двухстах семнадцати световых годах от нас. Полет ковчега занял больше шести тысяч лет в привычном нам летоисчислении. Даже если кто-то из вас захочет совершить обратный полет, то сделать это не получится. Для возвращения нет ни корабля, ни технологий его создания. Я могу продолжить?

Денис не верил своим ушам. Шесть тысяч лет полета черт знает куда, которые он даже не заметил. Душу охватило черное, густое отчаяние.

— Астрея относится к классу супер-Земли. Она в четыре раза тяжелее и почти в два раза больше нашей родной планеты. Сила притяжения составляет одну целую и шесть десятых от земной. Атмосфера по своему составу практически схожа с земной, климат мягкий, субтропический. Днем температура колеблется около сорока градусов по Цельсию, ночью — около двадцати пяти, без сильных сезонных колебаний. Это вызвано довольно малым периодом обращения планеты вокруг материнской звезды. Номинально год на Астрее длится всего восемнадцать дней, поэтому мы ведем летоисчисление по земному календарю. — условно, само собой.

Ирина Игоревна монотонно проговаривала давно заученную и отрепетированную речь, но Денис ее почти не слушал. Мысли упрямо вертелись вокруг услышанной цифры и переключаться на что-то иное не хотели. Двести семнадцать световых лет, шесть тысяч лет полета… На Земле за это время могло произойти все, что угодно — от победы социально справедливого общества до полного разрушения самой планеты. Но что точно произошло, так это смерть всех тех, кого он знал. И даже не смерть, хоть это и было трудно принять вот так, как данность, но и полное забвение. О матери, о брате, которые так за него переживали и умоляли прекратить всю эту игру в революционеров, не осталось уже даже памяти — просто какие-то люди, жившие шесть тысяч лет назад.

Мысли об оставшейся на Земле матери на секунду вызвали у него улыбку, но всего лишь на секунду. Нет, он не относился к ней с какой-то особенной любовью и нежностью, но все равно она была для него родным и близким человеком — достаточно близким, чтобы боль от осознания этой потери заставляла сейчас в бессильной злобе сжимать кулаки, проклиная тех, кто отправил его в этот полет, не поинтересовавшись его мнением. И не важно, что к моменту отправки он уже числился официально мертвым. Он же жив, а значит, должны были, обязаны были спросить!

— В настоящее время на поверхности развернуто двенадцать постоянных поселений, — продолжала тем временем Ирина Игоревна. — Ваша группа будет распределена в поселение номер одиннадцать. Сейчас вас будут вызывать по вашим индивидуальным учетным номерам и сопроводят к месту предметного инструктажа. Там вы освоите базовые умения в определенной вам профессии и через неделю будете отправлены в поселение. На этом у меня все. Вопросы есть?

Вопросов было очень и очень много, но никто из собравшихся, включая и Дениса, не задал ни одного. В глазах людей, только что узнавших, что они брошены на совершенно неизведанной планете и лишены всей своей прошлой жизни, были только подавленность и отчаяние. Для любопытства в их душах и мыслях места уже не нашлось.

— Пассажиры с номерами тридцать семь пятьсот и по тридцать семь пятьсот восемь включительно, прошу за мной! — окликнул от двери мужской голос, и Денис поднялся.

Вместе с ним возле низенького старичка собралось девять мужчин в возрасте от двадцати до тридцати лет. Старичок, невысокий, коренастый, и при этом совершенно седой, придирчиво оглядел собравшихся, покачал головой и жестом приказал следовать за ним. Они вышли в центральный коридор блока, прошли три пересечения с коридорами жилых комнат, на четвертом повернули налево, прошли его до конца, оказавшись перед обычно закрытой дверью. Денис пытался попасть за такую же дверь в своем коридоре, но безуспешно. А перед старичком дверь открылась, и за ней оказался обычный учебный класс. Разве что вместо парт он был заставлен узлами и агрегатами совершенно непонятного назначения.

— Повезло вам, соколики. — Старичок закрыл за собой дверь и ужом вклинился в толпу слушателей. — Сферой вашей деятельности в колонии будет ассенизация и обслуживание. Не смотрите так, не я решал. Профессии были определены еще перед отлетом на основе ваших психопортретов.

Последнее слово он произнес медленно, тщательно проговаривая каждую букву, выдержал многозначительную паузу, но, получив в ответ гробовое молчание, продолжил лекцию в более быстром темпе.

— Про трубы я вам рассказывать не буду, сами с ними разберетесь. А основные узлы и схемы мы за эту неделю разберем. Значит, так: это основной домовой накопитель. — Старичок похлопал по пузатому металлическому цилиндру метрового диаметра. — Надежный, как пинок под зад. Но проверять его надо хотя бы раз в полгода, иначе могут быть засоры.

Денис пребывал в состоянии, близком к ярости. Пролететь шесть тысяч лет ради работы ассенизатором на неизвестной планете! Это было похоже даже не на издевательство, а на унижение. Вот, мол, парень, твое место в иерархии людей, не выше и не ниже. Хотя ниже — то уже некуда. И глупо спрашивать, за какие заслуги неведомые и давно, наверное, мертвые специалисты определили ему именно это применение.

— Почему ассенизация? — Денис с большим трудом подавил готовый вырваться наружу гнев. Он прекрасно понимал всю нелепость этого вопроса, но и не задать его не мог. — Какого черта я должен в чужом дерьме ковыряться?!

— Остынь. Потому что так в твоем файле написано. И поверь, это не самая печальная работа в колонии, потом поймешь, почему! — отрезал старик и как ни в чем не бывало продолжил занятие.

Все семь дней Денис послушно ходил на занятия к этому старичку, старательно запоминая устройство и назначение канализационных деталей, сам не зная, зачем. Но и валяться просто так на кровати он тоже не привык. К тому же это был единственный способ хоть с кем-то пообщаться. Пользы от этого общения было мало, его будущие коллеги не понимали происходящего ровно так же, как и он. А старик ничего не отвечал на вопросы: или отшучивался, или пропускал их мимо ушей. Даже на вопрос, почему на станции нет окон, дед ответил, что это не их ума дело.

А на восьмой день его разбудил ровный голос Ирины Игоревны, предупредивший, что всем надлежит незамедлительно проследовать в главный холл. Денис нехотя встал с кровати и в полной уверенности, что «незамедлительно» еще не означает «сию минуту», поплёлся в душ. Однако буквально через минуту в душевую вошел широкоплечий, бородатый и очень рослый мужчина средних лет, серьезность намерений которого подчеркивал общевойсковой автомат «Киос», принятый на вооружение в две тысячи шестидесятом.

— Давай на выход! — пробасил здоровяк.

Денис достаточно хорошо разбирался в оружии, чтобы не начинать спор с человеком, вооруженным таким убойным аргументом, а потому молча вышел из душевой и быстро надел свой костюм мышиного цвета. Ткань тут же прилипла к влажному телу, промокнув насквозь. В центральном коридоре уже собиралась толпа под чутким присмотром еще пяти автоматчиков в красном. Люди выглядели отрешенными: то ли толком не проснулись, то ли просто не хотели связываться с вооруженной охраной.

Денис вклинился в толпу и тоже изобразил безразличие ко всему, но где-то в глубине души проснулось любопытство. И надежда. Впервые за все время нахождения на этой станции он видел вооруженную охрану. Так, может, это все-таки обычная тюрьма на Земле, а все рассказанное на том собрании — не более чем легенда для предотвращения бунтов и побегов? Очень хотелось в это верить — так сильно хотелось, что все прочие мысли в голове Дениса отошли на второй план. Это точно Земля. Казнь, скорее всего, заменили содержанием в специализированной тюрьме, он слышал о такой практике от лидера их ячейки. А это значит, что можно попытаться сбежать и продолжить борьбу с ненавистным режимом.

Тем временем толпа пришла в движение. Автоматчики разделяли людей на группы, в каждой человек по десять, и направляли в холл, одновременно подталкивая задние ряды к выходу из коридора — споро, без сутолоки и спешки, даже без команд, что говорило о рутинности данной процедуры. Обычная работа, выполняемая регулярно. Денису стало нестерпимо тошно от мысли, что и он, и стоящие рядом с ним люди больше всего сейчас напоминают скот, а хмыри в форме выступают в роли пастухов, загоняющих стадо на бойню — размеренно, партиями, чтобы забойщики успевали выполнять свою задачу.

В холле их ждали человек десять в красных костюмах. Дениса подтолкнули к одному из них — полному мужику лет пятидесяти с лоснящимся холеным лицом.

— Жалобы на самочувствие или моторику есть? — Толстяк придирчиво оглядел Дениса, посветил фонариком в глаза, а затем сильными нажатиями проверил лимфатические узлы под челюстью.

— Нет, — ответил Денис, изо всех сил стараясь сохранить равнодушное выражение на лице.

— Хорошо. Иди к блоку «альфа».

У указанного блока его встретила уже знакомая ему Ирина Игоревна со сканером в руках. Денис молча протянул левую руку, ладонью вверх. Она провела устройством над его пальцами и пристально посмотрела ему в глаза.

— Фамилия, имя, отчество, дата рождения? — Голос Ирины Игоревны был спокоен, но при этом отдавал таким отчетливым звоном металла, что Денису стало не по себе.

— Титов Денис Егорович. Двадцать пятое февраля две тысячи сорок третьего…

— По коридору до конца. Левая дверь.

И все, никаких напутствий и пожеланий. Рутина во всей красе! Сколько таких вот, как Денис, уже прошло по этому коридору, терзаясь от неизвестности, и сколько прошло мимо этой женщины, что она стала такой холодной, профессионально равнодушной стервой? Титов на секунду отвлекся от мыслей о равнодушии сотрудников станции и заглянул в один из пересекающих центральный коридор проходов. Архитектура блоков была одинаковой, но у блока «А» обнаружилось одно отличие: дверей в жилых секциях было всего три. Комнаты тут были явно больше отведенных серой массе пассажиров под номерами. На секунду в сознание закралось чувство сожаления о том, что нельзя осмотреть эти помещения более внимательно, но лишь на секунду. Денис справился с соблазном и продолжил движение по коридору. У выхода стоял еще один вооруженный охранник, и провоцировать его Денису очень не хотелось.

Титов вышел за дверь, и замер. Перед ним лежала ночь — не непроглядный мрак южной ночи его родной Керчи, а светлая, больше похожая на ночи средней полосы. Но что поразило Дениса больше всего, так это глубина ночного неба. Бездонное, усыпанное искорками звезд, с выделяющимся на их фоне контуром Млечного Пути. Тысячи, миллионы звезд.

Денис удивленно смотрел вверх, а потому не сразу обратил внимание на окрик. А когда чужой голос все же ворвался в его сознание и он опустил глаза, то увидел в двадцати метрах от себя большой летательный аппарат, похожий на вертолет. Аппарат имел два винта с управляемым углом наклона и поистине огромную кабину. И именно от аппарели этой кабины ему махал рукой человек.

— Парень! Оглох?! Давай сюда!!

Денис быстрым шагом преодолел расстояние, отделявшее его от вертолета, взбежал по аппарели и оказался в простеньком салоне, который занимали восемь длинных рядов кресел.

— На небо, что ли, засмотрелся? — услышал Денис. Повернувшись к говорившему, он узнал старика, который учил его премудростям новой профессии. — Так то еще не небо, то обманка. Потолок разрисованный, чтобы вы меньше думали, что делаете, и радовались красоте. Давай на борт живей, не задерживай!

Денис ничего не ответил, отвернулся и отправился выбирать себе место. Он всегда любил летать возле иллюминатора, чтобы видеть и Землю с высоты, и слой облаков, пронзаемых самолетом. Но у этого аппарата иллюминаторов не оказалось, а потому он прошел до занятых кресел в голове салона и сел рядом с невзрачным парнем.

— Привет, — дежурно поздоровался он, не рассчитывая на ответ, но парень оторвался от своих мыслей и улыбнулся совершенно мальчишеской улыбкой.

— Привет. Меня Артемий зовут. А тебя?

На вид Артемию было не больше двадцати. Совсем юнец. Тонкое лицо было густо усыпано мелкими веснушками, а лихорадочный блеск в глазах выдавал дивную смесь эмоций, свойственных лишь юности, столкнувшейся с неведомым: испуг, любопытство, надежду… Денис невольно вспомнил себя, впервые покинувшего в семнадцать родительский дом ради учебы в Краснодарском институте. Он с такими же мыслями и эмоциями ехал на междугороднем автобусе в неизвестность, и верил в чудо. Тогда чуда не случилось. Поступил, отучился, получил диплом, но все это было обыденно, не так, как виделось в мечтах.

— Денис. — Титов протянул парню руку. — Ты как тут оказался?

— Ты имеешь в виду — в проекте?

— Да.

— Набирали добровольцев. Я согласился. Я ж деревенский, из-под Курска. У нас там ни работы нет сейчас, ни зарплаты, вот и согласился, чтобы в огороде всю жизнь не ковыряться. А матери за меня денег дали.

— Компенсацию? — удивился Денис.

— Ага. Много дали. И хату новую поставить хватит, и сестер с братом поднять.

— Значит, ты знал, на что соглашался.

— А ты разве не знал?

— Нет! — отрезал Денис, и замолчал.

Этому пареньку можно было позавидовать: для него это все приключение, на которое он пошёл добровольно. Не важно, по каким причинам он записался в космические колонисты, но он сделал это сам, а Дениса сюда впихнули против воли. Впихнули, потому что кому-то это показалось целесообразным или просто интересным и забавным. Мысль, конечно, здравая — сэкономить государству денег на компенсации родственникам и отправить в космос приговоренного к смерти. Жаловаться-то, по сути, и не на что. Но на душе от этой мысли становилось так паршиво, что хотелось выть.

Где-то через полчаса погрузка пассажиров завершилась. Назвать процесс загона людей на борт привычным словом «посадка» у Дениса не повернулся язык. Натужно взвыли винты, и вертолет начал набирать высоту. Титов прикрыл глаза, надеясь подремать, но роившиеся в голове мысли так и не позволили ему сделать это. Перед глазами вновь возникла горящая девушка, и Денис поспешил их открыть.

Артемий после резкого ответа не приставал с разговорами, и Денис решил сам разговорить мальчонку, лишь бы отвлечься от собственных мыслей и воспоминаний.

— Артемий, а ты помнишь посадку на космический корабль?

— Нет, не помню. — Паренек склонился к самому уху Дениса, чтобы перекричать шум винтов. Звукоизоляция у этого летательного аппарата была отвратительной. — Помню, нас собрали группу человек в сорок и привезли на автобусе в какую-то лабораторию. Там укол сделали, сказали, что это нужно для подготовки организма к перелету, а проснулся уже тут, на станции. А у тебя так же было?

— Примерно так, — подтвердил Денис, не став уточнять, при каких обстоятельствах ему делали этот укол. — А ты из той группы кого-нибудь видел?

— Нет. Они, скорее всего, раньше меня проснулись. Но скоро я с ними увижусь. — Артемий улыбнулся вполне открыто, но в холодном прищуре глаз паренька Титов на одну короткую секунду увидел неприкрытую угрозу.

— Хорошо, если так. — Еще одна маленькая надежда, едва промелькнув, разбилась вдребезги. Найти своих соратников теперь вряд ли удастся.

Они были вместе последние четыре года. В одно время прибились к революционной ячейке в Туле, увлекшись идеей построения социально справедливого общества. Вместе проходили подготовку в закрытых лагерях на Урале. Вместе ходили на митинги и шествия, чтобы подогревать толпу, и тоже вместе, почти одновременно, пришли к мысли, что к своей мечте они идут не той дорогой, что их используют как хорошо подготовленное мясо в политических играх, очень далеких от идеалов равенства и братства. Та акция в Москве должна была стать последней, после которой все их звено намеревалось уйти. Уйти удалось, но совсем не так, как они планировали.

— Нам про то, что мы будем спать весь полет, еще на Земле рассказывали, когда вербовали в программу, — продолжил тем временем Артемий. — Я же должен был в армию идти как раз, а мне военком говорит, мол, если хочешь, то можешь в космос завербоваться: тебе — слава на весь мир, а матери — деньги большие. Я подумал и согласился. А что мне еще оставалось?

От этого вопроса Денис поморщился. Он терпеть не мог эту философию. «Что мне оставалось? Что я могу?» Многое можно сделать, если просто начать делать и не остановиться при первых трудностях. Только очень часто в своей жизни Титов слышал от людей именно эти два вопроса. Что бы ни случилось, кто бы ни приходил к власти и как бы ни распоряжался он судьбами граждан своей страны, всегда от этих граждан звучал именно этот вопрос: «А что я могу?» Но вслух своего негодования Денис не высказал.

— Что вам там еще рассказывали? — продолжил он ненавязчивый допрос.

— Ой, да много чего! Про звезду рассказывали, которая тут вместо Солнца, про планету. Только я не запомнил почти ничего. Да они и ничего толком не знали. Говорили, что это райское место и не жизнь будет, а малина.

— Не бывает такой жизни! — усмехнулся Титов, но Артемий неожиданно серьезно посмотрел на него.

— Мне любая жизнь хороша, лишь бы не в селе!

Разговор прекратился сам собой. Артемий насупился, а Денис решил не давить на паренька и предпочел замолчать. Да и летательный аппарат ощутимо нырнул вниз, явно намереваясь заходить на посадку. Еще несколько минут, и перед ним во всей своей красе откроется новая жизнь. Титов на секунду прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая разошедшееся от волнения сердце, и тут же встал на ноги, едва по корпусу летательного аппарата прошла почти незаметная дрожь.

— Пассажирам покинуть аэрокоптер! — Команда прозвучала по системе громкой связи.

Денис понял, что вскочил на ноги слишком рано. По уже откинутой аппарели только начинали спускаться те, кто сидел в хвосте салона. Два автоматчика, для разнообразия вполне молодые ребята в полном армейском тактическом комплекте, вполне вежливо, но при этом весьма требовательно управляли потоком людей, не давая процессу высадки перерасти в толчею. И мешкать людям они тоже не давали.

До Титова очередь дошла только минут через десять. Он прошел мимо автоматчиков, столкнулся с одним из них взглядом и тут же попал в руки еще одного человека в военной форме — капитана, если верить звездочкам.

— Ладонь! — коротко скомандовал офицер. Денис протянул левую руку. — Ассенизация, прямо по коридору, и третья дверь слева. Следующий!

Следом шел Артемий, и Денис чуть задержался в коридоре, стараясь услышать профессию мальчугана. Но, услышав малопонятное «материальное обеспечение», сразу прибавил шагу, прошел по короткому коридору до указанной двери и оказался на улице — на обычной, бетонированной улице, разве что залитой странным темно-синим светом. Подняв глаза, надеясь рассмотреть источник этого необычного света, он с чувством неподдельного изумления, смешанного с глубоким отчаянием, ощутил, что пути назад, на Землю, для него теперь точно нет.

Высоко в по-настоящему бездонном ночном небе плыл большой синий шар, по поверхности которого змеились черно-красные ленты потоков газа. Потоки сливались и разветвлялись вновь с умопомрачительной скоростью, завораживая своей игрой. Шар не был виден полностью, лишь половина его была ярко подсвечена местным светилом, и угадывался общий контур, позволявший судить об истинных размерах небесного тела, поистине огромных. Денис был достаточно образован, чтобы с первого взгляда понять, что этоn газовый гигант был поистине колоссальным. Он занимал примерно четверть ночного неба и давал достаточно света, чтобы не было нужды пользоваться фонарем и освещать дорогу.

— Красиво, правда? Ни с какой Луной не сравнить.

Титов нехотя опустил глаза. Рядом с ним стоял высокий, хорошо сложенный мужчина в простой робе, поверх которой была небрежно наброшена легкая куртка. Фиолетовые глаза незнакомца блестели, отражая темно-синий свет, но открытое, слегка одутловатое лицо не выражало никаких враждебных эмоций.

— Это наш Кустос. Не бойся, умники сказали, что мы на самой границе его гравитационного воздействия, так что он нас не притянет. Астрея все же самостоятельная планета, а не его спутник. Ты Денис Титов?

— Да. А почему Кустос?

— С латыни переводится как «сторож». — Незнакомец оторвался от созерцания и пристально посмотрел Денису в глаза. — Поэтично, правда? Идем, все уже собрались, только ты остался. Меня можешь просто Санычем звать.

Саныч развернулся и направился к стоящему поодаль большому шестиколесному вездеходу. Он остановился возле открытой двери, пропустил Дениса вперед и, закрыв за собой дверь, громко обратился к собравшимся.

— Добро пожаловать в поселение одиннадцать, или, как мы его тут любовно зовем, город Коробов! — Услышав название, Денис напрягся. — При формировании колоний на Земле вам была отведена работа ассенизаторами. Это не только чистить стоки, но еще и вывозить мусор на переработку, мести улицы и вообще, всячески поддерживать хозяйство колонии в надлежащем порядке. Понимаю, что многие из вас сейчас думают, а потому сразу отвечу на три особо частых вопроса. Нет, поменять профессию нельзя, но ваши дети могут стать кем угодно. Да, мы все-таки не на Земле, и это навсегда, но очень скоро вы полюбите эту планету. И нет, ручного труда в нашей работе почти нет, все автоматизировано. Мы только операторы. Витя, трогай.

Вездеход поразительно плавно тронулся с места и, быстро набирая скорость, поехал по залитым дивным синим светом улицам города Коробова.

— Саныч! — окликнул Денис сопровождающего. — А почему город так назвали?

— В честь верховного правителя Артема Романовича Коробова, конечно! — усмехнулся тот. — Или ты забыл, как звали нашего лидера?

Денис не забыл. Он столько сил положил на то, чтобы скинуть человека, назвавшего Россию монархией, а себя — самодержцем с его трона, что забыть эти имя и фамилию уже вряд ли когда-нибудь смог бы. Титов бессильно сжал кулаки. Эта казнь оказалась пострашнее смерти. Жить теперь до конца своих дней на чужой ему планете, в городе, названном в честь твоего врага, в качестве хозяйственной прислуги. Большего унижения Денис не мог себе вообразить.

2. Белый сектор

Год двадцать седьмой от посадки ковчега

Первые месяцев пять Денис присматривался к новому для него миру. Тогда еще казалось, что было к чему присматриваться. Город, построенный людьми на новой для них планете, не поражал великолепием высоток или роскошью автомобилей. Небольшие трехэтажные модульные дома, улицы, закатанные в полимерный бетон, несколько рекреационных зон — вот и все богатство, которым мог похвастать Коробов. Из транспорта — только два коптера, с десяток автобусов и около тридцати вездеходов, в основном у вспомогательных служб. Но все это было выстроено в потрясающе красивом месте, на обширном природном поле, окаймленном густым лесом и пересекаемом широкой полноводной рекой, вода из которой вполне годилась для питья.

И ни одного дерева, ни одной птицы или зверя, похожих на свои земные аналоги. Все здесь было столь завораживающе красивым, сколь и бесконечно чужим. Огромные, по восемьдесят метров высотой, желтовато-синие деревья с раскидистыми бежевыми ветвями служили домом для удивительно причудливых созданий. Тысячи птиц, прозванных бородачами и представлявших собой тварей, лишенных привычных клювов, но взамен имеющих целую россыпь метровых щупалец, острейшие перья трехметровых крыльев и сразу четыре когтистые лапы. Сотни прячущихся в бежево-синем подлеске зверей, каких Денис и вообразить себе не мог.

Лазоревые волки, совсем не похожие на волков: шестилапые, обросшие длинной шерстью крокодилы с пастью, усеянной мелкими жалами и опоясанной щупальцами — так было бы вернее их описать. Умирины, своими повадками напоминавшие оленей, только куда более массивные и опасные, сплошь усеянные острыми шипами и обладавшие почти непробиваемой шкурой. И это только те, кого Денис успел как следует рассмотреть и хорошо запомнить. Это группе экзобиологов доставляло удовольствие носиться по периметру города по вызовам охраны, описывать все новые виды живых существ и соревноваться в придумывании названий для них, прочие же жители Коробова, несмотря на особо прочные сети, натянутые между крышами, старались без лишней надобности на улицу не выходить. Бородачи регулярно проверяли сети на прочность, кидаясь на колонистов.

Первый месяц поведение местной фауны Дениса откровенно пугало, но привычка вырабатывается ко всему, и постепенно он стал спокойно относиться и к атакам птиц, и к привлечению работяг к охране внешнего периметра. Солдат не хватало на все защитные сооружения маленькой колонии, и два раза в неделю всем, кто был задействован во вспомогательных службах, тоже приходилось выходить на защиту города. Астрея была не очень рада гостям.

Основная работа, как и обещал Саныч, оказалась вполне сносной. Титову еще ни разу не пришлось самому лезть в коллектор и чистить канализацию. Чаще он просто отсиживал свои обязательные часы за пультом, наблюдая, исправны ли системы в закрепленных за ним пяти домах для поселенцев, правильно ли работают автоматические уборщики на улицах и во дворах его территории и весь ли мусор собирается в контейнеры. За мусором Саныч требовал следить особенно тщательно, потому что это был один из важнейших ресурсов. Денис имел на этот счет иное мнение, но с начальником не спорил. Следить так следить…

Гораздо интереснее было ходить на обучающие лекции. Регулярно кто-то из умников, которые изучали планету и пытались придумать способы быстрейшей ассимиляции людей на ней, приходил в специально построенный для этой цели лекторий и сообщал интересные факты об Астрее. Так, Денис узнал, что на планете, которая была в четыре раза больше Земли, всего один континент, расплывшийся чернильной кляксой по бескрайнему океану от Экватора до Северного полярного круга, большей своей частью вытянувшись вдоль субтропического пояса. Поэтому климат на материке умеренно теплый, мягкий, без резких среднесуточных и сезонных перепадов. И ещё Денис узнал, что все человеческие поселения находятся на восточной части огромной равнины, в двух тысячах километров от западного побережья, что, по местным меркам, было почти на краю света. Всего двенадцать городов, по двадцать с небольшим тысяч жителей в каждом, на довольно небольшом расстоянии друг от друга. Вертолету требовалось всего несколько часов лета от одной точки до другой.

Дозоры на внешнем периметре были самым неприятным из отведенных ему занятий. Не сказать, чтобы было совсем скучно — скорее, жутко. Долгой ночью, длившейся на Астрее почти двенадцать часов, твари в лесу поднимали страшный вой и гомон, а в синем ночном свете Кустоса деревья приобретали совсем зловещие очертания. Иногда звери подходили вплотную к внешнему периметру, но преодолеть или как-то повредить высокие стены из полимерного бетона, изготовленного здесь же, в колонии, по какой-то неизвестной Денису технологии, не могли. Но все равно в это время приходилось стоять у самой амбразуры и тискать «Киос», ожидая невесть чего.

Так он и жил в колонии, постепенно проникаясь рутиной, свыкаясь с окружавшей его действительностью. В обязательном порядке посещал лекции, устраиваемые трижды в неделю умниками из соседнего, синего сектора, и не потому, что этого требовали правила проживания в колонии, просто ему было интересно. Только там, пусть и в предельно скучной форме, можно было узнать хоть что-то о мире за пределами стен, а заодно и подробности о правилах проживания, зливших Дениса с каждым днем все сильнее.

Этих правил было не так уж и много, но за каждым из них Титов чувствовал тотальное унижение людей, не обоснованное ничем, кроме желания полностью подчинить волю колонистов, нацелив их невесть на что. Тоталитаризм, так ненавистный ему на Земле, на новой для людей планете расцвел во всей красе.

Нельзя было покидать границы города, это считалось смертельно опасным. Об этом неустанно повторяли лекторы, об этом твердили с уличных информационных дисплеев, установленных на половине городских зданий. Об этом шептались на рабочих местах и кричали натянутые между крыш прочные сети. Город был настолько пропитан страхом перед тем, что может ждать за стеной, что через пару месяцев нахождения в колонии даже Денис, не считавший себя трусом, стал с куда большей настороженностью вглядываться в свою амбразуру, ловя в неверном синем свете силуэты местных животных и ожидая нападения.

Без специального пропуска нельзя было покидать даже границы своего сектора. Город был разделен на четыре сектора, а сам Денис жил в черном, рабочем секторе, в котором были сконцентрированы практически все вспомогательные службы, ассенизация, материальное обеспечение, рота охраны и хозяйственные производства. В этом же секторе находился перерабатывающий завод, уничтожающий отходы ради выработки синтетических удобрений. Все-таки хорошо поработала неведомая армия ученых, готовивших этот полет! О существовании большинства технологий, которые на Астрее стали обыденными, Денис даже не подозревал.

Но сам факт, что покидать пределы своего сектора ему запрещалось, безумно злил его. Ведь были еще синий сектор ученых, зеленый сектор травников, как за глаза называли ботаников, пытавшихся адаптировать земные растения к условиям Астреи, и белый сектор, в котором жили те, кто управлял всей жизнью колонии.

И был самый нелепый, как считал Денис, запрет на какие-либо отношения, кроме рабочих. Колонистам предписывалось направлять все свои силы на развитие и достижение процветания города, при этом жертвуя всем тем, что обычно и делало человека именно человеком. Под этот запрет подпадали даже дружеские отношения, а о том, чтобы завести роман в свободное от работы время, и речи быть не могло. Да и не оставалось у Дениса этого свободного времени. Сутки дежурства за пультом, выходной, вторую половину которого занимали лекции, ночное дежурство на стене, потом — день на сон, и опять суточное дежурство за пультом. По-настоящему свободного времени у него совершенно не оставалось.

Этим утром Денис проснулся от глухого звука и ощутимой вибрации общежития ассенизаторов. Он вскочил, мгновенно стряхнув с себя сон, и принялся быстро одеваться. Уже через минуту он был в коридоре, набитом такими же удивленными людьми.

— Дэн, что случилось? — окликнул его Ванька — невысокий, скуластый и вечно неопрятный парень из его бригады.

— Да кто его знает! — отмахнулся Денис. — Пошли на улицу.

Возле общежития уже собралась приличная толпа, и взгляды всех были устремлены в сторону центра города. Денис проследил за взглядами других людей, и оторопел: над белым сектором поднимались густые клубы черного дыма. По толпе гулял растерянный гомон, но Денис не стал его слушать и вернулся обратно в свою комнату. Пожар, конечно, вещь страшная, но уподобляться зевакам, тратящим выходной на созерцание ползущего к небу дыма, он не хотел. Бросив быстрый взгляд на часы, Денис коротко выругался. Раннее утро, можно было еще спать и спать. Ночью заступать на стену, и выспаться сейчас было не просто хорошей идеей, а практической необходимостью.

Но выспаться в этот день ему не удалось. Едва Денис, не раздеваясь, растянулся на кровати и закрыл глаза, от двери коротко пискнул интерком. Чертыхнувшись, он не спеша пошел отвечать на вызов.

— Слушаю.

— Дениска… — В голосе Саныча слышалось обычно не присущее ему волнение. — Ты ж выходной сегодня?

— Мне сегодня на стену, — напомнил Денис.

— Да плевать, решим! — заверил его начальник. — Давай через пятнадцать минут в штабе нашем будь. Поедешь последствия аварии разгребать.

— Что там случилось?

— Потом. — Саныч оборвал связь, и Денису не оставалось ничего, кроме как с тоской посмотреть на кровать.

За неподчинение полагалось лишение продовольственного талона на пару ближайших приемов пищи. Не сказать, что синтетическая паста в столовой при штабе ассенизаторской службы была верхом кулинарного искусства, но мера действовала, и даже случаев тихого саботажа среди жителей колонии почти не было. Но Денис выполнял сейчас это распоряжение вовсе не из страха наказания. Он действительно уважал своего начальника, всегда веселого, немного фамильярного, но при этом открытого и справедливого человека, а потому оказался в штабе своей службы даже раньше намеченного времени.

— Саныч, что случилось? — спросил Денис, едва войдя в кабинет начальника.

— Рвануло что-то в белом секторе. Формируем группу для наведения порядка, и, если получится, установления причин. — Непривычно серьезный Саныч выдержал паузу, будто собираясь с мыслями, и продолжил: — Мне сверху звонили. Там больничный корпус разворотило. Человек пятьсот под завалами.

— Ой, е… — только и смог ответить Денис.

— Давай, дуй в гараж! Сейчас ребята подтянутся, и выезжайте. Вам до белого сектора пропуск дали.

Денис не стал продолжать расспросы. Раз Саныч велел быстро идти в гараж, то стоит сделать именно так. Но, пробираясь по гудящему, словно пчелиный улей, штабу, он никак не мог отделаться от неприятного предчувствия чего-то нехорошего, ждущего впереди. Смутный страх упрямо пробирался в душу, и, вместе с ним, как ни странно, в эту же самую душу царственной походкой вступало давно, казалось, забытое чувство любопытства.

Пропуск до белого сектора подразумевал пусть и короткое, но все же путешествие по всем секторам Коробова. Это был шанс хоть краем глаза увидеть, как живут люди в этих секторах. Даже несмотря на то, что закрепленные за ним дома находились в секторе травников, он мог лишь дистанционно их отслеживать. Жизнь секторов оставалась тайной за семью печатями и пропускными пунктами с тамбурными воротами. Даже со стены ничего не было видно. Теперь же появился шанс, и любопытство торжествовало.

Денис спустился в гараж, увидел уже готовый к выезду вездеход и быстрым шагом направился к распахнутой двери автомобиля.

— Привет, Витек! — приветствовал он водителя. — Я успел?

— Ты первый, как всегда. — Флегматичный водитель, даже не повернув головы в его сторону, продолжил выполнять предпусковые тесты. Без проверки работоспособности всех бортовых систем вездехода ехать категорически запрещалось. Но Денис был уверен, что и без этой процедуры автомобиль вполне мог выкатить на улицу.

Ждать долго не пришлось. Вездеход забился людьми буквально за пять минут, и тут же выехал из гаража. Денис оказался у окна, а потому столб дыма, все еще поднимавшийся над городом, видел очень хорошо.

— Что там случилось? Никто не знает? — Голос за спиной показался знакомым, и Денис обернулся.

— Артемий? — Парень сидел за спиной Дениса и с нескрываемым испугом смотрел на столб черного дыма. — Ты-то как тут оказался?

— Сняли с производства, и направили к вам. Ты знаешь, что случилось?

— Говорят, взрыв.

— Взрыв чего?

Артемий задал тот вопрос, который до сих пор ускользал от внимания Дениса. А ведь, и правда, что могло взорваться в белом секторе? Все функционирование города было завязано на электричестве, которое вырабатывалось подстанцией на основе атомной технологии (это, если верить тем докладчикам, которые приезжали с лекциями к рабочим). Сама же подстанция находилась в синем секторе и была, по всей видимости, цела и невредима. А больше никаких видов топлива в жизни города задействовано не было — ни газа, ни угля, ни нефти. Ископаемые ресурсы Астреи еще только предстояло найти. Так что могло взорваться?

— Откуда мне знать? — Денис предпочел не вступать в полемику по этому вопросу. — Приедем и все увидим.

— В живых бы потом остаться! — прогудел басом сидевший рядом с Денисом крупный мужчина. — А то кто знает, что мы там увидим…

Мужчины замолчали, обдумывая услышанное. Автомобиль в это время подъехал к пропускному пункту и, не снижая скорости, проскочил в распахнутые настежь ворота тамбурного проезда, оказавшись в синей зоне. Стен как таковых между тремя районами не было, к зданиям, стоявшим вплотную друг к другу на границах секторов, были прикреплены полимерные стойки с натянутыми между ними сетями — такими же, как те, что защищали население от атак пернатых бородачей. На вводных инструктажах всем вновь прибывшим объясняли наличие подобных заграждений обычными карантинными мероприятиями на случай возможных эпидемий, и при желании это препятствие можно было преодолеть без особого труда. Вот только о случаях эпидемий Денис еще ни разу не слышал и был готов отдать руку на отсечение, что эти границы стерегут не только сети, но и что-то поинтереснее, да хоть то же электричество.

Синий сектор отличался от черного меньшей многолюдностью и какой-то давящей тишиной. В сравнении с гудящим муравейником рабочих кварталов, где и к страху перед налетом птиц относились весьма пренебрежительно, позволяя себе добираться до рабочих мест или лектория пешком, кварталы ученых были мертвы — ни одного человека на улице, даже случайного прохожего, на минуту выбежавшего по бытовой надобности. Денис списал эту странность на то, что сейчас был день и все умники вполне могли быть на своих рабочих местах. Изучали данные об Астрее и строили планы ее дальнейшего заселения. Не вечно же людям прятаться от дикой природы за внешней стеной!

И в плане выходов за периметр умники синего сектора всегда были впереди. Примерно раз в две недели они собирали все вездеходы, которые были в Коробове, и на пару дней отправлялись в экспедиции в сопровождении доброго взвода охраны. Ходили слухи, что иногда эти поездки заканчивались гибелью кого-то из солдат, а пару раз так и самих ученых, но вслух об этом не сообщалось, а верить шепоту в подворотнях Денис давно уже отвык, разучился, едва на собственной шкуре ощутил всю разницу между пламенной речью, перемешанной фактами и выводами, и истинными целями народных волнений.

…Бутылка медленно летит, очерчивая оранжевую прерывистую дугу в темном вечернем небе. Летит, куда ее послала рука молодого революционера — провокатора, и падает именно в то место, но находит там не закованных в полную боевую экипировку представителей власти, а юную девушку, вряд ли способную внятно объяснить, почему она пришла на эту площадь именно в этот день.

Денис устало провел ладонью по лицу. Этот кошмар почти постоянно преследовал его по ночам, но днем эти видения никогда прежде не появлялись, не бередили душу своей убийственной отчетливостью и тем ощущением беспомощности, которое пронзило его через секунду после злополучного броска. Ничего не исправить, ни на что уже не повлиять. Бутылка уже летит…

Вездеход пересек безлюдный синий сектор меньше, чем за десять минут, и влетел в тамбурный проезд по-прежнему не останавливаясь. И только оказавшись в белом секторе, Витек, сидевший за рулем, сбавил скорость и остановился возле одинокой фигуры на обочине дороги.

— Все, выходим! — скомандовал водитель. — Мне за следующей командой надо.

Мужчины дружно высыпали на улицу и замерли, удивленно осматриваясь. Наверное, именно таким и должен быть административный район любого города. Просторные улицы, гораздо шире тех проулков, что были и в синем, и в черном секторах, просторные дома, пусть и из того же вездесущего полимерного бетона, но с аккуратными клумбами и даже небольшими деревьями возле подъездов — все в этом месте кричало о превосходстве его обитателей перед остальными колонистами. А ведь строилось все это в самом начале существования колонии, когда представления о внешнем мире были весьма и весьма размытыми. Денису, привыкшему к простой и незамысловатой жизни социальных низов, было некомфортно среди этой кичливой роскоши. А еще тут ощутимо пахло гарью.

— Пойдемте быстрее, может быть, успеем! — Молодой субтильный мужчина с довольно длинными и сильно растрепанными волосами, одетый в ослепительно белый костюм, призывно взмахнул рукой и первым поспешил к месту происшествия.

Группа из десятка рабочих молча двинулась следом. Денис старался больше не вертеть головой, не рассматривать с плохо скрываемой ненавистью архитектуру местных домов и убранство тротуаров. Его не покидала мысль, что лететь шесть тысяч лет на другую планету ради очередной социальной сегрегации и эксплуатации рабочих было глупостью — самой большой, какую можно представить. Он искренне считал подобный уклад общества самой страшной болезнью человечества и никак не мог понять, ради чего нужно было распространять эту заразу за пределы старушки Земли.

Несколько перекрестков — и группу невольных спасателей окутали едкие клубы дыма. А прямо перед ними открылся довольно большой завал из пластиковых панелей, поваленных декоративных деревьев, судя по зеленому цвету листьев, явно выращенных из земных семян, и комьев земли. Огня почти не было, пластик, который колония вырабатывала для своих нужд, был материалом негорючим, но даже без пламени зрелище было ужасающим.

— Что тут было? — спросил кто-то из рабочих.

— Это были медицинские корпуса. — Длинноволосый на секунду замялся. — Перинатальный и детская соматика. Мы подозреваем, что выживших там нет, но заливать не стали. Вдруг…

— Подожди. — Денис ухватился за услышанные слова. — Что значит «детский»?

— Давайте оставим расспросы на потом. Сейчас нужно разобрать завалы. Скоро вам на помощь приедут еще несколько бригад.

Завалы разбирали почти неделю. За это время успел рассеяться дым и остыли пластиковые панели в центре завала, где огню было за что зацепиться и что сожрать. Ночевали тут же, под открытым небом, не замечая от усталости ни выпадавшей росы, ни опускающейся долгой ночью прохлады. Короткий, часа на четыре, сон — и снова за работу.

Денис многое отдал бы за то, чтобы не попасть в число этих ребят. Они достали из-под этих завалов почти восемь сотен тел — главным образом, детских, обожженных и раздавленных весом рухнувшего здания. Взрослых было совсем немного, в основном молодые девушки. Это зрелище оставило неизгладимый след в душе Дениса, и не только в его. Он видел слезы в глазах других участников этой спасательной операции и слышал одну и ту же фразу: «Как много детей!»

Но даже это впечатление померкло, когда они добрались до центра завала. Вместе с телами детей они находили трупы странных, отвратительного вида существ, очень отдаленно похожих на людей, небольших, едва ли крупнее собаки средних размеров, и при этом обладавших непропорционально длинными конечностями, выделявшимися худобой на фоне одутловатого тела грязно-серого цвета. Никаких чувств, кроме омерзения, эти существа не вызывали, даже название им никто не захотел давать. Оставили это, не сговариваясь, на откуп умникам. Просто складывали трупы этих тварей отдельно, в самый дальний угол небольшой площади, образовавшейся после обрушения зданий, и старались не смотреть в сторону получившейся кучи без надобности.

К моменту завершения работ по расчистке завалов Денис уже плохо воспринимал происходящее. Тяжелая работа и отсутствие нормального сна затуманивали разум, не позволяя оценить весь масштаб трагедии. Все стало не важным, второстепенным, и потому приказ грузиться в вездеход Денис воспринял как спасение. Единственным желанием стало добраться до своей постели, забыться сном и постараться никогда не вспоминать об этом происшествии.

Не вспоминать было сложно. Рабочие кварталы полнились слухами, и чем больше времени проходило со дня трагедии, тем более фантастическими становились истории, с большим количеством подробностей. Провалявшись все три выделенных ему выходных в своей комнате и едва выйдя на службу, Денис с удивлением узнал, что группе спасателей пришлось вступить в самое настоящее сражение с ужасными и безжалостными монстрами и ребята лишь чудом остались в живых. Именно такую версию ему озвучил один из коллег, операторов дежурной смены, когда Титов наконец появился на рабочем месте. Денис усмехнулся и решил не расстраивать рассказчика скучной и мерзкой правдой. Зато в кабинете у Саныча ошеломляющих сказок уже не было.

— Отоспался? — вместо приветствия поинтересовался начальник. Денис согласно кивнул. — Что-то ты грустный.

— Вопросов много осталось, — уклончиво ответил Денис.

— Каких, например?

— Например, какого черта мы летели в такую даль, чтобы снова делить людей на элиту и отбросы?!

— Это мы, что ли, с тобой отбросы? — Саныч оторвал взгляд от монитора с данными и пристально посмотрел подчиненному в глаза.

— А что, не так? — Денис спокойно выдержал его взгляд. — Ты был в белом секторе?! Ты видел, как они там живут?! Пока мы тут…

— Да так же, как и мы. — перебил начальник. — Ты, случайно, не политический?

— Это что-то меняет? — уклончиво ответил Титов.

— Как знать… — Саныч снова уставился в монитор. — Тут вот какое дело, Дениска: в тех зданиях погиб наш парень, теперь его надо кем-то заменить. Я думал тебя отправить, ты мужик толковый, зря чудить не станешь. Но если ты политический, то…

— Согласен, — не колеблясь, ответил Денис. — Хочу изнутри взглянуть на жизнь нашей элиты.

Саныч молчал долго, не меньше десяти минут, придирчиво изучая одного из лучших своих работников. Денис прекрасно понимал охватившие начальника сомнения. Перевод в белый сектор, обособленный от общей городской сети коммуникаций, можно было считать повышением, но послать туда человека, отзывавшегося о жителях этого района с нескрываемым презрением, было чертовски опасно.

— Ты, точно, не политический? — наконец прервал молчание начальник.

— Саныч, вся политика и так осталась на Земле. Я же не дурак, и понимаю, что мы все тут просто колонисты и не выживем, если будем грызть друг друга.

— Хорошие слова! Теперь сделай так, чтобы и дела были не хуже. Иди, собирайся, завтра утром выезжаешь. Снабженцы как раз должны к вечеру корпуса восстановить. Туда сейчас все силы брошены.

Денис молча вышел, понимая, что продолжения беседы не будет, но в дверях замер. Был один вопрос, который ему давно уже хотелось задать начальнику, и кто знает, будет ли еще такая возможность.

— Саныч, а ты кем был на Земле?

— Никем. Сидел в свои тридцать четыре на бюджетном окладе инженером при музее в Коломне и не скулил. А чего мне скулить-то было? Ни жены, ни детей, ни машины… — Саныч взял себя в руки и зло сверкнул фиолетовыми глазами. — Иди, Титов. Завтра к пересменке без опозданий.

Денис вышел из здания штаба и неторопливо зашагал к своему общежитию. Он изредка поднимал глаза на информационные панели, которые украшали половину домов черного сектора, и только горько усмехался — даже не тому, что он уже почти пропустил время обеда и останется голодным до самого вечера, а именно этим панелям с их бесконечной агитацией за рабский труд во имя идеалов будущего. А в перерывах между агитациями и напоминаниями о запретах эти панели показывали часы — стилизованный под старину циферблат с неумолимо бегущими стрелками. Денис часто смотрел на эти часы и пытался понять логику человека, решившего, что рабочий класс просто обязан следить за временем и всегда везде опаздывать, всегда спешить. Он не видел подобных украшений ни в белом секторе, ни в синем — только здесь.

Трудно не быть «политическим», находясь в самом низу социальной иерархии. А может быть, и легко, потому что почти все, кого он успел узнать за эти месяцы жизни в колонии, совершенно не интересовались тем, что происходило за пределами их мира. Они шли на свои смены к приписанным им местам работы, затем возвращались в свои норки спать, добыв заветные талоны на положенную им химическую бурду, и твердо знали, что еще один день они проживут точно. Денису же такая позиция была чужда. Всю жизнь ему в голову вдалбливали две простые, но при этом исключающие друг друга истины. С одной стороны, было общество с его красивой рекламой хорошей жизни, кричащей: «Делай, и у тебя все будет!», и каким бы ни был политический строй, людям всегда обещали возможность достижения этой самой «хорошей жизни», а с другой… С другой стороны, был отец, всю свою жизнь проработавший судоремонтником и всегда говоривший, что выше шапки не прыгнешь, что наверху все места пригреты и пришлым там не место, и что вообще не к лицу рабочему человеку лезть туда, где он не нужен.

Обе эти истины раздражали одинаково: и молчаливое соглашательство отца, способного вытерпеть любое решение начальства, лишь бы не выделиться из общей массы таких же работяг, и кричащая о недостижимой мечте реклама, сгубившая не одну тысячу ищущих счастья общедоступным путем.

«Иди в институт, и перед тобой откроются все двери», — сказал однажды модный блогер в одном из бесконечных видео. И Денис пошел, несмотря на то, что отец был против, и вполне хорошо окончил это учебное заведение, но двери так и не открылись. Радужное будущее с интересной работой и положением в обществе так и не наступило. А потом было подполье, митинги и та девочка, горящая заживо за чужие амбиции. И впервые за почти полгода нахождения здесь, на совершенно чужой для него планете, Денис поймал себя на мысли, что рад этому. Он действительно вырвался из трясины земного существования, и, может быть действительно пора уже прислушаться к отцу и перестать играть в политику. Попробовать наконец просто жить.

С этими мыслями он и добрался до своего общежития. Собирать ему было нечего. Сменный рабочий костюм остался в шкафчике в штабе, а другой одежды он просто не имел. Принадлежности для гигиены, выдаваемые раз в две недели, как раз подходили к концу, не жалко и выбросить, а потому Денис просто растянулся на кровати и постарался забыться сном. Завтра его снова ожидают перемены в жизни, но волнения это вовсе не вызывало.

Он явился в штаб за полчаса до пересменки и долго слушал последние сплетни о происшествии, на этот раз для разнообразия касавшиеся количества пострадавших (счёт шёл уже на тысячи). Участникам той операции настоятельно рекомендовали не распространяться об увиденном во избежание паники, и Денис честно следовал этой рекомендации. Он не вполне понимал, для чего поддерживать в людях, и без того находящихся под защитой внешних стен посреди враждебного мира, такой уровень страха, но видел, что им очень важно верить в нерушимость этих самых стен, а потому лишь согласно кивал, когда кто-то из сплетников ссылался на него. Пусть мелют, что хотят, раз других тем для разговоров все равно нет.

А уже спустя час его вели по цокольному этажу заново отстроенного корпуса перинатального центра двое одетых в белое невзрачных мужчин. Вели молча, не рассказывая, не объясняя и вообще всячески подчеркивая огромную дистанцию между обладателями темно серых роб и хозяевами белого сектора.

— Это ваше рабочее место. — Одним из провожатых был запомнившийся Денису по прошлому приезду длинноволосый. — Там, чуть дальше, жилая комната с душем и уборной. Питание вам будут привозить сюда же.

— Выходить-то мне можно? — поинтересовался Денис, даже не пытаясь скрыть охватившее его раздражение.

— Выходить можно, но в границах территории медицинских корпусов. Здесь есть уютный сквер, где можно безопасно прогуляться. — Длинноволосый пропустил мимо ушей его реакцию.

Неприкрытая издевка больно кольнула самолюбие Дениса, но он промолчал. Нечему тут было удивляться. Даже сменившие планету люди все равно остались теми же людьми, не упускающими шанса продемонстрировать свое превосходство и значимость. Совсем не так говорил этот волосатый юнец, когда в Денисе и других работягах была действительно острая необходимость: не было ни издевок, ни снобизма, ни вот этого завуалированного хамства. Только непонятно, когда этот парень был настоящим — там, когда встречал вездеход со спасателями, или сейчас, когда упивался своей маленькой властью и правом объявить другим людям не им установленные ограничения.

Денис мысленно махнул на него рукой и первым вошел в указанное помещение. Небольшой пульт слежения и управления роботами, одно кресло перед ним и круглый стол с тремя стульями в дальнем углу, и сразу несколько камер видеонаблюдения по углам кабинета. В рабочей зоне не было ничего лишнего и ничего, что могло бы отвлечь оператора от его функций. Денис быстро оглядел мониторы пульта, удостоверился, что отсюда оператор может отслеживать состояние сетей всего белого сектора, и прошел дальше, в жилую комнату.

Тоже ничего удивительного. Обычная кровать с тонким, но довольно удобным и приятным матрасом, пара прикроватных тумбочек, с уже стоявшим на одной из них гигиеническим комплектом, чуть дальше — приоткрытая дверь в душевую, совмещенную с туалетом. Ничего лишнего. Денис даже оглядел стены в поисках описи имущества — так сильно это место напомнило ему армейский кубрик. Но не нашел.

— К своим обязанностям приступите через три дня, как только откроем корпус. Пока обживайтесь. — сказал напоследок длинноволосый, и оба провожатых вышли.

— Вот же индюк напыщенный! — Денис присел на край кровати, по привычке поправил подушку, и в руку сам собой скользнул небольшой портативный компьютер.

Денис тут же включил его, даже не задумавшись о правильности своих действий. На экране мгновенно появились несколько иконок с приложениями и пара текстовых файлов. Титов решил начать именно с документов, и в первом же обнаружил учетные данные. Кому они принадлежат, указано не было, но он не сомневался, что эти данные пригодятся для авторизации где-нибудь.

Во втором документе было всего три слова, напечатанные очень крупными буквами: «Денис, хватит спать!» И эта записка его смутила. В случайность того, что компьютер под его подушкой просто забыли, он уже не верил. Но от этого становилось только интереснее. Опытным пользователем Денис себя не считал, однако с подобной техникой был знаком хорошо, а потому без малейшего страха стал открывать все приложения по очереди. Но ничего, что могло бы представлять интерес, не нашел. Три из пяти иконок увели его на облачные хранилища, к крупным скоплениям музыки, фотографий и видеозаписей с видами Земли. Архивы на серверах были огромны и требовали отдельного изучения. И Денис отложил это дело. Четвертая иконка открыла почтовую программу, в записной книжке которой хранилось чуть меньше полутысячи адресов, из чего Денис сделал вывод, что интернет в городе есть, но есть он совсем не для всех.

Но больше всего его заинтересовала пятая иконка, открывшая доступ к программе управления уличными экранами. Именно для авторизации в ней и подошли записанные в текстовом документе учетные данные. И в голове Дениса созрел план, как можно использовать эту программу для раскачивания ситуации в городе. Но он выключил и отложил в сторону компьютер. Кто-то слишком старательно подталкивал его к этим действиям.

Денис прошелся по комнате отдыха — не для того, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Он внимательно осмотрел все углы помещения, мебель и даже туалет и душ, пытаясь найти и здесь устройства слежения, и, не найдя ничего, уже через минуту погрузился в более пристальное изучение подброшенного компьютера.

3. Инга.

— Молодой человек, прекратите уже пялиться в горизонт!

Денис обернулся. Перед ним стояла девушка, одетая в облегающий белый комбинезон, стройная, очень высокая, почти с него ростом, и достаточно красивая, чтобы заставлять мужские сердца стучать сильнее в ее присутствии. На правильном узком лице, обрамленном аккуратным каре прямых светло-русых волос, отчетливо выделялись высокие скулы, а аккуратный, чуть вздернутый носик, слегка пухлые губы и миндалевидный разрез огромных фиолетовых глаз не давали отвести от красотки взгляд. Потому Денис и не сразу заметил в руках девушки объёмный пластиковый кейс, который она держала в руках.

— Если вы мне не поможете, я сломаюсь пополам на этом самом месте. — Девушка смотрела на него с укоризной, но Денис готов был поклясться, что глаза ее оставались смешливыми, а эмоции были несколько наигранными. — Я могу вас отвлечь?

— Да, конечно.

Денис никуда не спешил. Пульт, обсуживавший системы белого сектора, обладал куда большим уровнем автоматизации, требуя присутствия оператора лишь два часа в сутки, а потому Денис часто позволял себе небольшие прогулки по больничному скверу. Тот, кто проектировал эту часть города, явно знал толк в обустройстве парковых зон. Небольшой, всего сотни три метров в поперечнике, овальный сквер вместил в себя и две центральных широких аллеи, по бокам которых были настоящие живые изгороди почти двухметровой высоты из густого кустарника с плотными и очень крепкими ветками, усеянными тонкими шипами. Судя по ярко-синим листьям, эти кустарники были представителями уже астрейской флоры.

Центральные аллеи образовывали своим пересечением площадь с маленькой стелой, украшенной детской фигуркой с шаром в руках. Издалека эта фигурка выглядела даже забавно, и, только рассмотрев ее ближе, Денис ощутил щемящую тоску. На матово-сером шаре четко проступали контуры земных континентов.

Весь сквер хаотично, будто художником, решившим испортить полотно удачливого коллеги, был изрезан узкими, не шире полутора метров, аллеями, и эти маленькие тротуары уже были украшены вполне земными на вид кустарниками, в листве которых зелень родной для людей планеты самым непостижимым, и от того особенно красивым образом смешивалась с яркой синевой флоры Астреи.

В этих узких аллеях было удивительно спокойно. В них же располагались скамьи, слегка утопленные в живую изгородь. И если неизвестный ему устроитель этого сквера хотел, чтобы в этих аллеях люди испытывали умиротворение, то он определенно достиг желаемого. Уже три месяца Денис жил и работал в белом секторе, и самым ярким впечатлением для него стала царившая там тишина. Больничные корпуса стояли в стороне от основных зданий белого сектора, почти на границе с малонаселенным зеленым, и звуки от административных зданий и управления колонии сюда почти не долетали, а звуки самих отделений надежно глушились стенами корпусов, и Денис все больше проникался уважением к разработанному для колонистов материалу.

— Тогда возьмите, пожалуйста, эту коробку, у меня уже руки болят от нее, а я покажу, куда отнести.

Денис забрал у нее груз, удивившись его тяжести, и молча пошел следом за девушкой. Та направилась прямиком к входу в перинатальный корпус, и Денис не отказал себе в удовольствии осмотреть внутреннее убранство этого здания. Просторный холл первого этажа, по которому мимо него прошла пара человек в привычных белых костюмах со странной эмблемой на груди — красным цветком лотоса в голубом круге, закончился банальными ступенями, что, впрочем, Дениса не удивило. В Коробове не было здания выше пятиэтажного управления, а потому и лифты не были предусмотрены.

Они поднялись по лестнице на последний, третий, этаж и свернули в просторный коридор. Вместо стен здесь были широкие проемы, выполненные из прозрачных стеклопакетов, и Денис отчетливо разглядел ряды небольших прямоугольных аппаратов, в каждом из которых лежал младенец.

— Это инкубаторы? — не удержался он от вопроса.

— Да, — подтвердила девушка. — Нам сюда.

Она открыла неприметную дверь, за которой оказался просторный светлый кабинет с широким столом и даже небольшим диванчиком для отдыха.

— Вы выращиваете детей? — Денис не мог прийти в себя от увиденного. Так и стоял в дверях, сжимая в руках кейс.

— Можно и так сказать. Поставь, пожалуйста кейс на стол.

— Подожди. — Денис избавился от груза, подошел вплотную к девушке и уловил идущий от нее едва заметный фиалковый запах. — Что значит «выращиваете»? Это клоны?

— Как тебя зовут? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Денис Титов.

— А я Инга. Ты очень любопытен, Денис Титов. — Ее голос перестал быть вежливым, в нем прозвучали нотки неприязни. — Клоны непродуктивны, они не разнообразят наш генофонд. Это естественные дети, просто находятся под контролем специалистов.

— Но это значит…

— Спасибо тебе за помощь, Денис Титов! — бесцеремонно оборвала его девушка. — Прости, мне нужно работать. Буду рада еще увидеться с тобой.

Денис понял, что ему недвусмысленно указали на выход, и не заставил просить дважды, только дверь за собой закрыл чуть громче, чем следовало. Но, едва выйдя из кабинета новой знакомой, он почти столкнулся с другой девушкой, медленно бредущей вдоль прозрачной стены. На этой девушке из одежды был только распахнутый медицинский халат. Она, казалось, не замечала ничего вокруг, даже собственной наготы, только скользила рассеянным взглядом по детям за стеклом, будто искала что-то очень важное и никак не могла найти.

Она остановилась, дойдя почти до конца прозрачной стены, и бесшумно сползла на пол. Оторопь, охватившая Дениса от этой немой сцены, исчезла так же внезапно, как и появилась, и он бросился к девушке.

— С вами все хорошо?

На него смотрели сильно покрасневшие, заплаканные глаза на миловидном личике. Девушка была совсем еще юной, на вид не старше двадцати лет, и в ее взгляде читалось столько боли и отчаяния, столько нечеловеческого страдания, что Денису стало невыносимо тоскливо и захотелось сесть рядом и рыдать вместе с ней.

— Они его забрали. Унесли…

— Кого? — Ее голос был едва слышен, и Денис наклонился, чтобы разобрать хоть что-то из ее слов.

— Сына… Моего Сережку. Забрали. Я чувствую, он где-то тут.

— Что значит — забрали? — удивился Денис.

— Сказали, что он болеет… — Девушки устремила на него долгий взгляд. — Ты должен знать, где он. Отведи меня!

В коридоре послышались шаги, и Денис бросил туда быстрый взгляд. К ним приближались сразу три человека в белых костюмах с вышитым на груди цветком лотоса. Еще минута, и они подхватили девушку под руки и стремительно увели прочь, одновременно пытаясь успокоить дежурными и ничего не значащими фразами. Никто из них не обратил внимания на Дениса, и он почел за лучшее убраться из медицинского корпуса в свою неуютную, но уже ставшую привычной нору. За этот день было слишком много впечатлений, и, чтобы продолжать прогулку, нужно было как следует отдохнуть.

Но увиденное в коридорах перинатального корпуса все равно его не отпускало. Было во всем этом нечто странное, чему он никак не мог найти объяснение. И думать об этом тоже никак не мог перестать. Денис стал почти все свободное время проводить в больничном сквере, ища встречи с Иногой, но дни сменяли друг друга, а она ни разу не появилась.

Зато он стал подмечать другие странности. Пару раз в неделю, обычно под вечер, к зданию перинатального корпуса приезжал черный вездеход с тремя зелеными полосками на бортах. Четверо крепких мужчин загружали этот вездеход небольшими черными свертками и быстро уезжали. Весь процесс выглядел как обычная утилизация отходов, если бы не одно «но»: за эту самую утилизацию отвечал Денис, а ее проводили совершенно незнакомые ему люди, не ставя его в известность.

Вечера Денис проводил за изучением программ и архивов в подброшенном ему компьютере, серьезно и основательно готовясь к реализации созревшего в голове плана. Сегрегация жителей уже не просто раздражала его, а выводила из себя. Он не знал, чья именно была авторизация в почтовой программе, но эта учетная запись дала ему доступ к серьезной и важной информации. И Денис, соблюдая предельную осторожность, изучал отчеты о жизни в черном секторе, порой едва сдерживая гнев, и искал ту железобетонную причину, после которой черный сектор можно будет поднять на открытый бунт. Искал и не находил.

Информации было много: травмы на производстве, пропажи людей, жалобы на питание и снабжение. Но это все мелочи, и их было явно недостаточно для того, чтобы раскачать несколько тысяч человек и направить их силы на изменение уклада жизни. Толпа инертна (так ему объясняли в одном из подпольных лагерей подготовки революционеров), и заставить ее сдвинуться с места очень и очень тяжело, особенно, если надо направить ее гнев на людей вооруженных. Нужны сакральные жертвы, нужны чудовищные преступления, даже провокации, в конце концов. Но Денис понимал, что для провокации у него не хватит сил, такое не делают в одиночку, а жертв и преступлений власти он пока не нашел. Даже не нашел, как эту власть зовут и кто стоит во главе.

Инга подошла к нему сама, почти через месяц после их знакомства. Денис в очередной раз наблюдал за странной погрузкой, не замечая ничего вокруг, и не услышал ее легких шагов. А она несколько минут стояла в паре шагов от него, внимательно наблюдая за ним, и лишь потом нарушила молчание.

— Что это у тебя?

Денис перевел на нее удивленный взгляд, не сразу уловив смысл вопроса, а затем искренне, улыбнулся: он действительно был рад встрече с Ингой.

— Батончик. Выдали вместо обычной бурды на правах сухого пайка.

— Угостишь? — Инга присела на лавочку рядом с ним. Денис отломил половину от мутно-серого брикета и протянул ей.

— Какая гадость! — Она положила в рот небольшой кусок и тут же его выплюнула. — Собачья шерсть и то на вкус приятнее. Вас этим кормят?

— Вас кормят иначе?

— Да. У нас нормальная еда. Не это. Угощу тебя, как-нибудь, — пообещала она.

— Инга, можно тебя спросить?

— Спрашивай.

— Когда я вышел из твоего кабинета, то встретил девушку. — Денис на секунду задумался, подбирая слова. — Она говорила странные вещи. Что у нее забрали ребенка. Это возможно?

— А, Катя. — Улыбка исчезла с лица Инги. — Жалко девчонку. Ее ребенок умер на третий день, такое бывает. Понимаешь, в здешнем воздухе много бактерий, чуждых человеческому организму. Наши тела модифицированы, мы не замечаем их, а вот детям почему-то этот иммунитет не передается, приходится прививать отдельно, потому и держим новорожденных в инкубаторах первые два месяца, пока иммунитет не окрепнет достаточно.

— Что значит «модифицированы»? — спросил Денис, ухватившись за услышанное слово.

— А ты не знал? Перед пробуждением наши тела были адаптированы для жизни в условиях Астреи. Скелет стал более прочным, чтобы выдерживать гравитацию, легкие увеличены, и иммунитет подготовлен к новым вызовам. Вот иммунитет-то и не получается пока передавать при рождении.

— Ее ребенок заболел?

— Наверное… — Инга пожала плечами. — Я не знаю, если честно. Я же не медик, я напрямую с детьми не работаю. У меня чуть иные задачи, пока не очень нужные.

— Инга, скажи, а много детей вот так умирает? — Денис твердо решил использовать откровенность собеседницы и узнать все, что возможно.

— Почти все. — Голос Инги дрогнул, выдав накатившие под воздействием эмоций слезы.

— И что с ними потом? — Титов пристально посмотрел собеседнице в глаза.

— Хоронят, наверное. Я, правда, не знаю. — Она несколько секунд напряженно вглядывалась куда-то Денису за спину, в дальний конец аллеи. — Прости, мне надо идти. Увидимся. — И Инга быстрым шагом направилась к выходу из сквера.

Денис еще долго смотрел ей вслед. По большому счету, этот короткий разговор оставил больше вопросов, чем ответов, но и информацию к размышлению он тоже подкинул: и о модификациях людей, о которых вскользь упоминали еще на научной станции, и о судьбе тех детей, которые не справились с враждебностью окружающей среды и погибли. Но больше других сейчас его интересовал всего один вопрос: откуда берется так много детей?

Сам процесс деторождения Денис представлял себе очень хорошо, но память упрямо твердила, что за все время нахождения на Астрее он не видел ни одного ребенка, за исключением инкубаторов в перинатальном корпусе и тел тех несчастных, погибших при разрушении предыдущих строений. Получается, детей действительно забирают. Но почему тогда никто не говорит об этом? Считают нормой или просто не задумываются об этом, как не задумывался раньше и сам Денис?

Во всем этом чувствовалось подозрительное замалчивание. Денис не слышал ни о свадьбах, ни о романтических отношениях. Жизнь в черном секторе сама по себе почти исключала пересечение мужчин и женщин в повседневном общении: отдельные общежития, отдельные производственные функции и рабочие места. Денис встречал девушек на улицах, но в суетливом темпе жизни человеческого муравейника, где все вечно куда-то спешат, было не до отвлеченных разговоров. Но теперь в его сознание закралась мысль, что это могло быть сделано целенаправленно. Исключить общение, для того, чтобы… А, собственно, для чего?

И откуда берутся дети? С момента трагедии прошло не так много времени, а все три корпуса снова работают с полной нагрузкой. Денис знал об этом по обрывкам разговоров медиков, проходивших мимо него или, как и он, отдыхавших в сквере. Дети рождаются постоянно, это факт бесспорный, но остается загадкой, что с ними происходит потом. Почему при таком количестве рожденных детей улицы пусты? И эта загадка лишала Дениса покоя, требовала найти логичное и правдивое объяснение, которое и могло стать тем самым, так нужным ему поводом. Но пока вопросов было куда больше, чем ответов.

На улице окончательно стемнело, и Денис счел за лучшее отправиться спать.

Полдень следующего дня он встретил все в том же больничном сквере. На этот раз он выбрал лавку так, чтобы видеть огромный информационный экран, с которого как раз в эту минуту транслировался ролик, призывавший сплотиться всем вместе на пути к процветанию человечества на Астрее. Денис успел хорошо изучить очередность этих роликов и не нашел времени лучшего, чем это. Сразу после призыва сплотиться шел небольшой, всего трехминутный ролик о величии возложенной на колонистов миссии создать цивилизацию с нуля, и именно это время Денис выбрал для реализации своей задумки.

Едва ролик о единстве закончился, как на кроваво-красном фоне ярким белым огнем вспыхнуло слово «сегрегация», заставив замереть случайно оказавшихся в сквере людей. Следующие три минуты короткий ролик рассказывал зрителям об оборотной стороне того единства, которое пытаются построить в городе, о пропадающих людях, об авариях, о жертвах, о которых не говорят с больших экранов, и об ограничениях, разделяющих вроде бы единое человечество на разные лагеря, готовые в любой момент возненавидеть друг друга. Но еще до того, как ролик озвучил призыв объединить все силы для борьбы с этим злом, Денис покинул сквер и обсуждения его маленького послания, стихийно возникшего сразу после трансляции, уже не видел.

В следующие три недели Денис почти каждый день вмешивался в работу уличных экранов, подменяя трансляции обычной агитации своими призывами к восстанию против тирании. Особого успеха это ему не принесло, горожане только обсуждали эти видеоролики, но об открытом бунте никто даже не заикался — по крайней мере здесь, в благополучном белом секторе. На остальные сектора города Титов тоже вел трансляцию, но связи с ними не было, и потому реакция жителей так и осталась неизвестной.

И почти каждый день Денис виделся с Ингой, которая с нескрываемым удовольствием тратила свой обеденный перерыв на общение с ним, и его это только радовало. Вот только дистанция, которую держала девушка, оказалась для него неприятным сюрпризом. Денису нравилось их общение. Ему нравилась Инга, нравилась настолько, что он ни разу за эти три недели не опоздал к тому времени, когда она выходила в сквер, и нетерпеливо ждал ее появления, расстраиваясь, когда она не выходила.

В один из таких дней Инга провела его служебным ходом в свой корпус, где на последнем этаже находилась комната релаксации для старшего медицинского персонала. Три кабины, полностью оборудованные под использование программ второй реальности. Денис слышал об этом жутко дорогом оборудовании, но сам никогда им не пользовался. Зато Инга чувствовала себя здесь, как дома. По-хозяйски включив две кабины, мгновенно засиявшие бледно-зеленым светом, она испытующе посмотрела на Дениса.

— Пользовался такой штукой?

— Никогда. — честно признался он.

— Вон там, — произнесла Инга, указав рукой на дальний от входа угол, — за ширмой, есть тактильные костюмы. Не бойся, они дезинфицируются каждые два часа паром с активным оксимиренолом и полностью безопасны. Надевай скорее и возвращайся ко мне. Я просто обязана тебе это показать!

— Что ты придумала? — с улыбкой спросил Денис.

— Переодевайся, я всего на час ключ попросила.

Костюм, надетый на голое тело, перестал ощущаться за полминуты до полной загрузки, ровно в тот момент, когда Инга закрыла за ним дверь кабины, оставив его стоять в растерянности на вращающемся во все стороны черном круге, пристегнутым страховочными тросами к крепежам в углах кабины. Денис сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить поднимавшийся из глубины души страх и побороть искушение выбраться из довольно тесной кабины, закрыл глаза и тут же услышал громкие детские крики.

Он стоял посреди проезжей части неширокой, аккуратно и предельно чисто выметенной улицы, ровно напротив неказистого трехэтажного здания из красного кирпича. И из двора этого здания маленькими группками или по одному выходили дети — обычные школьники, разве что одетые несколько приличнее привычной ему провинциальной детворы. Но шум от них стоял не чуть не меньший, чем от любых других детей, и именно из-за этого гвалта Денис не услышал, как со спины подъехал автомобиль, и дернулся только на звук клаксона. Водитель, седой как лунь мужик в крохотной и довольно немолодой легковушке, погрозил Титову кулаком, но Денис только улыбнулся в ответ.

— Это старик Янис! — Инга стояла на другой стороне дороги, на самой границе маленького сквера, деревья которого только начинали обрастать листвой. — Когда я была совсем маленькой, он был деканом факультета педагогики и социальной работы. Очень добрый человек.

— Этот добрый человек мне только что кулаком грозил. — Денис перешел дорогу и остановился рядом с Ингой. — Где мы?

— В месте, с которым у меня связано очень много приятных воспоминаний. — Она, совершенно не опасаясь, обняла его. — Я училась в этой школе. Улица Алеяс, дом номер шестнадцать.

— Ты это хотела мне показать? — Денис пристально посмотрел ей в глаза, но никаких эмоций в них не прочел. Это все было не настоящим, имитацией реальности, но прикосновения Инги он все же чувствовал, и этого уже хватило для ощущения безграничного счастья.

— Нет, пошли дальше. — Инга взяла его за руку и повела прочь от школы. — Я хочу тебе показать свой город, каким я его помню.

— Твой город? Так это настоящий город? — удивился Денис. — Я думал, что это просто имитация.

— Дурак! — Оскорбление прозвучало в ее устах комплиментом. — Это Лиепая. Я родилась и выросла на этих улочках и очень люблю этот город. Смотри, вон в том доме, том, что впереди, с зеленым фасадом, была кондитерская лавка тети Лаймы. Она пекла обалденно нежные кексы, но их продавала детям только после обеда, чтобы мы школу не прогуливали. А они к обеду уже подсыхали и становились жесткими. Я однажды своровала у нее три кекса перед школой и чуть не умерла от их божественного вкуса! А вон в том доме жил Ульмас — такой зазнайка, ты даже представить себе не можешь!

Инга буквально неслась вперед, и если бы Денис не держал ее за руку, точно бы убежала на свидание со своим детством в тенистых, стремительно начинающих зеленеть улочках уютного города. Уютного, несмотря на заметную вблизи обшарпанность и неухоженность. Иногда среди добротных каменных строений попадались совсем старые, деревянные дома, но даже на них Инга указывала с восторгом, о каждом доме вспоминая или смешную историю, или человека, жившего в нем. И Денис отчаянно жалел, что его спутница так спешит.

Ему нравилось в этом городе, наполненном пусть чужими, но такими радостными воспоминаниями. Нравилось идти по довольно широкому тротуару улицы Пелду среди спешащих с уроков детей и редких машин и мимо невысоких, в три-пять этажей, домиков. Пусть даже всего несколько минут, но это было для Дениса счастьем. Тень деревьев с молодой весенней листвой, неспешная суета городского района и крепко сжимающая его ладонь рука девушки, подарившей ему эти минуты счастья. А еще пахло морем, он вдыхал этот запах, и душа наполнялась теплом.

Через каких-то пятнадцать минут они свернули на мощеную, но тем не менее проезжую улицу и еще через пару сотен метров остановились возле небольшого фонтана. Закатанный в невысокий бетонный парапет, фонтан показался Денису уставшим пленником, некогда грозным обширным озером с островом в центре, попавшим в плен человеческого желания все переделать под себя. В центре островка стояла ротонда, такая же крохотная, как и сам островок, пусть даже на нем и хватило еще места двум довольно возрастным березам. Инга отпустила руку Дениса и быстро зашагала именно к этой ротонде по аккуратному пешеходному мостику.

— Смотри, как тут красиво! — Она облокотилась на перила мостика и посмотрела на свое отражение в желтоватой, мутной воде. Денис красоты в этом месте не находил, но озвучить свое мнение не решился, чтобы не омрачать радость Инги. — Это место называется лебединым озером. Я любила приходить сюда летом и часами читать в тени тех берез, ровно до той поры, пока родители не уехали сперва в Ригу, а потом и дальше. Знаешь, я нигде больше не чувствовала себя дома — только в Лиепае.

Денис притянул Ингу к себе, но на поцелуй не осталось времени: получасовой сеанс земной жизни оборвался так же внезапно, как и начался, и Денис с остервенением принялся отстегивать страховочные тросы. Замер на минуту, попытался успокоиться… и не смог. Тихий и скромный городок Лиепая не шел ни в какое сравнение ни с Москвой, ни с Тулой, да и не пытался ни с кем соперничать. Хранил свои традиции, берег покосившиеся дома, чем тронул очерствевшую душу Дениса. И, все равно даже этот город казался раем в сравнении с Коробовом, с этим проклятым городом номер одиннадцать. Лиепая дышал весной и жизнью, а от серости синтетического бетона и сетей над головой хотелось выть.

— Как тебе? — Инга открыла дверцу кабины второй реальности и попыталась помочь Денису выйти, но он отказался от помощи.

— Не дразни меня больше Землей. — Его голос прозвучал сухо и зло. — Я не просился лететь сюда.

— Прости. — Инга ошарашено смотрела на Дениса, который еще три минуты назад был таким счастливым. Он сосредоточенно переодевался за полупрозрачной ширмой из поликарбонового стекла. — Я просто хотела показать тебе свой дом. Свой настоящий дом.

— Наш с тобой дом теперь здесь. — Денис подошел вплотную к девушке. — Здесь, на этой чертовой Астрее. И вместо того, чтобы жить воспоминаниями, давай наведем порядок здесь. И через несколько лет на месте Коробова вырастет тот город, какой захочешь ты.

Через день после этого случая Инга совершенно неожиданно сообщила ему, что их обеденные разговоры больше продолжаться не могут. Причину она объяснять не стала, оставив Дениса наедине с непониманием и злостью. А утро следующего дня началось для него с прихода двух крепких вооруженных мужчин в привычных уже белых костюмах. За время нахождения в Коробове Денис привык к мысли, что никто не ходит по улицам с оружием, оно использовалось разве что на стенах внешнего периметра, и появление людей с автоматическим оружием здесь, в белом секторе, было для него неожиданностью.

— Вы Денис Титов? — Обратившийся не скрывал своего презрения, но голос его остался профессионально холодным.

— Я. — Дениса удивил этот визит, но он сохранил душевное спокойствие. — Что, собственно, происходит?

Денис, проверявший до этого за пультом работу очистных систем, встал лицом к вооруженным мужчинам, закрывая им проход. Один из визитеров взял автомат наизготовку.

— К нам поступила информация о несанкционированном использовании вами вычислительной техники. Предлагаем добровольно сдать неправомерно используемое вами оборудование. Также мы должны провести досмотр ваших личных вещей.

— Но… — начал было Денис, однако державший его на прицеле человек лишь покачал головой.

— Не мешайте нам выполнять нашу работу. У вас есть оборудование и вычислительная техника, не относящиеся к вашим должностным обязанностям?

— Откуда?

Голос Дениса звучал совершенно спокойно, но его собеседник лишь улыбнулся в ответ на эти слова и тут же приступил к обыску. Мужчина внимательно осмотрел пульт управления очистными системами, проверив каждую клепку кожуха и крепежи, не позволявшие отодвинуть этот пульт от стены, открыл даже ремонтные люки и проверил, не спрятано ли что-то в переплетениях проводов, после чего отправился в комнату отдыха. Денис все это время старался сохранять спокойствие, что под дулом автомата сделать было довольно трудно. Душа сжалась где-то внизу живота в испуганный комок, но сделать в этой ситуации Денис ничего уже не мог. Стрелок, державший его на прицеле, был достаточно далеко, чтобы даже пытаться вступить с ним в бой, но при этом достаточно близко, чтобы не промахнуться при этой попытке. Оставалось только ждать.

Спустя пять минут, показавшихся вечностью, мужчина, проводивший обыск, вышел из комнаты отдыха и направился к выходу, жестом приказав своему напарнику следовать за ним. Прощаться с ассенизатором оба посчитали ненужным, но Денис не обижался на них за это. Ушли, и ладно. Он выждал для верности несколько минут и почти бегом кинулся к спрятанному под тонким матрасом компьютеру. Тот был на месте, только рядом лежала крохотная карта памяти. Денис включил компьютер, вставил карту в устройство для чтения, открыл единственный документ, записанный на нее, и уже не смог от него оторваться.

У Саныча, его начальника, были серьезные проблемы. Вчера утром его увезли из здания штаба двое вооруженных людей, не дав даже закончить дежурную планерку, и больше никто из ассенизаторов ничего о судьбе своего шефа не знает. Теперь у службы новый начальник. Денис отказывался в это верить, хоть и не имел ни одной причины сомневаться в правдивости попавшего в его руки отчета. Это неверие исходило от нежелания принять подобные репрессивные действия руководства колонии. Саныч был искренне рад жизни на Астрее и вряд ли мог сделать что-то такое, за что его нужно было увозить, и уж тем более никогда не позволил бы себе совершить поступок, способный навредить его службе, а судя по документам, его обвинили именно в саботаже и диверсии. Еще одна странность в уже давно переполненную Денисову копилку.

Конец ознакомительного фрагмента.