Дитя гнева: Путь Стража

Алексей Ремез

Рождённому в начале 16-го века мальчишке-альбиносу по имени Самюэль жизнь не сулила ничего хорошего. Лишившись своей матери в раннем возрасте, он остался один против всего мира и, под давлением испытаний, быстро озлобился. Но случайное знакомство с девочкой Изабель и её сестрой Элин изменяет жизнь Самюэля. По воле случая друзья оказываются в ином мире, и отныне цель Самюэля — стать сильнейшим воином, способным защитить своих подруг. А противостоять ему на этом пути будут все, кто только смогут.

Глава 7

Спустя две недели за Самюэлем, сёстрами и Зит прибыл Лем на экипаже. Попрощавшись с докторами и медсёстрами и поблагодарив за уход и лечение, дети уселись в карету. Элин запрыгнула в неё самой первой и сразу же заняла место у окна. Пока Элин с раскрытым от восторга ртом рассматривала и ощупывала каждый уголок кареты, в неё забрались и Изабель с Самюэлем. В отличие от Элин, Самюэль восторга не испытывал вовсе и чувствовал себя не в своей тарелке. Изабель уселась рядом со своей сестрой. Ей было неловко от того, что такая девочка, как она, всю свою жизнь прожившая среди работающих не покладая рук людей, получила всё, о чём они могли только мечтать, в один момент, ничего при этом не сделав. В голове Изабель неустанно крутилась мысль о том, что сейчас она — это олицетворение несправедливости, что превращало её неловкость и стеснение, буквально, в ненависть к самой себе. Вся сжавшись, она с сожалением посматривала в окна на многочисленных прохожих. На любые вопросы о своём состоянии Изабель отвечала, что с ней всё в порядке и старалась сделать более счастливый вид, лишь бы никто не беспокоился.

Наконец, к ним присоединилась и Зит, которую Лем с трудом смог оттащить от её коллег, с которыми она прощалась со слезами на глазах. Усадив Зит рядом с собой напротив детей, Лем дал команду трогаться, и карета неспешно покатилась.

В течение всей поездки Самюэль разглядывал улицы, дома и прохожих. Среди убранства улиц особое его внимание привлекли высокие металлические столбы с прозрачными кристаллами на верхушках. Как объяснил Лем, эти столбы назывались «фонарями». Задача их была в том, чтобы дарить свет в ночную пору, освещая улицы и мешая тем самым деятельности бандитов. Сами же улицы были гораздо просторнее, чище и светлее, чем в родном городе Самюэля. Крыши домов не закрывали собой небо, благодаря чему яркое солнце свободно освещало улицы. Дома, в большинстве своём, были очень похожи на своих собратьев из мира Самюэля, разве что имели несколько больше этажей, более утончённый архитектурный стиль, а некоторые из них обладали вытянутыми, заострёнными крышами. Однако были и такие, которые Самюэль видел впервые жизни. Высокие, белокаменные башни с широкой выпирающей красной крышей, словно подосиновики, произрастали в самых разных частях города и были видны практически отовсюду. На каждой из башен было от одного до трёх колец, в зависимости от высоты строения. Они были своеобразными смотровыми площадками, по которым гуляли жители башен. С крыш свисали чаши, с такими же кристаллами, как и у фонарей.

Среди прохожих же наибольший интерес Самюэля привлекла раса эгнов. Хоть их телосложение и напоминало человеческое, на самих людей он были мало похожи. Это можно было сказать, просто посмотрев на их голову. Нос их был широким, плоским, слитым воедино со лбом, усеянным большими охровыми пятнами. Глаза не имели ни радужки, ни белков, а были целиком чёрными, большими и округлыми. Волосы эгнов были словно иголки ежей, но, по словам Лема, по ощущениям их было не отличить от человеческих, да и не кололись они вовсе. Длина и цвет волос были весьма разнообразны, как и у людей. Кроме того, колючки эти, как оказалось, росли по всему телу эгнов и в прямом смысле заменяли им волосы. Лем рассказал, что эгны родом из мира Ортилэкс, и что это — одна из самых совершенных рас, созданных раут. Сам Самюэль просто нашёл эту расу интересной и необычной. Но Элин… О-о! Она буквально влюбилась в эту расу.

Изабель же привлекли совсем другие существа, а именно четверорукие шивы из мира, именуемым Ортарионом. Её восхищали, и одновременно удивляли их руки, бравшие своё начало из лопаток. Изабель уже видела, на что способны шивы со своими руками на примере сестры Чатри, однако у неё в голове не укладывалось то, как они столь искусно с ними управляются. Лем рассказал детям, что шивы — мудрейшая раса из всех существующих. Большинство из них для решения любой из проблем используют лишь две вещи: технику и магию. Зачастую шивы объединяют такие вещи, как механизмы и магию, создавая удивительные технические творения. Так, именно благодаря шивам были придуманы такие вещи, как фонари, а также мосты, состоящие из чистой магической энергии, которые гораздо практичнее каменных или деревянных.

Кроме эгнов и шив, на улицах встречались и знакомые детям дейтерианцы и эльфы, которые, судя по всему, составляли большую часть населения города. Однако дети открыли для себя ещё несколько новых рас: широкоплечих людей-ящеров родом из мира Тендсораса, именуемых ангусами, карликовых людей — двергов, прибывших из Ортекса, а также людей целиком состоящих из металла — металликов, пришедших в Мидракс из Ортанума. Ангусов и двергов было в разы меньше, чем тех же эльфов, эгнов или шив, а металликов и вовсе было лишь пару человек. Представителей человеческой расы на улицах не было вовсе. Несмотря на столь обильное разнообразие рас, на улице царила мирная и дружественная обстановка. Казалось, что в этом обществе приняли бы любого, кем бы он ни был.

Наблюдая все эти городские пейзажи, совершенно иные расы и вещи, доселе невиданные Самюэлем, он чувствовал, как всё его понимание о мире постепенно разрушалось. Ему хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, ибо не верилось, что всё это происходит взаправду. В этот момент его не заботило ничего, кроме осознания того факта, что столь обширный и прекрасный мир был всё это время скрыт от его глаз. А всё ли он узнал теперь? Или, всё же, нет? Какие ещё тайны хранит этот мир? А готов ли его принять этот огромный мир? Увидит ли он в Самюэле нечто большее, чем везучего отброса с бледными волосами? А что произойдёт с его подругами? Найдут ли они своё место в этом мире, или же станут скитальцами судьбы, не знающими куда податься? Все эти вопросы роились в голове у Самюэля, отрешая его от всего и погружая в транс. Они заставляли размышлять, сомневаться, спорить с самим собой. Мидракс казался Самюэлю совершенно иным, что породило в нем мысль, что здесь торжествует добро.

Внезапно мысли Самюэля прервались. Из окон одного из домов выпрыгнуло нечто багряно-кровавого цвета, когтистое и худое, и приземлилось прямо перед каретой. От испуга запряжённые хеги встали на дыбы, из-за чего чуть не перевернули карету. Увидев существо, перегородившее им путь, они начали пятиться назад. Кучер-эльф и вовсе оцепенел от увиденного. Все в карете перепугались не на шутку. Только Лем сохранял спокойствие. Чутьё охотника сразу подсказало ему, что здесь что-то не так.

— Ждите здесь и не высовывайтесь, пока я не скажу, — приказал Лем и вышел на улицу.

На улице тем временем уже царила паника. Все с криками бежали прочь от существа, и старались спрятаться в своих домах. Лем обратил на него свой взгляд и узнал в нём нечисть вида крюкохват. Выглядел этот монстр потерянным, озирался по сторонам и непонимающе стрекотал. Привлекаемый криками, крюкохват пытался выбрать себе добычу, мечась между вопящими горожанами. Вдруг его внимание привлекло испуганное ржание хегов, уже готовых ускакать прочь. Прострекотав, крюкохват бросился на хегов и в момент разодрал обоих в клочья. Кучер, еле сдерживая крик, бросился прочь от кареты.

Лем повернулся к детям, поднеся палец ко рту:

— Ни звука! — еле слышно проговорил он и закрыл дверь.

Лем обнажил свой меч и медленными, размашистыми шагами начал отходить в сторону от кареты, старясь не привлечь внимание монстра раньше времени. Отойдя на достаточное расстояние, он встал в боевую стойку, согнув ноги и занеся меч за спину, после чего достал из кармана жилетки багровый треугольный хвост на серебряной цепочке и выставил руку с ним вперёд. Крюкохват сразу же оторвался от своей трапезы и повернулся в сторону Лема. Угрожающе стрекоча, он спрыгнул с туши разодранного им хега и приготовился к нападению. Охотник круговым движением обмотал амулет вокруг своей ладони и принялся ждать атаки монстра. Шевеля своими кожаными жвалами, крюкохват низко присел. Атаковать он не спешил и будто бы выжидал удобного момента. Такое поведение несколько встревожило Лема. Крюкохваты, обычно, бросались в бой сразу же, как только замечали жертву. Но эта особь сильно отличалась от своих собратьев. Она будто бы умела думать. Однако Лем не позволял волнению отвлечь его от предстоящего боя.

И вот монстр резко рванул вперёд, прыгая из стороны в сторону. И снова что-то не так. Крюкохваты ещё никогда не маневрировали и всегда тупо атаковали. Под подобное нападение нынешняя стойка Лема не подходила вовсе. Пытаясь просчитать, с какой стороны ударит крюкоховат, охотник попытался быстро сменить стойку, но было уже поздно. Крюкохват набросился на Лема слева и, замахнувшись своей правой рукой, уже был готов нанести удар. Лема спасла его быстрая реакция. Взмахом меча он сумел в последнюю секунду рассечь руку монстра, отбив тем самым его атаку. Крюкохват отскочил назад, стрекоча от боли. Но он даже не думал отступать. Лем встал в другую стойку, чтобы справиться с маневрированием монстра. Зловеще пошевелив жвалами, крюкохват вновь бросился в бой. Но он даже не думал маневрировать, как раньше. Монстр атаковал сверху. Он снова изменил тактику. «Да что с ним не так?!», — пронеслось у Лема в голове. Парировать удар он уже не успевал, и потому отпрыгнул в сторону, избежав атаки монстра. После промаха крюкохват сразу же бросился за Лемом, пытаясь нанести ему самые разные удары и постоянно меняя тактику. Он бил то сверху, то снизу. Пытался нанести удар то по голове охотника, то по ногам, то по туловищу. Причём между атаками монстр перерывов не делал, чем не оставлял Лему возможностей для атаки и заставлял его сражаться с упором на оборону и парирование ударов. Судя по всему, крюкохват пытался взять Лема измором. Но как он пришёл к этому? Да и откуда у обычного «расходного материала» нечисти такой расчет? Более того, тактика крюкохвата работала. Хоть Лем и был мастером уклонений и парирования, он начинал уставать. Но охотник не унывал. Несмотря на то, что поведение крюкохвата и было нетипичным, его телосложение оставалось неизменным. Без своих рук монстр был беспомощным и очень уязвимым. Одну руку Лем уже смог повредил, оставалась ещё одна. В один момент Лем попытался нанести скрытный удар кинжалом по руке крюкохвата. Но тщетно. Монстр вовремя заметил кинжал, который Лем вытащил из-за спины, и мощным ударом выбил его из руки охотника.

Самюэль и Элин тем временем внимательно наблюдали за боем Лема с нечистью. За всеми их движениями, за каждым их шагом, за каждым взмахом клинка Лема, за каждым ударом крюкохвата. Всё это напоминало танец, пугающий, но по-своему завораживающий, финал которого решал судьбу обоих танцоров. Элин, желавшая стать охотником на нечисть, внимательно наблюдала за каждым движением охотника и монстра. Самюэль уже не мог усидеть на месте и был готов броситься на помощь Лему. Но его сдерживало осознание того, что в данной ситуации он станет лишь обузой, ибо не имел никакого оружия под рукой, из-за чего никак не мог помочь охотнику. Зит тем временем успокаивала перепуганную Изабель. Она нашёптывала девочке, что всё будет хорошо, что Лем — бывалый охотник и справится с любым. Хотя и саму Зит пробирал страх, причём не столько за себя или детей, сколько за Лема.

Наконец, охотнику удалось рассечь крюкохвату и вторую руку. Теперь он полностью был уверен в победе. Оставалось лишь разрубить монстра, и всё кончено. Лем уже замахнулся и был готов прикончить нечисть. И вдруг монстр, что есть, силы боднул Лема в живот. Снова неожиданный ход. Этот удар сбил Лема с ног, что позволило крюкохвату схватить его. Пускай рвать в клочья монстр уже не мог, но у него всё ещё оставались зубы. Прострекотав, крюкохват укусил Лема в плечо, впрыснув зубами на жвалах парализующий яд, лишая противника последнего шанса на спасение. Лем закричал от боли. Изабель и Зит сжались от страха и ещё крепче обняли друг друга. Глаза Самюэля снова заполонил красный туман ярости. Он выскочил из кареты и бросился к кинжалу, валявшемуся на выстланной камнем дороге. Схватив его, Самюэль запрыгнул на спину крюкохвата и принялся наносить ему удары в шею. Монстр отпустил Лема, издал пару предсмертных стрёкотов и повалился замертво, в то время как Самюэль отпрыгнул в сторону.

Тяжело дыша, Самюэль осмотрел поверженного им монстра. Кожа его скорее напоминала голые мышцы и была усеяна маленькими шипами. Кошачьи глаза крюкохвата безжизненно смотрели куда-то в небо. Носа на его лице не было вовсе. Руки и ноги монстра были хоть и мускулистыми, но довольно худощавыми. Кисти же отличались своей громоздкостью. На конце каждого из пальцев находился огромный коготь, формой своей напоминавший огромный острый крюк. На груди, торсе, локтях, коленях и черепе были беловатые уплотнения, поначалу показавшимися Самюэлю костями. Концы лопаток крюкохвата сильно выпирали вверх, из-за чего кожа на них казалась натянутой. Из шеи монстра всё ещё хлестала кровь, а сам он время от времени конвульсировал.

— Какой безумец породил столь ужасное создание?

Самюэль обернулся в сторону кареты. К нему бежала перепуганная Изабель. Он жестом остановил её, после чего медленно начал подходить к крюкохвату. Оказавшись рядом с ним, мальчик присел на колено и аккуратно, еле дыша, приставил остриё кинжала к горлу и после небольшой паузы резко вонзил клинок. «Чтобы не проснулся». Самюэль поднялся и на всю улицу огласил:

— Эта тварь мертва! Можете выходить!

Отряхнувшись, Самюэль подошёл к Лему, с изумлением смотревшему на поверженного крюкохвата. Лем тяжело дышал. Своей рукой охотник закрывал рану, которая адски жгла из-за токсина. Укуси монстр чуть ближе к шее, и Лем был бы мёртв. Но охотнику было будто бы плевать на это. Он не благодарил судьбу за счастливый промах крюкохвата, не радовался чудом спасённой жизни. Лем раздумывал лишь об одном, почему эта особь был так умна. Заметив Самюэля, протягивающего ему руку, Лем сделал строгое лицо.

— Я же велел — не высовываться!

— Ты бы предпочёл погибнуть? Странный ты, однако.

Лем улыбнулся. Он подал руку мальчику и подняться на ноги.

— Молодец, что ослушался. Знаешь, порой надо уметь действовать вопреки указаниям. Но впредь старайся так не рисковать.

Лем поднял голову. Люди начинали постепенно выходить из своих убежищ, с осторожностью поглядывая на труп крюкохвата. К самому Лему уже бежала взволнованная Зит. За ней быстрым шагом следовала Элин. Подбежав к охотнику, Зит сразу же расстегнула и сняла его жилет, оголила плечо Лема и приступила к осмотру раны. Хотя Лему и была приятна её забота, он знал, что скоро в его адрес последует волна раздражавших его осуждений, что несколько портило впечатление. Следом за Зит подошли Изабель и Элин. Последняя присела на корточки рядом с монстром и принялась взглядом изучать его.

— Больно? — спросила Зит, ощупывая место укуса.

— Терпимо.

— Болван! — Зит сняла пояса Лема фляжку и вылила её содержимое на рану. Она моментально зажила. — Сколько не тверди тебе об осторожности, всё мимо ушей! Конечно, зачем же меня слушать? Мы же лучше знаем, как с этой дрянью биться! Дурная твоя башка!

— Зит, прошу, только не начинай, — ответил Лем, который уже порядком устал от этих причитаний.

— О, это я ещё не начала, и ты это прекрасно знаешь! Ты хоть о ком-то, кроме себя думаешь? Или решил мне такой подарок на перевод во дворец устроить? Хорошая мысль, ничего не скажешь!

Лем, кряхтя, подтянул плечо и попробовал поднять руку. Безрезультатно. Токсин уже полностью её парализовал.

— Что такое?

— Да, яд. Ничего страшного, скоро отпустит.

— И ты так спокойно говоришь?! У тебя с головой всё в порядке?! Я там чуть с ума не сошла, а ему хоть бы хны!

— Просто укус, и всё. Успокойся. Нечего так убиваться из-за каждой ранки. Я понимаю твоё волнение, но суть моего дела — рисковать. Хочешь не хочешь, а терпеть придётся.

— Это я понимаю, но ведь можно сражаясь с нечистью проявлять хоть какую-нибудь осторожность? Ты ведь не бессмертный.

— Знаю, знаю. Виноват. Но я не ожидал от него такого. Какой-то этот крюкохват чересчур умный… Даже слишком умный…

Тем временем Лема и его компанию уже обступили зеваки и местные стражи порядка, именуемые полицией. Между ними протискивались ещё двое охотников на нечисть — эгнийка и эльф. Эгнийка была выше и худощавее своего напарника, что было необычным для расы эгнов. Отростки на её голове были длинными и доходили почти до пояса. Левая рука её был вся чёрная, будто бы высушенная и покрытая трещинами, испускавшими фиолетовое свечение, за что девушка получила прозвище «Иссушённая Длань». Звали её Николетта Литман. Для друзей, одним из которых являлся её спутник Краций Хотмор, просто Нико. В отличие от Нико, эльф выделялся своим изувеченным лицом, а именно огромными шрамами на всё лицо, один из которых проходил через его левый глаз, закрытый повязкой. Левое ухо его было изрядно издербанено, а кончик правого отсутствовал вовсе. Выглядел он куда суровее и старше всех присутствующих и буквально источал мужество и бесстрашие. Форма обоих почти не отличалась от формы Лема, разве что у Крация она была куда более потрёпанной. Кроме того, медальон Нико был серебряным, а Крация — золотым.

— Рат Сан’Ар! Мы прибыли так быстро, как только сумели! — выкрикнула Нико, как только она и Краций пробрались через толпу. — Вы уже покончили с нечистью?

— Как видите. Повозка при вас?

— Да, рат Сан’Ар.

— Замечательно. Нико, возьми крюкохвата и доставь к нашим. Исследуйте его. Он оказался слишком умён для своего вида.

— Он был один? — уточнила Нико, взглянув на тело крюкохвата.

— Да, один. А поэтому, Краций, возьми с собой полицейских и задержи всех, кто находился в доме. Жильцы всё ещё должны быть в нём. Я не видел, чтобы кто-то покинул дом.

Краций молчаливо кивнул, и, взяв с собой с десяток полицейских, направился к дому, из которого выпрыгнул крюкохват.

— Стойте, стойте! Зачем вы задерживаете их? — обеспокоенно спросила Изабель.

— Видишь ли, Изабель, дело в том… А! Элин. Самюэль. Вы тоже слушайте — может пригодиться. Крюкохваты всегда обитают стаями. Крюкохватов-одиночек попросту не существует, поскольку у них коллективное мышление. Иными словами, о чём думает один, о том думают и все. Если же крюкохват оторвётся от стаи, то его связь с остальными прервётся, из-за чего он будет вести себя потерянно и бросаться на всё, что шумит. Если крюкохват и появляется один-одинёшенек, то только тогда, когда его призвал кто-то из смертных, то бишь из нас. А это значит…

— Кто-то в этом доме специально призвал демона, — закончила Элин фразу Лема.

— Именно.

— Но зачем? — всё ещё не понимала Изабель.

— С этим мы и разберёмся, юная ог, — ответила Нико за Лема. — Рат Сан’Ар, не подсобите?

— Прости, но никак. Из-за этого крюкохвата у меня рука отказала.

— Ладненько. Значит, дотащу сама.

Нико потащила тело крюкохвата сквозь редевшую толпу, ограждаемую полицией, и погрузила монстра на повозку, на которой прибыли охотники. Лем обратился к полицейским и попросил отдать ему пару хегов. С помощью Нико и вернувшегося кучера, он запряг хегов и уже был готов выдвигаться ко дворцу.

В этот момент, из дома, откуда выскочил крюкохват, вышел Краций с эгном, больше походившим на ходячий труп, чем на живое существо. Следом за ними вышли и полицейские с жильцами в наручниках. Одни задержанные спокойно шли и ни о чём не беспокоились, другие вырывались и убеждали их отпустить, третьи бранились как на полицию, так и на виновного эгна. Зная то, каким Краций может быть, если оставить его с виновным наедине, Лем подозвал к себе Нико:

— Проследи, чтобы он бедняге не разбил морду в кашу, как обычно.

— Постараюсь, но не обещаю. Сами знаете, если он начнёт, то уже не успокоится.

— Значит, не дай ему завестись. Я скоро буду.

Карета тронулась. Медленно она покидала место происшествия под гул толпы и крики задержанных. Атмосфера в карете была напряжена до предела. Дети не были в восторге от того, что помимо виновного полиция задержала ещё и граждан, не имевших никакого отношения к произошедшему. Хотя дети и понимали, что это было необходимо для всеобщей безопасности, всё равно это выглядело бесчеловечно. Сам факт того, что без зла нельзя сделать добро, изрядно портил настроение. У Изабель это вызывало сожаление, у Самюэля — злобу. Дети пытались понять: в чём был мотив виновного эгна? Зачем обычному горожанину призывать столь опасное создание? Быть может, он хотел с кем-то поквитаться? Но насколько сильной должна быть злоба, чтобы подвергнуть смертельной опасности всех окружающих?

Чуя всю напряжённость обстановки, Лему становилось не по себе. Он решил, что надо развеять весь негатив какой-нибудь историей из жизни, чтобы отвлечь всех от произошедшего. Однако Лем не успел даже разинуть рта. Элин, которая, похоже, думала точно так же, уже опередила его:

— К слову, Лем. Мы знакомы уже более недели, а ты почти ничего не рассказал нам о себе. Расскажи нам, пожалуйста: как стал охотиться на этих монстров? — тут Элин заметила удивлённые лица Самюэля и Изабель, пристально смотревших на неё. — Что? Раве вам не интересно? И не надо лгать, что не интересно. Не хотите знать? А я вот хочу! Лем, право, расскажи. Не всем, так хоть мне.

— Хм… почему бы и нет? Как раз отвлечётесь от всего этого кошмара. Вы же не против?

По взглядам Изабель и Самюэля, Лем понял, что нет.

— Ну-с, что же. Слушайте.

Лем посмотрел куда-то вниз и тоскливо улыбнулся.

— Я родился в небольшой деревушке далеко-далеко от Закара. По правде сказать, мне повезло, что я вообще был рождён. Видите ли, родители мои были уже не в том возрасте, чтобы иметь детей. И всё же чудо свершилось. Отец с матерью посчитали, что я — это дар самой Лунарии, чем постоянно хвалились перед соседями. Раздражало это всех, в том числе и меня. Никогда не любил, когда меня кто-то превозносил. Так, я что-то отвлёкся. Помимо меня в семье были две сестры и брат. Они все были старше меня. Моих сестёр звали Арринхольд и Валих, а брата — Фалин. Про Арри мне особо сказать нечего. Тихая, неразговорчивая, но вместе с тем работящая и заботливая, она во всём подражала маме. Арри была старше меня на восемь лет. Валих же была несколько иного склада. В домашних делах она была не так умела, как Арринхольд. Но зато в другом она была сильнее остальных. Валих всегда умела поддержать веру и надежду. Не важно, во что. Насколько бы сильно тебя не поглощало отчаянье, она всегда возвращала тебе надежду на лучшее. Во многом, именно благодаря ей я и смог стать охотником. Она родилась раньше меня на шесть лет, — Лем тяжело вздохнул. — И мой брат Фалин. Когда я родился, он уже был учеником одного из местных охотников — Хакса, а в свои шестнадцать уже получил свой первый ранг — Лап. Он был старше меня лет на двенадцать. Я всегда восхищался им. Нередко мне доводилось наблюдать, как он сражается с нечистью, то и дело заглядывавшей к нам в деревушку. Фалин со своим учителем были нашими героями. Храбрыми и сильными, готовыми на всё ради победы. Я хотел быть похожим на Фалина и сражаться с ним плечом к плечу. Но родители были против. Хотели, чтобы я стал жрецом. Потому с малых лет водили меня к местным жрецам, чтобы те рассказывали мне о том, насколько хороша Лунная богиня. Но моё сердце жаждало другого. Я хотел быть воином, сражающимся против порождений её главного врага — безумного Саманта. Однако всё это родители пропускали мимо ушей, да и Фалин постоянно отговаривал меня от этого. Лишь Валих поддерживала меня, за что ей часто доставалась. Когда же Фалина с Хаксом перевели в Закар, в нашей семье он стал считаться предателем, бросившим нас на произвол судьбы, из-за чего нам было запрещено даже говорить о нём и его деятельности. Мне тогда было восемь. Два года я грезил о том, чтобы стать охотником. Я втайне пытался научиться движениям Фалина, которые он отрабатывал на тренировках, пробовал научиться паре заклинаний света, тайком читал книги об охоте на нечисть. Идея стать охотником буквально пожирала меня. И вот, когда мне стукнул мой первый десяток, я решился на побег. В то утро из деревни выезжал торговый караван прямо до Закара. Я планировал сбежать с ним. Но в ночь перед отъездом, когда я уже собирался покинуть свой дом, то столкнулся с Валех. Тогда я подумал: «Ну, всё! Прощай моя мечта!». Честно, я был готов заплакать. Но она… Она помогла. Со слезами на глазах, через силу, но помогла. Валех дала мне немного хлеба, помогла подобраться к каравану и забраться в одну из повозок. Напоследок она попросила меня лишь о двух вещах — писать ей почаще и всегда следовать за своей мечтой, ни за что не отступая, — Лем снова тяжело вздохнул. Казалось, что он вот-вот расплачется. — О, Лунария. В жизни не забуду её заплаканное лицо.

— Ты так легко покинул свой дом? Неужто тебе совсем не было тяжко? — поразилась Изабель.

— Тогда — нет. Я был олухом, ослеплённым своей мечтой. Её свет был так ярок, что за ним я не видел ничего. Я не думал о том, что будет с мамой, папой и Арринхольд, когда они узнают о моей пропаже, насколько им будет больно. Той ночью я не понимал, почему Валих так рыдала и почему так крепко обнимала меня. Тогда я думал лишь о том, что скоро стану охотником на нечисть и встречу Фалина. Нашли меня в полдень, во время стоянки каравана. Меня поймал один из купцов. Деревня моя была уже далеко, возвращаться в неё никто не собирался. Я рассказал купцам, почему забрался к ним и что в Закаре у меня есть брат, и они согласились довезти меня до города. Более того, в караване было двое охотников, ну так, на всякий случай. Имён их я, буду честен, не запомнил. Мне удалось уговорить их отвести меня в штаб охотников на нечисть, чтобы там мне помогли найти Фалина. До Закара мы добрались безо всяких приключений, зато за всю дорогу я наслушался немало историй о нечисти, других мирах и крупных городах, что только подогрело моё желание стать охотником. Сама дорога заняла у нас где-то полтора дня. Караван остановился в Закаре на неделю и охотникам разрешили помочь мне с поисками Фалина. Нам крупно повезло. Когда мы пришли в штаб, Фалин был там — ожидал награды за работу, — Лем стыдливо усмехнулся и зачесал свой лоб. — Ох, как же он орал на меня и как только не бранил, но, всё же, обучать согласился. К слову, в тот день я и познакомился с Крацием. Ну, с тем израненным эльфом, что выводил преступника. Помните, должно быть? Он был напарником Фалина и тем ещё балагуром, а ещё очень любил выпить, впрочем, как и сейчас. И именно из-за этого Краций ниже меня в звании. Ну, ещё из-за чрезмерной грубости и жёсткости. Думаю, вы заметили.

— Ещё бы! Он и тогда таким был?

— Нет-нет, Элин, что ты! В то время он был чуть ли не главным весельчаком. Краций стал таким из-за… — улыбка с лица Лема пропала. Он тяжело вздохнул, будто вспомнил что-то ужасное. — Но об этом позже. Суть в том, что они с Фалином согласились меня тренировать и занесли меня в список охотников как ученика. Элин, нам на днях тоже надо будет записать тебя. Так что будь готова.

— Хорошо.

— Лем, ты говорил, что твоего брата перевели в Закара вместе с учителем. Он не был против твоего обучения? — спросил Самюэль.

— Нет, не был, — с сожалением ответил Лем. — Когда я прибыл в Закар, Хакс был мёртв уже как полгода. Насколько мне известно, его разодрал фатакс — фантом-потрошитель. Но давайте не будем об этом, хорошо? Так вот, я начал своё обучение у Фалина. Как оказалось, Валих переписывалась с ним втайне ото всех все эти два года. К переписке присоединился и я. Обучение у всех охотников длится четыре года и пока оно не закончится, я не имел права участвовать в охоте на нечисть. И я учился, тренировался до потери сознания, нещадно изнуряя себя, как только мог, лишь бы стать лучшим из лучших и быть готовым ко всему. Бывало, что я терял сознание прямо посреди тренировки. Просто падал и валялся, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не чувствуя. А когда приходил в себя, то перед собой всегда видел лишь двух: умирающего от смеха Крация, хвалившего сквозь хохот моё упорство, и Фалина, который хоть и поддерживал Крация, но смотрел на меня таким обречённым взглядом. Теперь я понимаю почему. Стоило ли оно того? О, ещё как стоило! Не хочу хвастаться, но к концу своего обучения из всех охотников, получивших свой первый ранг, я был самым способным и выносливым. Уже в свой первый год работы получил свой второй ранг — Аес. Работал я вместе с Фалином и Крацием. Первым монстром, с которым я столкнулся, был мозгун. Это монстр, управляющий вещами силой мысли. Особых проблем он у меня не вызвал, а с ним не каждый опытный охотник справиться может.

— Хвастун! — Зит, с улыбкой хмыкнув, легонько пихнула Лема.

— Ну, не без этого. Так или иначе, для своего возраста я показывал выдающиеся результаты. Однако, несмотря на это, Фалин считал меня просто ужасным охотником. Мне, разумеется, было интересно, почему он так думает. Но Фалин наотрез отказывался называть мне причину. Говорил: «Тебе самому нужно понять это, иначе всё без толку». Я думал, что всё дело в несовершенстве ведения боя, в том, что я пользуюсь только мечом, что должен придумать свои приёмы, что должен сражаться чаще, но, по словам Фалина, всё это было не то. «Нет, всё дело абсолютно в другом. Это — куда важнее, чем тренировки, выносливость, сила или храбрость. И без этого, ты — просто отвратительный охотник». И я долго ломал голову над тем, что именно не давало стать мне «хорошим» охотником, и очень долго не мог этого понять. Но в один день я, наконец, понял. И это было просто ужасно. Мне тогда было лет семнадцать. Меня как раз повысили в ранге — я стал Фером. Фалин и Краций вместе с отрядом охотников были отправлены на разведку к границам Закарских земель. По предположениям, там завёлся демон-подчинитель. Воистину пугающие существа. Они — отпрыски «Семи смертных грехов» — семерых сильнейших демонов в истории, детей младшего сына Саманта — Баала. Разумеется, тогда я ещё не был готов к встрече с таким противником, а потому остался в Закаре. Крация и Фалина не было около трёх недель. Но какое же было потрясение, когда они вернулись. Это была трагедия для всего Закара. Половина охотников была убита, а большая часть тех, кто вернулся, стали калеками. Краций и Фалин были одними из них. Краций остался без глаза, — Лем сделал паузу. Казалось, что он вот-вот расплачется, — а Фалин лишился обеих ног.

В карете повисла мёртвая тишина. Никто не решался сказать и слова.

— Для меня с Крацием это было настоящим ударом. Собственно, именно тогда он и лишился своего задора и вечно весёлого нрава. Краций до сих пор чувствует вину передо мной, за то, что не сберёг Фалина. Я-то уже давно простил его, однако себя Краций простить просто не может. На меня же эта трагедия повлияла ничуть не меньше. Как выяснилось, в рану Фалина проникла зараза, и когда он вернулся в Закар, лечить её уже было бесполезно. Оставалось лишь наблюдать за тем, как он умирает. Краций запил, а я не отходил от Фалина до самой его кончины. Днями и ночами я наблюдал за его мучениями, слушал его тяжкие вздохи, хрипы и кашель, дотрагиваясь до него, чувствовал адский жар его тела, помогал докторам, облегчавшим его муки, поил его отварами. Порой Фалин замирал и лежал, не вздрагивая, не издавая не единого звука, еле дыша. В такие моменты он походил на мёртвого. Но вдруг его передёргивало, Фалин пробуждался, и муки продолжались. И, наблюдая за ним всё это время, я пытался понять, ради чего он всё это терпит. Впервые в жизни охотник предстал передо мной в образе мученика, а не бесстрашного героя, и виной тому были порождения Саманта. И тогда меня осенило. Я сразу же представил, что на месте нас с Фалином был кто-то другой. Мать, держащую на руках своего ребёнка, которого загрызла нечисть. Отец, что на глазах у сына убил свою жену, поддавшись зову демонов. Молодая пара, не успевшая познать радость любви, ибо была убита монстрами. Но нет, сегодня этого не произошло. И всё благодаря жертве охотника. Тогда я понял, что хотел донести до меня Фалин. Я захотел стать охотником, потому что видел их бесстрашными героями сказок и хотел стать похожим на них. Но охотник это не просто герой. Он в первую очередь мученик. Он обязан страдать, чтобы эти страдания обошли других, и должен делать это добровольно. Именно за это охотников и называют героями. И я не был этим героем, ведь я не страдал за других, не чувствовал их боль. Я считал героизмом саму борьбу, а не жертву, которую ты совершаешь во имя других. Поэтому я был плохим охотником, и потому Фалин был настоящим героем. И я задал себе вопрос: готов ли я стать этим мучеником, готов ли я страдать за других, готов ли я стать таким, как Фалин? После недолгих раздумий я ответил себе — да, готов. Я поделился этими мыслями с Фалином и спросил, этого ли мне не хватало. Он лишь широко улыбнулся мне в ответ, а затем закрыл глаза и снова замер, но уже навсегда. И я помню, как громко взвыл в тот момент, как рыдал всю ночь. И никто не упрекал меня. Все понимали, каково мне было. Но вся эта боль была необходима для меня. Именно благодаря ей я стал тем, кем являюсь сейчас. И знаете, меня до сих пор пугает то, что лишь страдания и муки могут изменить нас и заставить понять, насколько важна такая вещь как жизнь. Однако наш мир устроен именно так, а не иначе, и сопротивляться ему мы не в силах.

Лем поднял голову и с отцовским взглядом посмотрел на поникших детей.

— Но меня радует, что моя участь вас обошла стороной. Лишь взглянув на вас можно смело сказать, что вы не чувствуете себя героями. Что же тогда движет вами? Что заставило страдать Самюэля в битве с Букой? Что заставило Изабель помочь незнакомому мальчишке, истекавшему кровью? Что заставило Элин помочь Самюэлю в битве с нечистью? Вы ведь не думали о том, что хотите погеройствовать, верно? Так зачем вы всё это сделали? Могли ведь просто не вмешиваться и всё. А ответ прост: вы все — мученики. Вы готовы страдать за других, лишь бы с ними всё было в порядке. Не важно, родной ли это человек, или простой прохожий. Сами подумайте, Изабель помогла Самюэлю, даже не зная его. Помогла тому, кого считали порождением зла. Вас ведь невзлюбили за это, так? Но Изабель пошла на эту жертву. Объяснение этому лишь одно. Вы уже познали всю боль этого мира. Вы уже приняли её, но не можете допустить того, чтобы её принял кто-то другой. Вы уже знаете, что каждая жизнь ценна. И меня радует, что вам не придётся терять друг друга, чтобы понять это.

Конец ознакомительного фрагмента.