Этюды и стихи моей мамы. «Мы жили не зря!»

Алексей Ратушный

Это книга объединяет мамину прозу, мамину поэзию и мои о ней воспоминания. В энциклопедическом словаре Уральских писателей мы – единственные – изображены вместе. Мы с мамой прожили на планете вместе пятьдесят два года! Вот в пятьдесят втором я и родился. У этой книги нет аналогов. В Этюдах мама описала Гулаг. Но это не перечисление ужасов! Это книга о Первой любви! Каждый раз, когда мы расставались, мы обнимали друг друга и шептали: «Мы жили не зря!» Книга содержит нецензурную брань.

НАЧАЛО

Когда человека жизнь выбрасывает в житейское море без груза вещей, без дома, в возрасте 17—18 лет, когда в голове одни мечты, которые реальная жизнь и не пытается осуществить, человек часто вступает в конфликт с обществом. Как правило, такие конфликты заканчиваются изоляцией от общества. Для этого всегда существовало огромное количество Указов. Одним из них был Указ от 4.06.47 «Об усилении борьбы с государственными и вольными хищениями», проще — воровством.

Человек, вынесший с фабрики катушку ниток, либо унесший со стройки никому не нужные остатки пиломатериалов (вязанку дров), мог угодить под этот Указ. В то время в деревянной Москве эта вязанка на одну топку стоила 10 рублей, а буханка хлеба на рынке 150—200 рублей (имеются в виду цены, существовавшие до 15 декабря 1947 г. — дня отмены карточек и начала денежной реформы). Попадались люди и за мелкое воровство. А сроки согласно Указу были огромными — от 5 до 25 лет.

Идут на север срока огромные,

Кого не спросишь — у всех Указ…

(из лагерной песни).

Вначале человек попадает в милицию, в КПЗ (камеру предварительного заключения). В этой камере (комнатушка 10—12 метров) * располагалось около 10 человек. Кто сидел на полу, кто стоял прислонясь к стенке. Держали в этой камере трое суток, до получения ордера на арест. Людям негде было умыться, переодеться, и даже в туалет водили всегда два раза в сутки, причем в КПЗ параши не было. Еды не полагалось. Когда водили к следователю на допрос, то следователь давал попить воды.

— — * Здесь и далее автор описывает только то, с чем лично пришлось встретиться. Возможно, в других отделениях милиции было иначе.

Запомнила в его кабинете огромного пса (овчарку).

Каждый надеялся, что прокурор ордер на арест не подпишет, так как его-то дело и яйца выеденного не стоит: подумаешь, катушка ниток или подруга у подруги в общежитии трусы стырила и сама же призналась, а подруга не простила и написала не нее заявление в милицию… Я лично в том КПЗ не запомнила каких-то настоящих жуликов. Там сидели в основном случайные люди, как я потом узнавала из воровского жаргона — фраера.

Но прокурор подписывал все, как правило, не вникая в подробности жизни провинившегося; и на третий день всю братию грузили в «воронок» и везли в тюрьму, знаменитую Таганку. Странное это ощущение, когда после трех суток грязи, вони ты едешь по городу в «воронке». «Воронок» закрыт со всех сторон, лишь сзади дверь из железных прутьев, а за ней еще «предбанничек», где сидят двое солдат. Но по какому-то неуловимому запаху свежести, что проникает в машину, по шуму дождя, что колотит по крыше машины, ты узнаешь вокруг твоего замкнутого мира волю. Москву с ее вечерними огнями, людей, которые там, за твоим мирком, у которых есть дом и тепло.